С высоты вечности

Из этой беседки, построенной недалеко от дворца Барда, открывался потрясающий вид. Лучший во всем Дейле. Помимо чудесного сада, дворца и городских стен, отсюда можно было созерцать величественные врата Эребора, Воронью высоту, Пустошь и юный Эсгарот на берегу Долгого Озера. В ясную погоду далеко на севере проступали четкие контуры Железный холмов, а на юге — зеленое море Великой Пущи. Тиллинель сидела в плетеном кресле и отогревала руки о глиняную чашку, наполненную липовым чаем. Зима в этом году несколько затянулась, но ушла, казалось, в один момент. Стоило только небу очиститься от унылых серых туч, как тотчас же солнце щедро одарило всех долгожданным теплом. За несколько дней следы пребывания холодной владычицы были уничтожены: снег исчез даже из самых тенистых мест, дороги просохли, растения дружно потянулись к подателю тепла. По утрам было все еще зябко, но уже можно было возобновлять чаепития под открытым небом… И наслаждаться видом. Здесь, в тишине беседки, Тиллинель ожидала свою воспитанницу. Каждое утро Лаириэль было посвящено учебе: девочка занималась либо с учителями, специально прибывшими из Минас Тирита, либо со своей мамой. На это уходило достаточно много времени и Тиллинель обычно находила себе занятие в замке или в саду. Но сегодня настроения не было… Было другое — чувство абсолютного бессилия. Отчаянное осознание того, что тебе не подвластна собственная жизнь. И ты в этом мире ничего не контролируешь. Подснежники, те самые, подаренные Эйтаром возле Дол-Гулдура, дружно выставили из земли зеленые стрелы. Бутоны их наливались пронзительной весенней силой, радуясь солнцу, давая понять всей округе, что долгая зима наконец закончилась. Их десятая зима в Дейле… Тиллинель поднесла к губам чашку и отпила глоток. Ароматный настой слегка горчил. Может быть из-за растворенного в нем полынного меда, может быть от тяжких мыслей. Вдали, за Долгим озером, на фоне невыносимой небесной синевы, проступали зловещие очертания Великих древ. Родная Пуща — видимая, но недосягаемая. Скрытая от всех столько лет. Нет. Лучше не смотреть. Главное — не смотреть. Куда угодно, только… Взгляд упал на остатки разрушенных стен Полуденного приюта, выстроенного когда-то на середине пути между Эребором и Дейлом. Если подумать, десять лет немало даже для эльфа. — Балрог! — ругнулась она в пустоту и снова отпила обжигающий настой. — И тебе доброго утра, подруга, — в беседку вошла Тауриэль и присела на соседнее кресло. — Или совсем не доброе оно? Тиллинель грустно улыбнулась: — Тебе налить? — спросила она, указывая на небольшую жаровню, на которой стоял чугунный чайник гномской работы. — Чай? — фыркнула рыжеволосая принцесса. — Покрепче ничего не найдется? — Прости, не с утра, — покачала головой Тиллинель и поднялась, чтобы наполнить еще одну чашку. — Ну да, конечно, ты же на службе… — иронично приподняла бровь Тауриэль, но от чая не отказалась. Некоторое время они сидели в тишине. Тиллинель, грустно глядящая вдаль и Тауриэль, с интересом изучающая подругу. — Я вряд ли пробуду здесь до вечера, — прервала молчание рыжеволосая эльфийка. — Ты куда-то собралась? — все еще пребывая в своих мыслях, отозвалась Тиллинель. — В Морию, — сверкнула зелеными глазами Тауриэль. Тиллинель вздрогнула и недоверчиво посмотрела на подругу. — Я не шучу, — Тауриэль вдруг резко сделалась серьезной. Утреннюю хандру как рукой сняло. — Но… Это же такой долгий и опасный путь, — встрепенулась Тиллинель. — Не переживай. Помнишь отряд странствующих эльфов, что остановился в городе месяц назад? Вскоре мы выдвигаемся в Эсгарот, а там по долгому озеру к Андуину. Я, собственно, зашла попрощаться. Нарочитая беззаботность в словах Тауриэль неожиданно разозлила. — Что? Так значит, ты решилась на эту авантюру довольно давно, готовилась к походу, никому ничего не сообщив и просто забежала попрощаться? Тиллинель возмущенно вскочила и заметалась по беседке. Тауриэль была в своем репертуаре. Спасибо, что хотя бы предупредила. С нее сталось бы уйти