Безумие

Задача была выполнена со всеми предосторожностями и чёткостью. Лимитеры были установлены, и они снова блестели у основания кисти — новые, блестящие, нетронутые. Но жаль было лишь одной вещи... Он не просыпался. Уже была правильно зашита полоса на туловище, постепенно заживали раны на конечностях, небольшой шрам, идущий от правого уголка рта к подбородку, как раз там, где текла кровь, тоже был обработан. Но сердце билось медленно, нереально медленно, лёгкие почти не дышали, и ничто, ничто не могло заставить Совершенную Форму Жизни двигаться. Ни один прогноз не был оптимистичным. — Морально настройтесь на то, что ёж Шедоу больше не окажется в наших рядах, как это ни прискорбно, — объявил Тауэр, выражая долг и честь к личности, с которой у него было связано далёкое прошлое. И были все основания морально настраиваться на такой пессимистический исход: подопечный госпиталя неделями лежал в коме, а показатели только падали, пусть и не так быстро, как поначалу. Тем не менее, и Руж, разбитая этими словами, и Омега, испытывавший сожаление о возможности навечно потерять друга даже несмотря на то, что он робот, продолжали пропадать на миссиях и спасали многие и многие жизни. Выполнение профессиональных обязанностей никто не отменил. Забавная штука! Никому в организации и даже во всём мире не было так плохо, как этой летучей мышке, но её боль сказалась на всём коллективе: редкий невнимательный малый не заметил, что исчезла былая кокетливость, улыбка перестала быть такой ободряющей (вернее, девушка просто улыбалась сквозь боль), глаза будто потускнели, затуманились; меньше было броского макияжа на лице, изменилось поведение; эта серьёзность была ей на руку хотя бы благодаря тому, что у неё давно была иная должность вследствие повышений, и ответственность то была немалая. Однако ничуть не размяк внутренний стимул, железная выдержка и настойчивость. Руж не уступала никому. И никого. Она честно заслужила репутацию очень сильной личности. Изумруды Хаоса, на данный момент находящиеся у G.U.N., были включены в особое приспособление: их энергия материализовывалась и направлялась к найденному пропавшему. Постепенно она копилась в его жилах, но это не давало практически ничего. Недели шли за неделями; дело дошло до того, что пошла уже девятая с того момента, как Совершенный был найден, что означало, что прошло полных два месяца. Это был не предел, конечно... Но надежды таяли, как снег, которого уже давно не было на улице: в городе цвёл май, который непременно мог бы радовать, но, к сожалению, не делал этого. Пока не настал день, простреливший сознание всем, кто имел или даже не имел к этому хоть какое-то отношение. — Повышена биологическая активность головного мозга. Пострадавший внезапно вышел из коматозного состояния. Она не поверила своим ушам, даже несмотря на стопроцентный слух, не упускающий ни единого шороха...

