Путь Кхалисси, или приключение без макарон

Увидев в кустах Долли, страстно обнимавшуюся с одним из клонов-охранников, я побежала в общую спальню. Подумать только! Эти двое смотрелись, как самые настоящие юные любовники из дешёвых мелодрам, которые так любят школьницы попроще. Опекуны или учителя запрещают двоим пубертатным подросткам встречаться, и те украдкой уличают момент, чтобы целоваться в кустах. Я упала на кровать в чём была, уже второй раз позабыв о пылевых клещах, блохах, бактериях и прочей гадости. Впечатления, которые я успела получить от пережитых в эти день и ночь событий, перекрыли все страхи по поводу антисанитарии. Я просто заснула, как если бы кто-то взял и выключил свет в моём мозгу. Каково же было моё удивление, когда, проснувшись, я обнаружила себя не в спальне. Кто-то перетащил меня в какую-то комнату, которая сильно напоминала тюремную камеру. По сути, это и была камера, точно такая же, как и в полицейском участке, куда меня доставили с улиц Лондона. Меня даже успели переодеть. Вместо платья горничной на мне снова был серый арестантский комбинезон, правда, слава Мессу, не рваный. Что-то тяжёлое чувствовалось на моей шее. На мне снова было надето «рубиновое колье» Руби. На всякий случай, я решила лишний раз не касаться удушающего аксессуара. Значит, всё произошедшее накануне не было сном. А может, было? Сейчас ко мне придёт Руби и скажет, что я еду на каторгу, а кофейня с горничными, в любой момент готовыми в течение всей ночи воплощать в жизнь все фривольные фантазии представителей элиты – это всего лишь мой ночной кошмар. Однако, девочки и другие герои вчерашних событий казались такими реальными. Странно. Человек, попавший в место заключения, обычно падает духом. Я же, осознав, что нахожусь в камере, даже обрадовалась. Тюремное ложе представляло собой откидную кровать-нары, так похожую на стандартную кровать в моём жилище на плавучем доме-корабле «Титанике». Даже то, что унитаз находился прямо в той же комнате, где я спала, не причиняло беспокойства. В наших домах перегородка между жилой зоной и гигиен-кабиной была чисто символической. Единственного, чего не доставало в камере – так это душа. Тяжёлая дверь заскрежетала, и в камеру вошла Одри. Сегодня на ней был светло-серый брючный костюм, а волосы были собраны в тугой пучок. Лицо её не выражало ровным счётом ничего. Я посмотрела на клатч в её руках, и вспомнила, что ошейник управлялся при помощи пульта-контроллера. Самого управляющего устройства я не увидела, но заметила, что на руках у неё были защитные перчатки. – Проклятая плебейка! – взревела Одри. – Никогда не думала, что с этим планетным быдлом будут такие проблемы! Она запустила ладонь в сумочку и достала пульт. Когда она со всей силы вдавила одну из кнопок, меня ударило током. Разряд не был смертельным, но достаточно сильным, чтобы вызвать адскую боль. Я не успела даже крикнуть, лишь слёзы брызнули из моих глаз. Одри подбежала ко мне, и начала бить меня прямо пультом по голове. Она колошматила меня так сильно, что пульт сломался. Она отбросила ставший бесполезным предмет, и нажала какую-то кнопку на «колье». Ошейник начал сжиматься вокруг моей шеи. Я рефлекторно схватилась за края удавки, но она продолжала затягиваться. Воздуха не хватало, я почувствовала, что скоро умру, но какая-то внутренняя программа, заложенная в моё подсознание, всё ещё давала сигналы: «Бороться за жизнь любой ценой». В перед глазами всё поплыло и помутилось. Я вытаращила глаза, мои пальцы онемели, но я не расцепляла их. Последним усилием, я попыталась разомкнуть проклятое кольцо, и у меня получилось. Меня в последний раз ударило током, и я отбросила две половинки смертоносного «колье». – Да как ты посмела!? Чёртова уродина! Биомусор! – завизжала Одри. Я обессиленно опустилась на нары и, жадно глотая воздух, села не в состоянии вымолвить и слова, обхватив голову руками. Внизу искрился сломанный ошейник. Дверь снова хлопнула, и я легла. Определённо, после ухода этой истерички обстановка в камере стала спокойной. Я поймала себя на мысли, что в карцере я чувствую себя комфортнее, чем в «кофейне». В своей обычной жизни я привыкла проводить время наедине с собой. Моя малогабаритная комната была больше