Благородство во плоти

«О, они построили «Титаник», Чтоб покорять океан ночью и днем, И, они верили, что кораблик, никогда не встретится с морским дном…». Американская народная песня Я впервые увидел этих двоих, когда их головы, подпрыгивали над толпой наших самых первых пассажиров в Саутгемптоне. Тысячи раз я видел суматоху в портах: пронзительные автомобильные гудки смешивались с топотом лошадиных ног по булыжнику, пока легковые автомобили и кареты подвозили путешественников, покидающих берег. Прощаясь друг с другом, люди обнимались, кто-то с улыбкой и смехом, радуясь за тех, кто путешествует ради развлечения, а кто-то со слезами на глазах, переживая за друзей и родных, которые навсегда покидали Старый Свет, чтобы начать жизнь в Новом. То тут, то там великолепный Роллс-Ройс или Даймлер с профессиональным водителем за рулем разгонял в стороны толпу, как Моисей - Красное море, чтобы высадить пассажира первого класса вместе с грудами его чемоданов и другого багажа. А над головами наш большой подъемный кран спускал в грузовой отсек новенький автомобиль «Рено», пополнивший коллекцию мистера Уильяма Картера из Филадельфии. О да, все это я видел и раньше, но эти две головы, одна темная, а другая светлая, обе без шляп, несмотря на общепринятые нормы тех дней, пробудили во мне любопытство. Я обратился к казначею: - Мистер МакЭлрой, кто этот джентльмен с ярко-желтыми волосами? Тот, который сейчас поднимается по трапу? - Я помню его на «Олимпике», мистер Лайтоллер, - ответил он, перелистывая страницы списка пассажиров. Он нашел нужное место и показал пальцем. - Мистер Андреас Рибейро и его камердинер Джон Томас Галвин из Чикаго, штат Иллинойс. Причина поездки - бизнес. Мне сразу подумалось, что с таким именем этого парня не могло миновать то, что мой прямолинейный коллега мистер Лоу называл «дегтярный душ», но у человека передо мной была кожа такая же бледная, как у какого-нибудь шведа. В то время как у его помощника волосы были убраны в аккуратной косе, подобающей настоящему джентльмену, волосы Рибейро ниспадали яркой гривой, доходившей почти до лопаток. На любом другом такая прическа смотрелась слишком женственно, но ему… ему она действительно шла. К тому времени я уже давно работал на больших лайнерах и оставался на них еще много лет после, но, признаюсь, Рибейро заинтриговал меня так, как ни один другой пассажир за все время моей службы. И поэтому, во время всего пути в Нью-Йорк я старался не сводить с него глаз. Я помню нашу первую встречу в том коротком путешествии - незабываемом по причинам, которые вскоре станут явными. В тот ясный день я вышел из каюты, чтобы вступить на свою вахту. Я увидел, как Рибейро неспешно прогуливался по лодочной палубе, в то время как берег Ирландии таял на линии горизонта; его помощник шел немного позади. Я заметил, как он оценивающе окинул взглядом спасательные шлюпки, аккуратно уложенные под шлюпбалками, и, помрачнев, сжал губы в тонкую линию. Он повернулся и, наконец, заметил офицера рядом. - Простите, мистер ...? - Лайтоллер, - представился я. - Второй офицер. - Мистер Лайтоллер, не могли бы вы сказать мне, какая вместимость таких спасательных шлюпок? - Шестьдесят пять человек, - ответил я. - И у вас их всего шестнадцать? - спросил он, пересчитав шлюпбалки вдоль перил по левому борту. - Нет, на самом деле, всего двадцать, сэр. У нас еще есть четыре складных лодки помимо этих. А это на четыре спасательных шлюпки больше, чем требуется Британской торговой палатой для корабля такого тоннажа, как у «Титаника». Компания White Star Line всегда строго соблюдает правила. Он бросил растерянный взгляд на своего помощника и повернулся ко мне. - Какова же вместимость корабля, мистер Лайтоллер? - Две тысячи пятьсот девяносто девять пассажиров, - ответил я, - и еще девятьсот членов экипажа. Он не очень обрадовался, когда услышал мой ответ, поэтому я добавил: - Но на эту поездку не все билеты раскупили. Сейчас на борту чуть меньше тысячи трёхсот пассажиров. Рибейро нахмурился и снова повернулся к своему помощнику. - Поправьте меня, Голвин, если мои вычисления неверны, но, мне кажется, здесь есть некоторое несоответствие. - Да, сэр, - пробормотал мужчина с абсолютно бесстрастным выражением лица, - несоответствие. Рибейро улыбнулся одними губами и обратился ко мне: - Я слышал, как какой-то портовый рабочий в Саутгемптоне сказал пассажирке, что даже сам Бог не сможет потопить этот лайнер. Неужели и вы, и White Star Line верите в эту чепуху? Или эти спасательные шлюпки просто для украшения? «Эх, ты, крыска сухопутная, - подумал я. - Совершенно никакого понимания суровой жизни посреди океана». - Конечно, нет. Ни один человек, бороздящий соленые воды, никогда не поверит в то, что можно построить непотопляемое судно. Он казался достаточно разумным человеком, который может выдержать любую правду, поэтому я тихо сказал: - Все моряки знают, что в случае кораблекрушения посреди океана, спасательные шлюпки просто продлевают неизбежное. Вам придется дрейфовать, пока вы не умрете от холода или голода, если только шквалистый ветер или гигантская волна не добьют вас. - Вы так говорите, будто тем, кому не найдется места в спасательной шлюпке, даже больше повезет. А ведь такое непременно случится, если что-то пойдет не так. - Все будет в порядке, сэр, - заверил я его. - «Титаник» построен таким образом, что останется на плаву, даже если четыре передних отсека будут полностью затоплены. Авария, которая нанесла бы больший ущерб, крайне маловероятна. Он снова повернулся к своему помощнику. - Крайне маловероятно. А что ты об этом думаешь, Голвин? - Если вы позволите мне проявить такую смелость, сэр, - отозвался он, - мой жизненный опыт научил меня, что если что-то может пойти не так, то оно так и случится, и поэтому было бы разумно готовиться к любым неожиданностям. Но я всего лишь покорный слуга, и меня никто никогда не спрашивает. Рибейро рассмеялся и на этот раз его улыбка отразилась во взгляде. - Ну вот вы, мистер Лайтоллер, и выслушали мнение простого человека. Однако я полагаю, что White Star Line и не строила «Титаник» для таких людей, как мистер Голвин. Он вежливо кивнул мне на прощание, и они вдвоем продолжили прогулку в сторону кормы. Рибейро ударил точно в цель, хотя думаю, у него это получилось совершенно случайно. Спасательные шлюпки «Титаника» висели в шлюпбалках Уэлина, специально предназначенных для того, чтобы спустить на воду первую лодку, а затем повернуться и поднять с палубы еще одну спасательную шлюпку. Дизайнер компании Harland and Wolff Томас Эндрюс, который был с нами тогда в первом и единственном плавании «Титаника», изначально предложил разместить у каждой шлюпбалки дополнительные спасательные шлюпки, сложенные стопкой по три. Но владельцы White Star Line отказались от этой идеи, предпочтя освободить на лодочной палубе больше места для того, чтобы пассажирам первого класса было где прогуливаться и дышать свежим морским воздухом. Излишняя безопасность на лайнере, который считался практически непотопляемым, казалась неуместной и нелепой. Теперь, зная, что случилось дальше, я могу только покачать головой, упрекая себя за собственную гордыню. В такие моменты я обычно беру Библию и перечитываю вечную мудрость, заключенную в Притчах 16:18: Гордыня предшествует гибели, а надменный дух - падению. Чтобы слыть настоящим джентльменом, необходимо нечто большее, чем кошелек, набитый деньгами и дорогая одежда, и в этом отношении Рибейро меня не разочаровал. Он излучал атмосферу истинного благородства, не важно общался ли он с равными себе или с теми, кто стоял ниже на социальной лестнице. Насколько я помню, он был очень вежлив с Астором. Джон Джейкоб Астор как раз возвращался из Европы после продолжительного медового месяца, который