Каре на дамах (История вторая)

Азарт — это когда человека бросает то в жар, то в холод от безрассудного поступка. В. Зубков

В кабинете старшего тренера висит плотная, как туман, усталость, замешанная на напряжении. Даниилу Марковичу кажется, что эта пелена повисла сегодня после рассказа Этери о том, как она провела последний вечер перед отлетом к дочери, и не думает рассеиваться. Блондинка рядом с ним скидывает пуховик, расстегивает дутый жилет, чуть ли не удваивающий ее природные габариты, и остается в плотных джинсах и водолазке, серо-голубоватая почти монохромная гамма отбрасывающая холодные блики на едва подернутое калифорнийским зимним загаром лицо. - Эр, я очень боюсь за тебя,- Даня ежится, сидя в ее кресле. - Данечка, я и сама за себя боюсь. Но страх еще никому и ни в чем не помог,- женщина внезапно улыбается самой заразительной из своих улыбок,- Будем бояться вместе, господин Глейхенгауз? Или вы в такие игры не играете? Мужчина легко поднимается из кресла руководителя, обходит стол и притягивает Этери к своей груди: - В какие только игры мы с вами, Этери Георгиевна, не играли, а вот в такую еще ни разу,- легко чмокает в лоб и обнимает крепче, чувствуя, как в ответ женские руки обвивают его талию, и сама она замирает, прижимаясь к его плечу скулой. - Давай так и останемся тут стоять до завтра?!- выдыхает она ему в куртку. - Давай,- соглашается молодой человек, но есть предложение лучше… Он молча подхватывает свою даму на руки и несет из кабинета. - Эй, мое пальто!- взмахивает возмущенно рукой Этери, и кисть ударяется о мужской подбородок. - Когда-то мне должно было прилететь от тебя по физиономии!- хохочет Глейхенгауз, пока рука, только что съездившая ему по лицу, нежно прикасается к месту удара, а длинные пальцы ласкают кожу. Он разворачивается к вешалке и велит: - Забирай свои вещи, женщина! Я созрел до похода домой и горячих извинений за побои! - Поставь меня на землю,- хохочет окончательно забывшая про страх Этери. - Нет, я добыл свою добычу и несу ее в пещеру,- рычит ей на ухо Даня. И становится в этом дурачливом пререкании так легко и свободно, что страх пересыпается песком из сердца куда-то в самые дальние тайники сознания, не тревожа и не лишая душевного равновесия. - Ну, отпусти же меня!- продолжает смеяться Этери, когда мужчина выносит ее за порог кабинета,- я хоть двери закрою! - Я сам закрою!- отмахивается Глейхенгауз,- Держись за меня! Если вы думаете, что в парном катании девушки только и делают, что расслабленно висят на таскающих их партнерах, то стоило пронаблюдать трюк, который тут же проделала Тутберидзе, ухватившись за мужские плечи и буквально зависнув собственной силой мышц в положении “уголок”, так, что рука партнера лишь номинально придерживала ее под колени, пока второй он крутил ключ, оставленный в замке. Глейхенгауз опускает ключ в женскую сумку на коленях у Этери и пальцами натыкается на вибрацию ее мобильного. - Тебя в такое время хочет кто-то еще? Я ревную!- Даня вынимает телефон, подхватывает Этери под спину, давая ей свободу движений и отдает трубку. На экране плывет сообщение с неопознанного номера: “Пора прекращать ночные тренировки” Мужчина и женщина читают текст одновременно. Этери чувствует, как руки Дани крепче прижимают ее к себе, и тихо констатирует: - Все, время игр кончилось. Теперь начнется всерьез… Молча выворачивается из его объятий, спускаясь на землю. Отстраняется, надевает пальто, забрасывает сумку на плечо, и они направляются к выходу, превратившись из любовников в партнеров, следующих к общей цели. - Кажется, когда Сашка вернется, она станет нашей любимицей,- вздыхает Тутберидзе,- столько нервов и крови нам стоит этот ее вираж в родную гавань из-под радаров. - Что делать будем, Эр?