Чужой мальчик

      Ричард Окделл медленно шел за тюремщиком, считая шаги. Два, три, …пять. Длинный узкий коридор и годы, пролегшие между ним и его бывшим эром, Рокэ Алвой, отпустившим его на все четыре стороны после попытки отравления, Рокэ Алвой, вернувшимся в Олларию ради такого ничтожества, как Фердинанд, потому что он клялся ему. В свете этого он сам очень не любил вспоминать свой поступок. Предательство есть предательство, в какие одежды не ряди. Имя Ворона неразрывно было связано с его клятвопреступлением, и все эти годы он отчаянно пытался забыть об этом, сначала прикрываясь высшими целями, а потом, когда прикрываться стало нечем, старался просто не вспоминать, точно так же, как Катарину. С последней было легче. Когда рассеялся дурман очарования от пепельноволосой королевы, и он ясно увидел, каким дураком был, позволяя любимой женщине и Штанцлеру вертеть собой как куклой, на смену обожанию пришла ярость. Но она продержалась в душе недолго. Катарина Оллар потеряла детей и стала сестрой Жозефиной, и на смену ярости пришла жалость. -Мы пришли! — голос тюремщика и звон ключей прервал его мысли. Ричард Окделл, маршал Великой Талигойи, вздрогнул и переступил порог камеры. Несколько мгновений они смотрели друг на друга молча, как бы изучая, потом Ричард тихо произнес — Здравствуйте, герцог Алва! -Здравствуйте, Окделл. Или мне следует называть вас господин маршал? — Не стоит, …эр Рокэ. И в камере повисла тяжелая тишина. Алва не собирался ему помогать, и Ричард вдруг почувствовал себя вновь молоденьким оруженосцем, явившимся пред очи монсеньора. Только теперь синие глаза смотрели не насмешливо, а скорее настороженно. Ничего хорошего от него не ждали. В горле запершило, в виски ударили острые осколки, и от боли стало почему-то легче. Он подождал, пока за его спиной тюремщик захлопнет тяжелую дверь, и шагнул вперед, к узнику, чуть подрагивающими пальцами расстегивая две верхние пуговицы камзола. Алва смотрел молча, никак не реагируя на его действия, пока он торопливо доставал из внутреннего кармана сложенный в несколько раз бумажный листок. -Вот, -он протянул его Алве и виновато добавил, что животных и деревья он рисует получше, но получилось вроде похоже. Тонкие, худые пальцы чуть дрогнули, принимая рисунок. Рамиро смотрел сердито нахмурившись: Ричард заставил его сидеть перед собой больше часа, и подвижному мальчишке это смертельно надоело. — Что за точка над бровью? — хрипло спросил Ворон. -Это родинка, монсеньор. Она овальной формы и один край темнее другого, но на рисунке этого не видно. У него две таких, одна над правой бровью, и одна на правой руке, над локтем. Только та значительно больше. -Родинка, — тихо произнес Алва, — как у… Он резко оборвал себя, требовательно посмотрел на Ричарда, и тот заговорил. Возвращение с севера, маленький городок по пути, малыш, кинувшийся поближе посмотреть лошадку, знакомство с Вивьен Гаеллэ, тревога за ребенка, решение перевести его с матерью в Ракану. — Вивьен, красивое имя, — задумчиво произнес Алва. как будто пробуя его на вкус. И снова в комнате повисло молчание. Алва с застывшим лицом смотрел на рисунок, а Ричард –на него. Острый осколок пробил висок и бывший оруженосец вновь заговорил, борясь с нарастающей болью. О Рамиро, о том, что мальчик очаровал всех в доме и любой согласен выполнить его просьбу. О сказках, что так любит малыш, о лошадях, которыми бредит, о том, как засыпает с деревянной лошадкой в руках. Замолчал он лишь тогда, когда увидел, что лицо его эра превратилось в маску. -Простите, монсеньор, -выговорил