Милый маленький мальчишка

      Ещё одна учебная неделя осталась позади. Можно снова два дня валяться в кровати до обеда. Не думать о том, как на этот раз незаметно решить контрольную половине класса всего за одну перемену. Не смущаться, стоя у доски, когда учительница снова приводит тебя в пример, потому что только ты из всей параллели смогла написать олимпиаду по литературе на хорошую оценку. Просто остаться дома, забыть всё и, укутавшись в одеяло, наслаждаться просмотром фильмов, с чашкой чая.       Уже у лифта я слышала, как из нашей квартиры доносятся всепоглощающие басы тяжёлого рока. Это значило одно — сегодня брат вернулся домой раньше меня. Я особо не задавалась вопросом, почему соседи до сих пор ни разу не вызывали полицию. Либо им было всё равно, либо они относились к нам и к этим концертам с пониманием.       Скинув рюкзак на тумбочку в прихожей, прошла в комнату и увидела знакомую картину: Миша сидел за компьютером и пританцовывал в такт играющей музыке. Когда он оставался один, то мог позволить себе немного расслабиться. Я не разделяла с ним пристрастие к громким звукам, но это было лучше, чем видеть поникшего мальчика, который не может найти себе места и слоняется от кухни до комнаты.       Подойдя к брату, тихонько коснулась его плеча.       — Привет. Как дела? — он спешно выключил звук, обернулся ко мне, широко улыбаясь.       Каждый раз, когда я застаю его врасплох, будь то утром на кухне или, как сейчас, вернувшись домой, слышу одну и ту же фразу. И, как впервые, на секунду замираю при виде такой нелепой, но искренней улыбки брата. Пусть я и младше на четыре года, но для меня он навсегда останется милым маленьким мальчишкой, который стесняется слушать любимую музыку в присутствии кого-то.       — Как обычно, — ответила я без эмоций, устраиваясь на нижней части двухъярусной кровати.       Мы оба спали на ней после того, как погибли родители. Хоть их спальня была свободна, Миша предпочитал ночевать в нашей детской комнате, каждое утро мучаясь от болей в спине. Он боялся оставаться один в спальне по ночам, но пытался этого не показывать, ежедневно придумывая новые причины, чтобы занять нижний ярус детской кроватки. Я только умилялась этому и, конечно, не могла отказать.       — Точно всё хорошо? — брат сел рядом, обнял меня, притянув к себе.       Мне знаком этот настороженный тон. Миша правда переживает за меня, но старается выглядеть уверенным и подавать пример, как старший, чтобы я не слишком отвлекалась от учёбы. Казалось, за столько лет я знала брата насквозь и давно не задавала лишних вопросов. Он взял всё под свой контроль, давая мне возможность спокойно закончить школу. Я понимала это, но иногда не могла справиться со своими эмоциями и чувствами к брату.       — Почему ты так рано пришёл? — нужно перевести тему, чтобы он снова не винил себя в моих проблемах. Их особо и не было, но Миша может придумать их в своей голове и просить у меня прощения за то, чего не произошло. К тому же, существовали вещи куда важнее моей и без того неплохой успеваемости. — У тебя на сегодня были дела. Ты ходил к врачу?       — Ходил.       Его слова звучали не слишком уверенно. Он убрал руки с моих плеч и немного отстранился, опустив голову. Морально я давно была готова к разговору, который мог так начинаться. По крайней мере, мне хотелось верить, что я готова.       — Покажи карту, — я пыталась сохранять спокойствие и говорить ровно, уставившись на брата. Не уверена, что вышло, но я искренне пыталась.       Миша подошёл к столу, выдвинул ящик и достал оттуда свою толстую медицинскую карту, из которой вываливались вклеенные листы, передав её мне. Он знает, что я не отстану, пока не буду убеждена в том, что с ним всё в порядке, и не случилось ещё чего-нибудь страшного. Кто-то же должен заботиться о его здоровье.       Пока я изучала результаты исследований и заключения врачей, брат стоял передо мной и сильно смущался, как будто показывал маме дневник с двойками. Немного переваливался с ноги на ногу, в итоге сев рядом со мной, не дождавшись карту обратно. Сейчас он снова казался мне тем милым маленьким мальчиком, искренне верящим, что никто посторонний не услышал его любимой рок-музыки.       — И что ты хотел скрыть от меня? — к счастью, я не увидела информации о новых опасных изменениях в организме брата.       — Ничего. Я же сказал, что был у врача. Если бы случилось что-то плохое, тебе уже позвонили из больницы.       Он снова пытается отшучиваться, чтобы мне было спокойнее, чтобы я меньше переживала и не накручивала себя без повода. Он любит меня и дорожит каждой минутой, проведённой вместе, до сих пор стараясь полностью не выдавать свои эмоции. Подсаживается ближе, обнимает, уткнувшись в моё плечо.       — Прости. Я знаю, что ты всё понимаешь, но я такой, какой есть. Я не могу по-другому, — его голос совсем смягчился, он практически переходит на шёпот.       Брат чуть сильнее сжимает меня руками и еле слышно всхлипывает. Я ощущаю, как тоненькая влажная линия устремляется вниз по руке, растворяясь в ткани школьной блузки. Откладываю карту в сторону и обнимаю брата в ответ, приглаживая его взъерошенные тёмные волосы. Он успокаивается.       Бо́льшую часть своей жизни я мечтала написать книгу. Не то чтобы хотела стать великой писательницей, раздавать автографы в книжных магазинах и проводить презентации для своих фанатов, а просто для себя. Когда-то я думала, что это станет целью всей моей жизни. Я писала небольшие рассказы и стихи о животных и рыцарях, описывала уютные осенние улочки городов, уже обдумывала сюжет для будущей книги. Множество блокнотов пострадало от моих заметок и черновиков — я предпочитала сначала записывать всё на бумаге, а после копировать в электронный вид. Каждый раз, когда я начинала писать, это переносило меня в совершенно иной мир. Мир, в котором нет зла, нет войны и нет болезней. Мир, в котором я могла спрятаться от суровой реальности. Я могла создать его тем, что хотела видеть за окном нашей с братом комнаты. И у меня получалось! Очередной исписанный блокнот приводил меня в неописуемый восторг. Пока однажды он не стал последним…       Это случилось несколько лет назад. В тот день на моём столе остался один чистый блокнот — розовый с какими-то лошадьми. Мне не была интересна обложка, я жаждала скорее начать писать. Я положила его в рюкзак, и мы всей семьёй поехали за город, на поляну в лесу, чтобы устроить пикник. По дороге, я делала несуразные наброски для иллюстраций к своей книге, изредка поглядывая на бесконечные ели за окном. Я не художник, поэтому зарисовки выходили ужасными. Рядом со мной сидел Мишка и постоянно отвлекал, показывая разные смешные картинки в телефоне. Я злилась на него всю дорогу, чем вызывала короткие смешки в свой адрес. Брат никогда не интересовался моими черновиками, сколько я не пыталась прочитать их ему, и считал моё хобби несерьёзным.       Мы так и не доехали до поляны. По пути машина заглохла, всем пришлось покинуть салон, пока папа рылся под капотом. Миша пытался помогать, но у него лучше всего выходило доставать меня постоянными шутками и картинками. Я всё ещё злилась на него, но уже чуть меньше, делая вид, что очень увлечена своим блокнотом, хотя записала туда всего лишь идею для сюжета, в котором у главного героя ломается машина. Я старалась записывать всё, что происходит вокруг меня — могла пригодиться любая мелочь.       Папа позвал к себе маму и Мишу, чтобы они подержали провода и тряпки, пока он разбирается с машиной. Я ненадолго осталась наедине с блокнотом, пока сзади меня не прогремел давящий гулкий хлопок.       Я резко обернулась и увидела, как из двигателя нашей машины клубится чёрный плотный дым, заслоняя практически всё вокруг. Лишь редкие языки пламени прорывались сквозь него. Бросив блокнот на асфальт, я подбежала к машине, услышав тревожащие стоны. Это были мама и Миша. Они сидели в неестественных позах, облокотившись о дверь машины. Мама охала, что-то кричала, пыталась двигаться, а Миша замер. Его глаза были расширены, он смотрел в одну точку, в сторону леса. Всё лицо, как и у мамы, покрылось тонким слоем то ли пыли от дороги, то ли частичками дыма, волосы стояли дыбом, будто из американских фильмов.       Я помогла маме подняться и уже хотела подойти к брату, как заметила лежащего за машиной папу. Он тоже не двигался, но его глаза были закрыты… Папа скончался на месте, сразу после взрыва. А мама — в больнице.       Миша — единственный, кто вместе со мной вернулся домой после этой трагедии, но, перед этим, провёл день в реанимации и две недели в кардиологии. Его зацепило меньше, чем родителей, но оставило сильный рубец на сердце после перенесённого инфаркта.       Я до сих пор не могу понять, как пережила те две недели, не отходя от палаты. Подруги приносили мне еду, опасаясь, что я могла сделать в таком состоянии, и пытались всячески развлекать. Ночевать я уходила к Наташе, но возвращалась к Мише сразу же после открытия дверей больницы. Он практически всё время лежал на кровати, был бледным и сильно похудел. Я не могла думать ни о чём другом, кроме его сердца. У меня больше ничего не осталось в этом мире — только старший брат и блокнот с рисунком деревьев.       