Одуванчик

      По-моему, я забыла представиться. Приношу свой сорян и надеюсь, что ещё не поздно. Моё имя - Хикари Ирен. Типично японское имя, что крайне удивительно, ведь у меня мама с папой коренные японцы. Ну вы поняли, что с юмором у меня совсем беда. А Кёя с детства называет меня Танпопо, ибо считает, что у меня характер одуванчиковый, и ещё потому что однажды в детском садике у нас был бал цветов, и мама нарядила меня в жёлтенький, напоминающий цвет цыплёнка костюм одуванчика. Кёя был крапивой. Мы весьма эффектно смотрелись рядом, и наши мамы были в восторге. Честно скажу, я намеренно не описывала вам свою внешность, потому что, увы, мне не посчастливилось выиграть генетическую лотерею. Проще говоря, я не красавица, но выгляжу вполне себе нормально. Предлагаю вам не трудиться особо и представить меня, как вам проще и приятнее было бы меня видеть, ибо моя внешность не играет в рассказе никакой роли. Но если с воображением туговато, то скажу, что у меня типично японские черты лица, типично японские тёмные глаза и типично японские чёрные волосы. Они не доходят до плеч, и если это вдруг важно, то концы волос чуть подгибаются в сторону лица. Вообще, когда я была помладше, моя шевелюра доставала мне почти до пояса, однако в университете у меня не осталось ни сил, ни времени, чтобы заботиться о причёске, поэтому я просто подстриглась. Научилась решать проблемы, как видите. Сейчас мне 26 лет. Шесть лет я мучилась - или училась? - в Киотском государственном вузе на филфаке и имею степень магистра в области общей японской филологии и западной литературы. Сама же зачитывалась русскими прозаиками, ибо переводы русской лирики на японский язык - это, прямо скажем, так себе. Ну, кроме некоторых избранных поэтов. Хотела пойти дальше, в аспирантуру, но мама меня отговорила, мол, денег на твоё обучение и так крайне немало ушло, да и куда такой умной быть - тебя никто тогда замуж не возьмëт. Ну, думаю, и правда резон : довольно уже над книгами корпеть. И пошла тогда корпеть над тетрадками учеников. Как-то оно само собой получилось : выпустили меня с отличием (ну, люблю я литературу, жизнь за неë положу, не то что время или деньги), и буквально сразу же мне предложили преподавать в одной из городских частных школ. Мы с мамой в тот же вечер это дело обговорили и решили, что в сущности предложение годное. Во-первых, подобные приглашения на дороге каждый день не валяются. Во-вторых, зарплата вполне приличная. В-третьих, учить кого-то - значит продолжать учиться самому, что я делаю с большим и искренним удовольствием. Ну, и в-четвёртых, опыт работы с детьми у меня и так уже имеется : во время страданий в универе я подрабатывала тем, что готовила старшеклассников к выпускным экзаменам по гуманитарным специальностям. А ещë мыла полы в макдаке, но это уже так, скорее для души и сохранения баланса умственной и физической деятельности. Наверняка хоть кого-нибудь из вас волнует сентиментальный вопрос, скучала ли я по Кëе. Так вот, вы странные ребята. Конечно же да, особенно в первое время после переезда. А что в этом такого? Мы 12 лет возились вместе целые дни, и тут вдруг нате! Как у Маяковского. Если бы я не скучала, то мы, значит, и не были друзьями. Но он, как вы помните, меня успешно игнорил. После отправленной им фотографии Хибëрда я было ободрилась : ко мне возвратилась светлая надежда, и я вновь попыталась возрадить наше общение, но он снова поставил непроницаемую стену игнорища между нами. Было невесело. Но, знаете, чем старше я становилась, тем больше у меня появлялось других проблем, уже не касавшихся Хибари. Да, мне по-прежнему было грустно вспоминать о своих прежних беззаботных школьных днях, тяжело думать о том, что мы оказались вовсе не лучшими друзьями, как мне казалось, и что я ему совсем не нужна и что осталась одна. Но со временем я стала с долей философской самодостаточности понимать, что это был его выбор и что я действительно сделала всë возможное. От осознания этой истины пришло душевное спокойствие. Терзавшие совесть и сознание мысли отступили, а грусть о прошлом улыбалась мне тихой светлой улыбкой, напоминая, что хотя прошедшее не вернуть, но что настоящее и будущее всё ещё в моих руках. Так вот, два года я преподавала в киотской частной школе. Не могу сказать, что мне там не нравилось, но во всяком случае было не по душе, и я сильно уставала. Причём не столько физически, сколько душевно. Первые полгода я отчаянно не понимала, в чём дело : ведь мне правда нравилось нести свет филологических знаний детям, нравилось рассказывать и учить, делиться эмоциями от прочитанного и самой узнавать что-то новое. Я чувствовала, что именно это является моей доро́гой реализации себя, что это моя стезя и что я в этом деле действительно неплоха. Вот только в реальности всё оказалось куда сложнее. Главной проблемой для меня стало то, что дети поглощали лишь те фотоны просветительского света, которые были им нужны для экзаменов. Это не раз приводило меня в отчаяние. Для человека, который искренне увлечён чем бы то ни было, всегда больно видеть, как другие касаются лишь поверхностных или продиктованных системой точек его любимого дела или предмета. С другой строны, учеников можно понять : от школьников, особенно