он, не замечая, что все время обращается к Алве как к человеку, клятва верности которому все ещё действует. -Зачем вы это делаете, Окделл? — на застывшем лице жили только глаза, но от пронзительного взгляда деться было некуда. –Пытаетесь договориться с совестью, как истинный Человек Чести? -С совестью вряд ли. Нельзя договориться с тем, чего не имеешь, -криво улыбнулся Ричард. -Давно вы…такой самокритичный? — Это имеет значение? Не надо со мной так разговаривать, вряд ли вы скажете мне и половину того, что я говорю себе сам. Он глубоко вздохнул. — Вы можете мне не верить. И я не могу дать вам клятву, моим клятвам, как и обещаниям, верить нельзя. Но я сделаю все, чтобы с Рамиро ничего не случилось! — Почему-то я вам верю, — задумчиво произнес Алва. — Что вы собираетесь сделать? — Я захочу проверить южные укрепления, что ставил Робер, мальчика возьму с собой. Госпожу Гаеллэ придется оставить здесь-она слишком слаба, в дороге может случится всякое. -Что с ней? -Сердце, она больна, ну а последнее время жизнь доставила ей много тяжелых минут. -А ребенок, Рамиро? -Нет, он абсолютно здоров. Прыгает, кувыркается, бегает целыми днями. Не волнуйтесь, пожалуйста! -Почему вы не покажете её лекарю? -У меня в доме такового нет, я пользуюсь услугами армейского, если есть надобность. А обращаться к незнакомому –опасно. — В конце улицы — одноэтажный домик, как будто вросший в землю. Мэтр Аллоус. Он поможет. Ричард кивнул. Худая рука неожиданно опустилась ему на плечо и сжала его до боли. Теперь они смотрели друг другу в глаза. -Что с вами, Окделл? –холодные пальцы коснулись виска. –Вам больно? -Со мной все в порядке Рокэ не ответил, лишь провел пальцем по виску и резко отдернул руку. –Вы так и не научились держать лицо, Окделл. Надо же, а ему казалось, что за эти годы он овладел этим искусством. -Итак, южные укрепления, — протянул Алва. –Наивно и глупо. Или ваш король так вам доверяет после мятежа родственника? -Я не могу держать ребенка, похожего на вас как две капли воды, здесь! Его надо увезти! — Так и увезите, только в Надор! Ричард лишь молча уставился на Алву. –На Север? — На север. Если вы поедете на юг, скорее всего, вас проверят. Не думаю, что вы сможете тогда защитить мальчика. Теперь застыло лицо у Ричарда.- Я никому не позволю его тронуть! –зло бросил он, — он не будет игрушкой для политических игр! -Вы привязались к нему, -в голосе Алвы звучало искреннее изумление. –Почему? Действительно, почему? У него были маленькие племянники, и он искренне их любил, как любят крошечных родственников одной крови, которым в какой-то мере суждено будет продолжить тебя самого. Но близким и родным стал чужой мальчик, встреченный случайно, с которым в его жизнь вошли тревоги, воспоминания и раскаяние. -Он слишком похож на вас, монсеньор! — вырвалось у него, и он невольно прикусил губу, поражаясь своему ответу и в то же время понимая, что сказал правду. Рокэ Алва промолчал, и в комнате снова стало тяжело дышать. -Я не смогу все время держать его в Надоре. -Все время и не надо. Ваш король успокоится через какое-то время, тогда и подумаете, как переправить его на родину. Искать его на севере вряд ли кому в голову придет. Ричард кивнул. Но были и другие проблемы, говорить о которых Ричард просто не мог. Но Алве ничего не надо было объяснять. — Мэтр Инголс должен подготовить бумаги. Ричард был благодарен ему за эти «бумаги» — слова посмертная воля в устах ещё живого человека звучало бы жутко. — Я засвидетельствую свою волю, и мэтр, уверен, найдет способ доставить бумагу в