Путь Кхалисси, или приключение без макарон

Сказать, что я была ошеломлена — это вообще ничего не сказать. Стоя посреди номера, где ещё три минуты назад бушевала уродская вакханалия унижения, я не могла понять того, насколько велик предел издевательства над человеком. Кэнди поднялась и подошла к зеркалу. Она распрямилась и попыталась рукой расправить спутавшиеся локоны. — Фух. Хорошо, что этот банк-реальщик не выкупил люкс-премиум пакет! — облегчённо вздохнула она. Я попятилась, перебирая в голове всевозможные мрачные варианты зверств, которые мог включать этот античеловеческий «люкс-премиум» продукт. Какие ещё услуги должны выполнять сотрудницы «кофейни»? Какие унижения должны претерпевать девочки? Потом я вспомнила несчастную Лили. Кто же всё-таки мог так её покалечить? Быть может, это тоже была чья-то утеха или «рекреационные потребности»? Мне захотелось зажмуриться, ущипнуть себя и проснуться. Кэнди стояла, перед зеркалом и распутывала длинными белыми пальцами волосы, сбившиеся в колтун, похожий на золотой клубок. Каждый раз разглядывая эту девушку, я вспоминала сказочных принцесс. В облике Кэнди сказочным было всё. Неужели она из России — страны подлых, обиженных на весь мир людей? Как среди орков мог родиться прекрасный эльф? В Реальности иногда случались сбои или баги. Может, это какой-то баг системы? Я всегда думала, что обида и зависть — самые мерзкие качества человеческой натуры. Обиженный человек способен на любое злодеяние. Ещё обиженный человек никогда не может быть красивым. Таких людей выдают глаза, в которых отчётливо читается желание зла другому. Всеми злодеями в Реальности двигала обида. Я всегда знала это. Но что могло не устраивать в жизни одного из ключевых руководителей такой огромной корпорации, как Банк-Реаль?! Почему он с таким упоением издевался над хрупкой и беззащитной девушкой, прикованной наручниками к кровати? Может, другой акционер или руководитель внушал ему чёрную зависть, и он отыгрывался на полностью бесправном существе? Тем временем Кэнди подняла с пола, затянутого ковролином, трусики, быстро просунула ноги в прорези и поправила юбку. Уа, мерзость. Моё лицо прямо скривилось от отвращения. Трусики! Одноразовые. К тому же они лежали на грязном паласе. Да, я пылесосила его утром, но ведь в номер вошёл этот серый Робинсон, топтался тут в своих ботинках. Ещё неизвестно, где он был до посещения острова, и какую заразу приволок на своих подошвах! Но, с другой стороны, если Кэнди была русской, то у неё, наверное, не было чувства собственного достоинства. Поэтому она и оказалась здесь. Кэнди покружилась перед зеркалом, снова попыталась поправить причёску, переколола сбившуюся кружевную наколку. — Сниппа, можешь дать мне бантик? Он валяется на кресле! — попросила она как ни в чём не бывало. Я, должно быть, открыла рот от удивления и вид мой был глупее, чем обычно. — Ой, прости, Джипси. Ну… дай же мне пожалуйста бантик! — капризно протянула Кэнди. Понятно, всё стало понятно: за глаза, девочки-старожилы звали меня «Сниппой», с того самого дня, дня моего позора. Я взглянула на голову единорога, лежащую на кровати, потом перевела взгляд на кресло, на котором, словно подбитая летучая мышь или гигантская ночная бабочка, лежал чёрный атласный бант. — Ну, прости, Джипси. Мы с девчонками действительно так зовём тебя между собой. Все наши подписчики тоже знают тебя под этим именем. Я не хотела идти за этим бантом. Я почему-то вспомнила, как накануне, Кэнди как будто случайно не сообщила мне детали, касавшиеся места встречи с хозяйками. Всё это казалось неважным, но гадкое чувство обиды, накатило, будто грозовое облако. Я стояла молча и не двигалась. Кэнди поняла, что помощи от меня ждать не следует, развернулась, прошествовала мимо меня и взяла этот кусок чёрной глянцевитой материи. Потом, сделав два больших, но грациозных, похожих на кошачьи, шага она очутилась перед зеркалом и начала прилаживать бант к своим сказочным волосам. Не дать, не взять — Рапунцель. Я снова удивилась причудам своей памяти, кажется, я вспомнила ещё одну героиню из причудливых сказочных реальностей мамы Лены. — Рапунцель! — вырвалось у меня. Кэнди повернулась, лицо её озарила озорная улыбка. — Это же мой любимый мультик! — усмехнулась Кэнди. В её глазах словно замелькали искорки радости, а весь кошмар, который был несколько минут назад исчез, испарился. Интересно, что такое мультик? Странное слово, не знаю, что это такое. Я всё время выгляжу глупо, пожалуй, я опять повеселю эту барышню. — А что такое мультик? — спросила вдруг я. Мне стало интересно, чего ещё я не знаю об этом мире. — Мультик — это как фильм, только нарисованный