***
Валет недоверчиво скривился: — Э? Чего?.. Червовые сгорбились у арки, ведущей в неприметную серую столовую, и взирали друг на друга недоумевающими взглядами: один не знал, что от него требуют, другой — удивлялся перекошенному лицу собеседника. В минуту неловкого молчания блондина вдруг резко отчего-то тряхнуло: ноги чуть-чуть подкосились — он чудом не упал, но вовремя припал к стене и принялся учащенно моргать, шипя от дискомфорта. Ромео встревоженно наблюдал за его действиями, не понимая, как и чем помочь, но после своеобразного «приступа», когда валет полностью пришёл в себя, молча взглянув на короля исподлобья, седьмой обнаружил в его лице нотку чего-то странного, чужого — паршивую черту, которой раньше и в помине не было. А может, просто редко возникала. Нехороший это был взор, гнусный. Может, он до сих пор обижается? — Всё нормально? Ты чего? — робко осведомился офицер, протянув руку к недовольному валету. Тот что-то буркнул и махнул рукой в знак внимания: жёлтый был готов слушать дальше. Ромео же отдернул руку назад, удостоверившись в правдивости слов друга, тем самым ещё разок его оглядев, и не нашёл ничего лучше, кроме как продолжить: — … Так о чём я?.. А! Подойди и скажи нечто вроде «вот я такого красивого мускулистого парня знаю…» … — начал настаивать король, старательно отводя глаза куда-то в сторону, но вмиг был перебит Феликсом, саркастически улыбающимся: — … Мускулистого? — Да неважно! — раздраженно отмахнулся розовый и взмолился: — Просто иди и расскажи обо мне что-нибудь, неужели так сложно? Четвертый хмыкнул, на долю секунды призадумавшись, а после уточнил: — А почему ты не можешь сказать? — на лице его дрогнула бровь: — Неужели так сложно? — повторил слова короля Феликс и небрежно облокотился о стену, чуть не свалившись в помещение через арку. Всё-таки не очень удобная вещь — арки эти, того гляди когда-нибудь в них точно сляжешь. Ромео почему-то совсем тон валета не понравился, как, собственно, и поведение. Он поморщился, отвел правую руку в сторону, как бы теряясь, но не успел даже возразить — Феликс уже скрылся из поля зрения. Шёл он по направлению к крайнему столику, а именно: к сидящей за ним Милане, поступью чересчур уверенной и крайне неестественной — словно валет пытался всем видом показать, что всё нормально, но на самом деле это было далеко не так. Или будто целый день не вставал с кровати, а потом внезапно решил пробежаться — подобным образом у него ноги и заплетались. Седьмой остался стоять у дуги с отведенной рукой, но поняв замыслы блондина, стал пристально наблюдать за происходящим.***
Как только Феликс переступил порог столовой, начались странные фокусы, заставившие Ромео знатно пропотеть и насторожиться. Скрипнув какой-то выбитой доской на полу, четвертый особо не стал заострять внимания на окружающем мире, однако, мгновенное поднятие голов абсолютно всех пребывавших в помещении солдат на звук, невозможно было не заметить и при самом неряшливом рассмотрении. Парни перестали глотать кашу, задержав перед лицом зачерпанную с ней ложку, повернули головы на Феликса, остановившегося посередине кафетерия от страха и испуганно глядевшего на их безжизненные лица, и застыли в ожидании его последующих действий. По телу четвертого пробежало такое полчище мурашек, что те даже до глаз добрались — он не видел вокруг себя ничего — непроходимый густой туман, сквозь который мелкими горящими фонариками светились белые кукольные глаза, не моргавшие и не сводившие с валета проницательного взора. Червовый замер на месте: взгляд беспомощно метался из стороны в сторону, в надежде найти точку, не пестрящую белизной глазных яблок, но всё же не мог подобрать такого места. Сердце забилось с удвоенной силой — захотелось бросить эту дрянную идею и бежать, бежать, бежать отсюда немедленно!.. Феликс словно попал в ловушку какого-то безумного гения: всё вокруг казалось фальшивкой, воплощением неправдоподобного сценария, всего лишь пародией на реальное бытие — даже карточный мир покрывал эту разницу, в отличие от этого… Сна? Измерения? Что это вообще такое?.. Здесь царствовали