С высоты вечности

После утреннего… эксцесса Ветка перебралась на самый верхний балкон замка и засела там в одиночестве. От греха подальше. Забравшись с ногами в глубокое мягкое кресло, укутавшись в тяжелый парчовый халат Трандуила, она вслушивалась в чарующие звуки, которыми одаривало щедрое лето обитателей лесного королевства. На смену постоянному раздражению пришла унылая, сосущая под ложечкой хандра. Ветке казалось очень странным все то, что происходит с ней… Вина ли в том Саурона, потрепавшего её и без того искалеченную психику? А может то, что она не умеет существовать вне постоянной борьбы за выживание, есть банальное проявление афганского синдрома, который можно побороть, но, увы, в мире вечных войн никому и в голову не придет считать это какой-то там болезнью. Мохнатые тучи нахлобучились на вершину Одинокой горы, расстелились над Дейлом. Порыв ветра развеял влажную духоту полудня, длинная молния рассекла густую сизую хмарь. Через несколько секунд громыхнуло. Далеко… Грозовое выдалось нынче лето, если не сказать — грозное. Краешком сознания Ветка ощущала суету, происходящую в замке, но предпочла не вникать. Эльфы чем-то активно заняты, значит так надо — они в своем праве. Ее не тревожили, уважая желание Повелительницы побыть в одиночестве. Она же, хоть и отчаянно нуждалась в компании, предпочитала не рисковать, и держаться подальше от всех, дабы неуместный сволочизм, выплескивающийся наружу под действием дурацких гормонов, не обижал ни в чем не повинных свидетелей ее состояния. Но все же чувствовала, что о ней думали и помнили. И она с грустью и благодарностью ощущала это тепло, как щедрый дар, которого едва ли достойна. В районе обеда Ветку навестили дети. Дочка попробовала скормить ей кашу из кедровых орехов с медом и горячее молоко. Она даже украсила столик ромашками и вставила в кружку с молоком соломинку: — Если пить маленькими глоточками, тошнить так сильно не будет, — убеждала она, — Мамочка, поешь, пожалуйста. Отказать, когда тебя так убедительно просят, Ветка не могла, но и полностью съесть даже такую малость не могла тоже. Опять накатила тоска от того, что обидела Трандуила и тот, наверное, оставил все попытки наладить хоть какой-нибудь контакт… Ну а что? Ей бы тоже уже надоели ее беременные выкрутасы. Хоть волком вой… Даня попросил рассказать сказку. Сказки в голову лезли самые мрачные. Впрочем, все дети любят такое и Даня с Йулькой по обыкновению развесили ушки, принимая с невероятным восторгом истории, в которые она намеренно поддавала жути… Потом пришел Мэглин, звать на ужин. Когда дети убежали, поинтересовался, не желает ли Владычица присоединиться к ним. Ветка не желала. Мэглин как-то очень участливо улыбнулся и ее прорвало: — Почему? Почему, когда… в тот раз… на балу, я вытворила что-то подобное, ты готов был лишить меня своей дружбы, а сейчас улыбаешься, будто бы все в порядке. Он недоумевающе посмотрел и вдруг рассмеялся. Тепло, беззаботно. Как это делают эльфы. Как умеет только Мэглин: — Ольва, ты сейчас вспомнила тот самый бал? — Ну да, — нахмурилась Ветка. — Объясни, в чем разница? Я уже мозг себе сломала везде, где можно… Мэглин посерьезнел: — Не думал, что тебя до сих пор это мучает… Прости, я был неправ тогда. Вот даже как? Ветка испытала нечто близкое к культурному шоку. Однако к тому, что услышала следом, она вообще не была готова. Как выяснилось, никто не считает ее нынешнее поведение таким уж возмутительным. Да, да… Даже Лантир, не считает. Во-первых (и это главное!) — она носит драгоценное дитя эльфийского короля, что по умолчанию делает ее выше осуждения кого бы то ни было. Во-вторых, ее странности никого из эльфов не удивляют. Больше удивляла та легкость, с которой Ветке досталась Йул. Тогда ошибочно решили, что это потому, что она человек и у людей все проще. Эллет же как только не чудят. Для многих пар этот период весьма