Рыжие ходят первыми

      Лето выдалось знойным, но щедрым на урожай на счастье всем жителям Эйвонли, которые ожидали серьезного урона от суровой зимы. Работы на ферме оказалось так много, что Энн попросту не хватало времени и сил, чтобы позаниматься шахматами — целыми днями она помогала Марилле по дому с уборкой и готовкой, а кроме этого доила коров, занималась огородом, укладывала сено, ездила на кукурузное поле собирать свежие початки; вместе с Джерри, юношей из ближайшего французского поселения примерно одного с Энн возраста, им удалось справиться со сломанной оградой, которую снес ураганный ветер в один из ненастных дней в конце июля. Мэттью не мог остаться в стороне, хоть ему и надлежало не притрагиваться к работе несколько месяцев, чтобы полностью окрепнуть. Это обстоятельство совершенно удручало его: он не мог смириться с тем, что пока не был способен работать в полной мере и потому он не отходил от своих домочадцев ни на шаг, чтобы выполнить какие-нибудь мелкие поручения.       Однажды он нашел Энн спящей в конюшне на стоге сена — в руке она сжимала щетку, которой чистила свою любимицу Белль. Растрепавшиеся рыжие волосы, стянутые в узле, красноватая от перегрева кожа, запачканное землей домашнее платье — его королева Энн казалась все такой же живой и яркой, но чуть более хрупкой, чем прежде, напомнив ему мотылька, устало примостившегося на стволе дерева, чтобы передохнуть от долгих странствий. Мэттью не хотел ее будить, но и не мог оставить ее здесь в подступавшие сумерки, приближение которых ознаменовали алые всполохи на небесах склонившегося к горизонту солнца; становилось прохладно. Он осторожно высвободил из ее цепких пальцев щетку, а затем медленно поднял Энн на руки — она казалась совсем легкой и такой маленькой, прямо как в их самую первую встречу, когда они впервые увидели друг друга на станции; такие же тонкие маленькие ладони, но Мэттью не понаслышке знал, какая необыкновенная сила таилась в них — тогда она крепко пожала ему руку и этим простым действием изменила всю его жизнь.       — Мэттью? — слабо проговорила Энн, приоткрыв глаза, и обхватила его за шею. — Ох, Мэттью… Мне снилось, будто я лечу, можешь себе представить? — Она расплылась в улыбке. — Ты несешь меня так легко, и разве это не изумительно, что реальность порой бывает намного предпочтительнее самых необыкновенных сновидений?       — Я думаю, в этом есть смысл, — кивнул Мэттью, направившись к Зеленым Крышам по залитому прощальными лучами солнца двору. — Но уверен, что сейчас сон пойдет тебе на бо́льшую пользу.       — Я не хочу тратить на него время, которое я могу провести с тобой, — ему пришлось остановиться, потому что Энн проворно спрыгнула на ноги и тут же подхватила Мэттью под руку. — Правда, тебе не стоило этого делать, Мэттью. Ты же еще не достаточно-       — Ты слишком много на себя взяла, Энн, — он серьезно посмотрел на нее. — Как я могу… просто взять и позволить тебе провести все лето в работе… И где, на ферме! — Мэттью разочарованно прицокнул языком, покачав головой. — Вот что, Энн. Это не подходит для такой девочки, как ты.       — Я лучше знаю, — упрямо парировала она, — что подходит мне, а что — нет. И тебе совершенно не о чем беспокоиться! Я только хочу, чтобы ты был рядом, — она улыбнулась, когда Мэттью ласково потрепал ее по руке, которой она держалась за его локоть.       — Я не хочу, чтобы ты отказывалась от шахмат из-за меня… Из-за нас! — Мэттью остановился, чтобы собраться с мыслями. — Это несправедливо. В тебе так много… И сколько еще тебя ждет впереди!..       — Мэттью, — мягко произнесла Энн. — Пожалуйста, не думай, что, оставшись на ферме, я лишаю себя возможностей. Они безграничны настолько, насколько хватает воображения, но они не обрываются там, где ты решишь остаться. Наоборот, я нахожу это волшебным, когда ты можешь выбирать из множества дорог, что ветвятся под ногами в разные стороны. — Она нежно посмотрела на него. — И этот выбор я уже сделала.       Мэттью вздохнул, растерявшись с ответом, и Энн осторожно потянула его за руку в сторону Зеленых Крыш, у дверей которых их уже дожидалась Марилла.       — Вы опоздали к ужину! — укоризненно сказала она, переводя взгляд с одного на другую. Мэттью, поджав губы, сел на стул на крыльце, чтобы разуться, а Энн проворно запрыгнула на ступени, но тут же застыла на месте, потому что Марилла остановила ее, прихватив за плечо. — Ради Бога, Энн, что с тобой стряслось? — Она вытянула из спутанных рыжих волос несколько соломинок. — Если ты опять попала в какие-нибудь приключения-       — Ничего особенного, Марилла! — Энн быстро чмокнула ее в щеку и нетерпеливо прошмыгнула в кухню. — Каждый день может быть незабываемым приключением, ты так не думаешь?       — Я думаю, — Марилла сложила руки на груди, обернувшись, — что тебе следует привести себя в порядок, прежде чем ты сядешь за стол. — Она покачала головой, с деланным недовольством оглядывая лучезарную растрепанную Энн с ног до головы, и не удержалась от легкой улыбки в ответ. — Свои вещи положи в стирку, сегодня я как раз собиралась ею заняться.       — Будет сделано, — выдохнула она и бросилась к лестнице. Едва она преодолела половину пролета, как раздалась телефонная трель, и она, перевесившись через перила, крикнула Марилле:       — Я возьму!       И быстро спустилась, чтобы добраться до телефона в гостиной. Запыхавшись, Энн подбежала к письменному столу и, резко схватив трубку, чуть было не снесла аппарат на пол.       — Алло?       — А теперь расскажи мне все по порядку, что произошло.       — Коул!       Энн расплылась в счастливой улыбке и обернулась к дверному проему, в котором показалась Марилла.       — Это Коул! — радостно воскликнула она.       — Это замечательно, Энн, но незачем кричать на весь дом, — строго проговорила Марилла, но, секунду погодя, добавила смягчившимся тоном: — Передавай ему привет от нас.       — Ох, Коул, как я рада, — Энн опустилась в кресло и поджала ноги под себя, удобно устроившись в обнимку с телефонным аппаратом. — Я просто счастлива! Ты даже не представляешь, как-       — Честно говоря, я действительно не могу себе представить, что тебя заставило отказаться от поездки в Париж, — проговорил Коул со вздохом, однако в его голосе узнавалась улыбка — оптимизм Энн всегда был заразителен. — Более того — от шахматного турнира, на котором был Боргов! Ты ничего не хочешь мне рассказать?       Энн вздохнула, предавшись безрадостным воспоминаниям.       — У Мэттью случился сердечный приступ, — тихо проговорила она в трубку, оглянувшись к двери, выходившей в кухню — Мэттью уже устроился за обеденным столом, пока Марилла заканчивала последние приготовления для ужина.       — Что?       Она вкратце пересказала другу события, которые последовали спустя несколько недель, проведенных в Торонто. Коул слушал ее внимательно, не перебивая, и только когда Энн замолчала, он чуть хрипло произнес:       — Господи, Энн, мне так жаль! Надеюсь, сейчас ему лучше?       — Да, — Энн поджала губы в легкой улыбке. — Думаю, теперь все стало, как прежде, и я очень этому рада.       — Ты даже не сообщила мне, — с ноткой обиды в голосе произнес Коул.       — Извини, — Энн зажмурилась, — было много дел и забот. Я просто не могла думать ни о чем другом.       — Понимаю, это все не просто. Но мы же друзья, и я всегда рядом — что бы ни случилось.       Энн улыбнулась, поймав себя на мысли, что однажды она уже слышала эти слова.       — Спасибо, Коул, — хрипло произнесла она. — Как бы я хотела, чтобы ты действительно был сейчас рядом со мной!       — Мы можем это устроить, — заговорщицким тоном сказал он. — Какие у тебя планы на Москву?       — А, ты про это, — Энн хмыкнула, откинувшись на спинку кресла и воздев глаза к потолку.       — Ну конечно! У тебя есть все шансы, чтобы оказаться там.       — Коул, я не поеду.       Воцарилось молчание, которое показалось Энн невыносимым. Она поморщилась, поняв, что сказала то, что Коул точно не ожидал от нее услышать, ведь она долгое время была одурманена идеей поехать в Москву, чтобы сразиться с целой плеядой советских гроссмейстеров, и он прекрасно знал, как для нее это было важно. А теперь Энн добровольно отказывалась от этого, тем самым вогнав Коула в тупик.       — Какого черта, Энн?!       — Коул, послушай-       — Нет, это ты меня послушай! — Он задыхался от возмущения. — Ты не можешь упустить такую возможность! Ты готовилась к этому турниру с тех пор, когда впервые сразилась с Борговым. Неужели теперь ты готова так просто спустить все это коту под хвост?!       — Коул, — Энн закрыла глаза, собираясь с мыслями. — Я не могу оставить Мэттью и Мариллу одних. К тому же у меня нет таких денег для поездки. — Энн закусила губу и мысленно прикинула, во сколько она может ей обойтись, учитывая то, что почти все ее сбережения ушли на лечение Мэттью. — На нее нужно как минимум три тысячи долларов…       — Ты же говорила, что Федерация оплатит тебе поездку!       — Не совсем, — она сделала глубокий вздох. — Понимаешь, я написала письмо с отказом-       — О Господи!       — …эта организация предлагала мне оплатить поездку, если я соглашусь выступить с публичным заявлением, но это совершеннейшая чепуха!       — Да какая тебе разница, во что верят эти кретины?! Они предлагали тебе деньги!       — Я знаю, но-       — А ты взяла и запорола все дело! Ты просто чокнутая.       — Коул!       — Ну и что ты собираешься делать? — не унимался он. — Просиживаться на местных турнирах? Или вовсе откажешься от всего, к чему ты стремилась всю жизнь?       Энн судорожно втянула ртом воздух, почувствовав, как болезненно сжалось сердце.       — Так будет правильно, — наконец сказала она. — Я просто боюсь, что тем самым только все испорчу. А я не могу этого допустить — в очередной раз.       — Ты уже все испортила, Энн, — разочарованно выдохнул Коул. Она крепко стиснула во влажной руке трубку, чувствуя, как та дрожит. — Ты предала свою мечту.       — Ты не прав! — вспыхнула она, вдруг разозлившись. — Есть вещи гораздо более страшные, чем раненные чувства, поверь мне!       Коул замолчал — Энн могла слышать только его учащенное дыхание.       — Коул?..       — Ты слишком хороша, чтобы быть правдой, Энн, — наконец промолвил он тихо, успокоившись. — Иногда я забываю об этом.       — Я не хотела злиться…       — Я тоже. Не имел права.       Они немного помолчали. Тиканье старых напольных часов с маятником показалось Энн гораздо громче обычного, и она невольно обернулась к ним, будто они вдруг ожили, обретя плоть и голос. Но в отражении стеклянной дверцы виднелись лишь расплывчатые очертания ее лица — когда Энн была младше, она принимала его за свою воображаемую подругу Кэти, в которой находила поддержку, пока, повзрослев, она не поняла, что ею всегда была она сама.       Настоящая Энн.       — Прости меня, — Коул вздохнул. — Прости, пожалуйста. Ты удивительна.       — О, Коул!       — Ты сделала свой выбор, и я должен был поддержать тебя в этом. — Энн услышала, как он усмехнулся. — Как это сделала ты, когда я сказал тебе, что решил заняться искусством.       — Рано или поздно я все равно окажусь в Париже, чтобы увидеть твои прекрасные работы, — с нежной улыбкой сказала Энн. Раздавшийся шорох у двери заставил ее резко обернуться, и она встретилась глазами с Мариллой, которая выглядела обеспокоенной.       — Энн-       — Ладно, Коул, мне пора, — торопливо прощебетала она в трубку. — Позвоню тебе позже, хорошо?       — Не беспокойся, — проговорил Коул мягко. — И… береги себя, королева Энн.       Энн не удержалась от улыбки в ответ на так хорошо знакомое ей прозвище.       — Ты тоже. Целую! — Она положила трубку и, взметнувшись на ноги, направилась к Марилле.       — Что такое? Что-то случилось? — дребезжащим от волнения голосом протараторила она, оглядываясь на кухню. Мэттью все так же сидел за столом, задумчиво набивая табак в трубку, и это немного успокоило Энн — она была рада наблюдать, что он возвращается к привычному ритму жизни в Зеленых Крышах.       — Энн, — Марилла взяла ее руки в свои и осторожно повела девушку к столу; благоухающие аппетитными ароматами блюда на нем все еще оставались нетронутыми. — Нам надо поговорить.       Энн напряглась, потому что знала, что эта фраза всегда знаменовала собой предчувствие чего-то дурного. Когда тебе нужно сказать что-то хорошее, ты позволяешь слову быть серебрящимся звонким ручьем, который бурлящим потоком стремится наружу, чтобы прорвать плотину из сплетенных иллюзий и лжи.       О плохом, напротив, принято говорить не сразу, потому что это известно всем: будет больно. Нелегко.       А может, даже напрасно.       — Энн, — они расположились за столом — Энн села между Мариллой и Мэттью, с тревогой глядя на них. — Мы беспокоимся о тебе.       — Мы не хотели подслушивать, — торопливо вставил Мэттью виноватым тоном, — но то, о чем ты говорила с этим мальчиком-       — Его зовут Коул, — нетерпеливо поправила Марилла, и Мэттью продолжил:       — Коул. Да. — Он коснулся кончика носа. — Мы бы не хотели, чтобы ты отворачивалась от себя и своей мечты.       — Ты должна продолжить свое дело, Энн! — горячо проговорила Марилла. — Ведь ты так любишь играть в шахматы! У тебя необыкновенно живой ум, и я не вижу причин для того, чтобы ограничивать его.       Энн не могла подобрать слов — лишь переводила озадаченный взгляд с Мариллы на Мэттью и обратно.       — Вы хотите, — растерянно начала она, — чтобы я…       — Чтобы ты поехала в Москву! — решительно закончил за нее Мэттью, и с губ Мариллы сорвался судорожный вздох. — Так будет лучше для тебя. А мы… Мы справимся. Вместе. Как и всегда. — Он мягко усмехнулся. — Ты сама так сказала.       — Я поддалась уговорам Рэйчел, чтобы ты приехала в Эйвонли, — голос Мариллы чуть дрогнул, — и теперь жалею об этом. Я была в отчаянии и не знала, что делать!       — Но Марилла!.. — Энн страстно хотела возразить — как она могла говорить ей такое, когда Мэттью только оправился после приступа?       — Послушай меня, — Марилла ласково погладила ее по волосам, заправив вылезшие из пучка короткие пряди за ухо. — Я потеряла контроль над собой-       — Мы оба, — вставил Мэттью, коснувшись трубки губами.       — И впредь не позволю этому повториться. Мы бесконечно счастливы, что ты с нами, Энн, и твоя поддержка для нас неоценима, но я не могу спокойно закрывать глаза на то, что ты следуешь не по своему пути. Я знаю, как ты хотела попасть в Париж на турнир, и потому с трудом могла принять то, как легко ты от него отказалась.       Энн набрала в легкие побольше воздуха.       — Я сделала это для вас, — просто сказала она. — И ради вас. Я и не могла поступить иначе. И хотя я понимаю, что нам нужны деньги, я обязательно возьмусь за это в скором времени, я обещаю! — Энн захлебывалась словами, торопясь довести свою мысль до конца. — Как только я смогу убедиться, что вам больше ничто не угрожает. Не сомневайтесь, я обязательно буду выступать на турнирах, как и раньше. Думаю, совсем скоро мы будем снова ездить в Шарлоттаун вместе, — она улыбнулась, — как в старые добрые времена, и все будет хорошо, вот увидите!       — Энн! — Нахмурившись, Марилла внимательно посмотрела на нее. — Ради всего святого, о чем ты говоришь?       Мэттью так и застыл с полусогнутой рукой у рта, в которой держал трубку, и непонимающе уставился на Энн, не имея возможности вымолвить хоть слово.       — Вы не разочаруетесь во мне, — с непоколебимой уверенностью продолжала она. — Я буду рядом, чтобы помочь, обещаю. Вы можете на меня положиться! Призовых будет достаточно, чтобы-       — Энн, — Марилла нетерпеливо перебила ее. — Бога ради, скажи мне, кто только вбил тебе это в голову?       — Я просто… — Энн сделала глубокий вздох. Горло вдруг сдавило, и говорить было тяжело; пробудившаяся тревога сковала ее, когда она поняла, что подобралась слишком близко к краю пропасти.       Тебя никто не захочет.       Мне не нужен лишний рот в семье!       Чем ты занималась в подвале с этим уборщиком, грязная девчонка?!       Слова жглись пощечиной — как всегда, без предупреждения, наотмашь, на память. Ей всегда говорили это в приюте, а она всегда возвращалась.       Она не забывала. Не могла.       — Энн?       Она моргнула, сфокусировав взгляд на бледном лице Мариллы. Призраки мрачных воспоминаний до сих пор прятались в дальних уголках ее сознания, временами показываясь на свет, чтобы заявить о себе.       Беда была в том, что Энн все еще верила в их существование.       — Я хочу быть нужной вам, — затараторила она. — И даже если мои успехи в шахматах являются единственной причиной для этого, я-       — Неужели ты решила, что мы удочерили тебя только из-за того, что ты играешь в шахматы? — в ужасе воскликнула Марилла, уставившись на девушку. — Какая глупость! Это просто немыслимо!       — Энн, — Мэттью придвинулся к ней ближе, чтобы коснуться ее руки. — Для нас важно не то, кем ты являешься и что ты делаешь. Для нас важно то, что ты у нас есть… Наша Энн.       Энн почувствовала, как к глазам подступили слезы.       — Как ты могла подумать, что мы искали личную выгоду для себя за счет твоих успехов в шахматах? — Марилла была раздосадована и возмущена одновременно — ее лицо исказилось от переполнявших ее чувств. Энн облизнула дрожащие губы.       — Всю жизнь мне приходилось доказывать, что я хоть чего-то стою. — Она прикрыла глаза, стараясь дышать ровно. — И когда я поняла, что шахматы могут мне в этом помочь, я стала держаться за них. Я решила, что меня могут полюбить за то, как я играю — потому что для этого не нужно быть кем-то другим. Я не хотела лгать, но и быть собой я тоже не могла. — Энн оглянулась на растерянного Мэттью. — Шахматы спасли меня. В меня поверили, когда в десять лет я сыграла одновременно со всеми членами шахматного клуба старшей школы в Галифаксе — и одолела каждого. Мне сказали, что я играю феноменально. Тогда же они впервые увидели меня… Ту Энн во мне, которая не была сиротой, не обладала рыжими волосами и не говорила слишком много. — Помолчав, она едва слышно добавила: — Настоящую Энн.       Глаза Мариллы влажно заблестели. Она осторожно приложила ладонь к щеке Энн. Сильнее удара могла быть только материнская ласка — она даже не заметила, как расплакалась, исказив лицо в беспомощной гримасе.       — Бедное дитя, — сипло прошелестела Марилла, с нежностью вытирая слезы с ее лица. — Сколько тебе пришлось пережить, чтобы утвердиться в мысли, будто любовь нужно заслужить! — Она глубоко вздохнула. — Энн, настоящая любовь не знает условностей. Она прорастает в каждом сердце, открытом для нее, и нуждается только в том, чтобы о ней заботились. — Она ахнула и прижала всхлипывающую Энн к себе, обняв ее. — Мы любим тебя, потому что не можем тебя не любить. Если бы ты не играла в шахматы и не была бы чемпионкой Канады, мы бы любили тебя не меньше, чем сейчас — потому что все это не имеет значения. Важно только то, что сказал Мэттью. — Марилла осторожно отодвинулась, чтобы посмотреть Энн в глаза, и обхватила ее лицо ладонями. — Ты, Энн. Такая, какая ты есть — необыкновенная. Разная, но всегда настоящая. И какой бы путь ты ни выбрала в своей жизни… Сколько бы еще Энн в тебе ни было, помни, что каждую из них мы любим всей душой, потому что для нас каждая из них всегда будет нашей Энн. — Она расплылась в светлой улыбке. — Энн из Зеленых Крыш.       Энн громко всхлипнула и крепко обхватила Мариллу за плечи. Слезы принесли ей облегчение, смыв следы застарелой боли, что не давала ей покоя столь долгое время, и как же радостно было знать, что она всегда заслуживала любви, даже в минуты, когда ее не было — ни в одном ледяном взгляде, ни в одной из обжигающих ладоней. Шахматы подарили ей возможность наконец-то почувствовать себя значимой, но не дали любви; всеобщее признание в интеллектуальной среде было далеко от глубокой привязанности к человеку, который всегда был важен сам по себе, а не за что-то особенное.       Энн понимала — именно любовь делает людей особенными. Когда во взгляде напротив — нежность и свет, когда в обнимающих ладонях — забота и тепло, и не было на свете ничего более великого, что могло бы заменить это, ведь любовь — это всегда победа, какой бы ни была война — с чужими предрассудками или с собственными заблуждениями.       — Я так люблю вас, — глухо прохрипела Энн. — Отныне и во веки веков!       — Отныне и во веки веков, — проговорила Марилла, и Энн, оторвавшись от нее, тихо рассмеялась и обернулась к Мэттью. Она потянулась к нему и прижалась к его плечу.       — У нас… кхм… есть кое-какие сбережения, — сказал он задумчиво, бережно обхватив ее руками. — Прибавим к ним деньги за урожай… Я думаю, этого хватит тебе на поездку.       — Мэттью, нет!.. — воскликнула Энн, резко оторвавшись от него. — Я вам не позволю!       — Мы хотим помочь тебе, — твердо проговорил Мэттью, взяв ее руки в свои. — Как ты всегда помогаешь нам.       — Нет, — она рьяно закачала головой, — нет, Мэттью, я не могу-       — Энн, — Марилла легонько коснулась ее колена, — ты стала нашей мечтой, о которой мы не знали, и она исполнилась, изменив нашу жизнь. Так позволь нам помочь тебе исполнить твою, и, возможно, это изменит твою жизнь… Твое будущее.       Энн улыбнулась ей, шмыгнув носом.       — Однажды ты сказала, Марилла, — произнесла она тихо, — что теперь я — Катберт, к лучшему это или худшему. Но я уверена, что быть Катберт — это значит всегда стоять на своем. На том, во что веришь. — Энн глубоко вздохнула. — И это — лучшее, что мы можем сделать. Я так и сделаю. Я останусь.       — О, Энн, — с горечью отозвалась Марилла.       — Не беспокойтесь об этом, прошу вас, — мягко добавила Энн, переводя взгляд с Мариллы на Мэттью. — Я ничего не теряю. Напротив, с тех пор, как я вернулась в Зеленые Крыши, я приобрела так много, вспомнив о том, как мы богаты, когда вместе!       Мэттью ласково усмехнулся, сжав ее руку.       — Я держу в руке самое настоящее сокровище, — сказал он, и Энн весело рассмеялась. — Но помни о мечте, Энн. Что бы ни случилось, не отпускай ее.       — Всему придет свое время, — кивнула она. — Но моя главная мечта сбылась еще в тот день, когда я стала Катберт. — Энн улыбнулась Марилле. — Когда я стала вашей.       Ее окружили любящие руки, и она почувствовала, как отлегло от сердца. Вскоре Марилла, спохватившись, вскочила на ноги и принялась сетовать на остывшие блюда, что развеселило Энн и Мэттью, которые не смогли сдержать дружного смеха. Марилла смерила их укоризненным взглядом, но в конце концов присоединилась к ним; какое значение имело то, что чай стал холодным, когда на душе тепло? Энн чувствовала себя по-настоящему счастливой, и каждая минута, проведенная в оживленной беседе с Мариллой и Мэттью, была дороже всех побед на турнирах, благодаря которым она могла поверить в себя.       Теперь же она верила в торжество любви, которой были посильны любые преграды на пути к ней, и Энн понимала, что не теряла ничего, обладая столь ценным даром. Она подумала об этом, когда, приготовившись ко сну, поднялась в свою комнату и обнаружила небольшую декоративную подушку на своей постели, с изящной вышивкой на наволочке — в каждом аккуратном стежке чувствовалась твердая рука Мариллы, трудившейся над вышиванием поздними вечерами. Энн осторожно провела пальцами по витиеватым зеленым буквам, складывающимся в ее имя, и нежно усмехнулась.       Энн из Зеленых Крыш. Без титулов и званий, а только она сама — и это так много!

