Соприкосновение

«Внезапная остановка». Название последней книги Алана как нельзя более точно описывало то состояние, в котором он проснулся и пружиной вскочил с кровати. Он до сих пор ощущал пронизывающий до самых костей холод воды озера. Впервые в жизни на него нахлынул приступ паники. Ему отчаянно не хватало воздуха. — Тише милый, всё хорошо, ты дома, у себя в кровати. Тебе просто приснился кошмар. Элис села на краю кровати в нижнем белье и ласково взяла его за руку. Он глядел на неё, не веря своим глазам. — Ты жива! С тобой всё в порядке. Алан осмотрелся. Он действительно находился в собственной спальне, а за окнами виднелись стены соседних высоток. Но что-то здесь было не так, неправильно, хотя он и не мог сказать, что именно. Мысли путались, разум словно застилал туман. — Ну же, Алан. Всего лишь дурной сон. Давай, возвращайся в постель. Он с трудом отогнал разлившуюся по телу сладкую лень. — Нет... Нет, это был не сон. Поверь мне! Нам нужно выбираться отсюда. — О чём ты таком говоришь? Это наш дом. Здесь нам ничего не угрожает. Алан щёлкнул выключателем. Света в комнате не было. — Здесь нет света. Надо срочно найти свет! У тебя же всегда был запас фонариков. Где он? — Тише, тише. Успокойся трусишка. Ну подумаешь, электричество отключили. Иди ко мне. — она подмигнула ему, — Я помогу тебе забыть о страхе темноты. Он резко отшатнулся: — Что? Это ведь ТВОЙ страх! Почему ты не боишься? И где Кликер? Я подарил его тебе, помнишь? — Алан, милый, ты ещё толком не проснулся. Хватит болтать чепуху. Возвращайся в кровать, до утра ещё далеко. — Ты не Элис! Где фонарь? Если ты моя Элис, сейчас же найди мне свет! Он пошёл в прихожую, но фонарика там не обнаружилось. Элис вышла за ним. — Ты меня пугаешь. Возвращайся в постель, Алан. Ты принимал таблетки? Или хочешь, чтобы я позвонила доктору Хартману? В студии Элис и его кабинете фонарика тоже не было. — Кстати, я только вчера прочла рукопись. Это великолепно! «Уход» — лучшая из всех твоих работ. Ты гений. Я так горжусь тобой. Но мы поговорим об этом утром. А сейчас пойдём в спальню. Давай же, не упрямься. Фонарь нашёлся на кухонном столе. — Ай! Прекрати, Алан, ты делаешь мне больно! Но он продолжал светить, пока лже-Элис не растворилась в луче света. На том месте, где она только что была, теперь лежал Кликер. Когда Алан поднял его, стены комнаты начали мерцать и колебаться, а потом вдруг всё исчезло: мебель, здания за окнами и в конце концов, сама комната. Осталась лишь простирающаяся во все стороны безбрежная пустота, в которой повсюду клубились и извивались густые чёрные тени. Сверху к нему опустился Зейн в своём водолазном скафандре. Его лицо всё так же скрывалось за лучами света. — Тебе нужно найти путь в мой дом. Ты должен наполнить её сердце светом. Чтобы пройти к острову, используй фонарь. Помни: это не сам свет, но то, что он собой представляет. Зейн исчез прежде, чем Алан успел что-нибудь спросить у него. Он огляделся. Что-то изменилось в окружающем мире. Пустота теперь сменилась на нечто другое. Это тёмное место было непохоже на всё, что он мог бы себе представить; зыбкое и непрочное, оно всё время плыло, меняя форму, оно было умозрительным и субъективным. Тьма, наполнявшая пространство, временами перекатывалась, подобно волнам, то собираясь в тысячи невообразимых геометрических фигур, то опять выпрямляясь. Но в отличие от той Тьмы, с которой он столкнулся в Брайт Фоллс, она не проявляла признаков враждебности. Брайт Фоллс. Казалось это случилось в мгновение ока. Он обнаружил, что находится на тротуаре посреди главной улицы города. Рядом тускло мигали окутанные туманом уличные фонари, чуть дальше светилась неоном вывеска кафе, а в другой стороне виднелось полицейское управление, возле которого кто-то стоял. Подойдя чуть ближе, Алан узнал силуэт и увидел лицо в очередной вспышке сломанного фонаря. — Сара? Шериф Брейкер? Ещё шаг — и мир снова изменился. Глазам открылась ужасная картина разрушения: огромные дыры и трещины в стенах