Клянусь, что больше не буду вас беспокоить!

      Он считал это бессилие просто отговоркой. Думал, что дело было не в том, что не мог что-то сделать, а в том, что просто не знал как. Был уверен, что если поймет как, то возьмется за дело, и если так и не смог получить достойных результатов, то, значит, просто рано опустил руки.       Было бы гораздо лучше, сумей он сказать себе эти слова раньше и начать двигаться дальше вместо того, чтобы и дальше стоять на месте. Но что значит двигаться дальше? Он даже не знал, что за "плоды" усилий будут ждать его в конце того пути.

***

      Падение Вайолетт, о котором поведала Марин.       По ее словам, смертная казнь была сменена пожизненным заключением - по доброте единокровной сестры девушки.       Все были поражены благодушием Мэриджун и вовсю расхваливали милую сердобольную девушку. Ее превозносили как святую, и с ее благословением будущее страны было обеспечено. А с учетом статуса невесты кронпринца ее ценность только возросла. Притворившись, будто позабыла обо всем, о Вайолетт и ее жизни.       "Как же я хочу их убить".       Слова и истинные чувства Марин излились наружу вместе с всхлипами и слезами из ярко-красных глаз. Юноша прекрасно понимал ее, он будто смотрел на свое отражение.       Тех, кто причинил ей боль, кто наказал ее, кто забыл ее - всех. Он не желал давать им жить долго и счастливо. Желал такого же, если не большего, ада и страданий, чем пережила Вайолетт, и даже этого было бы недостаточно.       После того случая Марин, как и Юлана, подозревали в пособничестве Вайолетт. Ее допрашивали куда строже, чем юношу, которого вызывали из простой формальности, и взгляды общественности становились все строже в отношении той, что по-прежнему любила и оберегала свою Вайолетт. Пускай Вайолетт и призналась, что то было спонтанным преступлением без каких-либо сообщников, все отвернулись от Марин, повернулись спиной к ее протянутой ладони.       Марин выгнали из семьи Вахан, что казалось само собой разумеющимся, и она вместе с Юланом стала добиваться освобождения своей госпожи.       Никто не задумывался о корне ее грехов, об их первопричинах, лишь торопились поскорее их похоронить. И даже то, что произошло после, не должно было подвергаться сомнениям. Они кричали о ее праве и нужде поступать в соответствии с законом. Но никто так и не услышал их призывов.       Он не знал, сколько времени прошло с момента вынесения приговора Вайолетт. В безбожной оболочке, измученной тяжелой работой и долгим отсутствием сна, больше не осталось ни разума, ни мысли.       Он просил и умолял, раз за разом, и все равно ничего не изменил.       Они больше никогда не увидятся.       Он больше никогда не услышит ее голос.       Она уже никогда не поговорит с ним, не позовет его по имени.       Больше никогда не покажет ему своей замечательной улыбки.       Его рука больше не дотянется до нее, никогда.       Он без всяких преувеличений считал, что умрет, потеряв Вайолетт. Что стоит ей исчезнуть из жизни Юлана, как начнется крах его мира, а сердце в тот же миг остановит свое мерное биение. Не было ни единой на то причины, никакой логики, просто оно было само собой разумеющимся.       Так почему он все еще был жив? Почему это проклятое сердце продолжало стучать в груди?       ... Он и сейчас не знал, почему выбрал именно это место. Не потому что испытывал к нему некие чувства, не потому что в нем пробудилась вера, и явно не за тем, чтобы бросить все и податься в служители.       Если кто спросил бы, почему, юноша не смог бы ответить. Просто хотел выплеснуть свои гнев, обиду и ненависть.       И раз уж собирался это сделать, то хотел, чтобы жертвами его гнева стало как можно больше вещей, вот и все.       Он опомнился лишь когда оказался у алтаря.       Девая Мария в огромном витражном окне, статуи ангелов по обе стороны от нее, и даже мерцающее пламя отполированных канделябров - все казалось ему светящимся. Даже здешний воздух отдавал святостью. Температура тут казалась несколько ниже, чем снаружи - возможно из-за строгой атмосферы.       Все, на что он обращал внимание, было символом счастья. Счастья во имя благожелательности и милосердия, справедливости и порядка, будто так и должно быть. Был ли то ангел, или же улыбающаяся Святая, что велела возлюбить ближнего?       Захватывающие дух ценности кого-то великого, о ком никто никогда не слышал, кого никто никогда не видел. Это великодушие и являлось причиной их обожествления, и потому богохульство стало тяжким грехом и отречением от мира.       Разве не должны они, поносивши его Бога, понести наказание за свои грехи и расстаться с жизнью?       - ... !! !!       