непрост. Мэглин не хотел говорить за других, но некоторые случаи из собственного опыта поведал — и это было действительно… странно. — Беременность эллет — огромное испытание для отцов. Считается, что голосом женщины в положении вещают сами валар. И желания её священны. О, поверь, у Трандуила и в мыслях не было отказывать Барду, коль скоро это так важно для тебя. — Хм, а если эллет пожелает звезду с неба? — Ветка все еще никак не могла утрамбовать в сознании вывалившуюся на нее информацию. — Ее муж постарается максимально вникнуть в данную аллегорию. И преподнести желаемое как можно скорее… Это же мать его ребенка. Ветка призадумалась. Вполне возможно, по части выполнимого, человеческий посол в Эрин Гален для Трандуила сопоставим со звездой с неба. Знал ли Бард об этих нюансах, когда писал ответ Владыке? Интересно… Виэль наверняка знала. Так много вопросов, так мало ответов… — Тебе не стоит беспокоиться еще и по этому поводу, — вздохнул Мэглин. — Одно прошу, не отталкивай его. Тяжело, когда твоя женщина отстраняется, каким бы благом она не руководствовалась. Ты опасаешься обидеть ненароком, но этим еще больше ранишь… Ветка ни ответить, ни до конца поверить Мэглину так и не смогла — слишком уж ее озадачило все сказанное. Однако, на сердце стало не в пример легче и тянущая тоска, которой был пронизан этот день, наконец улетучилась. Мэглин попытался еще раз позвать ее с собой, но она покачала головой — еще не готова. Он не стал настаивать и растворился в переплете галерей их сказочного замка. Вновь оставшись в одиночестве, Ветка немного поразмышляла, радоваться ей или огорчаться тому, что хоть в чем-то наконец сравнилась с эльфийскими девами. Решение не приняла, да так и задремала под звуки ночного леса, кутаясь в золотую парчу. Очнулась среди ночи, на руках у Трандуила, который бережно нес ее в кровать. Хлюпнула носом, вслушиваясь в ровное биение его сердца и произнесла, сквозь сон: — Ты готов достать мне звезду с неба, а я так достала тебя… В ответ на это Трандуил вздохнул и прикоснулся губами к ее макушке. — Все звезды всех небес, Ольва… Только пожелай. Ответа не последовало. Пригревшись в его объятиях, Ветка вновь погрузилась в глубокий сон, в котором она блуждала среди звезд, где на маленьком астероиде, озаряемом серебристым сиянием, мечтательно глядел вдаль их Маленький принц. *** Лоссэ, все утро гонявший птичек на заднем дворе у Палат врачевания, отчаянно затявкал и бросился в подвал. Там располагалось хранилище снадобий, делать в котором этому сорванцу было совершенно нечего. Тиллинель, которой было поручено посторожить помещение, нахмурилась и позвала щенка, однако бандитская морда и не подумала отзываться. — Вот же бестолочь! — фыркнула эллет и пошла вызволять проказника из очередного приключения на пушистую задницу. Внутри помещения, тускло освещаемого узкими окошками под потолком, было прохладно. Нос приятно щекотали запахи высушенных трав, корений и ароматных солей. Здесь находилась святая святых целительниц Дейла, ибо лечили они не столько песнями и заговорами — снадобий различных, в том числе и редких, было в их целительном арсенале предостаточно. Тиллинель осмотрелась. Белый хвостатый комок мелькнул между многочисленными стеллажами со склянками, ступками и перегонными кубами и тут же снова пропал. Эллет бросилась вглубь помещения, чтобы поймать наконец это неугомонное существо и не дать ему учинить погром. Лоссэ, принявший погоню за игру, радостно затявкал, но был перехвачен у стола, заваленного свитками с целительными прописями и папками с гербариями. — Попался, негодник. А ну пошли отсюда, пока Лари нас не наругала. — Тиллинель мягко подхватила щенка на руки. И в этот самый момент взгляд ее упал на шкаф из черного дерева с плотно закрытыми, довольно мощного вида дверками. Тиллинель знала, что туда прятали самые опасные, самые запретные зелья, доступ к