домов, покосившиеся порой до самого тротуара столбы электропередач, асфальт, расколотый на бесчисленное множество осколков. Всё вокруг было готово развалиться на части, а местами улица исчезала вовсе, словно чья-то гигантская ладонь зачерпнула её в пригоршню и унесла в небытиё. Шериф стояла всё так же неподвижно, скрестив руки на груди. — Сара? Нет, не Сара. Картонная фигура в полный рост, так удивительно похожая на его собственный боди-стенд. С надписью внизу: «Шериф Сара Брейкер — отважная женщина-полицейский, меткий стрелок и член секретного общества. Победит ли она в сражении против потусторонних чудовищ? Читайте в новой книге Алана Уэйка». Он зло выругался. Это место умело морочить голову. Нужно было выбираться из города. Ещё шаг. Грохот и туман. Теперь улицы выглядели совершенно безумным образом. Они перемешались между собой, дома наползли друг на друга, сросшись сиамскими близнецами, а тротуар покрылся широкими расщелинами, откуда зияла головокружительная пустота. Алан пробирался через этот колеблющийся бардак, стараясь сосредоточиться на крошечном участке земли, поросшей деревьями. Тот казался прочнее и неподвижнее всего остального, и всё же Алан чувствовал, что стоит лишь ослабить концентрацию, как ландшафт опять преобразуется до неузнаваемости. Но он таки сумел добраться до цели, оказавшейся миниатюрным парком. Как только он ступил на травянистую почву, улицы с призрачным мерцанием начал двигаться вниз. Вскоре Алан мог, подойдя к краю оставшегося клочка суши, смотреть на город с высоты птичьего полёта. Он стоял в недоумении, не зная, что делать. И тут увидел их. Сложенные пополам белые страницы с чёрными буквами летали в воздухе фантасмагорическими птицами, кружились над его головой, а с них сыпались в пространство слова. Слова становились большими и яркими, зависая то в одном-то в другом месте вокруг него. Большинство представлялись бесполезными, но вот одно привлекло его внимание. «Лодка». Алан направил на неё фонарик, но ничего не произошло. Он попробовал силой воли усилить свет, как делал это много раз до этого, однако результат был всё тот же. Тогда он постарался сосредоточиться на словах Зейна. «Это не сам свет, но то, что он собой представляет». После долгих и безуспешных попыток озарение пришло само собой. Он наконец перестал думать и отдался на волю своего подсознания. И впервые по-настоящему ощутил силу этого места, струящуюся сквозь пальцы, дикую и необузданную. Вскоре слово вспыхнуло и задрожало, защёлкали звуки пишущей машинки. Буквы вытянулись, обрели другую форму, цвет, постепенно превращаясь в настоящую лодку. Город остался далеко позади. Теперь под ним во все стороны простиралась водная гладь. Лодка легко скользила по воздуху на огромной высоте, послушная малейшим движениям мысли. Алан, больше не пытался взять события под контроль и терпеливо ждал, пока подсознание само проложит путь сквозь лабиринты Тёмной Обители. Спустя долгое время он смог разглядеть вдали тонкий луч света. Тот пульсировал и двигался по кругу. Повинуясь внутреннему чутью, Алан направил свою лодку к нему. Маяк стоял на вершине скалистого острова, никакой другой суши поблизости не было видно. К нему вела тропа, которая поднималась вокруг острова сужающейся спиралью. Лодка плавно подплыла к берегу и остановилась у деревянного причала. Алан направился вверх по тропинке. И тут понял, что мир снова меняется. Он изо всех сил старался удержать дорогу к маяку, но не смог. Громадная каменная глыба откололась от скалистого обрыва и преградила ему путь. Справа в воздухе замелькали новые буквы, на этот раз чёрные. «Проход». В этот раз воплотить напечатанное оказалось гораздо легче. Прогремел взрыв, блеснула яркая вспышка и в скале образовалась широкая трещина, ведущая вниз. Он спрыгнул туда. Свет фонаря выхватил из темноты закругленные очертания и отблеск металла. Алан находился внутри трубы, как две капли воды похожей на ту, по которой он добирался до дамбы. Только в этот разу его путь продолжался гораздо дольше. Он