только марионетки, не наделенные и каплей человечности: они жевали вязкую симуляцию еды, но не чувствовали голода; ходили по коридорам, но не знали причины своего движения; здоровались с Ромео, но даже не осознавали, что умеют говорить. И они все смотрели на Феликса. Ждали. Четвертому стало даже стыдно. Наделять сознанием (пускай и притупленным) лишь женщин — ни что иное как явление изощрённой жестокости — где-то в глубине души светловолосого закралась крупица ненависти, вызванная несправедливостью и жалостью. Бояться стоило не солдат, а самого Ромео: как он мог так долго и безнаказанно играться с человеческими суррогатами? Как с ними можно общаться? Неужели у него не появлялось ощущения неправильности мира, отвращения к нему? Что же в таком случае действительно было правильно? Седьмой создавал людей, не одаряя тех ни разумом, ни чувством — они были неживыми. Скрипты, что розововолосый так тщательно продумывал, напоминали игру с мёртвыми. … Но смогут ли вообще эти персонажи когда-нибудь умереть?***
С испугу Феликс побледнел, как полотно, и слился с блёклыми очертаниями помещения: намертво прирос к полу. «Убежать?.. Куда?.. К Ромео? Блин, боже, боже, почему они так смотрят на меня?.. Почему они вообще на меня смотрят?! Что мне делать?.. Что делать? Ромео, что мне делать?..» — мысли беспорядочно проносились в голове в такт биения сердца, а на последнем вопросе четвертый резко повернул голову в сторону короля, побелевшего не меньше валета. Солдаты повторили его действия, якобы намереваясь приметить предмет внимания блондина — на Ромео жалобно, словно бедный котенок, смотрел до смерти напуганный четвертый и более пятидесяти пар неживых глаз. Даже Милана присоединилась к всеобщему действу — буравила взглядом не хуже остальных. Рот седьмого расплылся в слабой истеричной усмешке, и стал говорить одними губами, выделяя каждую букву, не издавая при этом ни звука: «Б-Е-Ж-И-М». Валет уже догадался о том, что дела были очень плохи: ещё тогда, когда солдаты обернулись на него. Он будто именно в тот момент и прочувствовал нить необъяснимого — так, определенно, не должно было быть.***
Четвертый сорвался с места, как ошпаренный, направляясь прямиком к офицеру, отшатнувшемуся от изумления чуть назад — солдаты на этот раз ничего не предприняли: остались на своих местах, проводя бесчувственным взглядом бегущего валета. Однако, червовые этого не увидели, и Феликс, уверенный, что за ним сейчас непременно отправятся в погоню, с вскриком налетел на Ромео, нерадиво схватил того за запястье (так сильно, что король даже зашипел) и устремился куда-то вглубь коридора, в его левое крыло. — Они бегут за нами! Не оборачивайся! — завопил Феликс, пыхтя от быстрого и неправильного бега. Седьмой сдавленно кивнул головой, стиснул зубы и уже сам поверил в то, что за ними гонятся. — НАПРАВО ДАВАЙ! — поддержал идею Ромео и силой потащил друга в упомянутую сторону — там был поворот в коридор, ничем не отличавшийся от того, по которому они сейчас бежали. В ушах парней начало стучать: гам походил на топот нескольких десятков шагов — тряслись стены, дребезжали полы, скрипели под ногами ветхие деревянные доски — за ними бежали, точно бежали! Седьмой вырвался вперёд: теперь он был главой грандиозного шествия. Феликс, всё ещё не отпустивший руку короля, зашивался сзади, еле-еле перебирая ногами — на него волнами накатывала бодрость, то приливая к мозгу, то отливая — он то задирал колени с завидной быстротой, то чуть не умирал позади от усталости. Походу, болезнь всё же давала о себе знать, хотя ранее червовый чувствовал себя просто замечательно. Ромео обнаружил одну-единственную дверь во всей этой арочной феерии и, изнывая от громогласного гула, отворил её, неряшливо закинул Феликса вовнутрь, прыгнул туда сам и со всей силы хлопнул дверью, припав к ней щекой и, видимо, левым ухом, якобы прислушиваясь. Он нащупал рукой, которую своевременно освободил Феликс, замок-задвижку, дёрнул её и закрылся в помещении. — А-ай… — горько протянул валет, оказавшийся на полу. Похоже, ударился головой при падении. Гомон затих — в воздухе