которым разрешен только тем, кто понимал, как ими пользоваться. Массивный шкаф был основательно привинчен к полу и стенам, укреплен металлическими пластинами, а все его двери и ящики запирались, чтобы, не дай валар, никто не мог добраться до его содержимого. В замочной скважине зловеще торчал ключ… Тиллинель удивленно осмотрелась в поисках того, кого бы можно было призвать к ответу за подобную небрежность, однако в помещении кроме нее и Лоссэ не было никого… Когда позже она пыталась вспомнить, что же произошло вслед за этим, память предательски подсовывала ей самые разные версии случившегося, в одной из которых она услышала отчетливый шепот: «открой, там то, что тебе нужно». Обволакивающий, чарующий и очень знакомый голос вещал откуда-то изнутри ее существа. И противостоять этой недоброй силе Тиллинель не смогла. Щенок жалобно пискнул и тревожно завозился в ее руках, но Тиллинель только крепче прижала его к себе и медленно повернула ключ. Хорошо смазанный замок тихонько щелкнул и за секунду до того, как дверка распахнулась, стало понятно, что именно она увидит. На одной из полок, заполненных рядами разнокалиберных склянок, в высоком деревянном коробе, на толстом слое бархата, покоился флакон из темного стекла с печатью Мордора — то самое зелье, что стало причиной гибели Тауриэль и еще сотни женщин по всему свету. Содержимое флакона время от времени вспыхивало призрачным пугающим светом. Тиллинель чудилось, что полумрак внутри хранилища сгустился и в помещении стало намного, намного холоднее. Холод, пробежав вдоль позвоночника, сосредоточился где-то в районе затылка, из-за чего показалось, что волосы на голове приподнялись. Щенок, видимо, ощутил нечто схожее, потому как испуганно взвыл и засучил лапами, буквально вывинчиваясь из рук. Не ожидавшая такой прыти Тиллинель охнула, попыталась перехватить его, но не успела — мелкое чудовище умудрилось-таки выскользнуть и со всей дури врезалось в шкаф. А спустя мгновение Тиллинель беспомощно взирала на то, как склянка, упавшая с полки, разлетается вдребезги и по полу расползается переливающаяся лужа. В нос ударил неприятный удушающий запах… Лоссэ, жалобно скуля, уносился восвояси, что-то громя по пути. Тиллинель тоже понимала, что нужно бежать как можно скорее, однако не получилось. Она просто не могла пошевелиться, скованная недоброй силой, той самой, что удерживала ее в недавнем сновидении, которое вдруг всплыло в памяти в ужасающих подробностях. — Да, детка… — Тауриэль в порубленных доспехах подошла откуда-то сбоку и нежно обняла ее за талию. — Ты все правильно поняла. Здесь решение твоих проблем. Ну же… Никогда при жизни Тауриэль не разговаривала с подобными интонациями. И никогда никого не называла «детка»… Тиллинель задрожала, пытаясь отстраниться — холод этого тела не просто сковывал мышцы, он вымораживал мысли, подменял их чужими, недобрыми, вредными… «Нет, не хочу!» — отчаянно колотилось в груди. — Хочешь, — шептал морок в образе Тауриэль, прижимаясь все теснее и практически касаясь губами ее уха. — Не надо врать самой себе. Ну какая же ты трусиха… Протяни руку, достаточно одной капли. Из глаз Тиллинель выкатились слезы. Она хотела позвать на помощь, но боялась за любого, кто мог сюда зайти и пострадать от этого недоброго существа. Меж тем объятия Тауриэль из легких-невесомых, превращались в цепкий капкан. Тиллинель попробовала дернуться, но поняла, насколько крепка хватка: — Не отпущу, пока не откроешь… Ты пойми, это самый верный способ создать новую жизнь. А у тебя есть тот, с кем ты можешь это сделать. О, детка, не представляешь, какая сладостная будет победа. Твоя окончательная победа… Ну же, всего одну каплю, вот оно… И следом, нараспев, просачиваясь под кожу, сливаясь с дыханием, прожигая нутро:  — Пригубь! Прельстись! Испей! Из всех страстей — Страстнейшая, из всех смертей — Нежнейшая… Из двух горстей Моих — прельстись! — испей! Это длилось, длилось и длилось. Время остановилось для эллет… Лаириэль, прибежав на задний двор со своей заветной корзинкой, поискала глазами Тиллинель. Не обнаружив свою тайли возле хранилища, она отчего-то сразу заподозрила недоброе и побежала в подвал. Унюхав резкий запах, девочка обеспокоилась и в следующий момент с ужасом взирала на замершую перед распахнутым шкафом Тиллинель. По её щекам катились слезы, неподвижный взгляд был устремлен внутрь шкафа, пальцы на руках мелко подрагивали. Запах разлитого зелья был просто невыносимым и бил, казалось, прямо в голову. Девочка поморщилась и попробовала позвать свою тайли. Та никак не реагировала. Лаириэль, поняв, что в одиночку не справится, бросилась звать на помощь. Возле входа в подвал покрутила головой и просияла, увидев Эйтара, который, видимо, искал свою жену. Он чувствовал, чувствовал, что с ней неладно… такая невероятная связь. — Как же хорошо, что ты здесь! — воскликнула Лаириэль. Эйтар оказался возле палат врачевания совершенно случайно — то было какое-то неочевидное ощущение. Как будто что-то кольнуло под сердцем. Именно поэтому он не ждал Тиллнель во дворце, где они собирались встретиться после занятий принцессы, а пошел им навстречу. Истошно вопящий Лоссэ, несущийся не разбирая дороги, только усугубил его смутные предчувствия, а уж когда он увидел бледную, как полотно, Лаириэль… — Что случилось? Где Тиллинель? — от него невозможно было скрыть хоть что-то, девочка поняла это давно, с самого их знакомства. Иногда это пугало. —  Быстрее! Она внутри… Там разбился флакон с туманной настойкой. От неё эльфы видят то, чего нет. Тиллинель надо вынести оттуда! Эйтар, и ты… не дыши там. Эйтар быстро сообразил, в чем дело и даже попытался удержать Лаириэль у входа в хранилище: — Сама-то ты зачем туда идешь? — На меня это зелье не действует, — тряхнула она головой. Эйтар не стал выяснять, почему яд не действует на Лаириэль. В конце концов, дар целительницы, которым была наделена эта девочка, предполагал самые разные проявления таланта. Да и эльф она лишь наполовину… Узрев же то, что происходит с Тиллинель, он и думать забыл о чем бы то ни было. Подхватив свою любимую на руки, Эйтар мельком глянул в шкаф и от увиденного его тряхнуло. — Ну же! Бегите отсюда! — крикнула Лаириэль, захлопывая дверку и запирая шкаф на ключ. Эйтар, отмерев, бросился с Тиллинель к выходу  — времени и впрямь не было, дышать здесь было опасно. Лаириэль, удостоверившись, что эльфы покинули помещение, достала коробку с черным порошком и густо посыпала им лужицу с осколками флакона. Понаблюдав некоторое время за тем, как порошок втягивает в себя зелье, превращаясь в бурую грязь, она собрала все, что осталось, в холщовый мешочек и плотно затянула его бечевкой. Посылая благодарности валар за то, что мама ее сейчас во дворце, а другие целительницы заняты очень сложными родами, Лаириэль вышла на задний двор — все, что она убрала нужно было срочно сжечь, лучше в кузнечном горне. А Эйтар, уйдя подальше от хранилища, приводил в чувства Тиллинель. Оказавшись на свежем воздухе, она очень быстро приходила в себя, часто дыша и моргая. Под ногами вился щенок, виновато припадая к земле и заискивающе размахивая хвостом. — Тиллинель! — Эйтар тихонько встряхивал ее, приводя в чувства. — Ты слышишь меня, узнаешь? Она мелко дрожала, впиваясь ледяными пальцами в его плечи: — Эйтар! Ты… Там… ты видел? Видел? — Все хорошо, успокойся… Там не было никого. Ты просто вдохнула туманную настойку. Приходи в себя, ну же… Тиллинель беспокойно заозиралась по сторонам, словно искала кого-то и, не узрев ничего необычного, произнесла с облегчением: — Так я отравилась? Да, помню, я поймала Лоссэ. Мы с ним разбили какой-то флакон. — Ох уж этот щенок, управы на него нет, — Эйтар старался казаться спокойным, но увиденное в хранилище, в шкафу, его выбило из колеи. — Ты