последовал за столь же продолжительным разводом. Как и любой мужчина, женатый на девушке более чем вдвое младше его, он до смешного гордился своей новой женой и ее скорым материнством. Рибейро всегда с искренней теплотой улыбался этой совсем еще юной девушке, в отличии от многих других - без сомнения друзей предыдущей миссис Астор, - которые общались с супругами с подчеркнутой холодностью и леденящей вежливостью, необходимой в высшем обществе. В ресторане Рибейро имел место за столиком капитана, но, он занял его лишь один раз во время нашего первого ужина, на котором он, казалось, чувствовал себя немного не в своей тарелке. Знакомые стюарды сообщили мне, что впоследствии он обедал в Café Parisien в компании своего слуги и миссис Браун, которая часто к ним присоединялась. Осмелюсь предположить, что присутствие слуги за столом могло кого-то удивить, но, конечно хорошее воспитание не позволяло людям из высшего общества показывать это. Как мне рассказали, когда Рибейро появился за столиком рядом со своим камердинером, он, почувствовав легкое неодобрение со стороны официанта, заметил, слегка приподняв бровь: - Он здесь на случай, если я уроню салфетку. Рибейро, должно быть, был чрезвычайно склонен к тому, чтобы постоянно ронять вещи, потому что всякий раз, когда я видел его бродящим по палубам, его слуга неизменно сопровождал его. Он избегал курительной комнаты с присущим ей дымом трубок и сигар. Я понятия не имел, где он проводил свои вечера, пока однажды утром, на четвертый день, я заметил, что один из стюардов третьего класса посматривал на него с явным неодобрением. Нахмурившись, я подошел к стюарду. Нам не положено судить о наших пассажирах, какими бы эксцентричными они ни казались. Заметив упрек в моих глазах, стюард сказал: - Это такой позор, мистер Лайтоллер! Он, джентльмен, спускается в эти трущобы третьего класса! В ответ я тихо вздохнул. Томас Маллин был еще очень молод и мог не знать некоторые тонкости того, как устроен этот мир. Мой жизненный опыт сделал меня более искушенным в подобных вопросах. Я знал, что в третьем классе есть определенного рода удовольствия, и обмен монет на близкое общение часто оказывается выгодным как для джентльмена, так и для молодой женщины, мечтающей о более высоком уровне жизни. Хотя им обоим стало бы крайне неловко, если бы об их отношениях начали судачить. - У него не возникало проблем с какой-нибудь молодой леди? - О нет, мистер Лайтоллер, ничего подобного, - поспешно ответил Маллин. – Он со своим слугой провел в третьем классе последние две ночи подряд. И он сам, и этот его человек пили и играли в карты с мужчинами. Он очень нравится всей этой толпе, потому что в основном проигрывает. Стюард неловко запнулся, и он посмотрел на меня как-то отрешенно. - Прошлой ночью у одного из пассажиров третьего класса оказалась скрипка, а у другого - волынка, и Рибейро и его слуга танцевали. - С девушками? - Нет, сэр, друг с другом, пока скрипач и волынщик играли какую-то быструю мелодию. Никогда не видел ничего подобного, они двое, взявшись за руки, раскачивались и высоко подбрасывали ноги так, что казалось, будто они порхали, как колибри! Я не смог сдержать улыбку. - А в конце, мистер Лайтоллер, они страстно поцеловались в губы. Могу вам сказать, я видел, как ирландцы и шведы удивленно подняли брови, но некоторые турки им захлопали. Я все еще улыбался, готовясь ко сну в ту ночь. Ни резкое падение температуры, ни сообщения о ледниках, которые мы получали время от времени, не могли испортить мне настроение. Мы держали свой курс на запад, чистое небо было усыпано тысячами ярких звезд; море было спокойным, как мельничный пруд. Гигантский корабль подо мной был вершиной современных технологий. Как только моя голова коснулась подушки, я погрузился в безмятежный сон, находясь в блаженном неведении того, что эта ночь, разделит мою жизнь на до и после.