⦁

      Белль неслась галопом, и ветер пронзительно свистел в ушах, развевая копну рыжих волос за спиной, походивших на сгусток кострового пламени. Энн сжимала в руках поводья и чувствовала себя настолько живой и наполненной, что не могла сдержать слез радости, а с ее губ не сходила блаженная улыбка.       Живописные просторы Острова Принца Эдуарда под залитым светом августовского солнца развертывались перед ней во всей своей совершенной наготе, всякий раз поражавшей ее, будто впервые. Она могла вообразить себя дикаркой без роду и имени, отдавшись чувствованию могущества Матери-природы, частью которой она являлась, соединяясь с ней в буйстве духа. Она была свободна, как широкогрудая земля, как переливающийся бриллиантовым сиянием залив, как парящая в воздухе чайка, растворявшаяся в далекой синеве, — и это неистовство жизни, что олицетворяла собой природа, кипело в самой Энн, наполняя ее силами и радостью.       С прогулки она вернулась домой только к чаю, совершенно забыв о времени, что растворилось в красоте ее мира, который она любила всем сердцем.       — Как здорово, что я живу здесь! — Приблизившись к Зеленым Крышам, Белль перешла на шаг, и Энн спешилась, чтобы открыть ворота и завести ее во двор. — Согласись, что это поистине сказочное место! Несмотря на мое безграничное воображение, я совершенно не могу представить свою жизнь без Озера Сияющих Вод и Белой Аллеи Восторга… Без широких равнин, таинственных лесов и журчащих ручейков, что соревнуются с птицами в звонкости голосов! — Энн сжала поводья в руке и, погладив Белль по щеке, направилась к конюшне. — Если бы только все это мог увидеть Гил-       Она осеклась, вдруг застыв на месте в растерянности, но затем, мотнув головой, точно отогнав наваждение, припустила быстрым шагом и завела Белль в конюшню, чтобы снять седло и уздечку.       — В таком месте, как Эйвонли, гораздо проще быть счастливым, не правда ли? — Она лихорадочно отстегивала ремни седла, но руки отчего-то не слушались ее, потому что они постоянно выскальзывали из-под ее пальцев. — Однажды мы говорили об этом с Гилбертом, — она помолчала пару секунд, будто пробуя на вкус его имя, которое с легкостью сорвалось с ее губ, не обрываясь на полуслове, и непринужденно продолжила: — И он сказал, будто бы место жительства определяет твои возможности. Я не согласилась с ним, хоть я и не могу судить о том, каково с этим в Париже… Но я слышала, что Париж — это город любви, — Энн ухмыльнулась. — И почему именно Париж? Разве в Эйвонли не любят друг друга? Или где-нибудь в Африке? Конечно, французский язык звучит так изысканно и романтично, но я считаю, что важнее всего не это, а то, что происходит между влюбленными, когда они молчат.       — Они целуются?       Энн резко обернулась и почувствовала, как у нее перехватило дыхание от охватившей ее ярости.       — Джерри! — воскликнула она, обратившись к высокому смуглому юноше у входа в конюшню, который с хитрой улыбкой наблюдал за ней, сложив руки на груди. — Что ты здесь делаешь?!       — Работаю, — он пожал плечами и вкатил в конюшню тачку со свежим сеном. — А ты что здесь делаешь?       Энн тихо прорычала, закатив глаза; щеки у нее горели.       — Что, по-твоему, я здесь делаю?!       — Болтаешь с лошадьми о всякой чепухе. — Джерри расплылся в широкой улыбке. — А что об этом думает Белль?       — Уверена, она согласится со мной, что подслушивать — это просто отвратительно!       — Я не подслушивал, — вздохнул он. — Мисс Катберт просила помочь, и я просто выполняю ее поручение.       — Поручение? — Энн внимательно посмотрела на Джерри, когда он, отпустив тачку, поспешил к ней, чтобы схватиться за седло с другой стороны; вместе они понесли его, чтобы поставить на деревянного козла. — Не понимаю. Марилла сказала, что твоя помощь нам больше не потребуется. Я прекрасно справляюсь сама!       — О, правда? — с иронией произнес Джерри, отвернувшись, чтобы завести Белль в стойло. — Может быть, тогда ты перекроешь крышу в амбаре?       — Запросто! — фыркнула Энн, скрестив руки на груди. — Я бы уже управилась с ней вместо того, чтобы тратить время на пустую болтовню!       — Белль тоже так думает. Правда, Белль? — Джерри с улыбкой потрепал лошадь по холке и поднял веселый взгляд на разъяренную Энн. — Она согласна. Меньше слов, Энн… Да больше дела!       — Еще одно слово, Джерри-       — Serre moi dans tes bras, — задорно пропел он, не обращая на нее внимания. — Embrasse-moi, embrasse-moi longtemps…       Энн проводила его испепеляющим взглядом и, коротко вздохнув, выскочила из конюшни — только промелькнули огненным всполохом длинные волосы, подсвеченные солнцем.       Она не могла справиться со своей злостью, чувствуя себя так, будто ее предали. Марилла наняла Джерри всего на несколько недель во время сбора урожая, объяснив это тем, что работы слишком много, чтобы управиться с ней в одиночку, поэтому Энн пришлось смириться с его компанией, когда они вместе ездили на кукурузные поля или на рынок в Кармоди, чтобы выручить деньги за собранный урожай. Ей не раз приходилось слышать песни в его исполнении на французском, которые, на самом деле, радовали ее в дороге и в то же время досаждали ее нетерпеливой и гордой натуре, потому что Энн была слишком упрямой, чтобы принять чью-либо помощь, уверенная, что она вполне может без нее обойтись.       