похожа на камеру, чем на особняк. Здесь никто не домогался меня, не приводил детей, не разговаривал на темы, которые я затрагивать не люблю. Даже если я обречена на смерть в заточении, то пусть лучше будет так. Я с радостью приму такую участь, нежели судьбу живой секс-игрушки в легкомысленном «кафе». В уголке что-то зашуршало, я услышала писк. Моё сердце сжалось. Я никогда не слышала этих звуков, но мне стало дико страшно. Поджав ноги, я села на кровати, мимо пробежал грязно-серый зверёк с длинным голым хвостом. Уа! Крыса! Причем, самая настоящая! Бодрое настроение сразу куда-то улетучилось. Мои локти задрожали, по спине пробежал холодок. Крыса! А что, если она тут не одна? Конечно, эти твари ведь никогда не живут поодиночке! Теперь я не смогу спать спокойно! Она сообщит обо мне всем своим друзьям, и ночью они отгрызут мне нос. Надо показать этой твари, кто здесь хозяйка. Я увидела резиновый арестантский ботинок рядом с нарами. Схватив его, я кинула им в мерзкого грязного грызуна. Уа! Я попала! Крыса пискнула и бросилась наутёк, после чего исчезла где-то в трещине между стеной, полом и унитазом. Я встала, подняла ботинок – всё-таки полезная вещь, и оглядела свою тюрьму. Камер наблюдения нигде не было. Да и что здесь смотреть? Карцер как карцер. Вряд ли сюда будут приглашать клиентов, разве что каких-нибудь специфических, с особо изощрёнными предпочтениями. Вскоре снаружи что-то загремело. В двери открылось маленькое окошко, сквозь которое я увидела кукольное лицо клона. Только в одном случае из десяти случаев при упоминании слова «кукольный» у меня перед глазами возникала картинка с личиком милой девочки, наподобие Кэнди или Долли. В девяти же остальных случаях моё воображение рисовало клоунов с белыми лицами, огромными растянутыми, словно разрезанными ртами, подчёркнутыми кроваво-красным гримом. Под такой маской легко убивать, ведь эта личина не выражает никаких эмоций, никаких чувств. Вот именно такие ассоциации навевало мне лицо клона в окошке. – Джипси, иди ко мне! – на одной ноте проговорил клон. Голос его звучал как-то пискляво, но почему-то мне казалось, что это всё-таки «он», мужчина. К примеру, образ Джой вызывал противоречивые мысли. Однако, Джой сама выбрала свою идентичность, и потрудилась сообщить об этом мне. Кем же ощущал себя клон – это загадка. Надо же! Впервые слышу голос клона, ну если не считать Долли. Правда, как она сама сказала мне, она была клоном другого класса. Звучание клоновского голоса напоминало что-то искусственное. Да, ему кто-то сообщил кличку, которую мне дали на этом проклятом острове. Я шагнула к окошку. Клон протянул мне миску, в которой лежала странная, казавшаяся пятнистой лепёшка. Второй рукой он протягивал мне стакан с водой. Лепёшка была сделана из массы, которую я сразу узнала. Это были отходы пищевого производства. Вот, оказывается, куда их девают. Нам рассказывали, что из остатков продуктов и отходов делают питание для клонов и заключённых, но я не верила. Тут же, когда я увидела всё, как есть, я просто испытала гордость за нашу безотходную пищевую промышленность. Я взяла в руки и тарелку, и воду. Конечно, мне не хотелось есть эту гадость, но привлекать внимание своих тюремщиц голодовками и другими формами «неподобающего» поведения не хотелось. Конечно, больше всего я опасалась того, что в меня запихнут эту лепёшку силой, или будут насильно вливать еду в горло через трубку. Нет уж, хоть где-то надо сохранять человеческое достоинство. Если Руби и Одри захотят, чтобы я умерла голодной смертью, они это устроят сами, причем без труда. – Джипси, письмо Долли! – прошептал клон. Я обернулась, но окошко с грохотом захлопнулось. Я взяла в руки лепёшку, под ней, прямо на дне миски лежала свёрнутая вчетверо покрытая жирными пятнами бумажка. Подумать только! Бумажное послание! Как это называется в криминальных мирах Реальности? «Малява»? На клочке бумаги не было свободного места, буквы были мелкими, словно бисер, или словно блохи, о которых даже думать в обстановке карцера не хотелось. Почерк у Долли был просто каллиграфический, прямо-таки образец шрифта для дизайнеров – «Идеальный почерк леди». Конечно, ведь девочка-двойник богатой леди из Семьи наверняка обучалась