Тюльпаны для песчаной феи

      Всё было предопределено. Магия Лайта не могла обеспечить им должной защиты, не говоря о контратаке, Джина и вовсе не могла сражаться. Им приходится с трудом блокировать нападения Шапура и надеяться, что Кахир успеет прийти им на выручку.       — Джина, не высовывайся, ты мешаешь! — На висках Лайта блестят бисеринки пота, бледность кожи видна даже при закатном солнечном свете.       — Что значит «не высовывайся»? Мы посреди пустыни, где я должна спрятаться?! — огрызается она, хотя знает, что не должна. Им нужно беречь силы, а не тратить время на очередные препирательства. Да и вообще-то вон те руины неподалеку неплохо подходят в качестве укрытия, только она всё равно не может оставить Лайта одного.       — Просто отойди подальше!       Джинн пытается оглянуться, чтобы убедиться, что она послушалась, и в этот миг теряет концентрацию. Магическая алая стрела, выпущенная Шапуром, мчится к нему, со свистом рассекая воздух.       — Лайт, берегись! — кричит Джина прямо за его спиной. Он инстинктивно дёргается, не осознавая, с какой стороны звучит её голос, но уворачивается не в ту сторону.       Стрела вонзается в песок рядом с Джиной, едва не воткнувшись ей в ступню, и через несколько секунд воздух вокруг раскаляется, взрывается, красными волнами распространяя вокруг разрушительную магию и острые осколки. Девушку окутывает дым, и Лайт теряет её из виду, но Шапур не позволяет ему прийти на помощь — атаки становятся всё яростнее, всё смертоноснее. Плотный мерцающий туман постепенно заполняет всё пространство, и в какой-то момент джинн понимает, что бьёт сам не знает, куда, и вообще ничего не видит в этом удушающем мареве.       — Джина! Где ты?! Джина! — Он кричит изо всех сил, бросается из стороны в сторону, но не видит её. И не видит Шапура.       Магический дым рассеивается так же внезапно, как окутал их. Лайт наконец замечает свернувшуюся в клубочек Джину, ничком лежащую на песке. Он спешит к ней, шёпотом вознося молитвы всем богам мира, чтобы она осталась жива. Но с каждым шагом он замедляется: песок вокруг Джины пропитывается ярко-алой кровью. Слишком быстро. В горле застревает горький ком, сердце бьётся неистово, отказываясь верить в самое худшее. Юноша падает рядом с ней на колени, сразу же пачкаясь, но не обращая внимания.              — Джина! — Девушка с трудом открывает глаза, осоловело глядя на него. Лайт облегчённо выдыхает. Но её лицо искажено болью, зубы стиснуты. Дело плохо. — Смотри на меня, смотри, — лихорадочно говорит он, с силой надавливая ей на живот, не понимая толком, где находится рана, но кровь сочится сквозь его пальцы и пропитывает тонкий шёлк её наряда. Она непроизвольно стонет. — Тише, тише. Потерпи. Сейчас помогу…       Джина хочет возразить, ведь Лайт потерял слишком много магических сил, глупо было тратить оставшийся резерв на неё. Всё равно она уже не жилец — магические раны не так просты. Но у него ещё остаётся шанс одолеть Шапура или, по крайней мере, сдерживать какое-то время. Остаётся шанс выжить.       Она открывает рот, но обжигающе-яростный взгляд не даёт сказать ей ни слова.       — Даже не думай! И не двигайся, — строго приказывает он, но тут же мягко просит, понизив голос: — Прошу тебя… Не шевелись минутку, дай сосредоточиться.       Джине так больно, что она теряет всякое желание спорить, а когда магия Лайта постепенно забирает её страдания, она даже всхлипывает от облегчения. Конечно, он не может исцелить её полностью, но, кажется, ещё какое-то время она сможет продержаться.       — Где Шапур? — с трудом выдавливает она. Лайт склоняется и порывисто целует её в обе раскрасневшиеся щеки.       — Не знаю, — отвечает. — Я потерял его в тумане. Неважно, забудь об этом. Сейчас нам нужно спрятать тебя.       Лайт не может позволить Джине умереть. Он сдохнет сам тысячу раз, но защитит эту девушку. И в этот момент его не волнует ни собственная решимость одолеть одержимого Гията, ни желание освободиться от чар и выторговать себе новую, нормальную жизнь. Всё, что угодно, только бы ровно, уверенно билось сердце Джины. С усилием и максимальной осторожностью он берёт еë на руки, стараясь не вслушиваться в сдавленные стоны, и медленно бредëт к остаткам руин, что когда-то служили прибежищем принцу Гияту.       