Алвасете. Там должны знать, что у них есть соберано из рода Алва, это избавит герцогство от многих проблем и сейчас, и в будущем. -Я бы не хотел видеть кэналлийские полки у стен столицы, -угрюмо заметил Ричард. — Не желаю, чтобы город ждала судьба Агариса, жители этого не заслужили. — Разумно, — синие глаза сверкнули льдом. –Кэналлийцы не придут за своим соберано. если у них будет уверенность в том, что с ним ничего не случиться и они получат его живым и невредимым. Он осторожно провел рукой по листку, как будто гладил нарисованного сына по лицу и Ричард вздрогнул, вдруг очень четко осознав, что Рокэ Алва никогда не увидит Рамиро и не сможет сказать спасибо женщине, которая его ему подарила. Тонкие худые пальцы пробежались по нарисованным волосам и замерли. -Госпожа Гаэллэ приезжала с сыном в столицу, когда Рамиро подрос. Они стояли у Багерлее. -Что?! Но это же безумие! –Ричард никогда не видел у Рокэ такого злого и испуганного лица. — Это не безумие, -пробормотал Ричард. Но добавить, что это-любовь, не посмел. — Я почти не помню её лица, — очень тихо произнес Ворон. –Дом, плющ, свеча на столе, черные косы… -Она приятная женщина, монсеньор.  — Не ворошите прошлое, Окделл. Я освободил вас от клятвы несколько лет назад. Оплеуха была заслуженной, но все равно было почему-то больно. -Простите, герцог. Просто я всегда обращался к вам именно так, по-другому мне непривычно — Это вы извините, Окделл. Видно я не могу не цепляться. Зовите, как хотите. Легкая кривая улыбка скользнула по сухим губам, и Ричард прекрасно понял несказанное: осталось недолго, и это не имеет теперь никакого значения. Это не имело, а вот вопрос, который Ричард совсем не собирался обсуждать с Алвой несколько часов назад, стал значим. И хотя говорить совсем не хотелось, Повелитель Скал сумел себя преодолеть. Знать было необходимо, и почему-то верилось, что Ворон подскажет, ведь это касалось и его. — Вы знаете, почему Робер решился на такое? — Разочаровался в Ракане и решил, что я буду на троне смотреться лучше? –В голосе была насмешка, но взгляд был напряжен. И Ричард понял: не знает, но очень хочет знать, что толкнуло Эпинэ на безумный поступок. -Когда вскрыли гробницу Октавии, — медленно заговорил он, — там была найдена шкатулка. –Я взял её с собой, потом мы с Альдо познакомились с её содержимым. Там было два документа, два завещания. Эрнани и Франциска. Ваш отец не убивал Ракана, Эрнани отдал власть добровольно, и не в силах вам прервать свою жизнь, попросил об этом Эпинэ. А Франциск завещал трон не Октавию, а Рамиро Алва. Я не знаю, почему ваш предок так распорядился этими документами. Рокэ засмеялся зло, но как-то легко, чуть закинув голову. — Скорее всего, причину звали Ричард. Ричард Горик. Ричард Окделл беспомощно мотнул головой. –Нет! –безнадежно вырвалось у него, хотя он поверил мгновенно- Алва не имел привычки врать, особенно в таких вещах. -Но почему? — беспомощно произнес он. –Не знаю, в семье не принято было обсуждать это. Говорят, что существовала и переписка, которая могла бы многое объяснить, но её никто не видел. Рамиро распорядился не трогать его архив. Как я понимаю, эти завещания попали в руки герцога Эпинэ, и он решил восстановить справедливость. -Он принес их ко мне, — Ричард торопливо поведал о том, как Кончита сказала ему о тайнике, о письме, о том, что Робер отказался ему сказать, как он получил шкатулку. — Документы хранились во дворце, ведь Альдо забрал их с собой. Король, видимо, не знает о пропаже, иначе даже мне не удалось бы спасти сестру и племянников. Робер