Тюльпаны для песчаной феи

       Прошëл ровно месяц с того дня, как Лайт пробудился ото сна в Лампе и стал человеком, исполнив загаданное Джиной желание. И ровно месяц с того дня, как она впервые его поцеловала, не выдержав нахлынувших эмоций. Судорожно вздохнув, она порывисто обняла его и прижалась к губам. Не оставалось ничего другого, кроме как притянуть её ближе, отвечая. По щекам Джины катились слёзы, и их сладкий первый поцелуй отдавал горечью.       С того момента они почти не расставались, болезненно переживая даже краткую разлуку. Но по-прежнему не были действительно близки, всё время ограничиваясь жаркими поцелуями и тесными объятиями. До этого момента.       Гроза застала их на другом конце города, слишком далеко от дома. Над головами пролетел рокот грома, и стихия разразилась внезапно и бурно, поливая улицы ливневыми потоками. Тонкая шифоновая блузка Джины моментально промокла, прилипнув к телу.       Спрятаться было решительно негде. Рёв воды и громовые раскаты заглушали голоса — даже не докричишься. Джина беспомощно прижалась к юноше, пряча лицо у него на груди и придерживая норовившую сползти накидку. Отчего-то стало не по себе: в грозу приятнее находиться дома, в тепле и уюте, а не под открытым небом, беспрерывно разверзающимся. Но широкие надёжные ладони коснулись её спины, успокаивая. Лайт, казалось, нисколько не был взволнован ситуацией. Он скользнул раскрытой ладонью по руке Джины, обхватил запястье и поднёс его к губам. Девушка вздрогнула от холодного прикосновения и вскинула голову, тут же ощущая, как сердце пропустило удар: чёрные вьющиеся пряди отяжелели от воды и спадали на плечи, а на губах играла дьявольски соблазнительная хитрая улыбка. Она попыталась было его спросить, но в это мгновение он переплёл их пальцы, крепко держа, и сорвался с места, на бегу влетая прямо в эпицентр дождя. Джине поневоле пришлось последовать за ним.       Тëмно-серый от воды камень вокруг, шум, яростные порывы ветра. Они вдвоём бежали по узким, совершенно пустым улочкам, словно остались одни в этом городе, и Джина едва успевала переставлять ноги.       — Лайт, подожди! Не так быстро!       В ответ девушка услышала только отголосок счастливого звонкого смеха. Всё вокруг гремело, рычало так, что звенело в ушах. Дождь был холодным, но она не чувствовала этого. И вообще не ощущала больше никакого дискомфорта, и было плевать, бегут они в направлении дома или просто мчатся сквозь пелену шторма.       Лайт остановился так резко, что она врезалась в его спину, больно ударившись плечом о его острые лопатки, только вот пожаловаться не удалось — готовые сорваться слова недовольства вдруг сцеловывают губы, уже совсем не холодные, но нежные, трепетные. Его поцелуи — особый вид магии, от которой нет спасения, нет контрзаклятья. Сопротивляться нельзя, да и не хочется. Юноша ласково касается её мокрых растрёпанных волос — накидку она всё-таки потеряла — и оба сердца юных бьются, бьются… то ли от близости, то ли от бега.       Джина плохо запомнила дорогу домой. Кажется, в конце концов гроза разразилась так сильно, что им пришлось снова бежать. Ввалившись в комнату, они сползли вниз по стене, не размыкая рук. Почему-то Джине захотелось рассмеяться. Почему-то именно сейчас, промокшая, продрогшая, с горящими от поцелуев губами, она чувствовала себя удивительно живой. Её смех стихает, когда пальцы Лайта гладят тыльную сторону ладони, медленно, нежно. Она повернула голову, чтобы взглянуть на него, и едва не задохнулась: обожаемые ею голубые глаза стали тëмно-серыми, как грозовое небо, и что-то было в его взгляде такое, что заставляло сердце сжиматься в сладком предвкушении. Юноша подался навстречу, свободной рукой обнимая её щёку, и прошептал в губы:       — Пожалуйста, — его мольба прозвучала едва слышно, но отчаянные интонации заставили её вздрогнуть. — Джина, пожалуйста… Я больше не могу ждать…       И прильнул к её губам. На мгновение Джина растерялась перед этой страстью, перед этим жаром — Лайт ещё ни разу не целовал так. Сердце рванулось ему навстречу, обезумевшее, увлекая и тело девушки за собой, заставляя прижаться к чужой груди, и страшнее всего сейчас было подумать о том, что это головокружительное прикосновение закончится.       Юноша потянул её на себя слишком резко, заставив неловко взмахнуть в воздухе руками в попытке вновь обрести равновесие, но тут же прижал к себе ближе. Они оба вымокли до нитки и дрожали, цепляясь друг за друга. И без того ещё не привыкшие к собственным чувствам, опьянëнные новизной, хватают воздух жадно в перерывах между поцелуями.       — Подожди, не на полу же, — выдыхает Джина, когда Лайт нетерпеливо дёргает её рукава. Она с трудом встаёт на ноги, тянет парня за собой и тот, спотыкаясь, поднимается за ней.       — Да, прости… — Впервые за вечер он вдруг выглядит донельзя смущëнным. В комнате словно опустилась температура, приводя в сознание, рассеивая туман в голове. Повисает неловкость, и они внезапно боятся друг друга коснуться.       Джина решается первой.       — Всë хорошо, — шепчет она, не глядя ему в лицо, и торопливо снимает с его рук тяжёлые криолитовые браслеты, которые он по-прежнему носит. — Мне это тоже нужно, Лайт…       Она всегда по-особенному произносит его имя. Так нежно, с такой любовью, даже с ноткой благоговения. Он тает каждый раз, когда слышит ласковые интонации. Это срабатывает и сейчас — юноша расслабляется, снова чувствуя в груди обжигающее пламя. Руки по-хозяйски оглаживают плечи Джины, всё ещё скрытые одеждой. Неотрывно следя за каждой сменой выражения на лице девушки, он спускается ниже и неловко путается пальцами в шнуровке её жилета.       — Проклятье…       — Постой, я помогу, — она самостоятельно распускает шнурки, и, отчаянно осмелев, кладёт его руку туда, где отчётливо, быстро бьëтся пылкое девичье сердце.       Лайт наконец находит в себе силы взглянуть ей в глаза, и живот моментально скручивает терпкой негой: так странно и сладко видеть её горящий взгляд, который не достаётся больше никому, кроме него. Полупрозрачная ткань ползёт вниз с её плеч, обнажая смуглую мягкую кожу. Всё происходит в первый раз, и так пленительно, жарко, восхитительно ощущать это…       — О, Джина…       Надломленный шёпот падает камнем в плотном воздухе. У Джины тёплые руки, они ласкают его волосы и буквально сводят с ума. Лайт отрывисто целует нежное местечко за ухом, срывая первый стон с розовых потемневших губ.       Когда девушка кончиками пальцев ведёт по его предплечьям, заставляя кожу покрыться мурашками, он понимает, что каким-то образом и сам остался без одежды. Теперь назад пути не было. Но это не страшно — ведь они пройдут это вдвоём, вместе. И хотя так стыдно сцеловывать вздохи с её губ, так неловко касаться её разгорячëнного тела, он знает, Джина тоже желает этого.       Когда она, изогнувшись, прижимается впалым животом к его собственному, Лайта словно прошивает судорога. Обхватив свою маленькую Джину, он в первый раз ощущает, какая она тонкая. Словно под кожей у неё только крошечные птичьи косточки, такой лёгкой она казалась. Прежде этого не было заметно под одеждой. И такая болезненная нежность, такая сладкая тоска наполняет его, что он не может удержаться — и целует, целует, целует каждое подвернувшееся место и не может остановиться.       Больше нет места юношескому смущению. Теперь они только два человека, отчаянно жаждущие быть рядом друг с другом. Ни один из них никогда прежде не совершал вещи правильнее. Они открыто смотрят в лицо партнёра, без тени скованности.       — Люблю тебя, — хрипло выговаривает Лайт.       — Люблю, — тихо вторит задыхающаяся Джина.       Губы мягкие, сладкие. Тела податливые, отзывчивые. Счастье чистое, ничем не замутнëнное.       Гроза снаружи всё бушует, бьëтся в окна, но кому до этого есть дело, когда под пышным одеялом тепло и безмерно уютно?       — Твои волосы лезут мне в нос, — ворчит Лайт недовольно, но не отодвигается ни на миллиметр. Джина бы рассмеялась от души, если бы не была совершенно обессиленной.       — Десять минут назад тебя это совершенно не волновало, — парирует она и оставляет поцелуй в центре его груди. Он замолкает, пытаясь отвернуться и спрятать предательски покрасневшие скулы, но всё тщетно. Джина целует снова, уже в подбородок, едва ли не урча от удовольствия, будто сытая кошка. — Я вижу тебя насквозь, — проникновенно шепчет она, — даже не пытайся теперь что-то от меня скрыть.       Лайту хочется огрызнуться, хочется признать поражение, хочется притвориться, что ничего не слышал — и всё одновременно. А Джина такая сонная и расслабленная, красивая, как никогда прежде, с такой сияющей улыбкой, что остаётся лишь пробормотать под нос что-то невразумительное, зарыться лицом в ещё влажные тёмные волосы, прижаться к ним губами. И он притискивает девичье тело к себе покрепче, потому что теперь имеет на это право, и потому что в это мгновение нет ничего важнее.       — Глупая девчонка, о чём ты только говоришь…       Лайт засыпает под тихий бархатный смех Джины, окутанный её ласковым теплом.