Джина цепляется рукой за его одежду, как за единственное спасение. Всё её тело нещадно болит, стоит едва закрыть глаза — и сознание уплывает. Она борется изо всех сил, но беспамятство сулит избавление от этой невыносимой агонии, заставляя сдаться. Благословенный прохладный мрак окутывает её, и девушка соскальзывает ему навстречу. Сколько прошло времени? Она не знает. Нечётко, словно через толщу воды слышит отчаянный зов:       — Джина, смотри на меня. Всё будет хорошо! Я с тобой… Посмотри на меня. Нет, держи глаза открытыми! Джина!       Лайт встряхивает её за плечи, и тьма и туман в её голове слегка рассеивается.       — Как темно… Где мы? Где Шапур?       Девушке с трудом удаётся осознавать происходящее: она лежит на коленях у Лайта, прижатая к его груди; рана, нанесëнная стрелой, саднит и пульсирует. Вокруг них сырой мрак.       — Я не знаю… — Джинн задумчиво кусает губы, и без того уже израненные. Его голос дрожит. — Наверное, раньше здесь было его убежище… — Поймав рассеянный озадаченный взгляд, он поясняет: — В руинах под песком я нашёл странный люк. Я не собирался прятать тебя там, но выбора не осталось — там, снаружи, бушует хамсин. Как только стихия утихнет, мы вернёмся назад, в город. И придумаем новый план, получше нынешнего. — Джина, прижавшись к груди, слушает, как сильно бьётся его сердце. Ей, кажется, становится лучше только от этого звука. Кровотечение остановилось, но на одежде осталась заскорузлая кровавая корка. Девушка морщится от неприятного ощущения, но — вот странность! — это единственное, что сейчас её беспокоит. Лайт словно окутывает её своим теплом, выстраивая кокон из безопасности, уюта и нежности. Ей хочется спать и, вздохнув, она прикрывает глаза, но юноша вдруг заговаривает снова: — Джина, ты должна кое-что мне пообещать. — Она взмахивает ресницами, пытаясь поймать его взгляд, но он упрямо смотрит в стену, поверх неё. — Что бы ни случилось, ты должна жить. Ты должна быть счастливой. И не отталкивай Кахира слишком активно, хорошо?       Джина не уверена, что всё услышала правильно. Она хочет подняться, но тело не слушается её, ослабев гораздо сильнее, чем казалось. Она хочет сказать своему джинну, что вряд ли ей удастся пережить сегодняшнюю ночь. Она хочет спросить, почему Лайт вообще заговорил о Кахире. Но не может. Из горла рвутся только бессмысленные хрипы. Она умирает. И по тому, как юноша сжимает её плечи, она понимает, что он тоже это осознаёт. Наверное, поэтому Джина совсем не удивляется, когда о её кожу разбиваются горячие капли. Лайт плачет беззвучно, сжимая челюсти, но остановить слёз не может. А Джина не может утешить его. Вновь собравшись с последними силами, она пытается сказать хоть слово, но…       В дальнем углу таинственного сырого подвала вспыхивает пламя. Воздух так быстро нагревается, что становится трудно дышать уже через несколько минут. Джина делает последний рывок в отчаянной попытке подняться.       — Нет, Джина, — шепчет ей на ухо Лайт. — Не смотри туда. Не надо. Взгляни на меня. — Джинн опускает голову. Слёзы на его щеках высохли. И Джина послушно смотрит на него, и в небесно-синих глазах с покрасневшими белками она видит удивительно нежную любовь. — Всё хорошо. Доверься мне. Я тебя спрячу.       Заворожённая, она кладёт голову на его плечо. Огонь с чудовищной скоростью распространяется по стенам, угрожающе треща. Ловушка вот-вот захлопнется. Юноша ласково улыбается ей сверху вниз.       — Вот так, — он кладёт ладонь на её затылок, прижимая крепче. — Теперь закрой глаза. Я не дам тебя в обиду.       