***

Руж быстрым шагом неслась по больничным коридорам рядом с Ховерсон, едва поспевающей за своей спутницей. Белый халат врача развевался от лёгкого ветерка, создаваемого этим движением. Телефон в её кармане зазвонил. Отдышавшись после такой спешки, она ответила на звонок; выслушав несколько фраз, ответила: "Да, мистер Трейнер, я сейчас прибуду". — Вам нужно отойти, мисс Ховерсон? — спросила мышка. — Да, срочно вызвали в кабинет главврача для отчёта... — Ховерсон поколебалась пару мгновений. — Я могу оставить Вас ненадолго? — Да, конечно. Врач ушла. Девушка зашла в палату, и тут же сердце дало сбой: так странно было смотреть на так и не изменившего за это время положение бывшего напарника и осознавать, что он выкарабкался из пропасти. Она подошла к нему, пододвинула стул, левитирующий над несколькими магнитными энергокольцами, по левую руку лежащего и пристроилась рядом с койкой. Вся стена была увешана табло, датчиками, лампами, проводами, трубками, стояла тумбочка, компьютер, какие-то переключатели. Бил в нос неприятный запах спирта. Мышка дотронулась до беспомощной руки, в плечо которой было вколота игла капельницы, окинула взглядом неподвижное лицо в кислородном ингаляторе... — Это ты, Шедоу? — спросила она дрогнувшим голосом. Шедоу слегка приоткрыл глаза и через силу взглянул на неё. — Ты меня видишь, Шедоу? Это я; я, слышишь? Это я, Руж. В голове у ежа мутно вертелись мысли, и соображал он, мягко говоря, плохо. Взгляд растерянно заметался, стараясь прояснить картинку: постепенно несколько разноцветных пятен составили её силуэт. "Они нашли меня? Они меня настигли, и теперь настигнут её... Я должен бежать. Как вы нашли меня? Где я?" — Я сошёл с ума... — невнятно прошептал он. — Нет, Шедоу, это правда я. Видишь? Парень молчал. Он не помнил, чтобы Руж выглядела так: с уставшим взглядом, чёлкой, неаккуратно падавшей на лоб, в незнакомом костюме, с горечью в глазах и такой больной улыбкой. За это время она, вроде, даже повзрослела чуть-чуть... И всё же — почему он здесь? Почему она здесь? И где противник? Что, если они прямо сейчас ворвутся и расправятся с ними?! — Нам нужно... — он тихонько кашлянул, — бежать... — Хватит уже бегать! — выдох. — Успокойся. Я здесь, рядом с тобой, не нужно никуда бежать. Мы тебя вылечим. — Как вы нашли меня? — каждое слово давалoсь с большим трудом. — Где они? — Никого здесь нет. Мы нашли тебя в предсмертном состоянии и шестьдесят четвёртый день пытаемся откачать. Третий месяц, Шедоу, ты лежал в коме, и в любой момент мог умереть. Куда ты собрался бежать? Ёж и в самом деле был абсолютно неспособен к движению. Он молчал. — Как ты меня... — он опять умолк, не закончив вопрос, будто забыв, как говорить, и продолжил неровно дышать. Но этого оказалось достаточно. — По сигналу. Устройство, издавшее его, тоже у нас, — девушка тяжело выдохнула. — Шедоу, я так скучала, так скучала... — голос снова дрогнул, а глаза невольно закрылись. — Лимитеры... — шепнул он невпопад, опустив взгляд на руки. — Да, лимитеры... Мы постарались и сделали новые... Те были безнадёжно расколоты. Я потом всё тебе расскажу, ты только окрепни немножко... — почувствовав на себе неопределённый взгляд, выжидающий новых слов и явно выражающий неспособность к общению, Руж ощутила какую-то нереальную слабость. — Я так скучала, Шедоу... Я не говорила с тобой два года, а ощущение, что целую вечность. Я не выполнила твою просьбу не искать тебя; я искала тебя каждый, каждый день, не считая тех, когда напрочь не было сил после работы. Я искала, искала, искала... Сколько всего я пережила за это время, если бы только ты знал! Я не могу, у меня нет сил... Я так устала... Её плечи затряслись, уши опустились, она закрыла рот левой рукой и очень болезненно зажмурилась. Из глаз потекли слёзы, одна за другой они скатывались по щекам, оставляя за собой на шерсти мокрые взъерошенные дорожки. Спустя некоторое время дрожащего дыхания девушка резко вдохнула, выпустила горький стон и разрыдалась. Она плакала от полного бессилия, горячие капли всё лились и лились из глаз, падали с подбородка на колени, а она всё плакала, жадно вдыхая воздух, которого вечно не хватало, пока не завыла негромко в голос, тщетно стараясь остановиться. Это был нервный срыв, тяжело сказавшийся на обоих присутствующих здесь. Шедоу смотрел на неё плохо видящими глазами, его сердце рвалось на части, рвалось, он больше всего на свете хотел её защитить и пожалеть. Это из-за него, это всё из-за него. А он, как ни старается, не может даже пошевелиться. "Если бы только меня не было..." — Руж... Прости, пожалуйста... — Я... Я так б-боялась потерять т-тебя... — проговорила она, беспрерывно всхлипывая. — Ты знаешь, я ведь вып-полнила обещание быть сильной в твоё о-отсутствие... Так и не заплакала... н-ни разу... Теперь, когда ты здесь и точно не мёртв, уже нет смысла выполнять его. — А если бы я не вернулся... ты бы держалась дальше? — осторожно спросил Шедоу. — Какая разница? — уже более спокойно ответила Руж, утирая слёзы перчаткой. Наконец, она прерывисто вздохнула, как вздыхают дети после долгого плача; взгляд прояснился, голос стал чище, и в целом летучая мышь выглядела облегчённо. — По крайней мере, ты жив... Я боролась за эту новость все эти месяцы... И годы. Вдруг она почувствовала лёгкое, неловкое прикосновение на своей руке, которое затем стало крепче. Шедоу нашёл в себе силы и с наслаждением сжать её пальцы в своих. Когда она подняла взгляд на лицо ежа, он тепло, устало улыбнулся. Устало, но счастливо. — Я тоже так скучал по тебе, — и тут же закрыл глаза, расслабил руку и отключился. Это заставило шпионку опешить. — Шедоу? Ты меня слышишь? — ответа не последовало; однако датчики не изменяли показателей. Все числа были гораздо ниже нормы, но постепенно близились к ней. Очень. Очень. Постепенно. Тишину снова нарушали только звуки города и пищание датчиков. Двое замерли в бездвижии. Через пару минут Руж поднялась и повернула дверную ручку, и каково же было её удивление: Ховерсон стояла, опершись всем телом на стену возле дверного проёма. Она выглядела задумчиво и даже печально. — Мисс Ховерсон? Вы в порядке? — Да, в полнейшем, — доктор встала и выпрямилась. — Просто ждала, пока вы закончите. Летучая мышка смутилась, поняв, что её плач, судя по всему, слышали. Заметив это смущение, врач успокоила собеседницу обратным утверждением, дескать, она не прислушивалась; и говорила правду. — Он отключился, — лишь предупредила на прощание Руж, а затем добавила: — Спасибо за возможность поговорить. — Не за что. Теперь я займусь им... Девушка осталась одна в коридоре. Казалось, с её хрупких плеч только что сбросили невероятно тяжёлый груз, и никогда ещё на сердце не было так легко; она улыбалась, чувствуя, как ей хорошо... Но менее минуты спустя в душу залетело новое семя сомнения, омрачившее такую долгожданную радость. Она вспомнила о той цене, что должна заплатить своему безумному, но гениальному помощнику...