вручную или на компьютере…э…созданный с помощью цифровых технологий. Короче — это, как Реальность, где только ты только смотришь, но не участвуешь. Извини, я из России, а у нас Реальность запрещена. Банк-Реаль признан у нас экстремистской организацией. Надо же, как отстала Россия в технологическом плане! Они всё ещё смотрят фильмы! Вот ведь точно: изоляция никогда не шла на пользу людям. Россию исключили из сообщества цивилизованных государств мира, вот и отстаёт она от нормальных стран на целое столетие. Подумать только: фильмы! Уа! Я в шоке! — А что у вас смотрят фильмы? — спросила я. У меня прямо-таки захватило дух. — Да. У нас снимают кино, а ещё есть театры, и даже — опера и балет. Мой любимый балет — «Щелкунчик». Моя приёмная мать водила меня на него каждый год в Мариинку под Рождество… Это такой был театр в Петрограде, затонувшей столице России. Театр! В Реальности я видела театры… О, Месс! Да Россия лет на двести отстала от мира! Театры в физическом мире! Да ещё и балет. Там ведь даже не разговаривают! Какая отсталость! Уа! — Эх, наверное, мой планетный очень устаревший. Мне об этом ещё доктор Джелла говорил. — с усмешкой проговорила Кэнди. — Кстати, «Рапунцель» — это такой старый мультик, что я даже удивилась, что ты его знаешь. Он вышел ещё до великого обособления… Чёрт, ты, наверное, не понимаешь ничего! Вот доктор Джелла тоже говорил, что у меня не планетный, а английский Диккенса. Я слушала щебет Кэнди, и недоумевала. Отсталость, а ещё «затонувший» город, столица? — У вас есть города, пострадавшие от затопления? — Да, мы потеряли Петроград. Совсем недавно. Последняя дамба, построенная Императорским Акционерным обществом, не выдержала очередного подъема уровня мирового океана после таяния полярных шапок. Теперь нет «Щелкунчика», нет Мариинки, как и моего дома рядом с Площадью Восстания. Софьи Игоревны — тоже нет. Моей приёмной матери, опекуна. Она, наверное, погибла или не выдержала трудностей эвакуации. Я год пыталась искать информацию о её местонахождении. Но с моим статусом, мне ничего не светило. Кэнди села в кресло. За окнами брезжил рассвет. Пора было расходиться, идти в спальню. Утром надо было убираться, приводить в порядок дом, кофейню, да и себя самих. Но это утро было необычным. Такая неразговорчивая и несколько холодная Кэнди рассказала так много о себе, что от переизбытка информации, у меня просто начала пухнуть голова. Интересно, какую роль в судьбе Кэнди сыграл Джелла? Они весьма мило беседовали в тот день, когда я увидела его впервые. Кэнди крутилась перед зеркалом, пытаясь приладить бант к своим локонам. — Из-за моих волос я натерпелась столько неприятностей! Никак не могу с ними распрощаться! Без них было бы гораздо удобнее и проще! Но… Я всегда думала, что, если отрежу их, потеряю себя. Невольно слушая монолог Кэнди, я всё больше удивлялась её отсталости. Столько бессмысленных переживаний из-за каких-то волос, которые абсолютно не нужны человеку. К тому же, согласно последним исследованиям Министерства Здравоохранения, носить длинные волосы вредно для здоровья. Это попросту негигиенично! Вот ведь мракобесие! Что с неё взять — они там в России все чокнутые вместе со своим императором. Из новостной ленты я знала, что императора новой Российской Империи звали Александр Четвёртый Благодетель. Насколько я помню, он был представителем той ветви последних русских царей, которые более полутора века назад эмигрировали в Европу, опасаясь революции. В реставрированной династии Романофф, он был вторым. Русские сохранили не только театры и балеты, но и церковь в самом отсталом её виде — в виде православия. Судя по всему, в руках духовенства, был контроль над всей частной жизнью граждан Российской империи. Русские были абсолютно бесправны и им не привыкать к бесправию, оно у них в генах. Обычные русские никогда не могли покинуть пределы своей страны, тогда как Европа и весь цивилизованный мир имели прозрачные границы. Как же удалось этой девице, Кэнди, прорваться сквозь железный занавес? — Ты, наверное, шокирована, но это нормально. Ты ведь из нормального мира, вам очень трудно понять нас. А у нас, как говорил мой папа, которого я очень плохо помню — страна вечного косплея. Когда он напивался, то включал телевизор. Это такой прибор, который появился раньше компьютеров, то есть персоников. На первом канале, как всегда, передавали речь государя-императора, папа плевал прямо в экран, хватал пассатижи, и переключал на следующий канал, где шла трансляция богослужения из главного кафедрального собора — Храма Христа Спасителя в Москве. Грязно выругавшись, он грозил экрану, и крутил переключатель снова, попадал