не знал, сколько прошло времени, но казалось, труба будет длиться вечно. Он предпочёл на задумываться откуда здесь взялся телевизор. Проклятый экран как будто просто вырос из металла. На нём был... он сам. Его двойник в телевизоре читал вслух страницу рукописи. — Алан пытался найти дорогу, но только запутывался всё сильнее и сильнее. Он метался, будто крыса в лабиринте. Это напоминало всю его жизнь — такую же пустую и бессмысленную! Двойник жутко рассмеялся и ударился головой о крышку стола. Экран погас. Алан отшатнулся от бредового видения и тут же наткнулся спиной на дверь. Пройдя внутрь, он очутился в спальне своей квартиры. Только на сей раз она выглядела странной, будто нарисованной в искажённой перспективе. Проход из спальни вёл в такую же перекошенную комнату Элис, потом Алан опять очутился в спальне. Войдя обратно в ту же дверь, он попал в свой кабинет, а следующая вывела его снова... в спальню. Комнаты перемешались невероятным лабиринтом. Он снова повторил свои попытки и сумел добраться до гостиной, но не имел понятия, как попасть в прихожую. Алан решил выяснить, что находится за окнами — вдруг их можно использовать как лазейку в этой безумной головоломке. Он отодвинул шторы. Комнату заполнил тусклый красноватый свет, пробивавшийся сквозь закрученные штормовые облака. Поверхность ландшафта была пустынной и совершенно безжизненной, лишь вдалеке, за холмами возвышались пять странных полупрозрачных столбов. Пройдя в другую комнату, Алан повторил эксперимент. Картина за окном здесь была ещё более чуждой всему земному. Белоснежное пространство заполняли сцеплённые между собой геометрические фигуры, покрытые переливающимися жёлтыми пятнами. А над ними висела в воздухе перевёрнутая пирамида, основа которой терялась где-то на огромной высоте. Или может её и не было вовсе. Между фигурами и пирамидой плавно скользили продолговатые существа, сплошь покрытые шипообразными отростками. Алан задёрнул шторы обратно. Ему в голову пришла другая идея. Что, если воспользоваться пишущей машинкой? Он пошёл в кабинет, и сел за стол. Но стоило ему протянуть руки к клавишам, как те рассыпались во все стороны. Стол исчез и стена за ним тоже. В стене открылся проход. Ему пришлось перебраться на другую сторону по клавишам, ставшим теперь огромными, как булыжники. — Как ваша голова, мистер Уэйк? Ну-ка, дайте я посмотрю. Он находился в зале совещаний, внутри полицейского участка. Призрачный доктор Нельсон приветливо улыбнулся ему и растаял вместе со своим старомодным саквояжем. Алан прошёл дальше. Теперь он передвигался внутри дамбы. Помещение заскрипело и вдруг начало вращаться. Алану пришлось идти по стенам, затем по потолку. Коридоры и лестницы смешались бетонным паззлом, который было невероятно трудно разгадывать на ходу. Но вот всё остановилось. Он зашатался, испытав приступ сильного головокружения. Под ногами виднелся дверной проём, коридор вёл вниз и оканчивался дверью Хорошо Освещённой Комнаты. Алан прыгнул вниз... и упал в кабину лифта. Он нажал кнопку самого верхнего этажа. Стрелка над дверью поползла вниз, показывая продвижение кабины по этажам. Затем створки открылись и перед ним открылся коридор с рядами дверей по обе стороны. Клиника доктора Хартмана. — Алан, поскольку мы решили говорить без утайки — и позвольте мне подчеркнуть, как я рад, что вы сделали этот шаг, — я хотел бы обрисовать ваше состояние. Он не помнил, как очутился в кресле посреди кабинета Хартмана. Доктор сидел напротив, изучая его внимательным взглядом. — Начнём, пожалуй, с самого очевидного: автомобильная авария. При всём моём уважении к доктору Нельсону он всё-таки не нейрохирург. Последствия невылеченной травмы головы... они могли оказаться куда значительнее, чем вы себе представляете. И потом, ваше прошлое злоупотребление алкоголем, которое в сочетании с хронической бессонницей привело к приступам галлюцинаций и серьёзнейшему расстройству контроля над побуждениями. Это опасное сочетание, и вашей жене оно причинило даже