Он схватил первый попавшийся подсвечник и на эмоциях им взмахнул. И где он нашел на это силы? Даже в его идеальном физическом состоянии на то, чтобы бросить гирю, ему потребовалось бы дву руки, а сейчас он одной-единственной рукой занес над витражом тяжелый подсвечник. Он чувствовал, какой болью отдаются кости и нервы в его плече, но это не имело никакого значения. Металл, что нес в себе все разочарование Юлана, очертил красивую дугу и вонзился в грудь Девы Марии.       Осколки стекла дребезжали вместе с канделябром, который в силу его веса и отдачи от удара едва ли можно было удержать. Звон разбитого окна походил на пронзительный крик. Трагичный, душераздирающий, острый как бритва. Кто бы мог подумать, что этого хватит, дабы убить наблюдавшую за страной Богородицу.       Она должна умереть - та, кто не стал спасать Вайолетт. Пусть будет сокрушена вера, что не встала на ее сторону.       Пусть вместе с Вайолетт разлетится вдребезги весь мир, что больше не был нужен Юлану.       - Что вы делаете!       Кажется, кто-то услышал шум и прибежал узнать, что случилось. Последовал испуганный крик, топот, и его руку, уже схватившую второй подсвечник, удержали прежде, чем она нанесла следующий удар. Запястья спешно выкрутили, на спину навалилась тяжесть, и юноша даже говорить не смог, прижавшись щекой к полу.       Он не знал, почему его дрожащий взор все не желал успокаиваться. Когда он в последний раз ел, когда ему довелось поспать? Воспоминания об этом были столь далекими, что он уже и не мог припомнить. Если продолжать давить на себя в таком состоянии, то само собой, что не только чувства, но и тело в скором времени достигнет предела. Он и сам не знал, как в своем-то положении сумел поднять канделябр на такую высоту.       "Почему".       Вопреки бурлящим эмоциям разум быстро остыл, поддавшись горечи. Как зверь, у которого не осталось ничего, кроме... инстинкта, смог думать? Он держался за них. За эту непомерную ненависть, это сожаление.       "Почему я..."       Не страшно, что его любовь осталась безответной, это не имело большого значения. У него бы не осталось сожалений, исполни кто все желания Вайолетт. Ему было все равно на то, кто им станет, даже окажись им самый ненавистный юноше человек. Коли благодаря ему она будет улыбаться, то Юлан готов был смирится с тем, что этим юношей станет не он.       Он взял на себя ношу понимающего младшего брата и вверил ее будущее в руки того, кому не доверял сам.       Он извернул шею, и твердый пол, оцарапавший ему лоб, отнял последние крупицы тепла. В носу защипало и юноша стиснул зубы, но так и не смог сдержаться. Потерявшие контроль эмоции выплеснулись наружу из его глаз.       - А...       Ручьи бисеринок влаги окропили щеки, уголки глаз, прокатились по лицу, упали на волосы и наконец достигли пола, оставив на нем пару пятнышек. Горло перехватило, будто его сжала невидимая рука, а пересохший рот наполнил металлический вкус крови.       "Что... же я... делаю?"       Перепутанные воспоминания проносились бесконечным калейдоскопом, вызывая все больше сожалений. Было немало моментов - поворотных моментов, что он помнил.       То, с чего все началось. День, когда Вайолетт начала терять себя. Последний и величайший удар, разбивший ей сердце.       "... если бы".       Если б он только мог вернуться в тот день, если бы мог вернуться в то время.       Грезы, что не могли воплотиться в жизнь, желания, неспособные исполниться даже во снах - жалкая детская фантазия. Как ни желай, прошлое не изменить, а будущее - не больше чем скопление постоянных. Таков итог жизни одного человека, что вырос не менее сломленным.       И коли так, то и его ждет такой же конец. Потеряв Бога, душу, любовь и веру, он сохранил лишь сердце, что билось вне зависимости от его воли. И даже так однажды он последует за хозяйкой своей души, перестав дышать.       "Мне... уже все равно".       Плевать, умрет он, или же нет. Мир Юлана сгинул. Лишь это имело значение, он уже ни о чем не мог больше думать.       Просто не мог расстаться с этими мыслями. В конце концов, он так и не смог выплеснуть эмоции, над которыми окончательно потерял контроль.       "Если бы только можно было начать все с начала".       Своим затуманенным взором он видел разбитую Деву Марию. Осколки витража, казалось, сверкали ярче, чем ореол полноценной картины. С залитым слезами лицом он смотрел на то, что осталось от Бога - глазами потускневшего цвета таявшего жидкого золота.       Он продолжал думать об этом, пока его тело, все еще двигавшееся на одной лишь силе воли, не упало без какого-либо возгласа.       Если б он только вернулся в тот день, если бы мог вернуться в то время.       Тогда бы он не отдал ее никому другому. Ни Клаудии, никому - даже Богу.       Он больше никому не вверит счастье Вайолетт. Не доверит свое драгоценное сокровище тому, в кого даже не верит.       Он своими собственными руками подарит ей счастье, и для этого ей больше никто не нужен.