- негромко спрашивает Даня. - Не знаю, Данечка. У меня есть еще неделя, а у Юльки с Серегой… Сегодня нам намекнули, что времени у них больше нет. Можно попробовать поменять лед… Пока сообразят, пока найдут… Этери сосредотачивается на своей идее, которую вынашивает уже не первый день, но никак не может доносить до логического завершения. - Много ли времени понадобится, чтобы свои нашли,- безнадежно говорит Даниил. - Так то свои, а у нас вроде какие-то чужие. От них прятаться проще,- задумчиво отвечает Этери. Они неспешно спускаются на первый этаж и выходят из дверей “Хрустального”. - Чужие-то они чужие, а раньше своих прознали, что Трусова к нам наезжает,- замечает Глейхенгауз. - Может, и так… А, может, и нет,- не выходя из своих мыслей поддерживает с ним диалог женщина. **** Черный асфальт, освещаемый фонарями. Черный январский вечер и белые снежинки летящие в ветровое стекло Даниного авто. В салоне привычно пахнет кожей сидений, моющими после чистки автомобиля, духами Этери, зимой. И к этим запахам теперь примешивается нервозность и необходимость принятия быстрых решений. - Не хочу тебя напрягать, любимая,- произносит в тишину молчания Глейхенгауз,- но за нами, кажется, следят. И правда, пока они еще ехали по шоссе можно было подумать, что авто, выехавшее с парковки “Хрустального” следом за машиной Даниила Марковича, просто следует в том же направлении. Но магистральной трассы они уже свернули, а машина продолжала свой путь в их направлении и не думала исчезать из обзора. Этери посмотрела в зеркало заднего вида. И внезапно легко усмехнулась: - Они, Данечка, не следят. Они давят на психику. Завтра в “Хрустальный” поедем, видимо, с этим же кортежем… Или другим, но из той же конторы. Внимательно всматривается в автомобиль настойчиво демонстрирующий себя в их зеркала, потом включает записную книжку на телефоне и записывает номер. - Думаешь, даст что-то ценное?- отрывается от дороги Глейхенгауз. - Может, и нет, но лучше больше информации, чем меньше,- пожимает женщина плечами. Пока они подъезжают к дому, авто-преследователь, не теряясь из виду, между тем и не приближается: - Интеллигентные люди, сопровождают на приличном расстоянии. Никакого пиф-паф и тычков в хвост и бока,- вдруг отмечает Тутберидзе,- Однако у нас бандит-то стал уважительным. Шесть лет назад нас прессовали мощнее. - После Сочи, имеешь в виду?- Даня продолжал спокойно вести автомобиль и не смотрел в сторону женщины рядом. Ну да. Тогда на Липницкую была натуральная охота. Она несколько дней даже тут, в Москве, оставалась на катке ночевать, потому что нас реально осаждали. Мы с Дудаковым тогда по очереди ее пасли, ну, и мама ее, само собой. А кто не пас, тому доставалась участь отражать внешние атаки. **** 15 февраля 2014 - Этери, ради бога, иди домой!- Сергей буквально вталкивает ее из стен ледового спорткомплекса,- отдохни по-человечески хоть один день! - Да, иду я уже, иду!- Тутберидзе убирает со стола бумаги и засовывает их в ящик. Домой хочется очень, но за стенами стоит толпа страждущих поклонников, которые готовы разорвать любого, кто выйдет за ворота. Сергею в силу общей малозаметности и более редкого появления на экранах везет немного больше: он успевает пробежать полпути до машин, пока его кто-нибудь узнает. Ей везет меньше, ее лицо было на экранах, так что на нее слетаются сразу же и до автомобиля она бредет минут сорок, хотя тут дороги двести метров. Юлька с двенадцатого числа не покидает спорткомплекс. Во-первых, вообще непонятно, сможет ли она дойти до автомобиля, чтобы уехать, а, во-вторых, в подъезде у дверей ее квартиры еще большее столпотворение, чем здесь. Третий день ребенок живет в тренерской. Назвать ситуацию безумной - ничего не сказать. Они все так рвались к этой чертовой олимпиаде. Дорвались. Не дай бог никому такого! Когда она наконец-то сможет выехать за пределы территории “Хрустального”, ей кажется, что узники концлагерей должны были чувствовать себя примерно так же в день освобождения. Может, именно из-за этого “пьяного воздуха свободы” Этери и не замечает вовремя автомобиль, который едет по пятам за ее машиной, а как только