на концерт казачьего хора. «Смотри, Настёна! Всё это говённый косплей! Липовый царь, попы — агенты его охранки и фальшивые казаки! Я всю жизнь боролся с этими уродами! Именно из-за них наша страна и её люди гниют в этом болоте!» — так он кричал, и докричался! Отцовские выходки вышли за пределы дома, и кто-то добрый заснял это на камеру и донёс, куда следует. Уа! Я слушала Кэнди, и ее рассказ был похож на текст бота-экскурсовода в реальном музее техники. Только там я могла слышать слово «телевизор». Конечно, телевизоры были в реальных домах пользователей моей японской Реальности. Вот это древность! Вот так отстой! — Я смотрю на тебя и всё время думаю, — продолжила Кэнди, приближаясь ко мне своими кошачьими шажками, — чем вы, европейцы, лучше нас… В отличие от Китти, которая играла в кошку, Кэнди обладала врождённой кошачьей грацией. — Мы чтим общечеловеческие ценности, для нас сохранение прав и свобод человека — это краеугольный камень построения нашей цивилизации. Вам, русским, с вашим рабским сознанием не понять нас. — Тогда почему вы терпите нищету, высокотехнологичную, но нищету… Почему вы преклоняетесь перед вашим Мессией, как перед божеством? Почему вы позволили присвоить себе номера, уподобив себя скоту? Чем ваш Мессия лучше нашего царя? Почему у вас есть Семья — то же самое дворянство?! Я тайно перешла границу двух миров, и пока не нашла отличий! — Вы сотворили больше злодеяний против человечества, чем европейцы. — ответила я. — Что же сделали вам обычные люди? Мои мама, папа и сестрёнка, которые сгинули неизвестно где. Моя приёмная мать, пропавшая без вести. Они всегда были против произвола нашего правительства. Но из-за того, что ваши не знали о них, их мажут и мажут кровью и тычут носом в ошибки предыдущих поколений. У меня больше нет ни родных, ни дома! Мне нечего терять! Мои веки слипались. Я вспомнила, как в курсе истории слушала лекцию о подвергнувшейся затоплению территории Восточной Пруссии, населённой русскоязычными людьми. Жители Кёнигсберга не дождались помощи от России, и решили вступить в Единую Европу. Тогда началась война. Русский царь послал армию против жителей мятежного анклава. России напомнили об ошибках предыдущих поколений, но русский царь был непреклонен. Жители Кёнигсберга пожелали стать гражданами Европы. Русские объявили их приспешниками Сатаны и ударили по Кёнигсбергу ракетами, послали туда свои войска, убивали всех без разбора, даже детей. Русский убьёт даже своего — просто из зависти и злобы, лишь бы не позволить ему жить лучше. Это общеизвестный факт. — Скажи, чем вам, бритым наголо зелёным человечкам, и лично тебе не угодили обычные люди? Что они сделали холёным аристократам и холуям вашего Месса? Чем вы так гордитесь? -На моих руках и руках моих родителей, на руках моих соотечественников нет крови. Мы никогда ни на кого не нападали. Мы соблюдаем нормы международного права, чтим общечеловеческие ценности. Для нас жизнь человека — главная ценность. — И поэтому вы подвергаете сотни людей эвтаназии? — Не смей! — вскричала я. — Это добровольный уход из жизни! Вам, отсталым, никогда, ты слышишь, никогда не понять этого! — Почему тогда ваше правительство определяет, сколько кому жить? -Заткнись, скотина! — заорала я. Кэнди развернулась и вышла за дверь молча. Я была вне себя от гнева. Уа! Неужели она обыграла меня? Эта рабыня, эта обиженная, дочь террористов и убийц, отброс человечества. Как она может держаться так отстранённо после такой пытки стыдом? О, Месс! Я не могу понять загадки этой девки! — Джипси, пылесос! — горланила Джой из коридора. Ну вот, началось. С добрым утром! — Доброе утро, Джой! — пробурчала я. — Доброе утро! Что ты так раскричалась? -Достала эта русская дура! Безмозглая кукла! Не понимает, что такое свобода выбора… — Это ты с Кэнди так ругалась? — А кто тут ещё русская кукла? — Ну да, — прохрипела Джой, — только ты не суди людей так строго. Мы здесь все не без греха. — Я не чувствую себя дефективной! Всё, что со мной произошло — какая-то нелепая ошибка! — Если в мире и случаются такие ошибки, значит наш больной мир не совсем уж совершенен, только и всего. Я замолчала. И чего это я так вскипела из-за этой русской дуры? Совсем распоясалась без своих фирменных успокоительных. Эх! -Вот что, Джипси. Включай пылесос и работай. А я пойду в зал, там клиента вырвало на диван, чистить надо. Или ты хочешь? Я замотала головой и вырвала из рук Джой трубу пылесоса. В конце коридора послышался звук открывающейся двери, я прислушалась. — Лили, милая, что он с тобой сделал? — звучал расстроенный голос Кэнди. -Придёт время, и ты узнаешь, — еле слышно, почти шёпотом ответила Лили.