Волчьи песни

- Лови, сестренка! - рычал Фаркас, размахивая своим огромным мечом и заходя справа. Он был силен, здоров и привычен к битве, поэтому Ассу с трудом парировала удары товарища. Ее клинок был слишком тяжел, но на поле битвы, как известно, выбирать не приходится. - Ловлю, братец! - передразнила она его, подныривая и пытаясь точным ударом выбить меч из рук. Но неловкое движение отдалось нестерпимой болью в животе; Ассу охнула и грузно осела на камень внутреннего двора, с оглушительным звоном роняя меч. Когда мир перед глазами немного прояснился, она увидела, что Фаркас улыбается ей и протягивает руку. Неловко крякнув, она ухватилась и встала, не переставая удивляться стальным мышцам братьев и вообще всех Соратников. - Тебе бы еще не следовало брать в руки меч, малышка, - пробурчал он, тревожно глядя на нее. - Ты так переломишься, наверное. Может, подождешь, пока раны заживут до конца? С грохотом распахнулась тяжелая деревянная дверь, и во двор вошел Вилкас. Увидев брата в компании Ассу, он скептически хмыкнул и сел за стол, доставая уже початую бутыль меда. - Тренируетесь? Ну-ну, - буркнул он, отхлебывая из бутылки. - Брат, это глупо и опасно. А тебе, Ассу, следовало бы умерить пыл и вернуться на жилой этаж. Если твои раны откроются... - Да Малакат с ними, с ранами, - привычно ругнулась Ассу, видя в темных глазах Вилкаса странное одобрение, не соотвествующее его словам. - Я скоро к кровати прирасту, если буду все время лежать. - Хочешь проветриться - выйди в город. Сапоги себе, что ли, купи; хватит обирать новичков, - не унимался он. Нордка с удивлением посмотрела на старые, заношенные кожаные сапоги на своих ногах. Кажется, до нее они принадлежали... Атису? В любом случае, их бывший владелец не сильно сопротивлялся. Фаркас примирительно улыбнулся и положил руки им на плечи. Вилкас неодобрительно покосился на него, а Ассу поморщилась: от тяжести чужих рук начинало ломить кости. - Не сердись на нее, брат. Ассу просто хочет поскорее прийти в форму. И ты, малышка, не обижайся. Брат очень тебя уважает и любит, просто он со всеми такой. - Какого драного скампа я должен ее не уважать? Она моя сестра! - фыркнул Вилкас, одним глотком допивая мед. Фаркас засмеялся, а Ассу просто улыбнулась. Происходящее сейчас было таким привычным и понятным, что казалось, будто так было всегда. Высвободившись из стального захвата, нордка вложила меч в ножны и присела на край скамьи. Проветриться? Возможно; она так давно не была снаружи. Крепкие стены Йоррваскра надежно защищали ее от любого внешнего влияния, любого проблеска надежды, любого порыва свежего ветра. Соратники - храбрые воины, но им не понять, почему она так ждет вестей с севера. Хоть каких-нибудь... - Замечательно, братцы, вы меня уговорили, - она рывком поднялась с места. - Схожу к Белетору, посмотрю, что у него за товар нынче. Может, и куплю чего. - Меда купи, девчонка! - запоздало крикнул вслед Вилкас, когда Ассу уже исчезла за массивными стенами Йоррваскра, обходя его справа. Но крик был почти заглушен звоном стали в Небесной кузнице: Йорлунд уже начинал свою ежедневную работу. На городской площади было шумно и пыльно. Свежий утренний воздух приятно холодил кожу; Ассу остановилась и медленно вдохнула, стараясь не бередить и без того плохо заживающие раны. Лекарь сказал, что у нее дыра в легком, и поразительно, как она вообще выжила. Она знала, как - но лучше бы об этом не знать ни лекарю, ни самому распоследнему оборванцу. Хлопот не оберешься. Спустившись вниз, на рынок, нордка услышала гул женских голосов. По утрам здесь собирались самые языкастые кумушки Вайтрана и радостно перемывали кости всем, кому только возможно. А заодно, конечно, продавали съестное и всякую мелочь. - Мед есть? - привычно облокотившись на прилавок, спросила Ассу. Молодая женщина подняла на нее глаза и равнодушно выставила бутылку. - Пять монет, - предупредила она, с неодобрением косясь на старую, изношенную и явно мужскую одежду покупательницы. Видимо, она подозревала в ней нищую или ворюгу, поэтому добавила: - Деньги вперед. - Три давай, - рыкнула Ассу, со звоном кидая на занозистое дерево горку монет. Женщина