И вернувшаяся было боль растворяется в его словах. Быть может, это очередное заклинание? Джине хочется спать ещё сильнее, чем прежде… Что ж, она позволит себе эту слабость, а всё, что хотела сказать — скажет позже, как только окрепнет и восстановится, и тогда… Грянул взрыв. Гораздо более сильный, чем в прошлый раз, вероятно, из-за того, что они находились в замкнутом помещении. Стало на мгновение жарко, больно, душно, а потом всё схлынуло, как приливная волна. Последнее, что запомнила Джина о том дне — ослепительная вспышка и холодные руки Лайта на её плечах.       Когда она открывает глаза, то обнаруживает их обоих совсем в другом месте. Может, Лайт перенёс их сюда? Вокруг больше нет металлических стен, сжимающихся над их головами, нет удушающей тьмы. Полуденное солнце пустыни ослепляет, но не особенно греет. И пески под ногами совсем не обжигают, как обычно.       — Где мы? — растерянно спрашивает она Лайта, стоящего плечом к плечу с ней. — Что это за оазис?       Лайт странно смотрит на неё и долгое время молчит, словно раздумывает, что ответить.       — Мы всё там же, Джина, — произносит он напряжённо.       — Но…как же это возможно? — Девушка быстро оглядывается по сторонам. — Здесь ничего не было, кроме пустыни и старых руин, а сейчас… Кустарник разросся так буйно… Как мы выбрались? Сколько времени я проспала?       Юноша шагает к ней ближе и кладёт ладони на её предплечья. Тёплые ладони.       — Прекрати сейчас же думать! — строго говорит таким тоном, будто она чем-то провинилась, и глаза его темны, как грозовое небо. И именно эта его явная попытка отвлечь её даёт первую подсказку. Медленно Джина опускает руку, чтобы коснуться своего живота.       — Шапур ранил меня. Почти смертельно. Почему больше не болит? Лайт, что происходит?!       Юноша отворачивается, но она успевает заметить горе и скорбь в его взгляде.       — Ты уже догадалась, не так ли? Ну же, Джина. Ты ведь всегда была умной… — Он делает паузу, чтобы глубоко вздохнуть. — Многие годы минули с того дня, как мы были здесь по-настоящему.       Она начинает быстро соображать, с удовлетворением отмечая, что больше боль и слабость не мешают ей думать.       — Тот взрыв… мы были в ловушке в подвале… Мы так и не выбрались? Но как же это могло случиться? Как ты мог погибнуть, будучи джинном?       — Моя магия полностью истощилась, — неохотно говорит Лайт. — Выгорела. Не так уж я и всесилен, верно? — он грустно улыбается. Джину это злит.       — Не говори глупостей! Ты все силы потратил на меня. И меня защитил.       — Но не спас.       — Не думаю, что у нас был какой-то выбор. — Юноша не находится с ответом. После непродолжительного молчания она снова спрашивает: — Но что будет теперь? Что дальше?       — Ничего. Наш бой с Шапуром вызвал слишком серьёзные магические колебания. Не знаю, что за заклинание он использовал, но, похоже, мы вроде как заперты здесь. Мы… Мы теперь вне времени и пространства. Навечно.       Лайт замолкает и с опаской глядит на Джину, ожидая её реакции. Она выглядит задумчивой, но не испуганной.       — Честно говоря, пока я плохо понимаю, что происходит. Я чувствую себя совершенно живой! — Будто в подтверждение своих слов, она ощутимо щипает Лайта за руку.       — Ай! Джина, чёрт подери, я ведь тоже умер!       Девушка всё ещё смеётся, когда издали вдруг слышится знакомый голос. Джина мгновенно переключает внимание на него, бросаясь вперёд.       — Кто это? Ведь это Кахир? — она вытягивает шею, пытаясь разглядеть получше. — Он стал таким взрослым! — восклицает восхищённо.       В их сторону действительно двигается мужчина, очень похожий на их друга. Лайт подходит к Джине ближе, внезапно приобнимая её за плечи.       — Теперь он правитель Королевства полнолуния, ему надо соответствовать, — ухмыляется юноша. — И потом, прошло уже столько лет…       Кахир не один. За руку он ведёт мальчика, слишком похожего на него, чтобы не догадаться сразу же. Джина восторженно ахает.       — Его сын?       — Ты ведь сама видишь, — в ответ улыбается Лайт.       На вид юному принцу около десяти лет, но он выглядит сосредоточенным и суровым, насколько вообще может в этом возрасте.       — Познакомься, Джина, это наследный принц Арслан.       — Он носит твоё имя? Как же похож на Кахира… — шепчет Джина. — Подожди, а второй ребёнок? Тот, что у него на плечах?       Улыбка Лайта становится ещё шире. Джина смотрит и не может насмотреться.       — Знаешь, как её зовут? — он выдерживает театральную паузу. — Принцесса Джина, озорница и папина любимица, — словно в подтверждение его слов, девочка лихо показывает старшему брату язык с высоты отцовского роста.       — Откуда ты всё это знаешь?       — Мы одной крови. Это тоже что-то сродни магии, только родовой. Я до сих пор всех их чувствую. Но если ты попробуешь прислушаться, пока они так близко, ты тоже сможешь услышать.       Джина напрягает слух. Безотчëтно она прижимается ближе к тёплому телу Лайта.       — …немного серьёзнее, Джина! Вспомни, в честь кого тебя назвали! — Девушка явственно услышала, как маленький Арслан отчитывал сестру.       — Но, папа, разве ты не говорил, что она была такой же весёлой девочкой, как я? — резонно спросила Кахира малышка. Он ответил, осторожно опуская её на песок:       — Говорил. Ты удивительно похожа на неё. Но твой брат прав. Мы пришли сюда почтить память моих добрых друзей. Так что давайте просто от всего сердца помолимся за их души и поблагодарим за их подвиг.       — Почтить память? Здесь? — шёпотом переспрашивает Джина. Лайт берёт её за плечи и разворачивает. Позади них возвышается каменный монолит, на нём выгравированы их собственные имена.       Пока она ошарашенно рассматривает архитектурное сооружение, юноша отвечает на невысказанный вопрос:       — Кахир приказал возвести памятник, чтобы те события никогда не забылись. Знаешь, он до сих пор ужасно винит себя. — Джина смотрит с откровенным недоумением. — Думает, что мы погибли из-за его промедления.       — Но это совершенно бессмысленно! В этом совсем нет его вины. Будь он тогда там…       — Ничего бы не изменилось, верно? Мы погибли бы втроём. Он знает, что ему это скажут. Наверное, потому он и не рассказывал об этом ни одной живой душе.       Джина пристально глядит на старого друга, преклонившего колени перед возведённым памятником и усердно молящегося вместе со своими детьми, и хмурится.       — Боишься остаться со мной здесь навечно, Джина? — произносит нарочито-насмешливо бывший джинн, откровенно подначивая её, но синие глаза остаются предельно серьёзными.       С напряжением ожидая ответа, он в последнюю очередь готов был услышать смех.       — Ну брось дурачиться, Лайт, — смеётся девушка. — О чём вообще ты думаешь, задавая мне такие вопросы?       Джина всё ещё хихикает, когда он пытается выудить из неё честный ответ. То, что он всё ещё держит её за плечи, ни капли не помогает.       — Но это могли быть твои дети, Джина. Твои и Кахира. — Когда она приподнимает брови, глядя так удивлённо, словно никогда об этом не думала, он спрашивает: — Разве тебе не жаль? Он любил тебя по-настоящему. И даже назвал твоим именем дочь.       — А твоим — сына, — парирует она, не задумываясь. — Ты поэтому говорил о Кахире тогда, в подземелье? — Девушка вздыхает, дождавшись утвердительного кивка. — Не верю, что ты это всерьёз. Если ты и вправду не замечал моей любви, то это только твоя проблема.       Джина отстраняется от юноши, отходя вперёд на пару шагов, и складывает руки на груди, как делает всегда, когда недовольна, но её небрежно брошенные слова толкают его на глупости: он обнимает её со спины, пряча лицо в изгибе её плеча.       — Ты ведь говоришь правду? Не нужно лгать мне, Джина… Что бы ты ни сказала, я всё равно буду любить тебя.       — Повтори, — шепчет она, забрасывая руки назад, путаясь в чёрных волосах. — Скажи это ещё раз…       — Я всегда буду любить тебя, — говорит Лайт, против воли краснея.       И Джине кажется, что она просто спит и видит свой любимый сон, но в то же время она понимает, что всё случилось наяву, и они действительно погибли, но зато теперь в мире не осталось никого, кроме них. И больше никому оба они не должны. Свободны. Навсегда.       — Вечно? — Джина спрашивает просто так, чтобы убедиться ещё один раз.       — Вечно, — твёрдо отвечает Лайт.