заиграла приятная мелодия тишины. Одномастники вновь прислушались: никакого топота, никаких солдат. Они одни здесь, а снаружи, кажется, — никого. Комната, в которую запрыгнули червовые, оказалась туалетом — по всей видимости, общим. Нетактично, Ромео. Однако сортир особо ничего из себя не представлял: небольшое местечко с пятью кабинками с белыми деревянными задвижками, выстроенные в горизонтальный рядок, располагавшийся прямо перед входной дверью; две ржавые раковины, мелкие квадратики зеркал над ними и одинокая люминесцентная лампа, возвышавшаяся прямо над червовыми — горела тускло — так, что добрую половину отходной обители и вовсе было не разглядеть. Стены пестрили излишней серостью и невзрачностью — недостаток освещения придавал им вид жуткий и мрачный. Потолок не разглядели — только пару трещин, ответвлявшихся от светильника. Скорчившийся от страха Ромео обернулся на привставшего с пола валета и истошно закричал скороговоркой: — Я не знаю, что это было, Феликс! Это… Да… Блин, вообще так не должно было быть! Никогда такого не было! Они смотрели на нас… НЕ ДОЛЖНЫ они были так смотреть! — он схватил недоумевающего друга за плечи и принялся чуть ли не плеваться тому в лицо: — Тут вообще происходит фигня какая-то! Я… Не знаю, что… Кхе-кхе!.. — седьмой под конец монолога даже закашлялся и повернул голову в сторону, пытаясь наладить дыхание. Феликс нервно вздохнул и усмехнулся: — Хах, опять мы во что-то вляпались… Ладно, Вару там… Но ты!.. Неужели тебе не казалось это всё чересчур странным? — он говорил с неким упрёком и всеми силами старался сдерживать крик в своей груди: хотелось просто отчаянно орать — то ли от непостижимого страха, то ли от слепой ярости. Однако Ромео хоть и откашлялся, но ничего не ответил на поставленный вопрос, буравя пол стыдливым взором. У Феликса задрожала нижняя губа: — Это не сон, Ромео. — … Это что-то другое… — помог закончить мысль король и поднял глаза на валета. Получается, сюда попадают во время сна. Именно. Тогда всё встаёт на свои места. — В любом случае!.. — четвертый решительно топнул ногой: — Мы можем отсюда выбраться! — на лице Ромео вдруг нарисовалась форма подлинного ужаса: зрачки сузились, он закусил губы — Феликс это заметил и даже смутился, сбившись с хода мыслей. — Ты предлагаешь мне проснуться? — аккуратно уточнил король. — Ну… Да? — Я уже пробовал. Феликс застыл в исступлении. Неужели и вправду не получилось?.. На долю секунды воцарилось неловкое молчание. Дрожащим, каким-то не своим голосом, пышущим сатанинской злобой, блондин осведомился: — М-м… Когда? — Когда мы по коридору бежали… — Ромео отшатнулся чуть назад, дабы в случае чего не попасть под горячую руку валета — тот резко развернулся на девяносто градусов, небрежно развел руками и, укоризненно вздохнув, закричал на весь туалет: — НУ ПИЗДЕЦ ТЕПЕРЬ, РОМЕО!***
Предлагаем оставить червовых на несколько минут: им предстоит серьёзный разговор, полный нервов, криков и недопонимания — так или иначе, всё это одномастникам уже не впервой, а Ромео давно овладел тонким искусством успокоения своего валета — получится и в этот раз, правда, вопрос о дальнейших действиях всё же останется открытым. Но к этому мы вернемся чуть позже. Лучше прислушайтесь… Слышите что-нибудь? Топ. Топ. Топ. На полу лежит Феликс окровавленным виском — алая жидкость стекает в уродливую лужицу у правого уха. У него дергается рука, хмурятся брови, а из груди вырываются тяжкие хаотичные вздохи. Топ. Топ. Скрипнула дверь в комнату — тонкий лучик света пробрался из щелочки вовнутрь и озарил бледное лицо четвертого клона. Кто-то явно собирался зайти, но решил перед этим уведомить блондина о цели своего визита: — Феликс, скоро обед, тебе надо принять… — голос был мягкий, сиповатый, слова произносились довольно успокаивающим тоном, но при этом достаточно громки, чтобы их можно было услышать в просторной комнате червовых: небольшом пространстве, заполненном по стандарту: пара кроватей, прилегающих к противоположным стенкам, между ними — небольшая прикроватная тумбочка; к спальному месту Ромео, точнее, его нижней части, примыкал