испуганно-покорно достала еще две и сгребла с прилавка деньги. Нордка молча забрала бутылки и уже пошла в сторону лавки Белетора, как вдруг услышала за спиной слабый, печальный голос торговки. - Развелось бандюг. Шла бы тоже оборотней по пещерам жечь, как в Солитьюде, а не по городам шлялась, людей приличных пугала. - Что ты сказала? - Ассу развернулась и решительно направилась обратно. Женщина сжалась за прилавком и уже оттуда агрессивно отозвалась: - Что слышала. Самое тебе место где-нибудь в лагере разбойничьем. Или в тюрьме... - Я не об этом, - перебила ее нордка, наваливаясь на хрупкий прилавок и мрачно глядя торговке прямо в глаза. - Что в Солитьюде? Какие пещеры, какие оборотни? Кажется, торговка расслабилась, поняв, что орать и размахивать железками никто не будет. Уже более благосклонно посмотрев на Ассу, она обрадовалась возможности поделиться последними сплетнями и затараторила. - Ты разве не знаешь? Помнишь ведь, там оборотни были, немерено народу погрызли? Так какой-то сумасшедший их выследил и поджег их логово. Ух, говорят, паленой шерстью воняло! А тех, кто не сгорел, он сам перерезал. Там на месте трупы нашли... Она говорила еще что-то, и еще, но Ассу уже не слушала. Слова смешались в ее голове в бессвязный шум, а мир плыл перед глазами. Поступить настолько храбро и вместе с тем по-идиотски мог только один человек. Значит, Цицерон жив, и более того - он исполнил свое обещание расправиться со стаей "волчат". - И что? Что с тем сумасшедшим? - тревожно спросила она. Женщина снова на нее покосилась и фыркнула. - Так сумасшедший же. Убежал куда-то, даже награду не взял. Говорят, в сторону Винтерхолда пошел. И что он там мог забыть? Видимо, совсем головой двинулся... Если в Винтерхолд, то наверняка маг. А от них все беды... Уже не слыша ничего, Ассу бросила бутылки - какая разница, Вилкас все равно без меда не останется! - и почти побежала к городским воротам. Стражники недоуменно уставились на нее, но нордка лишь хмыкнула, хлопая тяжелыми створками. Оказавшись снаружи, она поспешила к конюшне. Извозчик, увидев ее, приветственно махнул шапкой, но она даже не посмотрела на него. Вскочив на первую попавшуюся лошадь, Ассу хлопнула ее по шее, и с диким беспокойным ржанием лошадь понеслась вперед. Управлять не объезжанной, да еще и краденой скотиной было трудно, но девушке было абсолютно все равно. - Стой, ворюга! Деньги, деньги давай! Стражу позову! - донесся крик хозяина конюшни, но его голос утонул в порыве холодного ветра с реки. Напуганная, его лошадь ускакала уже достаточно далеко, унося на своей спине взвинченную, готовую ко всему нордку. День только начинался. Над Данстаром заходило солнце. Бросая на снег алые, искрящиеся блики, оно медленно погружалось в ледяное серое море. Казалось, что все вокруг горит; так ли пылал пожар над волчьим логовом? До города Ассу добралась только к концу следующего дня. Как ни старалась она успеть раньше, ничего не вышло. Загнанная лошадь устала и еле передвигала ноги, а на первой же стоянке и вовсе убежала домой. Ловить ее у девушки не было никаких сил: от долгой, изнурительной езды болели мышцы, а главное - начали открываться едва начавшие заживать раны. Видимо, Фаркас был прав, когда говорил, что стоит повременить. Но девушка думала не о том, что ее кости ноют, а рубаха пропиталась кровью. Если слова торговки были верными, то Цицерон направлялся именно сюда. Конечно же, не в Винтерхолд. И если это правда, то Ассу оставалось только молиться всем даэдра сразу, чтобы прибыть раньше этого чокнутого шута. Потому что иначе... Проковыляв через весь город, Ассу приблизилась к входу в убежище. Еще издалека она увидела знакомый темный силуэт. Кажется, Тенегрив тоже ее узнал, потому что начал радостно ржать, едва только усталая хозяйка оказалась в его поле зрения. Сердце болезненно стукнулось о ребра и, судя по ощущениям, подскочило к самому горлу. Покачнувшись от внезапно подступившей тошноты, Ассу едва успела схватиться за холодную резную дверь. Прошептав пароль, она еле сдвинула дверь с места и ввалилась внутрь. Спертый воздух Данстарского убежища встретил Слышащую мертвой, абсолютной тишиной.