больше страданий, чем вам. Он продолжил после небольшой паузы: — Вряд ли будет преувеличением сказать, что вы находитесь в состоянии всеобъемлющего отрицания. У вас живое воображение, которое наделило вас обликом трагического героя и позволило сложить с себя ответственность за свои поступки. Вы берётесь за решение воображаемых проблем и тем самым уклоняетесь от решения проблем реальных. В своих заблуждениях вы настолько зациклились на себе, что ваши личные проблемы стали считать средством для спасения Элис. Или даже всего мира. Вы отвергли моё предложение помочь, вы так усердно и изобретательно себя обманывали, и что же вам это дало? Помогло ли вам ваше упрямство? Алан молчал. — А Элис оно помогло? Стало ли вашей жене лучше от него, как думаете? — Не думаю. — слова вырвались у него сами собой. — Не думаете. — повторил Хартман, — Почему бы нам не выяснить наверняка? Я ведь беседовал с ней. Она кое-что оставила для вас. Доктор подошёл к компьютеру и включил один из файлов записей. «Всё, чего я хотела — это помочь тебе, Алан. Я терпела всё то дерьмо, которым ты меня поливал; я пыталась вникнуть в твои барские истерики, выносила твои капризы и твой бесконечный, всё оправдывающий творческий кризис. И что же взамен? Твоя инфантильность, твоё высокомерие и эгоизм сводили на нет все мои попытки вытащить тебя из ямы, которую ты сам же себе вырыл. Я устала, невыносимо устала. Знаешь, сколько раз я мечтала покончить с собой, чтобы прекратить всё это? Единственное, что меня удерживало — это надежда, что ты исправишься, что вновь станешь тем Аланом, которого я знала. Но теперь мне кажется, я ошибалась. Настоящий Алан — вот он, такой, какой есть, больше не прячущийся за красивой маской. Алан, который умеет лишь разрушать и причинять боль своим близким. Я больше ни на что не надеюсь. Ты всё испортил. Как обычно». Комната исчезла. Он стоял посреди тоннеля, проходящего через скалу. На той стороне его ждал Барри. Увидев приближающегося Алана, он укоризненно покачал головой. — Что, дружище, запутался немножко? А может окончательно крыша поехала? Признаюсь честно — мы оба знали, что рано или поздно это произойдёт. Мы оба: я и Элис. Но не ты. Твоё самолюбие, твоё раздутое эго не позволяют думать о таких вещах, не так ли? Ты целиком сосредоточен на своих книгах... последняя из которых, кстати говоря, вышла пару лет назад, и с тех пор ты умело дразнишь читателей лживыми обещаниями. Великолепный писатель. Гениальный мастер триллера, эксперт в области загадочных убийств и тёмных закоулков. А ещё знаток по части алкогольной зависимости. И тут ты сведущ больше всего! — Нет. Это всё неправда. Ты не настоящий. Барри снисходительно ухмыльнулся. — Сказать в чём заключается главная суть моей работы? Следить, чтобы ты не пустил свою жизнь под откос, потому что самоконтроля у тебя — что у спятившего бультерьера. У меня на быстром наборе номера адвокатов — ведь не известно, когда ты снова влипнешь в неприятности. Знаешь какие две категории людей постоянно нуждаются в адвокатах? Гангстеры... и полные МУДАКИ! А ты у нас совсем не гангстер. — Довольно. Прекрати! — Но в чём ты идеально преуспел — так это в искусстве поддерживать отношения. Тебе приходится в буквальном смысле платить своему лучшему другу, чтобы он общался с тобой, потому что все остальные от тебя нос воротят. Только знаешь что? Моё терпение кончилось, Ал. Прощай. Он повернулся, зашагал прочь, и растворился во тьме, окружающей остров с маяком. Алан сцепил зубы и сжал голову руками. Его преследовало неотвязное желание сойти с дороги и шагнуть прямо в пропасть. "Нет. Я должен добраться к маяку. Уже недолго осталось...". "К маяку, быстрее к маяку" — он повторял себе это раз за разом как заклинание, пока шёл по спиральной тропе. Как только Алан открыл дверь маяка и вошёл внутрь, в голове немного прояснилось. Он прошёл длинной закрученной лестницей до самого верха сооружения. К комнате с прожектором вёл люк в потолке. Выбравшись через него, Алан... увидел маяк. Маяк