you're my salvation

Стук клавиш разрезал тишину комнаты вот уже который мучительно долгий час. Буквы на экране ноутбука то нехотя появлялись, то исчезали с ещё большей скоростью. Если бы кто только знал, как сильно я ненавидела подлянки главного редактора в виде сентиментальных тем для новых статей, которые в последнее время слишком часто ложились на мою хрупкую психику. Вот и сегодня помощь заболевшей коллеге вдруг стала неожиданным заданием на ночь, в конечном итоге оказавшимся полным фиаско для моей писательской репутации. Стоило бы догадаться, что я, ведущая колонку криминальной хроники, вряд ли бы смогла тонко и искусно раскрыть романтический вопрос, выпавший на долю социологической статьи. Но наглеющее не по дням, а по часам начальство вряд ли интересовали мои проблемы. Что такое любовь? Самый обычный вопрос, ответ на который сможет дать, кажется, даже ребёнок. Но только не я. Что-то внутри меня застывало как только я пыталась хотя бы немного распробовать нужные слова на вкус. И я сдалась, не в силах заставить себя написать хоть что-то дельное, пусть даже и далёкое от реальности. Врать не хотелось, а выложить всё как есть казалось чем-то на грани сумасшествия, ведь мой ответ будет состоять всего из трёх букв одного единственного имени — Сан. Конечно можно пойти на сделку с креативностью, добавив слова, раскрывающие не только имя, но и самого Чхве в принципе, но подобрать эти самые слова оказалось чем-то непосильным. Так какой же ты есть, Чхве Сан? Солнечный? Аквамариновый? Насквозь пропитанный нежностью? Безнадежно выдохнув, провожаю взглядом уже сотый круг минутной стрелки. Сегодня одна из тех редких ночей, когда Сан ждёт меня, а не наоборот. Он вернулся со смены ещё несколько часов назад, уставший и морально вымотанный, но всё такой же уютный, готовый отдать всего себя только лишь за одну мою улыбку. Ровно как и я за его. В пору было бы погрузиться в сон, ведь от усталости на родном лице и места то живого нет, но Чхве лишь в который раз отказывается, хмурясь словно маленький недовольный ребёнок, ведь уснуть без меня в своих объятиях он не сможет ни при каких условиях. Но стоит только заглянуть в его родные глаза и слова вовсе становятся без надобности, — дело не только во сне, кое-кто просто слишком сильно заботится и переживает, не позволяя себе отдыхать, когда я работаю. И даже на мои возмущённые возгласы так просто находит что ответить, приправив для убедительности мужским обаянием — «я буду ждать тебя ровно так же, как ты ждёшь меня каждую одинокую ночь.» Почему-то после этих слов, сказанных без какого-либо подтекста, земля уходит из-под ног. Возможно в самое сердце попадает тихое, но уверенное «я буду ждать тебя», возможно где-то внутри царапает упоминание ожидания в действительно холодные и одинокие ночи без него. А возможно вся моя сущность как будто по щелчку пальцев спотыкается о воздух, ведь эти слова сказал никто иной как Сан, единственный обладатель моего трепещущего сердца. — Сана, что такое любовь? — обессиленно шепчу куда-то в область веснушек-созвездий, расположившихся на своём личном небе. Молчаливый взгляд в спину, разбирающий меня всю на клеточки, заставил сдаться уже спустя десять минут после новой неудачной попытки написать хоть одну дельную строчку. Греться под боком любимого человека куда лучше, чем провожать курсор мышки невидящим взглядом, особенно если этот самый человек не оставил выбора, применив кажется все свои звёздные чары. — Любовь…— даже самое обычное слово из уст Чхве звучало как-то по-особенному, будто он каждую букву наделял частичкой врожденного обаяния, очаровывая вдобавок теплотой своего голоса. Но моя погибель оказалась в другом. Стоило ему только забыться и перейти на сатури, уютное волшебство смывало напрочь, уступая место ненавязчивой интимной нежности. Ведь именно в такие моменты Сан своим голосом будто под кожу пробирался, заглядывал так глубоко-глубоко, в самую душу, вызывая её на тет-а-тет даже на оживленной улице. На счету было всего несколько секунд, но мой мужчина уже серьёзно и основательно задумался, — его размеренное дыхание и замершая в моих прядях ладонь сдавали с потрохами. Возможно не только меня заданный вопрос выбивал из колеи. Торопить Чхве не хотелось, и дело не столько в вежливости, сколько в ещё одной моей слабости. Кажется, такими темпами я даже подрагивание его ресниц зачислю в список своих самых сильных поражений, да и плевать, ведь от задумчивого Сана ни взгляда, ни души отвести не получалось. Я бы смогла ловить каждую меняющуюся на его лице эмоцию бесконечно, если бы мне сказали, что этого вполне достаточно для существования. Да и если бы не сказали, тоже. Слишком широкую и необъятную любовь я испытывала к слегка прищуренным лисьим глазам и играющим на щеках ямочкам. — Ты помнишь нашу