незаметно, ничего никому не сообщив. — Тауриэль, откуда в тебе это? Почему ты вечно так поступаешь? — Как? — Тауриэль тоже вскочила. — Ты всегда… Внезапно исчезаешь, ничего не объяснив. Оставляя после себя только вопросы. Ты разве не понимаешь, как это может ранить? — Я иду к своему мужу. Каким образом это может ранить тебя? — холодно парировала принцесса. — К мужу? — задохнулась Тиллинель. — А не ты ли считала, что все закончилось… после того, как он бросил тебя среди Пустоши, кишащей орками. Справляться в одиночку. «И как? Справилась?» — проглотила Тиллинель эти слова, но, видимо, они в озвучивании не нуждались, все было слишком очевидно. — О! — усмехнулась Тауриэль. — Вот ты и высказала вслух то, о чем вы изначально всем эльфийским миром думали. Принц наугрим — временное явление и она, как миленькая, вернется в родную Пущу. Полагаю, вы даже обсуждали это между собой. Сколько пройдет лет — десять, сто… Какая разница, правда? — Всем эльфийским миром? — оторопела Тиллинель. Разум пока не принимал того, что она только что услышала. Значит ли это, что Тауриэль отвергает их мир, отделяя себя от других эльфов… — И наконец между нами нет фальши, в коей мы пребываем столько веков, — холодно продолжила Тауриэль. Тиллинель растерянно смотрела на подругу. Какая тьма вселилась в нее? — Я не понимаю… Тауриэль сочувственно покачала головой: — Видимо, и правда не понимаешь. Ты вообще всегда была на редкость непонятливой. Ну да Эру тебе судья. Что же, давай объясню, что я чувствовала всю свою жизнь — бродяжка, которую выкинули, как ненужный мусор в разгар снежной бури. Хочешь сказать, вы изначально не относились ко мне как к чужой? — Как к чужой? Тебя спасли и выходили. Ты росла в замке короля Трандуила, тебя никто никогда… — Серьезно? — недобро усмехнулась Тауриэль, — Ты серьезно считаешь, что я ничего не чувствовала? Вы всегда были отдельно, а я — отдельно. Милые детки рядом с королем, душа и надежда королевства. И я — подкидыш без рода и племени. Трандуил подобрал меня, дал кров, заботу, разрешил общаться со своим золотым отпрыском и его друзьями, но позже крупно пожалел. Лишь раз я вызвала у него хоть какие-то эмоции. И это была отнюдь не радость! Эру, с каким же облегчением он сплавил меня в Эребор, когда повод подвернулся. Мир кувыркнулся и понесся вихрем. — Это неправда, неправда, неправда! — закричала Тиллинель. — Что ты несешь? Я ни разу не считала тебя чужой бродяжкой. Эйтар — он вообще не способен ни к кому так относиться. Леголас души в тебе не чает. И ждет. Даже Лантир, что бы ты о нем ни думала, никогда бы… Это несправедливо. И жестоко. Тауриэль нахмурилась. Помолчала, смахнула с лица непрошенные слезы: — Это все слова… Как ты можешь быть уверена, говоря о чувствах и мыслях других, если даже свои чувства и мысли не осознаешь. Упрекаешь меня в том, что я считаю фальшью чувства Леголаса. А сама, значит, лучше? Сидишь тут и рыдаешь над своими подснежниками который год… сама мучаешься, Эйтара мучаешь, а меня обвиняешь в жестокости? С этими словами она выбежала из беседки. Тиллинель поставила недопитый чай на стол. Руки ее тряслись, глаза накрыла дрожащая пелена и злые слезы покатились по щекам. Что только что произошло? Это была не первая их ссора, но такое высказать Тауриэль себе позволила впервые. Неужели она и впрямь так думает о них? Всю жизнь так думала, а они ни сном, ни духом даже не подозревали, в какой непроглядной темноте порхает ее фэа. Может быть и с Кили все было так же? Взгляд упал на чайник, стоящий на жаровне. На его черненом боку сиял золотой круг с двенадцатью лучами — солнце полудня, герб почившего Полуденного приюта. Этот герб придумал Кили. В честь Тауриэль. Мое Ледяное солнышко, называл он ее. Ледяное солнышко… Да ведь он и впрямь любил ее безумно, но, видимо, не чувствовал того же в ответ. Потому и ушел. Кто знает, возможно и к нему она относилась точно так же, как к ним всем? С полным недоверием. И как-то сразу все встало на свои места — внезапные побеги Тауриэль, ее метания и