увидела что-то страшное? Брови Тиллинель сдвинулись к переносице: — Там было это морготово зелье. Я… — она снова вздрогнула, падая в объятия Эйтара, — как хорошо, что ты здесь. — Да, я здесь. И тебе ничто не угрожает. Дыши глубоко, ничего страшного не произошло, хвала Элберет, — шептал Эйтар, гладя её по голове. Подошедшая Лаириэль захлюпала носом. Тиллинель, почувствовав настроение принцессы, подобралась и насторожилась: — Лари? — Это я виновата, — хныкнула девочка, — я оставила ключ в замке. Мама говорила мне не раз, что так нельзя, а я… из-за меня ты пострадала. Тиллинель, прости… Тиллинель, словно не она минутой назад паниковала и просила о помощи, бросилась к принцессе, присела рядом, обнимая: — Ну что ты, что ты, маленькая. Никто, кроме меня, не виноват. Кто из нас взрослый? Я! А еще я твой телохранитель! На мне ответственность — не на тебе, не на Лоссэ. Вы же дети. Не вздумай винить себя. — Но мама… — Не надо. Не говори ей ничего. Я уверена, что после сегодняшнего ты эти ключи вообще никому не доверишь. Правда ведь? Лаириэль часто-часто закивала, очень серьезно посмотрев на свою тайли, а Тиллинель легонько потрепала ее за щечку и успокаивающе произнесла: — Это будет еще одной нашей тайной. Эйтар, ты же никому не скажешь? Эйтар только склонил голову и развел руками, мол будьте уверены, тайна ваша улетит со мной в чертоги Мандоса. Ему ли, пережившем с Ольвой Льюэнь череду весьма сомнительных приключений, судить этих двоих. В конце концов, связь телохранителя с его подопечным предполагает и такое… И многое не следует знать больше никому. Глядя на Тиллинель и Лаириэль, он вспомнил об Ольве. И в который раз с тоской осознал, что время неумолимо. Эти двое останутся здесь, а ему вскоре придется вернуться, потому что и у него есть тайная связь с его подопечной. И манит она с той же силой. И это то, о чем он не станет распространяться. И обсуждать ни с кем не будет тоже. Имеется ли хоть какое-нибудь приемлемое решение их проблемы? Об этом ведомо лишь Эру Илуватару. Внезапно Эйтар почувствовал на себе взгляд Лаириэль. Девочка смотрела изучающе, словно прочитала его мысли, и от этого взгляда вдруг стало не по себе. Однако, ощущение улетучилось как только Лари с радостью ребенка, избавившегося от наказания, отвлеклась на Лоссэ, который задорно завилял хвостом, ввязываясь в новую игру. Часом позже, ловя бабочек в эльфийском саду, Лоссэ узрел злополучный куст ломоноса. На этот раз он решил не пускать дела на самотек и с грозным урчанием выкопал куст из земли, после чего разорвал его зубами и измочалил все, в том числе и корень. Показалось мало. Для пущего эффекта он задрал лапу и помочился на это место. Потом его тошнило полдня и всем своим видом щенок показывал, что умирает, а Лаириэль сыпала ему на язык угольный порошок и отпаивала сладкой водичкой. К вечеру щенок оклемался и вновь погнал причинять добро и наносить пользу всем, до кого мог дотянуться. Чудное существо. Тиллинель, увидев, что он сотворил с ее ломоносом, конечно, расстроилась, но сильно не горевала.  — Вот балбес, — вздыхала она, наблюдая, как пёсик несказанно рад ее вниманию, — ну что с тебя взять, дурачина? Лаириэль же тайком скармливала щенку вкусный сыр из королевской кухни, приговаривая: — Мы-то отлично знаем, что ты хороший мальчик, Лоссэ. И, обращаясь не то к щенку, не то к таинственному невидимому собеседнику, произнесла тихо: — Возможно, это шанс, но времени мало. И, словно решив для себя что-то важное, она подошла к зеркалу и начала тщательно расчесывать волосы. Водрузив на голову тонкую диадему, украшенную сапфирами, Лаириэль преобразилась в маленькую принцессу. Нежную и хрупкую, идеально отстраненную от всех земных забот. Такую, какой ее привыкли видеть… Еще раз осмотрев свое отражение, Лаириэль решительно направилась в сторону рабочего кабинета, который в это время дня занимал король Бард.