стоял вдалеке высоко на скале, и в то же время находился прямо под ним. Люк отправил его на берег озера Колдрон. Впереди мерцали белые печатные слова, зависшие в пространстве. Теперь уже они сбывались легко, сами собой, достаточно было лишь обратить на них малейшее внимание, слегка задеть лучом света. Появилась старая бочка, вверх взлетела пара птиц, прямо из земли выросла прямоугольная арка с табличкой «Остров Ныряльщика». Берег оброс деревьями, покрылся упавшими листьями. Затерянные среди белых слов, чёрные слова тоже обрели силу. — Я ухожу. Прости меня. — Что? — Я ухожу от тебя, Алан. Я встретила одного человека... Я влюбилась в него. — Что ты такое говоришь? Нет, я не верю. Ты не можешь так... — Ты меня не любишь. Да и не мог бы, ведь ты не любишь даже себя. Ты только мучаешь себя работой, которую больше не можешь делать. — Нет! Я люблю тебя больше всего на свете. Ты... ты моя муза. — Нет. Больше нет. — Кто ты? Что ты сделала с моей Элис? — Алан! Что ты делаешь? Включи свет. Что ты делаешь, Алан? Остановись! Включи свет! Он тряс головой из стороны в сторону до тех пор, пока это не прекратилось. "Это неправда, неправда, неправда. Ничего такого не было". Мост возник над озером из пустоты, точно такой же, каким запомнился ему в день их приезда на остров Ныряльщика. Он так же слегка покачивался и скрипел под ногами, когда Алан ступал по нему. Остров стоял на том же месте, со всеми наполовину потерявшими листву деревьями, кустами, валунами и даже замшелым пнём с инициалами. Но дома не было, лишь одно чёрное слово, которое витало в воздухе на его месте. «Барбаба». — Ты не моя Барбара. — Том, отпусти. Я буду хорошо себя вести. Ну же, развяжи меня. Я помогу тебе написать шедевр. Я буду любить тебя вечно. — Нет. Ты не Барбара. Я совершил ужасную ошибку. Нельзя было тебя вписывать в жизнь. Ты вернулась другой. Твоё сердце полно тьмы. — Убери нож, Томас. Положи его! Образ дома призрачно мерцал в пустоте Тёмной Обители. Алан желал, чтобы дом стал реален. Он вложил в это желание все свои силы, всё, что он когда-либо знал и чувствовал. И дом появился. Она встретила его там — посредине огромной пустой комнаты с камином. Вокруг неё клубились тени, извиваясь неописуемыми формами, и источая чужеродный первобытный ужас, который проникал, казалось, в самые потаённые закоулки его разума. Словно холодные, липкие и скользкие щупальца, испарения Тьмы заползали в уши, ноздри и глаза, хозяйничали внутри черепной коробки, заполняли все внутренности. — Теперь ты никогда больше не увидишь её. Голос больше не пытался притворяться ни женским, ни даже человеческим. Некое подобие смеси хруста громадных каменных глыб, металлического скрежета и жалобного завывания ураганного ветра. Его внеземные вибрации отдавались болью в каждой клетке тела. Первый шаг дался с невероятным трудом. Алана накрыла тяжёлая волна слабости, как будто из тела моментально выкачали пару литров крови. — Я гораздо старше вас. Старше, чем ваши первые творения. Ещё шаг. Тёмная Сущность стояла неподвижно в своём траурном наряде. Лицо — безжизненная маска под вуалью — не выражало ничего. Её губы оставались неподвижными, даже когда она говорила. Слова доносились издалека, словно с глубин бездонного колодца. — Я найду себе новый облик. И кого-то другого, чьи сны подарят мне свободу. Последний шаг. Алан приблизился к старухе лицом к лицу. Протянул руку туда, где вместо сердца зияла чёрная дыра, и вложил в неё руку с Кликером. А затем нажал на кнопку. Белый свет ударил лучами из глаз и открытого в последнем крике рта Сущности. Он пульсировал, не останавливаясь, целиком заполнял дом, и ту часть тёмного места, где он находился. Так продолжалось несколько минут. Когда всё кончилось, Алан без сил упал на пол дома, теперь уже не пустого. Дом стал таким же, как раньше, со всеми комнатами и мебелью. Алан не имел ни малейшего понятия, сколько времени прошло, пока он всё же смог заставить себя встать на ноги и подняться на второй этаж. Но теперь он ощутил