***
Да, в пылу борьбы разрушен был мир, но поднялся он с колен и стал таким же, как до момента, когда Шао Кан воскресил свою королеву. Вторжение было остановлено несмотря на то, что десять тысяч лет назад поклялся правитель над женской душой, что вернёт её к жизни, и данное слово сдержал. В момент, когда коварные Священники Тьмы ловили, чернили душу императрицы злом, император лелеял грандиозные планы по захвату миров. Но не учёл он самого главного — что у добра тоже есть кулаки. И в конечном итоге оно победило. Так завершается сказ о том, как Защитники Земного Царства одержали победу над Шао Каном — императором Внешнего Мира. Но отважные герои всегда будут помнить тот роковой день, когда над ними разверзлись мрачные тучи, а с небес пал жгучий огонь…***
Этот рассказ совсем короткий, но на него уходит по меньшей мере минут сорок — настолько неважно себя чувствовала Мона. Она часто останавливалась, чтобы перевести дух, затем продолжала говорить снова. Я то и дело прикладывал ладонь к её лбу, чувствуя, как горит кожа под пальцами, и понимал, что конец мучениям женщины не за горами. Все врачи знают, что перед смертью людям ненадолго становится лучше. Например, тяжёлые больные слегка приходят в себя, начинают разговаривать, просят есть и действительно обедают с аппетитом. В таком случае у близких родственников появляется минутный проблеск удивления и надежды. В случае с Моной всё совершенно так же. Когда я навестил её спустя несколько дней, то заметил, что затуманенный взгляд, подёрнутый мутной плёнкой неосознанности, становится осмысленным. Совсем ненадолго, но это, пожалуй, выглядит даже более жутко, чем предсмертное состояние. Столько облегчения в женских глазах я ещё никогда не видел. — Не подумай, что я — героиня, — слабо говорит женщина, когда я сел на стул, стоящий у кровати. — Это вовсе не так. Настоящие герои успевают предотвратить кровопролитие до того, как оно произойдёт. — Защита других ценой своей жизни — не менее героическое решение. Ты уверена, что… не хочешь бороться дальше? Я максимально откровенен. Мона на минуту прикрыла веки, затем открыла глаза, обвела взглядом палату. Порезанные пальцы с полузажившими ранками дрожат либо от волнения, либо от соматического напряжения. Женщина тщательно прислушивается к шуму листвы за окном, к шагам в коридоре. А затем жалобно посмотрела на меня, и я понимаю, что наш мир не так уж и сильно манит её. Реальность не так притягательна, как цветущая Эдения, не так жестока, как Внешний Мир, но самое главное — здесь Мону ничего не держит. Вот почему женщина хочет уйти. Она устала жить в мире, где её считают сумасшедшей. Не знаю, что бы сделал я на её месте. — Я понимаю. Спасибо тебе за те истории о своих друзьях. Твои рассказы полны смысла, они проецировались на меня и окружающих, понимаешь? Услышав эти слова, Мона попыталась засмеяться, но ей помешал носовой катетер от кислородной маски. Я помог снять его, в глубине души надеясь, что об этом никто не узнает. Меня не поняли бы, как не понимают и Мону. — Я всё придумала, — улыбается она. — А ты и поверил. Не было никакого императора. И Вторжения тоже. — Ты лжешь, — спокойно парирую я. — Пытаешься переубедить умалишённую? Эрик, я говорю тебе, что этого не существует, только для того, чтобы ты не жил в мечтах, подобно мне. Нельзя так делать. Нельзя так делать… Это звучит забавно, но в то же время лаконично и правдиво. Нельзя жить только воспоминаниями и мечтами. И сейчас мы, словно местами меняемся: я готов поверить в рассказ о жестоком императоре, а она пытается разубедить меня в этом. — Пусть Шао Кан и был побеждён, но его невозможно не уважать. Направить бы его упорство и амбиции по нужному пути… я уверена, что тогда всё было бы куда лучше. Но знаешь, что я тебе скажу? Лучше бы его не было. Лучше бы Шао Кан никогда не появлялся на свет. — Но без него не было бы и твоего Сказа о Вторжении. — Может быть, ты и прав, — нехотя говорит Мона, — и его жестокие поступки — это основа для эпичной истории, которая произошла когда-то давно, когда Защитники Земного Царства поняли, что именно стоит на кону. Без императора и его тирании не случилось бы Вторжения. Ну, и меня бы тут точно не было. — Мне жаль, что так вышло. Я имел в виду реальную, текущую ситуацию, а не вымышленную, но Мона трактует это по-своему. Она потянула ко мне раненую руку и начала постукивать пальцем по моей тыльной стороне моей ладони. — Сильный действует этим, — шепчет она и прикладывает палец к своему виску, — умный — вот этим. А такие коварные правители, как Шао Кан, действуют кем-то другим. — Кем-то? Не чем-то? — Именно. Кажется, я понял. Но я не уверен в этом до конца. Обдумать бы всё в тихом спокойном месте, но мне не хотелось оставлять Мону одну, зная, что вот-вот должно случиться. Мы провели ещё несколько минут вместе, разговаривая, как старые-добрые друзья. Но вот, мне надо было уже уходить и собеседница понимающе кивнула. — Тебе следует надеть это, — командую я, протягивая пациентке кислородную маску. — Я всё ещё твой лечащий врач, если ты не забыла. — Спасибо, Эрик, — проговорила женщина и закрыла глаза. — Я хочу поспать, ладно? — Это тебе спасибо, — говорю я, с сожалением понимая, что реальный мир создан для меня, а выдуманный — для Моны. И, пожалуй, так даже лучше.