деревянный письменный стол, на котором теплились по два комплекта различных школьных учебников — иногда одномастники даже в них путались; кровать Феликса же граничила с высоким шкафом, таившим в себе, по большей части, «элегантные» наряды (по словам их владельца) седьмого. У четвертого же было немного одежды, но он об этом мало переживал. Обладатель загадочного голоса не успел договорить фразу, вероятно, она должна была закончиться «таблеткой». Увидев распластавшегося на полу червового, он вскрикнул, закрыл рот обоими руками и, чуть попятившись назад, принялся судорожно искать взглядом хоть кого-нибудь, кто смог бы помочь. Подходить к четвертому наблюдатель отчего-то побоялся, поэтому решил оказать честь любому иному клону: — Ребята! Тут Феликс!.. Боже… Ребята! — вслед за этой фразой вновь послышался топот, но уже более учащенный. Призывы о помощи уходили всё дальше, не прекращались, и улавливались даже на довольно большом расстоянии. Видимо, кто-то на мольбы откликнулся, так как взывания перешли в разряд «истеричных объяснений» — «голос» ускоренно пересказывал увиденное другому лицу — вернее, первому, кто попался на пути. Жаль, что Зонтику пришлось это увидеть.***
— Оу, ма-а-ай… А я думал, ты прикалываешься, — задумчиво протянул Вару, медленной поступью приближаясь к пострадавшему Феликсу, неспокойно лежавшему посреди комнаты. Зонтик всё ещё стоял у двери, не рискуя переступить порог червовой обители, и грыз ногти от нервов. Пятый присел на корточки и с учтивостью рассмотрел со всех сторон лицо четвертого, отчего-то поморщившееся. После — он скорчил притворно печальную рожу, прикрыл рот рукой и повернулся к шестому, ожидавшему любого слова со стороны зелёного: — Он… Мёртв… — Ч-что?.. — лицо Зонтика вмиг потеряло прежний цвет, он принялся лихорадочно переминаться с ноги на ногу, не зная, куда податься, — Нет, нет, нет… — он, еле держась на ногах от шока, подбежал к валетам и, нерадиво оттолкнув Вару в сторону, приложил ухо к груди Феликса и стал слушать… Сердце червового бешено билось, казалось, он только прилег после трехкилометрового марафона — однако, Феликс всё же был жив! Зонтик, выдохнув от облегчения, поднял голову и оглядел смеющегося во всё горло Вару взглядом, полным осуждения и разочарования: — Очень смешно. — Ой, да ладно тебе, ха-ха! Будто бы ты никогда башкой об углы не бился, зануда. Очухается! — пятый привстал и с уверенным видом пофигиста потянулся: — Сейчас Курилка всяких больничных хуёвин ему принесёт, подлатает и всё-ё-ё!.. — действительно, по пути клоны подцепили выходившего из комнаты Куромаку, и тот, конечно же, согласился помочь и побежал в гостиную отыскивать аптечку: — А крику-то было! — Вару, хихикнув, грациозно развернулся к обеспокоенному брату, явно не вслушивавшемуся в детали его паршивого монолога, и, спародировав голос шестого, стал передразнивать: — ОЙ, ПОМОГИТЕ! РЕБЯТА! РЕБЯТА! ПОМОГИТЕ! — он начал драматично бегать по комнате, схватившись за сердце. Зонтик же раздосадованно махнул на того рукой и окончательно развернулся к Феликсу, попутно поглаживая его окровавленную голову тыльной стороной ладони. Вару не на шутку разошёлся и захотел даже побегать по коридору, но только направившись к двери, столкнулся с Куромаку. — Ай! — в один голос вскрикнули клоны и отстранились друг от друга. — Вару, ты… — положил начало своей нотации второй, однако, случайно перевел взор на Феликса и ужаснулся: — Чем вы тут занимаетесь?! У него травма! Нужно вызывать медиков!.. Я думал, не все так серьезно... — он компульсивно подступился к прикроватной тумбочке, вынул ящик и стал в нём рыться — вероятно, искал телефон. У каждой масти было по старому сенсорному смартфону, всякий из которых хранился в тумбочке — на крайний случай, когда не получается поговорить лично, а дело срочное. Не особо удобно, но снабжать клонов техникой — дело затратное. Валеты, уловив слово «медики», настороженно переглянулись. — Скорую?.. — робко уточнил Зонтик, испуганно посмотрев на Феликса, будто ожидая от того какого-либо ответа.
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.