искусству чистописания. Только у VIP-ов есть время на подобные занятия. В обычных школах, даже специализирующихся на подготовке будущих кадров для высокотехнологичных специальностей такому не учат. Может, что-то похожее есть у дизайнеров, но я могу ошибаться. Современные дети вообще не пишут от руки. Печать заменяет автограф, кошелёк, ID, и медицинскую карту. Потом меня осенило, что у бедняжки Долли не было и не могло быть Печати. Потом мне вдруг вспомнилось, как я пробовала баловаться со стилусом, который входил в комплект моего карманного персоника. Это было просто баловство, попытка убить время. Я бы сказала, что нарисовать букву на сенсорном экране – это довольно трудно. Древние люди, которые писали письма на бумаге, наверное, могли пробивать пальцем стены. Я вспомнила, как непринуждённо Долли надавливала на клавиши синтезатора, играя мелодию в общем зале, и сразу представила, как ловко она выводила эти строчки, которые бежали по обрывку жирной бумаги ровными линиями, а каждая буковка была одинаковой высоты и ширины: «Дорогая Джипси! Надеюсь, Гару сможет передать тебе это письмо, он парень умный. Ты просто бомба! У нашей маман просто горит пукан! Я прямо стихами заговорила! То, что ты устроила в номере с мелким – это огонь, как оказалось. Видео с тобой набрало уже больше полусотни тысяч просмотров! Количество их всё увеличивается и увеличивается. Один умелец сделал короткий клип, где твои слова были положены на электронную музыку! Теперь ты Snip-Snop-Girl. Мне больше всего нравится момент, когда ты начинаешь свой лирический монолог, на который накладывается простая клавишная мелодия, а потом вы прыгаете на кровати. Мы с девочками создали тебе страничку «ТА САМАЯ Snippa»! Ещё чуть-чуть – и вся Планета узнает о тебе! Ещё больше Одри бомбануло, когда Джелла прямо в общем зале неодобрительно высказался о министре людских ресурсов Делардье и министре здравоохранения Славичеве. Тут уже и у Руби подгорело! Она испугалась, что правительство по геолокации видео вычислит наше местоположение, и что у неё могут начаться проблемы из-за «оскорбления власти». Мы верим, что тебя простят и выпустят из изолятора. Ты только съешь письмо, чтобы его никто не нашёл. Целую. Долли и Ко» Да уж! Я как представила: поцелуй… Нарушение правила двух вытянутых рук, исключением для которого являются супружество и родительские отношения, причем относилось это к детям до двух лет. Я вспомнила о Нанду, о том, как во время облавы он схватил меня, прижался и начал целовать. Фу. Слюни! Да, для Долли лобызание – это проявление тёплых чувств. Для меня – варварство, нарушение личных границ. Кто такой «Гару»? Наверное, это клон-друг Долли. Может, именно тот самый охранник, который передал мне обед с письмом и был тот самый «Гару». Мда… Пробежав глазами по идеально ровным строчкам «малявы» ещё разок, я подумала: «Вот оно доказательство того, что события прошедших суток – это никакой не сон». Я вздохнула и откусила немного от лепёшки. Вкус был очень странным, как будто все энергены и закуски смешали в одном чане, а потом спрессовали. Один край кругляша на вкус был, как морские водоросли. Конечно же, я с радостью принялась жевать его. К моему разочарованию, другой край лепешки явно содержал в себе следы рыбы и чего-то ещё более противного. Я решила последовать совету Долли, но не полностью. Я разжевала бумажную записку, чтобы затем выкинуть её в унитаз. Когда я подошла к этому весьма древнему образцу сантехнического оборудования, я снова буквально встретилась взглядом с крысой. Выкинув комок жёваной бумаги, я дёрнула за ручку слива и направилась к нарам. Я отломила кусочек от лепёшки и кинула им в крысу. Зверюга отскочила, но потом замерла и начала шевелить своими усами и морщить нос. Потом она суетливо огляделась, а потом подбежала к кусочку, схватила его и юркнула в пустоту за стеной. След её простыл. Я снова откусила от лепёшки, и обрадовалась, почувствовав вкус фруктов, нефти и водорослей. Вода оказалась чистой и пригодной для питья, что также не могло не радовать. Я снова легла на откидную кровать, и почувствовала себя прямо как на «Титанике» в те недалёкие ещё, но спокойные времена, когда в жизни моей всё-таки был уют, который я не ценила.