В очередной день в палате, когда я пыталась хоть как-то поддержать Мишу, он взял меня за руку и посмотрел мне в глаза:       — Настенька, — начал он, пытаясь сдерживать накатившиеся слёзы. — Прости меня, пожалуйста. Я знаю, что я не самый лучший брат, что всегда пытаюсь пошутить над тобой… Но я люблю тебя. Ты можешь обижаться на меня, кидаться подушками и отбирать бутерброд за завтраком — я заслужил это. Но я хочу, чтобы ты знала… Я не со зла. Обещаю, когда мы будем дома, я прочитаю все твои черновики, выслушаю все твои планы. Обещаю… Помнишь, когда мы были маленькими, делили вместе один стол и одну кровать? А потом я стал делать уроки на кухне, чтобы тебе было удобнее. Сейчас твои подружки говорят, что я милый, и тебя это жутко бесит. Я знаю… Прости, что из-за меня ты чувствуешь себя неловко. И вот здесь я снова становлюсь тем маленьким мальчиком, который делит с тобой одну кровать.       Миша не договорил, как из его глаз предательски потекли тонкие струйки. Когда он успокоился, мы ещё долго разговаривали, пока медсестра не попросила меня покинуть палату, потому что больница закрывается.       У Наташи дома я снова открыла свой блокнот с единственной изрисованной страницей. И если это мой последний шанс написать книгу, мой последний блокнот, пусть она будет по-настоящему сказочной. В ней будет храбрый рыцарь, который всегда приходит на помощь к своей принцессе и защищает от зла, войны и болезней. Он будет любить её несмотря ни на что и оберегать, даже если сам находится на волоске от смерти, каждую минуту. Я верю, что он справится… Я напишу книгу, в которой он справится.       У любой книги должно быть своё название. Моей книге название дал её главный герой, самый храбрый рыцарь, — «Милый маленький мальчишка». Я опишу каждый его день, каждую эмоцию, каждую победу и… поражение. Чтобы он стал счастливым и, вспоминая все свои подвиги, улыбался, будто показывая маме свой красный диплом…       — О чём задумалась? — Миша осторожно потормошил меня за руку, заставляя оставить воспоминания позади.       Мы всё также сидели на нижнем ярусе нашей детской кровати. Должно быть, прошло несколько минут, пока меня захлёстывали воспоминания.       Многое изменилось с того момента, как мы вернулись из больницы. Хотя Миша до сих пор не может спать в комнате родителей, он достаточно делает для того, чтобы я была счастлива. Первое время нам обоим было тяжело справиться с утратой, но он постепенно стал налаживать нашу жизнь. Ещё в средней школе выбрал колледж, куда хотел поступить после одиннадцатого класса, но эти планы пришлось отложить на неопределённый срок, чтобы устроиться на работу и оплачивать хотя бы самое нужное.       Брат не любил вспоминать наши первые месяцы без родителей, ему приходилось очень непросто. На восемнадцатилетнего парня в то время, казалось, свалились все беды мира. Утром он посещал больницу, чтобы встретиться с врачом и пройти несколько обследований. К обеду, если не успевал раньше, занимался организацией похорон родителей, иногда вместо этого оформляя надо мной опеку. Вымотанным приходил домой и ждал, когда я закончу делать уроки, чтобы воспользоваться компьютером для работы. Позже купил себе ноутбук, аргументируя это тем, что я всегда должна иметь доступ к интернету, иначе моя успеваемость в школе может снизиться. Я не пыталась спорить с братом в любых вопросах, просто соглашалась и делала так, как он считает нужным. Ещё ему следовало обязательно принимать таблетки, выписанные в больнице. К концу дня они сильнее сказывались на без того измученном организме. Вечером Миша валился на кровать и быстро засыпал, чтобы на следующий день повторить всё то же самое.       Мне казалось, что это никогда не закончится. Я продолжала заниматься учёбой, старалась не докучать брату лишними разговорами и справиться со всем самостоятельно. Если он хотел чем-то поделиться, то просто подходил ко мне по вечерам, улыбался и рассказывал, что было за день, обнимая меня. Затем спешно ложился спать.       Потом начались каникулы, стало немного полегче. До нового учебного года я практически вернулась к привычному образу жизни. Да и Миша чувствовал себя увереннее, как глава семьи. Сдержал обещание, начал читать некоторые мои черновики и говорил, какие истории ему больше понравились, внимательно слушая комментарии автора. Мы сблизились ещё больше, хотя я догадывалась, что брат понимал далеко не все рассказы, но не хотел расстраивать меня и скрывал это.       — Скоро четыре года, как…       — Прошу, не надо, — он неловко перебил меня.       — Прости. Давай лучше пообедаем. В школе сегодня не успела в буфет, ужасно голодная. А ещё меня сегодня опять отругали за причёску, — потрепав брата по голове, я пошла в ванную, а затем — на кухню.       — Ты знаешь, что я не умею заплетать косички, — с грустью в голосе ответил Миша, тяжело вздохнув.