К тому же Энн не покидал страх, что Джерри мог заменить ее, заняв ее место, и тогда она окажется не у дел. Но она не собиралась уступать кому бы то ни было — теперь, когда у нее был свой дом и семья.       Энн бежала к дому, рвано дыша, и, с шумом ворвавшись в прихожую, выпалила:       — Марилла!       — О мой бог! Что случилось? — Напуганная Марилла тут же показалась из кухни, придерживая горячий чайник прихваткой. Энн с громкими топотом прошагала за ней — раскрасневшаяся, лохматая и очень сердитая. — Господи, Энн, ты похожа на дикарку!       — Почему Джерри еще работает у нас на ферме?       Марилла принялась разливать пышущий жаром чай по фарфоровым чашкам; на столе уже возвышалась гора румяных булочек с повидлом, а рядом благоухал только что вынутый из печи ягодный пирог. Вдохнув сладостные ароматы, Энн немного успокоилась и поняла, что изрядно проголодалась с долгой прогулки, которую она предпочла завтраку.       — Мэттью нужны мужские руки в помощь, — просто объяснила Марилла и отставила чайник на плиту. — У нас в амбаре протекает крыша и-       — Ты даже ничего мне не сказала! — вскинулась Энн, перебив ее на полуслове. — Я могла бы помочь все исправить!..       — Энн-       — Почему после сбора урожая ты не позволяешь мне браться за остальную работу, как раньше?       — Мне достаточно того, что ты помогаешь мне по дому, — сдержанно проговорила Марилла. — А переусердствовать тебе незачем. У тебя каникулы, так проведи оставшееся время, как ты хочешь!       — Но Марилла-       — Так решил Мэттью. Все претензии можешь предъявить ему, — Марилла строго посмотрела на Энн.       — Мэттью?..       — Он подумал, что так будет целесообразно. Чтобы ты могла заниматься своими делами.       Энн глухо застонала, закрыв глаза.       — Это просто нелепо! — воскликнула она.       — Довольно, Энн! — резко отрезала Марилла, не желая спорить. — А теперь пойди приведи себя в порядок и спускайся на чай, пока булочки теплые.       В бессилии она фыркнула в ответ и вбежала на лестницу, чтобы подняться к себе в комнату. Разобрав осторожный хлопок входной двери внизу, она замерла на последней ступени и внимательно прислушалась к голосам, доносившимся из кухни.       — Кажется, я слышал Энн, — озадаченно произнес Мэттью, кашлянув.       — Еще бы! Ее наверняка было слышно и в Новой Шотландии.       Энн стыдливо прикрыла глаза, учащенно дыша.       — Что-то не так?       — Я просто уже не знаю, что делать, Мэттью, — послышался тихий скрип стульев, а затем Марилла глубоко вздохнула. — Энн здесь слишком тесно. Ей некуда девать свою энергию, а она у нее бьет через край. Так что, — она усмехнулась, — если однажды ты обнаружишь руины вместо Зеленых Крыш, будь уверен, что это — не результат очередных кулинарных экспериментов. — Мгновение погодя, она добавила: — Теперь она прекрасно готовит.       Энн не удержалась от улыбки — внутри у нее потеплело от этих слов. Всегда придирчивая и щепетильная к деталям Марилла наконец-то оценила ее умения, которые она отточила благодаря мастерству Мэри, и это не могло ее не порадовать, ведь теперь выпечка у Энн получалась по-настоящему изысканной, а блюда — пикантными. Воодушевленная этим, она коротко вздохнула и направилась к себе в комнату.       На мгновение Энн застыла на пороге, задумчиво оглядывая маленькую спальню — слова Мариллы не выходили у нее из головы. Ей действительно не хватало здесь места, чтобы найти достойное применение своим способностям — к шахматам она почти не притрагивалась, а если ей удавалось мысленно разыграть какие-нибудь партии, глядя в потолок, то они никогда не доходили до миттельшпиля, потому что Энн почти сразу же крепко засыпала, вымотавшись после рабочего дня.       Неужели Гилберт был прав, однажды сказав ей, что большие возможности всегда открываются за пределами родного края? Там, где ты не знаешь, что ждет тебя впереди, где путь тернист и вьется змеей, что приведет в ловушку — или станет тебе другом; и твое страстное сердце жаждет узнать, что там вдалеке, где земля не знает твоего шага, где небо широко, а воздух пьянит, и только твоя подруга-дорога расскажет тебе обо всем — если ты доверишься ей.       Об этом можно было бы написать настоящий приключенческий роман!       Энн хмыкнула, закусив губу, а затем, ахнув, неожиданно бросилась к письменному столу, на котором лежали книги, тетрадки, располагались вырезанные руками Мэттью деревянные шкатулки со всякими безделушками, которые она привозила из путешествий или находила на прогулках по окрестностям Эйвонли — вроде коллекции прибрежных ракушек, необычных камней с узором, старых монеток… Энн тщательно искала, отбрасывая неугодные ей вещи в сторону, и вскоре в комнате воцарился беспорядок, на который она не обращала внимания.       — Да где же он может быть? — с досадой простонала она, принявшись рыться в шкафу с учебниками; затем она проверила содержимое большой коробки из-под обуви, в которой она хранила особенно дорогие сердцу вещи — письма, открытки, фотографии с турниров, обрывки собственных рассказов на клочках бумаги, портрет матери Берты, сделанный ее отцом Уолтером, самодельный альбом с собранными в разные годы сухоцветами… Энн берегла несметное богатство в своих закромах, множество разнообразных, поражающих воображение историй, но нигде она не могла найти исписанный блокнот с ее собственной — и фотографию, присланную Коулом, которую она вложила в кармашек обложки для сохранности.       — Я не могла его забыть, — нервно бормотала Энн, продолжая поиски, — не могла! Или… могла? — Она замерла, зажмурившись, и попыталась припомнить день отъезда из Торонто, который принес ей столько тревог, что она…       Действительно оставила блокнот на столе, совершенно забыв о его существовании.       Энн была настолько расстроена и сосредоточена на мыслях о Мэттью, что даже не придала этому значения — она быстро собрала одежду в чемодан, схватила сумку и бросилась прочь, не думая ни о чем другом. Должно быть, в тот день блокнот так и остался лежать нетронутым на столе перед окном, раскрытый на последней записи, которую она успела оставить, размышляя о том, что она испытала, танцуя с Гилбертом в прошлый вечер.       Энн вздохнула и плюхнулась на кровать, закрыв лицо руками. Имело ли это значение теперь, когда было ясно, что она больше туда не вернется, и с Гилбертом ее больше ничего не связывает? Ей было горько оттого, что от тех прекрасных дней, проведенных в Торонто рядом с Мэри, Башем и, конечно же, Гилбертом, теперь не осталось ничего, кроме светлых воспоминаний, которые изотрутся временем и обратятся в пыль.       Теперь ей казалось, что на самом деле никакой поездки не было, а Гилберта и семьи Лакруа и вовсе не существовало, будучи плодом ее неугомонного воображения; ее кожа покрылась мурашками, когда она поняла, что это чувство ей уже было знакомо. В приюте под действием транквилизаторов Энн могла придумать себе друзей и по-настоящему поверить в их существование, но когда действие таблеток заканчивалось, реальность настигала ее в своем безобразном обличии, принося с собой только разочарование и боль.       И сейчас, сидя на кровати, окруженная беспорядком из сваленных в кучи вещей, Энн чувствовала себя совершенно опустошенной. Она взглянула на свое бледное отражение к зеркале и невесело усмехнулась.       — Глупая Энн, — прошептала она и со вздохом поднялась на ноги, чтобы подойти к нему и расчесаться. Когда она заплетала вторую косу, она услышала голос Мариллы из кухни:       — Энн, спускайся! К тебе пришли!       На мгновение у нее дрогнули руки — мысль о том, что это может быть Гилберт, показалась ей столь же нелепой, сколь и желанной.       — Мозг, — пробормотала она, грозно посмотрев на себя в зеркале, — хватит!       Энн сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и крепко затянула ленту на гладко заплетенной косе. Сменив бриджи и рубашку, в которых утром она отправилась на конную прогулку, на мягкое платье с поясом, она окинула придирчивым взглядом комнату и выскочила прочь, плотно прикрыв дверь — ей совершенно не хотелось, чтобы Марилла вдруг обнаружила беспорядок в ее комнате, прежде чем она с ним разберется.       — …дорога была просто ужасной. Неужели на всем острове не найдется ни одного нормального таксиста, способного добросовестно справиться со своей работой?       Энн чуть не оступилась, преодолев лестницу, и схватилась за перила, чтобы сохранить равновесие.       — Мисс Барри?! — Она ахнула и широко улыбнулась. — Коул! Боже мой!       — Ну, смею заверить тебя, Джо, — расплылся в улыбке Коул, — со своей работой мы точно справились как надо.       Джозефина Барри хрипло рассмеялась и потянулась к подпрыгнувшей к ней Энн навстречу, чтобы обнять ее. Преклонный возраст, обозначившийся в росписи морщин на ее не утратившем очарование лице, и трость с черепашьим набалдашником, на которую она опиралась при ходьбе, не могли лишить ее грации и стати, которые являлись частью ее естества на протяжении всей ее жизни. Она была одета в дорогой брючный костюм благородного темно-синего цвета, ее серебрящиеся волосы были собраны и украшены шляпкой, и то, как прямо и гордо она держалась и какая широкая улыбка у нее была, говорило лишь о том, что судьба была к ней благосклонна, подарив ей годы, которые она провела в любви и радости в окружении дорогих ей людей.       Энн не видела ее три года — с тех пор, когда они впервые встретились на одном из ее первых шахматных турниров в Шарлоттауне; именно тогда она познакомилась с Коулом, которого с легкостью одолела на первых турах. На мисс Барри это произвело сильное впечатление, и дальнейшее знакомство доставило обеим незабываемое удовольствие, которое вылилось в дружбу, скрепленную письмами и обещаниями о скорой встрече в Париже — именно там она жила в своем роскошном особняке, который чуть позже стал домом и для Коула, взятого на ее попечение.       — Как же ты выросла, моя дорогая Энн! — Мисс Барри отпустила ее плечи, чтобы оглядеть ее с ног до головы.       — А вы совсем не изменились! — с восторгом воскликнула Энн. Мисс Барри демонстративно махнула на нее рукой:       — Я прекрасно знаю, что ты мастерски владеешь словом, но не думай, что я все еще верю в эти сказки!       — Джо действительно сдает, — насмешливо вставил Коул, крепко обняв Энн. — И даже предложение о чашке чая воспринимает как личное оскорбление. Будь внимательна, Энн, не задень ее чувства.       — Ты только посмотри на него, — с деланным возмущением ахнула мисс Барри, переведя взгляд на него. — Какой наглый неблагодарный мальчишка! Мне приходится мириться со всеми его причудами, потому что я слишком люблю живопись, чтобы отказаться от меценатства над одним из талантливейших художников современности. А он уже вовсю задирает нос!       — Могу ли я в полной мере насладиться тем, что меня приняли в Академию Художеств?       Энн широко раскрыла глаза и, радостно вскрикнув, снова вспорхнула к нему, чтобы заключить в объятия.       — О, Коул, я так рада! — засмеялась она, когда он по старой традиции подхватил ее и закружил, будто ребенка. — Я нисколечко не сомневалась, что у тебя все получится! — Она отдалилась, чтобы сияющими глазами посмотреть на него. — Я всегда верила в тебя и знала, что твой талант не останется незамеченным!       — Так же, как и твой, — загадочно произнесла мисс Барри, с умилением глядя на них. — Если ты не задумала зарыть его в землю, что само по себе просто невообразимо!       — Мы здесь, чтобы ты смогла поехать, Энн, — с жаром проговорил Коул, сжав ее руки в своих. Она перевела недоуменный взгляд с него на мисс Барри и обратно, на губах у нее еще блуждала счастливая улыбка.       — Поехать? — растерянно переспросила Энн. — Но куда?       — В Москву, конечно!       Она в удивлении разомкнула губы, уставившись на Коула, и услышала, как Марилла тихо ахнула, приложив ладонь ко рту.       — О, мисс Катберт, — заметив это, мисс Барри приблизилась к ней и осторожно подхватила ее руку своей. — Вам не о чем беспокоиться. Со мной она будет в полной безопасности! Моя дражайшая Гертруда, — голос ее чуть дрогнул, — не могла смириться с тем, что я не читаю Достоевского в оригинале. Эта проблема была решена, когда она всерьез взялась за мое обучение.       — Вы… вы знаете русский? — пораженно выдохнула Энн, не веря своим ушам.       — Не так хорошо, как хотелось бы, но достаточно, чтобы влюбиться в «Братьев Карамазовых», — она расплылась в светлой улыбке. — Это ее любимый роман.       Энн покачала головой, окинув ее восхищенным взглядом.       — Вы удивительны, мисс Барри.       — Полно, Энн, зови меня Джо!       — Мы будем тебе верными компаньонами, — полушутливо-полусерьезно провозгласил Коул, изображая торжественность. — Номера в гостинице уже забронированы.       — Я связалась с Шахматной Федерацией, чтобы сообщить о твоем участии, — добавила Джо. — Они не могли мне отказать и были очень благодарны за мое содействие — о тебе мечтает вся Европа, которая сочтет за величайшую честь принять тебя под свой покров.       — Но мисс Барри…       — Прошу тебя, просто Джо.       Энн набрала в легкие побольше воздуха, пытаясь собраться с мыслями — происходящее никак не укладывалось у нее в голове.       — Джо, — дрогнувшим голосом произнесла она. — Я очень ценю вашу поддержку, но я не могу поехать.       — Энн, — она подняла взгляд на Мариллу, приблизившуюся к ним. Она намеревалась что-то сказать, но Энн опередила ее:       — Я не могу оставить вас, — она обратилась к ней и затем посмотрела на Мэттью. — После всего, что случилось… Я просто не могу.       — Энн, ты должна поехать, — сказал он твердо. — Не упускай эту возможность.       — И я не могу позволить вам, — совершенно растерявшись, Энн снова посмотрела на Джо, — обременять себя такими затратами…       — О чем ты говоришь, дитя? — Джо озадаченно посмотрела на нее. — Разве это бремя? Тебе просто нужно позволить людям любить тебя, дорогая. Любовь — единственная валюта, тратя которую ты становишься только богаче. Это все, что я могу предложить тебе. — Она нежно улыбнулась, и в уголках ее глаз собрались морщинки-лучики. — Только свою любовь.       Энн благодарно улыбнулась в ответ — для нее это значило несоизмеримо много.       — К тому же, — продолжала Джо, — я буду оплачивать работу вашего помощника — Джерри его зовут? — Энн кивнула. — Джерри — чтобы он мог оставаться в Зеленых Крышах и помогать вам, — она посмотрела на Мариллу и Мэттью, — столько, сколько потребуется.       — Я не думаю, что в этом действительно есть необходимость, — возразила Марилла, нахмурившись. — Мы не принимаем милостыни-       — А я не принимаю возражений, — уверенно парировала Джо, перебив ее. — Я слишком стара, чтобы вы могли противостоять моему упрямству.       Марилла, в растерянности заламывая руки, обернулась к Мэттью за поддержкой, но тот молчал, задумчиво почесывая подбородок.       — О, мисс Б… Джо, — тут же поправилась Энн, сжав ее руки в своих. — Я-я не могу подобрать слов…       — Я помогу тебе, — усмехнулся Коул. — Скажи «да», и уже через три дня ты окажешься в Москве.       — Не беспокойся о нас, — мягко отозвался Мэттью. — Мы только хотим, чтобы ты была счастлива. А пока ты счастлива, — он положил ладонь ей на плечо, — с нами ничего не случится.       Энн улыбнулась ему и бережно коснулась его щеки, радуясь тому, что страшное осталось позади и Мэттью теперь больше ничего не угрожало.       — Не скрою, что я буду сильно переживать о тебе, Энн, — со вздохом призналась Марилла; было заметно, что ее терзали сомнения по поводу всей ситуации, связанной с приездом мисс Барри и турниром в Москве, но в конце концов она поддалась своим чувствам, которые были сильнее. — Но еще больше буду переживать о тебе, если ты откажешься от этой возможности. В свое время у меня не было выбора, и я рада, что тебе это не грозит. Тебе незачем себя ограничивать.       Энн с нежностью посмотрела на нее, а затем обернулась к Джо и Коулу. Сердце подскочило к горлу от приятного волнения, жаром охватившего ее, когда она подумала о том, что дорогие ей люди, которые сейчас окружали ее, стали для нее настоящей семьей, в которой было принято оказывать поддержку и помогать друг другу. Для нее это все еще казалось чем-то невероятным; она вдруг захлебнулась смехом, когда поняла, что на самом деле именно они всегда были ее мечтой, оказавшейся явью во плоти, и разве можно было желать большего, когда их вера в нее была столь сильна? Человеку, которого любят, покоряются любые вершины, и она чувствовала, как эта сила, которую они дарили ей, наполняла ее до краев, и ничто на свете не могло умалить ее.       Как и желание отправиться на турнир в Советский Союз, на котором она вновь сразится с Василием Борговым.       Энн коснулась складок юбки повлажневшими от волнения ладонями и судорожно вздохнула, не удержавшись от улыбки.       — Что ж, — она обвела всех сияющим взглядом, — я действительно хотела бы попробовать. Как бы то ни было, — она засмеялась, — это будет по-настоящему необыкновенное приключение, правда?