нелогичные поступки. Каково это — всю жизнь чувствовать себя чужой? Где бы ты ни находился. Но ведь это неправильно, так не должно быть… — О, Элберет! Неужели она так и будет думать, что ей нигде не рады? Нагнать Тауриэль получилось только у ворот Дейла. Она вела свою лошадь, кутаясь в зеленый плащ. — Тауриэль, постой! — позвала ее Тиллинель. Та вздрогнула, опустив голову. — Пожалуйста, мы не должны расставаться так… Тауриэль остановилась, подняла на нее полные слез глаза и по-детски трогательно всхлипнула: — Прости. Не понимаю, что нашло на меня. — Я не обиделась, знаю, что ты так не думаешь, — обняла ее Тиллинель. — И я так не думаю. Ступай, найди его. А я… Я и правда не должна говорить за других, но за себя-то я сказать могу? Возвращайся. Я буду ждать тебя. И буду всегда тебе рада. Знай, что хотя бы один эльф в этом мире тебя точно ждет. — Спасибо, подруга, — искренне улыбнулась Тауриэль. — Я этого не забуду… — И еще… могу я попросить? — замялась Тиллинель. — Ты хочешь меня попросить о чем-то? — Тауриэль лукаво склонила голову на бок, словно знала, о чем эта просьба. — Нет… Да… Да. Если в твоих странствиях ты вдруг встретишь его… — Эйтара? — понимающе кивнула Тауриэль. — Передай, что я очень… очень скучаю. Тауриэль искренне улыбнулась и поцеловала подругу: — Надеюсь, ты когда-нибудь скажешь ему сама… Но да, если я встречу его в пути, то непременно передам. А теперь мне пора. Пожелай мне удачи, подруга. — С этими словами она вскочила в седло и, махнув рукой, умчалась в сторону Пустоши, догоняя своих спутников. — Да будет легким твой путь,  — прошептала ей вслед Тиллинель, зябко кутаясь в плащ. *** Эйтар стоял возле шатра посреди суеты сворачивающегося лагеря и размышлял, где же барлоги носят Тиллинель в такое время. — Что, молодожен, жену потерял? — Лантир, еще довольно бледный, но уже достаточно обнаглевший, поприветствовал его у шатра. — Видел ее? — проигнорировал подколку Эйтар. — Да… — внезапно посерьезнев, кивнул нолдо, — пойдем. Они медленно побрели проторенной тропой к тому самому месту, от которого, положа руку на сердце, хотелось держаться подальше. И Эйтару, который ни на минуту не переставал захлебываться чувством вины, и Лантиру, в памяти которого навеки засел образ подруги детства, хладнокровно пронзающей мечом его грудь. Тиллинель сидела на земле, подтянув колени к груди и крепко обхватив их руками. Распущенные волосы накрывали ее плащом, стелились по земле… — Тиллинель, — осторожно позвал Эйтар. Она вздрогнула и медленно запрокинула голову, уставившись на него немигающими сухими глазами: — Теперь я знаю… — прошептала она. Он помог ей подняться. Она тряхнула головой и перевела взгляд на Лантира. — Она всерьез считала, что приносит одни несчастья. Особенно тем, кому не безразлична. И поэтому, стоило ей только почувствовать к себе участие, делала все, чтобы ускользнуть. А тот ваш бой на перевале был последней каплей. Тауриэль думала, что делает лучше всем, избавляя вас от своего присутствия. — Но… Как ты поняла это? — недоверчиво отозвался Лантир. Эйтар, сдвинув брови к переносице, произнес, чуть слышно: — Эру! Это же… так очевидно. — Как мы могли не понять? — закивала Тиллинель, напряженно всматриваясь в его лицо. *** Он долго не мог заснуть в ту ночь. В недобром завывании вьюги за окном чудились рыки драконов и вопли демонов. Он отчаянно не хотел оставаться один, задавал кучу вопросов о надежности защиты замка и мама тщетно пыталась подобрать песню, чтобы его утихомирить. И даже когда сон окончательно победил, приковав тяжелую голову к шелковой подушке, легче не стало. Теперь он бегал по темным коридорам, спасаясь от злого дракона, который не переставал его преследовать… Проснувшись в холодном поту, Эйтар обнаружил, что находится в своей комнате абсолютно один. Было страшно. Страх, казалось, поселился под сводами такого знакомого замка, бродил по галереям и переходам, сбивался под потолком и лез во все щели. Оставаться в одиночку было невыносимо и он вылез из постели в надежде отыскать