первую встречу? — внезапный вопрос застал меня врасплох, ровно как и сам Сан неожиданно под себя меня подмявший, просто потому что так удобнее искать ответы в моих глазах, просто потому что так легче влюблять в себя снова и снова. А мне и сопротивляться без надобности, настолько каждая внутренняя ниточка тянулась к нему, подрагивая даже от простого переплетения пальцев. Себе дороже быть от него дальше, чем на несколько губительных сантиметров. Помню. Даже лёгкое дуновение весеннего ветерка помню. Неосознанно тот день отпечатался в памяти слишком отчётливо, кажется, даже куда яснее, чем нулевая наша встреча на спасательной операции. Тогда с самого утра всё валилось из рук, и любое желание заняться чем-то полезным пропадало. Единственным понравившимся вариантом стала прогулка по парку, с наушниками в ушах и тишиной внутри. Многое нужно было обдумать, просто дать себе время задышать иначе и хотя бы ненадолго забыть взволнованный взгляд совсем чужих пронзающих глаз. В попытках забыться пришлось не раз и не два обойти маленький, но уютный парк, чтобы под конец прогулки и вовсе споткнуться о картину, которую даже будучи лучшим художником этого мира, не нарисовала бы. Перед глазами тот самый никак не забываемый капитан Чхве, две собачки-подружки, улыбка тысяча звёзд, а под ногами не асфальт, кажется, бездна в один момент образовавшаяся. Тогда я увидела другого Сана, простого мальчишку, которому для счастья хватило всего несколько секунд поиграть с домашними питомцами. Как оказалось позднее и не его собачками вовсе. Но даже они потянулись за этим невозможным человеком, что уж говорить обо мне, стоявшей совсем недалеко и не сумевшей даже улыбку скрыть, когда наши взгляды по судьбоносной случайности встретились. — Когда увидел тебя улыбающуюся, подумал, что для таких как ты не звёзды достают, а сами этим небом звёздным становятся, — слова лились слишком легко, искренне и от самого сердца, бьющегося в своём любящем ритме, я даже дышать боялась, чтобы не разрушить каким-то волшебным образом возникшую атмосферу. Мне нравился Сан с головы до пят, весь, полностью, даже изъяны незаметно становились милым преимуществом в моих влюбленных глазах. Но когда он вот так просто выражал свои чувства, не прячась за масками, не ища повод чтобы сказать чем живет и дышит, я была готова раствориться, чтобы позднее вернуться по дорожкам из поцелуев, которыми Сан показывал то, на что слов в его вселенной не хватало. — Мне так повезло, что ты рядом, — Чхве даже ладошки держал мои так, словно я фарфоровая кукла, которая вмиг разлетится вдребезги от малейшего неаккуратного движения. Только он не подозревал, что в эти самые дребезги я разлетаюсь от вот этой вот чисто сановской нежности вперемешку с трепетным уважением к моей душе, к моему телу, ко мне всей. Просто потому что я его драгоценность, как сказал он сам однажды, просто потому что со мной иначе нельзя. — Мне повезло больше, — я была почти уверена, что после такого заявления, начнется наша излюбленная игра кто кого переспорит, ведь если один из нас говорит, что скучал, другой непременно добавляет что скучает сильнее, любит тоже сильнее, намного сильнее и так до бесконечности или же пока я не сдамся. А выбрасываю я белый флаг почти всегда, никаких сил в себе не нахожу противостоять пробирающему насквозь взгляду, хоть и мягкому, но такому чувственному, что сотни бабочек в одно мгновение внутри сходят с ума. Но сегодня Сан спорить не стал, словами не стал, лишь помотал головой, останавливая время своей ласковой улыбкой на любимых губах. Сбивая с толку, чтобы в следующую секунду оставить выигрыш в споре снова за собой, ровно как и лёгкие прикосновения на каждом хрупком пальчике. Сан часто целовал мои руки, почти всегда одинаково болезненно реагируя на новые мозоли, выступившие от сверхурочной работы. Пусть и у самого их было куда больше, отмахивался, в шутку-правду объясняя, что никто не смеет доставлять его принцессе-белоснежке неудобства, даже компьютерные клавиши. Мне оставалось только с благодарностью принимать такую необычную заботу и тихо, так, чтобы Чхве не заметил, снова разбиваться на тысячу и одну частичку о скалы, точнее одну единственную и необъятную гору. — Скажу по секрету, — Сан всего за секунду перешел на таинственный шёпот, заговорщицки наклонившись ко мне поближе, едва ли не касаясь уха губами. — Имя, которое так робко слетело с твоих губ в ту самую встречу, стало для меня синонимом к слову любовь, — продолжил как ни в чём не бывало Чхве, вот так запросто вернувшись к заданному вопросу. В упорстве ему равных не было конечно, даже в таком деле. Но ещё немного и результат рассуждений попросту останется вне зоны моего восприятия. Я тонула. Неотвратимо снова шла ко дну, границы которого всё никак не могла очертить. Один