отказался сообщить мне, как к нему попала шкатулка, и кто ещё владеет этой тайной. И я теперь не знаю, чего мне ждать ещё. По лицу Рокэ Алва скользнула тень, и Ричард подумал, что тот может очень многое сказать о бывшем оруженосце, предавшем, по сути, не только своего эра, но и законного государя. Но тот молчал, и он был ему за это благодарен. — Я могу лишь предполагать, вариантов множество. Документы пропали давно, практически сразу после того, как были обнаружены. В то время не существовало системы охраны Айсмеллера, во дворце избавлялись от следов предыдущего царствования, было много народу и бардака. Тогда до документов добрался человек, который был заинтересован в сохранении тайны не менее Ракана. Поэтому документы не были преданы огласке. — Зачем же их передали Роберу? -Возможно, кого-то перестало устраивать положение вещей. Второй вариант- документы найдены недавно и переданы Эпинэ человеком, которого опять же не устраивает реальность. Но тогда следует искать его среди тех, кто сейчас имеет возможность подобраться к столь важным бумагам. Можно придумать и третий вариант и четвертый. И ещё — этот человек скорее всего знал, что эти бумаги существуют. Вряд ли кто –то пытался найти что-то наудачу. Но это лишь предположения. Хотя, знаете что? Можно попробовать искать среди друзей Эпинэ, к кому он привязан. Ричард прикрыл на мгновение глаза, соглашаясь. И вдруг почувствовал, как горячие пальцы сжали его плечи до боли. -Ричард, -глаза Алвы лихорадочно блестели.--Рамиро Алва, а никто, кроме него, не мог оставить шкатулку в гробнице матери, решил так, как решил. И я не сомневаюсь, что это было его решение, и только его, чем или кем оно бы не было вызвано. Оллар и его потомки в большинстве своем были хорошими правителями. Теперь ситуация совсем другая. Этот белоштанный юноша загубит страну и это значительно важнее того, что Эрнани отрекся за себя и бастарда! Ричард рванулся, но руки Рокэ держали крепко. –Откуда? –прошептал он.- Откуда вы знаете? -Я знаю, — просто сказал Алва. И Ричард снова поверил. Пальцы бывшего эра с такой силой вонзались в плечи, что впору было взвыть. — Поклянитесь, что мой сын узнает о содержимом шкатулки тогда, когда будет способен сам принимать решения и продумывать их последствия! На губах бывшего оруженосца застыли слова о ложности его клятв, потому что во взгляде его эра была отчаянная мольба. Алва впился взглядом в его лицо, и только сейчас Ричард заметил седину на висках, черные круги под глазами, шрам на шее и кровоподтеки, проглядывающие через вырез рубашки. И это поразило его так, что, прежде чем ответить, он несколько мгновений молчал, пытаясь взять себя в руки. А Рокэ терпеливо ждал, не сводя с него глаз. Наконец Ричард отмер, глубоко вздохнул, и медленно произнес: — Рамиро узнает о том, что он имеет законное право на трон Талига только тогда, когда вырастет и сможет реально оценить как свои силы, так и последствия своих действий. Алва с облегчением вздохнул, разжал пальцы и отступил на шаг. В это момент за дверью громко зазвенели ключи. Видно, свидание затянулось, и тюремщик деликатно напоминал о времени. — Вам пора, -буднично произнес Алва. –С вашего разрешения, на эту ночь я оставлю ваш рисунок у себя. А потом отдам его Инголсу. — Я могу что-то сделать для вас, монсеньор? –хрипло спросил Ричард. — Не вмешиваться ни во что. Это было правильно и разумно, только почему-то дыхание перехватило от каменной крошки, забившей горло. Ричард кивнул и шагнул к двери. Он уже взялся за ручки, когда услышал сзади тихое: -Спасибо, Дикон!