старшеклассников, нельзя требовать, чтобы они во всех предметах черпали глубинные знания, иначе бедные дети попросту сойдут с ума. Кстати об этом : ученики в школе, где я преподавала, были какие-то вечно напряжённые и занятые, загруженные делами, учёбой и допклассами по самые брови. Мне казалось, что у них действительно немножко нехватает времени, чтобы побыть просто детьми. Вполне естественно, что до литературы им не было почти никакого дела. Ну разве что чуть-чуть, чтобы выполнить формальную сторону обучения и получить хорошую оценку. Находились заинтересованные, но в большинстве своём они были заинтересованы лишь в том, чтобы хорошо сдать экзамены. Я знаю, что нельзя их в этом винить : по-другому система образования просто не работает : не сдать хорошо экзамен - значит не поступить в университет. Но это стремление учеников ограничиться на экзамене формальными, поверхностными знаниями меня порой очень огорчало. Кроме того, для поддержания статуса школы мне нередко приходилось рисовать отметки тем, кто отличился в других предметах, но и пару толковых слов связать не может в сочинении. Мне было очень тяжело с этим смириться, потому что я всегда была за честные знания. Были и другие ученики : они вгрызались в какую-то свою, понятную лишь им логику и задавали иногда очень странные, настолько отвлечённые от текущей литературной темы вопросы, что я просто терялась и не находилась, что им ответить. Ну, не знаю я, с чем любил есть бутерброды Эдгар Алан По и действительно ли у Мацуо Басё были два зелёных голубя. Держу пари, эти ученики накануне моих уроков смотрят видосики типа "10 интересных фактов о писателях-классиках, которые вы не знали". Кроме того, почти каждый третий ученик считал своим долгом оспорить свою оценку, если она была ниже планки "отлично", и заявить при этом, что я просто не поняла их позицию, в то время как иногда чёрным по белому видно в сочинении ребёнка, что на уроке, когда я рассказывала про произведение, он просто доделывал географию, потому что вчера вечером вернулся домой в полдвенадцатого после шахмат, английского, испанского и бассейна. Таким детям я уступала просто за старания и настойчивость. Были и действительно умные, интеллектуальные люди, но перед такими я чувствовала скорее страх, потому что боялась не оправдать своих литературоведческих и педагогических знаний и способностей. Да и среди них я за два года преподавания не встретила ни одного душевного человека, который воспринял бы литературу не как что-то сухое, поддающееся систематизации и логике, a как нечто изящное, мудрое, как глубокое и бескрайнее море, откуда можно черпать знания о мире и человеке, если читать правильные книги. Я люблю детей, люблю литературу и люблю своё преподавательское призвание, но всё же та атмосфера псевдоинтеллектуальности, стремления к формализму и к созданию красивой картинки напоказ, а также вечной беготни за хорошими оценками мне пришлась совсем не по душе. Через два года со мной случились целых два выгорания, которые умудрились слиться в одно - профессионально-эмоциональное. Мне было уже двадцать шесть лет. У меня не было ни семьи, ни даже надежд на скорое её создание, ни чувства удовлетворения от жизни. Почти все мои подруги уже повыходили замуж, а выполняемая мною работа приносила мне лишь слабую радость, которая не помогала мне вставать по утрам с кровати. Я открывала глаза и спрашивала себя : почему у всех жизнь как жизнь, а у одной меня ничего не складывается? Дошло до того, что мне стоило почти титанических душевных усилий подниматься, умываться, идти на работу и видеть там детей, которые, как муравьи, вечно куда-то спешат, но при этом ещё и молча или вслух требуют приличных оценок за порой несуществующие знания. И однажды мне так всё это опостылело, что я взяла себе законный двухнедельный отпуск и целый день не выходила из квартиры, лёжа в тёмной комнате на полу с подушкой под головой. Я жила в Киото одна, снимая квартиру, потому что моего папу-военного всё ещё то и дело гоняли по службе в разные точки Японии, и мама всегда ездила вместе с ним. На счастье как раз к началу моего отпуска мама приехала на пару дней повидаться и, увидев, в каком я состоянии, стала заботливо приводить в нормальный вид, отпаивая меня горячим молоком с мёдом и разговаривая со мной обо всём, что накипело. Выговорившись, мне стало значительно легче, однако тяготящее душу обязательство снова выйти на работу после отпуска не исчезло. Обратите внимание : тяготящее душу. Я поделилась этим с мамой, и та, отхлебнув горячего чая и молча поставив кружку на стол, предложила : - Может, тебе в Намимори съездить? Сначала эта идея показалась мне почти бредовой, но по мере того как в голове проскальзывали моменты из жизни в Намимори, покрытые тёплой вуалью воспоминаний из детства, эта идея приобрела окраску приятной заманчивости. Мне вдруг показалось, что именно там, в маленьком городе, где прошло моё детство, сосредоточена вся утраченная радость моего бытия, что именно та атмосфера умиротворяющего благополучия, царившая в Намимори, успокоит мою измотанную стрессом городской жизни душу. Ничего у меня не спрашивая, мама поняла, что самое время звонить старой подруге - маме Хибари Кёи - чтобы та приютила "девочку" у себя на недельку.