они выбираются из потока с ощутимым трафиком на более спокойные улицы, она понимает, что ее откровенно жмут к обочине. И в итоге отжимают и загораживают путь на выезд. Конкретные ребята конкретно стучат в стекло и очень хотят пообщаться. Под этот стук Тутберидзе остро понимает, что дома ее ждет маленькая дочь, которая может запросто остаться сиротой, если с мамой что-то нехорошее приключится на этой обочине. Стучат все настойчивее. Приходится чуть-чуть опустить стекло. Крепкий парниша неопределенного возраста, но определенно со спортивным прошлым в единоборствах, склоняется к окну и говорит: - Слушай тренерша! Ты же тренерша нашей олимпийской чемпионки, девчушки этой, Юли? Этери кивает. - Выйди, побазарить хотим. Женщина отрицательно качает головой. Парниша напрягается: - Че, брезгуешь нами, тренерша? - Я вас боюсь!- очень честно и отчетливо отвечает Тутберидзе. Боец вдруг улыбается совершенно по-детски, очень открыто и чисто: - Прости, тренерша, не догнали. Ладно не открывай. Мы это… С Екатеринбурга,- поясняет свой интерес мужчина,- Юльке твоей, землячке нашей, как-то уважение хотим проявить. Такая малявка, а так скачет! Может, ей надо чего? И Этери рискнула, как говорится, “на все деньги”: - Ей надо. Ей нужна квартира. И чтобы минимум неделю никто не узнал, где она живет! Сможете? Собеседник почесал стриженый затылок, коротко кивнул: “Подожди”,- и отошел с телефоном. Через пять минут вернулся: - Слушай, тренерша… Как тебя зовут-то хоть?- внезапно вспомнил о хороших манерах браток. - Этери Георгиевна. - Ага, в общем, Георгиевна, есть у нас крыша, но от вас далековато. Часа два в один конец. Пойдет? - Нам выбирать не из чего, пойдет!- согласилась Этери. - Тогда так! Пусть ее матушка завтра в обед по этому адресу подгребает,- парень протянул листок,- Скажет, что от Шурика. Это я. Там поймут. Ну, и вечером могут заселяться и жить, сколько надо. - Шурик,- окликнула Этери, уходящего парня,- а аренда какая? - Георгиевна, не груби! Это от чистого сердца. Для землячки! Шурик оказался на редкость приличным человеком. Даже в гости ни разу не заявился, пока Юля с мамой жили на хате братвы. **** - Да уж, Эр! Знакомства у тебя, конечно… колоритные,- улыбнулся Даня, сворачивая к дому. - Ну, это не знакомства, а так - встречи,- негромко отозвалась Этери,- Но наши провожатые - точно не Шурик. - По-моему, это комплимент Шурику. Тутберидзе кивнула: - Как ни крути, а Шурик оказался очень приличным человеком. Помощником, а не преследователем. Автомобиль, который ехал за ними, проскользил мимо, не приближаясь к дому. За закрывшимися дверями квартиры Этери еще в прихожей повисла на шее Дани и впилась губами в губы: - Хочу не бояться! Хочу быть живой! С тобой... Дважды просить мужчину не пришлось. Пальто, куртка, обувь. Все осталось на полу у выхода вперемешку. Губы сдавались на милость ищущим губам, требовали праздника жизни, радости тела, любви и успокоения от близости второго. Простых ощущений и уверенности, что ты не один в этом мире. Ровно того, что он дарил ей, входя в нее. Ровно того, что она отдавала ему вместе с собой. Каждым вздохом, стоном, криком, накрываемым ласкающими губами или пробуждаемым ищущими пальцами. Они сплетались телами, судьбами, душами. Это был общий ответ давящей на них вселенной, которая не знала пощады и не умела отступать. Они праздновали счастье быть вместе. Уже засыпая, Этери произнесла: - Нам нужна Медведева… - Прямо сейчас?- удивленно усмехнулся мужчина. - Дурак, завтра… У нее в Канаде же хакер есть. Вдруг поможет. - Мысль, хоть и сонная,- согласился Даня, прижимая к себе теплое женское тело. Темное оконное стекло, за которым январь осыпается снежинками. Светлые женские кудри, рассыпавшиеся по мужской груди. Тонкие пальцы, ищущие покоя в мужской ладони. Может быть, это не более чем жажда жизни? Всепоглощающая и единственная правда существования на этой земле с ее болями, борьбой и преодолением, которому нет конца.