незабываемый капитан попросту не давал и шанса, с каждой минутой делая моё личное море чувств всё глубже и глубже. — Сана, ты хочешь моей смерти? — сдержать улыбку не получалось даже сейчас, когда казалось бы я собиралась хоть немного показаться недовольной. Но разве с этим нереальным человеком возможно испытывать хоть какие-то негативные эмоции? Он не позволит. Вот и сейчас Чхве лишь легонько щёлкнул меня по носу, что-то мурлыча о необходимости наконец раскрыть ответ на поставленный вопрос приятным для обоих способом. Я рассмеялась, так искренне и звонко. Кажется, совсем без причины, но внутри всё настолько было переполнено эмоциями, потеряться в которых не составило бы никакого труда. К моему большому удивлению, уют комнатки не дополнился до мурашек заразительным смехом. Наоборот, Сан ни с того ни с сего молчал, будто стараясь быть менее заметным, но в то же время продолжая целовать меня глазами. Стоило присмотреться и в карих омутах отражалась я, такая маленькая и казалось бы беззащитная, такая обожаемая и любимая обладателем этих самых омутов. Чхве не издавал ни звука и мои слова затерялись где-то в горле, лишь на лице застыла улыбка-следствие недавнего смеха. Ещё секунда таких губительных гляделок и на щеках от чего-то выступил румянец, атмосфера из лёгкой романтической, перешла в какую-то другую стадию и мы оба это почувствовали. Только если я всё ещё не понимала причины, на лице напротив простая истина будто горела, желая наконец быть озвученной. — Что такое? — я едва расслышала свой же голос, срочно захотелось выйти на балкон и вдохнуть поглубже свежий ночной воздух, иначе лёгкие попросту сгорели бы от перенапряжения. С чего вдруг Сан стал таким серьезным мне было невдомек, но что-то внутри учтиво кричало, подсказывало о необходимости молчать и ждать, чтобы не спугнуть ту правду, которая вот-вот вырвется из его души. Прикрыв всего на мгновение веки, Чхве выдохнул, как-то слишком безнадежно, как жертва, принимающая свою участь, но в то же время без тени растерянности. Казалось, будто только что он решился поделиться чем-то давно переполняющим его и не дающим дышать полной грудью. И я могла поклясться, что таким не видела Сана ни разу, — решительно уверенным, но в то же время от чего-то робким словно мальчишка-подросток. — Ты мой рай, — Сан говорил тихо, почти шёпотом, стараясь скрыть накрывшее с головой стеснение, но мне этот шёпот показался настолько оглушительным, что в ушах зазвенело. Из положения лёжа мы встали ещё на моменте гляделок, присев друг напротив друга так, чтобы можно было раздевать душу голыми руками. — Мой смысл жизни, — между тем продолжил Чхве, а я кажется даже не моргала, с трудом оставаясь на связи с этим миром только благодаря большим пальцам, трепетно поглаживающим мои ладони. — Мой дом, — Сан вдыхал каждое слово в сердце, в самую маленькую клеточку, вновь размывая границы того недостижимого дна, которое я так долго пыталась найти, как оказалось безрезультатно. — Сана, я…— перебивать чужую искренность не хотелось, но все внутренности будто умоляли меня сделать хоть что-нибудь, сказать хоть что-нибудь, чтобы вернуть маленькую долю того безбрежного счастья, которым только что заполнил всю меня самый драгоценный и невероятный человек на всём белом свете. Но даже здесь я осталась в проигравших, на моих губах покоился указательный палец, призывая дослушать до конца и принять свою бесповоротную погибель. — Моё спасение, — из каждой произнесенной буквы так и сочилась благодарность, ничем не прикрытая и пронизывающая, ровно как и внезапное действие Сана, безо всяких слов открывающее его искренность. Лбом ко лбу, сердцем к сердцу, так бережно и трепетно, так как может только Чхве Сан, моя солнечная гора. — Ты моя любовь, — мёда в от чего-то задрожавшем голосе было столько, что я, обычно холодно относящаяся ко всяким сладостям, стала зависимой, незаметно для себя пуская непрошенные слёзы по щекам. А дальше мне осталось только падать в пропасть под сопровождение наших бьющихся в унисон сердец. Ведь выразить больше, чем было уже произнесено, не представлялось возможным. Сан говорил о своих чувствах ко мне, а я узнавала в каждом звуке всю свою бурлящую бесконечность к нему. Мы тонули одинаково. И любили-сходили с ума тоже. Но даже так, оставить без внимания его раскрытую душу я не посмела. — Всё, что мне нужно в этой жизни — ты, Сана, — рваный выдох и слова вновь застряли где-то на орбитах соседней вселенной. Нелепо получалось как-то, но и продолжать говорить было бессмысленно, ведь Чхве читал меня без слов и все чувства, что трепыхались внутри, уже жили в нём, потому что он чувствовал, потому что дышал мной. И даже сейчас, собирая поцелуями солёные слёзы с подрагивающих ресниц, знал, что мой ответ тоже он. Вчера, сегодня и завтра, всегда только он.