присутствие Элис, почувствовал её так близко, словно она находилась за тонкой стеной в другой комнате. Алан сел за стол. Его пальцы замерли над клавишами пишущей машинки. Он знал, что нужно делать, понимал, как должен закончить свою рукопись. Есть свет и тьма, есть причина и следствие, вина и искупление. Но равновесие всегда должно сохраняться. Ничто не даётся даром, всё имеет свою цену. Вот где ошибся Зейн. *** Сквозь водную толщу пробился луч утреннего солнца. Этот рассеянный, едва заметный из глубины свет был единственным ориентиром в мутной бездне. Лёгкие горели от нехватки воздуха, стук крови в висках тоже напоминал, что нужно плыть быстрее. И Элис плыла изо всех сил, уверенными быстрыми движениями поднимаясь вверх, к свету. Ещё немного — и она резко вынырнула над поверхностью воды, вызвав сноп брызг, шумно вдохнула и поплыла к берегу. Добравшись до полуразрушенного мостика, Элис попыталась встать на ноги, но тут же упала. Она поднялась, цепляясь за перила дрожащими от холода руками. На берегу силы снова оставили её. Сидя на влажной земле и обхватив себя руками, Элис пыталась собраться с мыслями. Воспоминания ускользали, как песок между пальцев. Единственное что, осталось с ней — это чувство беды. И странная уверенность, будто на том месте где сейчас колышутся волны, раньше был окружённый соснами мрачный дом с круглыми окнами-иллюминаторами и с украшенным чучелами кабинетом, где на столе стояла пишущая машинка. Такая же, как у Алана. — Алан! — голос охрип от пребывания в ледяной воде. Она откашлялась и позвала ещё раз. — Алан! Эхо разносилось над озером, многократно возвращалось, отражаясь от чащи окружающих горных склонов и медленно таяло, теряя своё звучание. От воды поднимался густой туман — вечный спутник озера Колдрон. *** Праздник был в самом разгаре. В этом году на Фестиваль Оленя в Брайт Фоллс съехались гости не только с соседнего городка Уотери, но и со всех окрестностей. Только что отгремел обеденный концерт, и разношерстный народ всех возрастов стекался туда, где угощали бесплатными пирогами, а также сладкой выпечкой. С моста донеслись звучный гудок и стук колёс нёсшегося на всех парах грузового поезда, им вторил рокот гидроплана, который пролетел низко над городом. Торговые палатки, лотереи, конкурсы — веселье проходило с размахом. Забыв про ревматизм и больные суставы, старики задорно пританцовывали под непрерывно льющуюся из колонок музыку, и то и дело отпускали шутки по поводу молодёжи, которая «не умеет развлекаться, как мы в своё время». В воздухе повсюду летали разноцветные конфетти. Непослушные дети всех возрастов сновали туда сюда между торговых палаток, выклянчивая деньги у своих родителей, бабушек-дедушек и прочих родственников. Один малыш держал в руке связку с почти сотней воздушных шаров, а стоящая рядом мама всё время беспокоилась, как бы его не унесло ветром. Был на празднике и фокусник, удивляющий публику своими умелыми трюками, и несколько живых статуй, к которым неизменно стояла очередь из желающих сфотографироваться, и ещё много чего. Среди всего этого гула, праздничной атмосферы, развлечений, музыки и нарядной одежды никто не обращал внимания на единственного человека, не принимающего участия во всеобщем веселье, на единственного, кто за весь фестиваль ни разу не улыбнулся. Роуз стояла в стороне от толпы, одетая в свой обычную одежду официантки, опустив глаза, болевшие от солнечного света. Она нервно оглядывалась по сторонам. В какой-то миг ей показалось, что за одним из домов, в тени переулка, она опять увидела этого мужчину в чёрно-синей форменной куртке ФБР, в глазах которого поселилась тьма. Призрачный силуэт промелькнул, и тут же исчез, оставшись незаметным для всех, кроме неё. Роуз побледнела и крепче прижала к себе зажжённую старинную лампу. В её ушах непрерывно звучал стук клавиш пишущей машинки. И слова, от которых она просыпалась по ночам: приглушенный, странно далёкий, будто с трудом пробившийся сквозь толщу вод, шёпот: — Это не озеро. Это океан.