Тёмное пламя

      Дни пролетают слишком незаметно, и уже завтра состоится первая репетиция. Всё свободное время Ди уделял вокалу, но результат настолько абстрактный, что можно сказать, отсутствует вовсе. Иногда пусть и получается более-менее спеть, но даже это «более-менее» — редкое явление. Также не утешает факт, что высокие ноты ему вообще не удаётся брать. Да и любые занятия, к сожалению, оказываются кратковременными, ибо очень устают голосовые связки.       Такие успехи сильно удручают, а цель, ради которой всё это затеивалось, уже не придаёт тех моральных сил как раньше. Чем больше неудач, тем более иллюзорно счастье с Лиф. Отношения между ними не меняются, но некоторые нюансы показывают, что не всё в них как хотелось бы. Ди даже немного удивляется, насколько он начинает себя загонять просто из-за того, что его любимая девушка не делится всем происходящим в её жизни. В этот раз она так и не упомянула ни слова о всей ситуации, которая произошла между ней и Игнис. Просто сказала, что случайно получила химический ожог. Никаких подробностей, коих было немало.       Всё это угнетает, порождая желание просто опустить руки, но сдаваться так просто не хочется. Да и страх всё же попортить дружбу никуда не испаряется. Он понимает, что теперь точно не добьётся успеха в одиночку, и откладывать второй вариант обучения уже нет никакого смысла. Смешно, что только сейчас, когда до первой репетиции остаются всего сутки, он наконец решается обратиться за помощью к старому другу их семьи. Как же это недальновидно с его стороны.       Ди корит себя за собственную глупость, понимая, что остаётся слишком мало времени. Если бы только он не шёл на поводу собственных предрассудков… Теперь же шанс на какой-то минимальный успех слишком мал. Единственное, что немного утешает: завтра лишь предварительное прослушивание, и всё не обязательно должно быть идеальным. В конце концов, он идёт не к абы кому, а к человеку, что был лучшим на своём курсе в консерватории, пока там учился. Недолго учился…       Швагенвагенс открывает дверь, и сразу раздаётся лёгкое позвякивание колокольчиков, что оповещают владельца магазинчика о новом посетителе. Однако за стойкой никого не оказывается, а в самом помещении царит меланхоличная атмосфера. Негромко играет ненавязчивая музыка, не позволяя тишине завладеть этим местом. В разных углах медленно тлеют палочки благовоний. Свет выключен, хотя солнце уже начинает садиться. Лишь яркие закатные лучи, что проникают через большое окно, разгоняют полумрак, позволяя невооружённым глазом увидеть, как в воздухе неспешно парят пылинки.       Ко всей этой идиллии присоединяется приглушённый звук шагов. И вот в проёме за кассой, который отделяется от небольшого торгового зала занавеской из разноцветных бусин, появляется неряшливого вида мужчина, потирающий заспанные глаза. Растрёпанные каштановые волосы лезут ему в лицо, поскольку его излюбленная бандана, которая хоть как-то приводит причёску в божий вид, где-то была забыта. Небольшая бородка и не первой свежести одежда дополняют уже привычный образ знакомого барахольщика.       — А, Ди, это ты, — лениво растягивая слова в своей привычной манере, Чес приветливо улыбается, демонстрируя отсутствие одного зуба. — Чем обязан? — в этот момент мужчина припоминает их последний короткий телефонный разговор и сам себе отвечает на вопрос. — А, точно! Ты просил тебе с чем-то помочь, если не ошибаюсь.       — Да, у меня в школе скоро состоится мероприятие, на котором нужно выступить, — парень, пытаясь немного оттянуть время, не сразу переходит к делу, осматривая выставленные на продажу виниловые пластинки. — Можете научить меня петь? — наконец собрав волю в кулак, Швагенвагенс переводит решительный взгляд на друга их семьи.       Подобная просьба становится неожиданностью, но Чес, дружелюбно усмехнувшись, охотно соглашается. Пройдя в комнату, где царит весьма творческий беспорядок, он разваливается в старом излюбленном кресле, а Ди, ведя себя не столь раскрепощённо, садится на край дивана, ожидая начало урока.       — В этом нет ничего сложного. Главное — рассла-а-абься, — Чес замечает сильную скованность подростка, от чего он пытается избавиться. — Голос такой чудесный инструмент, а его звучание у каждого так уникально… М-м-м, — мужчина мечтательно прикрывает глаза, вспоминая различные вкусы вокальных исполнений. — Попробуй спеть: «Та-а-а та-а-а да-а-а, та да-а-а да-а-а», — исполняя пример, он начинает со средней октавы, постепенно повышая тональность, а затем быстро понижая.       Ди внимательно слушает первые советы и принимает более комфортную для себя позу, следуя примеру новоприобретённого наставника, но вести себя более непринуждённо не выходит. Когда же ему дают первое задание, парень и вовсе напрягается ещё сильнее. Он понимает, что идеального результата от него не ждут, но оплошать ему всё равно боязно, как и петь вообще перед кем-то, отчего сердце учащённо начинает биться. Швагенвагенс повторяет за своим учителем, но выходит ужасно. Голос заметно дрожит и снова походит на достаточно тихую монотонную речь, которая даже не попадает в заданный ритм.       Слушая исполнение своего горе ученика, Чес сдержанно удивляется и натянуто учтиво улыбается. Он знал, что старший сын его друга не очень ладит с музыкой, но не представлял насколько. Мужчина всё же полагал, что талант Глэма к искусству наверняка передался по наследству, особенно Ди, который очень на него похож. Однако что-то пошло не так.       — Достаточно… — аккуратно останавливает парня Чес, когда тот пытается ещё раз повторить задание после первой неудачной попытки. Думая, что же делать в данной ситуации, он тяжко вздыхает. — Дружище, понимаешь… надо… понежнее, как… как… с яйцами! — с трудом подобрав, как кажется Чесу, подходящую аналогию, он воодушевлённо старается как можно точнее донести суть. — Если быть слишком грубым, то они тут же разобьются! Поэтому с ними нужно обращаться аккуратнее, чтобы не повредить скорлупу. Хотя, чтобы пожарить, их обязательно нужно разбить, а потом для вкуса следует добавить специй… — как-то незаметно, но весьма свойственно мужчине мысли уплывают совсем в другое русло. Лишь спустя какое-то время он кое-как вспоминает, с чего вообще начинал. — Понимаешь о чём я? — забыв, что так и не смог нормально ничего объяснить, Чес как ни в чём не бывало возвращается к изначальной теме.       Сказать, что Ди ничего не понимает — это ничего не сказать. Причём тут яйца, жарка, какие-то специи? Где связь между пением и… этим? Какие тут аналогии вообще найти можно? При всём желании Швагенвагенс вряд ли когда-либо вообще поймёт барахольщика, что вечно мыслями парит неведомо где и словно бы вовсе не имеет понятия «логика». Как же эта черта характера всегда сильно раздражает парня.       — Какое отношение готовка имеет к вокалу? — пытаясь отнестись более нейтрально, Ди мысленно себя успокаивает, но твёрдость во взгляде и пропавшая из голоса неуверенность показывают его реакцию.       — Так они очень похожи, разве нет? — полностью игнорируя, не замечая или просто не придавая большого значения, Чес по-своему невинно начинает перечислять, как ему кажется, схожие процессы двух разных действий, что в конец добивает Швагенвагенса.       В итоге Ди не выдерживает и с уже явным раздражением, незаметно для себя повышая тон, начинает яро доказывать мужчине всю абсурдность его умозаключений. Уйма логичных объяснений и доказательств, но всё как об стенку горох. Чес так же спокойно сидит в кресле и расслабленно улыбается, особо даже не пытаясь отвечать подростку, мыслями снова улетая в известные только ему абстрактные миры.       Сколько длится эта односторонняя битва, сложно сказать, но парень, вымотавшись и, приняв уже давно известную истину, что это, как всегда, бесполезно, уходит. Пребывая в бешенстве после очередного контакта с иным разумом, он возвращается домой, прокручивая в голове эту ситуацию. Только когда он оказывается в своей комнате, Ди вспоминает ради чего вообще ходил к странному другу их семьи. Досада весьма удачно сплетается с остальным войлоком овладевших им чувств и вырывается с неудержимым потоком крика и проклятий с примесью мата.       — Что-то случилось? — услышав гневные вопли, в комнату осторожно заглядывает Хэви, не понимая, что так могло вывести брата из себя.       — Пошёл вон! — незамедлительно приказывает Ди, своим тоном весьма пугая любопытного парня, что не рискует испытывать судьбу и быстро закрывает дверь, оставляя Швагенвагенса наедине с самим собой.       Стоило Ди выпустить пар, как на освободившееся место приходит обречённость, что словно специально стремится морально раздавить парня. Это тупик. Он сам себя в него загнал из глупости, до последнего отказываясь кого-то просить о помощи. В одиночку ничему не смог научиться. С Чесом всё пошло не по плану. Завтра репетиция, а ничего не готово. Ему хочется сбежать, но это не поможет. Опозориться перед Лиф или просто не прийти. Итог всё равно один. План провален.       В голову приходит отчаянная мысль обратиться за помощью к отцу, но в памяти всплывают его слова: «Сегодня ты осознаешь, насколько ты бездарный музыкант». Всё закончится так же, как и в тот раз с гитарой, поэтому и смысла пытаться нет. Он, и правда, бездарный что певец, что музыкант. Впрочем, чего делать по-прежнему не ясно.       Раздаётся привычный сигнал. Новое сообщение. Ди заблаговременно знает от кого, поэтому не спешит открывать ноутбук, обречённо смотря на медленно мигающий световой индикатор. Оттягивая момент, парень падает на кровать и отворачивается от стола, но, как назло, его начинает грызть совесть: он заставляет Лиф ждать. Игнорирование — не выход.       Может завтра к 8:00 придём? Хочу один раз с тобой спеть прежде чем перед Маргаритой отчитываться       Всё же не выдержав, читает Швагенвагенс пришедшее письмо. Он не знает, что ответить. От нервов даже странным образом слегка трясутся руки, словно он ей в любви сейчас решает признаться. И вот он пишет сообщение: «Прости, я не смогу с тобой выступить». Палец замирает над кнопкой «Enter». Страшно. Под влиянием момента он всё стирает.       

Хорошо. Я за тобой зайду, и вместе пойдём.

      Приговор подписан. Отступать больше некуда. В голове всплывает утешающая мысль, что она всё поймёт. Это как-никак, но помогает найти силы построить очередной план действий и снова залезть на ютуб. Перед смертью не надышишься.

* * *

      От переживаний уснуть долго не выходит. Только под утро у Ди получается сомкнуть глаза и провалиться в, казалось бы, бездонный сон. Однако вскоре уже звенит будильник, который настолько резко его выдёргивает из забвения, что парень просыпается и подскакивает от весьма будоражащего и пробирающего шока. Из-за этого он даже не сразу понимает, что происходит. Сообразив, он отключает раздражающий звук и падает обратно на кровать, успокаиваясь.       Всё начинается почти как всегда. В какой-то прострации он встаёт и, пользуясь фактом, что его брат ещё спит, спешит в ванную приводить себя в порядок. Собирается он постоянно достаточно долго, ведь столько процедур нужно провести! За это время просыпается Хэви и, как обычно, начинает тарабанить в дверь, подгоняя названую принцессу. Затем завтрак, и дети уходят в школу по отдельности, поскольку самый младший, как ветер, летит навстречу своим друзьям, оставляя старшего одного.       Кажется, всё идёт как нельзя лучше. Ди даже не переживает, но, как только он подходит к дому Лиф, паника даёт о себе знать и накрывает с новой силой. Всё согласно плану, и волноваться нечего, однако нажать на звонок оказывается достаточно сложно. Вдох и выдох. Швагенвагенс тянется к кнопке, и в этот же момент распахивается дверь, а на пороге появляется вся светящаяся от радости Элрен, пугая парня своим неожиданным появлением.       — Привет, Ди! Ты чего тут стоишь? Если бы я тебя в окно не увидела, мы так и опоздать могли! — тут же оживлённо начинает тараторить девушка, не давая толком Ди отойти от замешательства. — Идём быстрее! — Лиф, закрыв дом на ключ, достаточно резво направляется в сторону школы, не дожидаясь, когда Швагенвагенс как-либо отреагирует.       — Д-да… привет, — стушевавшись, едва слышно говорит парень, смущённо отводя взгляд и догоняя подругу. Как назло, темы разговора, придуманные ещё вчера, напрочь вылетают из головы, и он украдкой посматривает в свой телефон, чтобы вспомнить последний план. — Как твоя рука? — так заканчивается напряжённая тишина между ними, ведь после этого Элрен начинает болтать почти без умолку.       — Да всё нормально, не болит уже даже! Поскорее бы выступить, уже не терпится! Интересно, что другие петь будут, да? — от Ди же без какого-либо энтузиазма звучит весьма скупой ответ. — О! А какую сценку наши ставить будут, не знаешь? В беседе класса обсуждали что-то про тараканов, пародию на учителей и ещё… Блин, не помню. С тараканами очень смешная идея, хотя с пародией тоже прикольно весьма…       Примерно так проходит путь до школы. Швагенвагенс особо не участвует и не вникает в её болтовню, с каждым словом девушки погружаясь в свои мысли всё глубже и глубже. Она представляет, как всё идеально пройдёт, а Ди понимает, что всё испортит, а чем больше её ожидания, тем сильнее будет разочарование. Он хотел рассказать всё по дороге, но как-то возможности не представилось.       И вот появляется нужный момент, и он даже умудряется решиться на столь отчаянный для себя шаг, но Лиф замечает знакомых одноклассников и бежит с ними здороваться, а Швагенвагенсу ничего не остаётся, как хвостиком молча идти за ней. К слову, в самой школе оказывается весьма оживлённо, словно сейчас обычный учебный день, а не каникулы. Все классы собрались. Везде стоит шумиха.       Не они одни решили прийти пораньше порепетировать и обсудить ещё нерешённые окончательно детали. Актовый зал и большая часть открытых классов оказываются забиты учащимися, что доводят до ума сценки. В оставшихся более-менее свободных местах пытаются распеться певцы, чего у них не получается из-за шума и различных фонограмм, доносящихся отовсюду. Всё хуже, чем на переменах. В общем, предварительно подготовиться не выходит. Для этого дела нужно было собраться у кого-нибудь дома.       Подходит время прослушивания. Все выходят на сцену в порядке очереди по заранее составленному учителями списку. Очередь Ди и Лиф оказывается в самом конце, отчего им приходится ещё кучу времени просто ждать и наблюдать за остальными.       Столько возможностей поговорить на весьма важную тему, но не выходит. Элрен сильно увлечена окружающей движухой и общением с другими людьми, даже с Хэви успевает поболтать, а Ди, пусть и мог бы позвать девушку в более тихое место, но духу не хватает. Не прекращая, в его голове звучит мысль: «Вот, сейчас!» Но случается какая-то глупая мелочь, едва появившаяся смелость мгновенно выветривается, и всё начинается сначала.       Отчитавшиеся ученики сразу уходят, благодаря чему школа постепенно пустеет. Все уже порядком успевают вымотаться, особенно те, что находятся почти в самом конце списка. Впрочем, наблюдать пусть и утомительно, но весьма увлекательно. Конечно, сценки и вокальные номера ещё не совершенны, но уже у большинства есть прогресс, что радует учителей.       Наконец подходит время последнего выступления, и Лиф, быстро найдя своего угрюмого напарника, бежит на сцену. У каждого в руках появляется микрофон, и включается музыка. Звучит только проигрыш, но Ди уже едва стоит. Нервы разыгрались не на шутку. Сердце бешено бьётся, отдавая шумом в ушах. Руки и ноги пробирает дикая дрожь. В голове полная каша, а поперёк горла встаёт ком.       Первый куплет. Элрен вступает, а Швагенвагенс с ужасом понимает, что играет минус. Пытаясь вторить своей напарнице, он запоздало начинает петь. Его голос тихий, но в нём всё равно отчётливо слышно дрожь. Всё мимо нот, а потом он начинает запинаться в тексте, и пропадает синхронность. Маргарита Семёновна, не выдержав столько фальши, выключает музыку, так и не дав допеть даже до середины припева.       — Я, конечно, понимаю, что сегодня только предварительная репетиция, но это совсем ни в какие ворота не лезет! Вы опозорить весь класс что ли хотите? — строго начинает отчитывать учеников классный руководитель, пребывая в приличном шоке от услышанного. — Надеюсь, в следующий раз такого не повторится! — оба ученика молча стоят, понурив взгляды, и не пытаются вставить ни слова. — Прибавлю вам мотивации: если к следующей репетиции вы не будете готовы, то в вашем табеле успеваемости прибавиться несколько двоек! Школьная деятельность — это не глупое развлечение, на которое можно просто забить! Надеюсь, я ясно выражаюсь?! Свободны! — Ди и Лиф молча спускаются со сцены, возвращая на место микрофоны и, так же не проронив ни слова, медленно выходят из актового зала.       — Лиф… — уже на лестничной площадке, кое-как решившись, Ди всё же тихо обращается к девушке, отчего та резко замирает на месте.       Швагенвагенс тоже останавливается, отчаянно и настороженно смотря на напряжённую спину Элрен. Она не оборачивается и не спешит отвечать. Неизвестность, что же сейчас произойдёт, пугает, поэтому Ди не осмеливается начать разговор. Звенящая тишина давит на обоих. Нужно столько сказать, но… Вечно везде всплывает это приставучее «но».       — Что это было? — простой шёпот гремит подобно грому, заставляя Ди лишь сильнее закапываться внутрь самого себя. — Что это было?! — девушка резко оборачивается, срываясь на крик, что эхом разлетается по лестничной площадке. — Чем ты только занимался всё это время?!       — Прости… я, — робко выдавливает из себя парень, прерывая давящую паузу.       — Прости? Прости?! Ты всё это время мне вешал лапшу на уши! Я буду стараться! Буду готовиться! Всё время динамил, как последнюю дуру! Устроил хрен пойми что на первой же репетиции! И теперь просто говоришь прости?! — всё разочарование и гнев мощным потоком льются через каждое сказанное слово. Лиф, повинуясь чувствам и толком не задумываясь, опрометчиво говорит всё, что только есть у неё в голове. — Точно! Как я могла забыть? Ты же у нас такой занятой! Старался он… Да в гробу я видела такие старания!       — Не говори то, о чём не знаешь! Я дофига часов угробил… — последние слова Элрен ранят сильнее всего, заставляя уже Ди разозлиться и перейти на крик. Все его труды одной только фразой просто выкидывают, подобно мусору, из-за чего вину со страхом быстро сменяют жгучий гнев и горькая обида.       — Хватит врать! — перебивая Швагенвагенса, Лиф не даёт ему больше ничего сказать в своё оправдание. — Результат говорит сам за себя! Удели этому хоть пару часов, ты бы не спел так ужасно! Ты вечно избегаешь подобных мероприятий! Мог сразу сказать, что тебе на всё и вся плевать так же, как и всегда!       В этот момент Ди чувствует, словно внутри что-то больно ломается. Если совсем недавно он хотел ей показать, насколько она ему важна, рассказать, сколько усилий он прикладывал! Старался только ради неё! Теперь же это всё за один миг становится бессмысленным. Она ему не поверит. Не поймёт. Не оценит. Да и с чего бы? От этого парень горько усмехается, а на глаза наворачиваются предательские слёзы, отчего он спешит отвести взгляд.       — Ну уж извини, что я такой моральный урод! — ядовито язвя, он заканчивает возникшую ругань и спешит уйти, не имея больше никакого желания что-либо слушать и пытаться доказать.       Как же он устал. Он вечно старается, в лепёшку иногда расшибается. А что в итоге? Отнесутся как к должному. Может, не совсем довольно скажут: «Ты можешь и лучше!» А бывает, перечеркнув все усилия, морально растопчут. Он уже привык всё это видеть в исполнении своего отца, но слышать что-то подобное от Лиф… Ди не думал, что это настолько больно. А он ведь ещё надеялся, что она его выслушает, поймёт.       Наивно…       Он пытался сдержаться, но эмоции с жалкими слезами рвутся наружу. И с шага парень переходит на бег, быстро спускаясь по лестнице. Не видя куда несётся, чуть в кого-то не врезается, но даже не извиняется, продолжая путь. Ему хочется спрятаться ото всех, поэтому, когда он оказывается на первом этаже и чуть не сталкивается с какой-то группой школьников, Ди трусливо прячется под лестницей в темноте, где его никто не увидит.       Он старается не шуметь, а когда слышит чьи-то шаги, Ди и вовсе не издаёт ни звука, вжимаясь сильнее в стену. А вскоре спускается и Лиф. Она, всё недовольно проклиная, спешит покинуть школу, так и не замечая спрятавшегося друга.