хоть кого-нибудь. Кого-нибудь, кто сможет утихомирить эту тревогу… Покинув спальню, Эйтар побрел по галерее, связывающей их комнаты с королевскими покоями. Там что-то явно происходило: свет, движение, громкие разговоры… По дороге он встретил растрепанного Леголаса, которого тоже разбудила странная суета, не характерная для столь позднего часа. — Что-то случилось? — поинтересовался Эйтар. Леголас пожал плечами: — Кого-то принесли. Из леса… Не сговариваясь, оба двинулись в сторону королевской спальни, которая была переполнена взрослыми. — Разожгите камин посильнее, положите ее сюда, — Синувирстивиэль была собрана и если что-то и выдавало ее волнение, то только странная вибрация голоса. — И что, никого больше не было рядом? — Трандуил гнев свой даже не старался сдерживать. Его глубокий низкий голос разносился под сводами замка, тревожа еще больше. — Следы крови, но ни одного мертвого или раненного. Убитая лошадь… — докладывал стражник. — Так, значит, слухи правдивы? Про похитителей эльфов… — голос королевы взволнован и озабочен. — А зачем они их похищают? — шепотом спросил Эйтар. — Наверное, чтобы пополнить свою армию орков, — отозвался принц. Они переглянулись и зашли в комнату. Их заметили не сразу. Трандуил рвал и метал, отдавая распоряжения своей страже: — То, что эти разбойники появились на наших границах, просто неприемлемо. Надо решить эту проблему в самое ближайшее время. Женщины суетились у камина, где на лежанке находился кто-то, завернутый в кокон из меховых покрывал. — Сердце бьется, она дышит, — выдохнула Синувирстивиэль. — Будет жить? — поинтересовалась королева. — Надеюсь, она достаточно сильна. Трудно сказать, сколько времени она провела на морозе. В этот момент мама заметила их: — Эру, да что это, почему вы не в кроватях? — подошла она к ним и обняла. — Мама, кто там? — поинтересовался Эйтар, пытаясь разглядеть того, кто находился на лежанке. Леголас, упрямо тряхнув головой, выбрался из объятий и во все глаза уставился на девочку, над которой колдовала Синувирстивиэль. Мертвецки бледное, с синевой, личико, прижатые к груди руки, подтянутые колени, словно маленький скукоженный зверек, пытающийся сохранить остатки тепла… Сосульки в ее волосах медленно таяли от жара пламени и под лежанкой растекалась унылая лужа. Девочка вовсе не казалась живой. — Эйтар, Леголас, вам тут нечего сейчас делать, — придавил голос Трандуила. Было понятно, что ни в какие переговоры владыка вступать не намерен. — Пойдемте, вам надо спать, — вздохнула королева, выводя их из спальни. — Я не пойду к себе, — закапризничал Эйтар. — Там дракон. — О, Элберет, хорошо, оставайся в комнате Леголаса. Но туда ходить не нужно, — указала королева на свою спальню. — Почему взрослые никогда ничего не объясняют? — возмутился Леголас. — Никогда. Ничего! Это нечестно. — Хороший мой, — грустно улыбнулась королева. — Пойдемте, я все вам объясню… И она действительно подробно рассказала о разоренной стоянке неизвестных эльфов, которые двигались в сторону гномьего тракта, о том, как обнаружили неподалеку эту девочку, как примчали ее в замок, даже не рассчитывая на то, что доставят живой… — И будьте уверены, вам здесь ничто не угрожает, — успокаивала их королева, укладывая в кровать. — И никаких драконов, Эйтар! Что ж ты такой впечатлительный? — А она? — не унимался Эйтар, — что теперь с ней будет? — Ну… Синувирстивиэль и твоя мама поставят ее на ноги. В этом я уверена. А потом мы постараемся разыскать ее родителей. — А если не найдете? — Надеюсь, что найдем. — А если нет? Мама, пожалуйста, если ее родители не найдутся, обещай, что она останется с нами… — подскочил в кровати Леголас. — Да! — поддержал Леголаса Эйтар, — обещай, что она никуда не исчезнет. Завтра и потом… Назавтра она не исчезла. И потом тоже… Единственное, что она смогла поведать о себе, было ее имя. Тауриэль. Так она вошла в их жизнь, дочь неизвестных странников-лаиквенди, шедших неведомым путем и бесследно исчезнувших на границе Великой пущи… *** Они стояли у гранитной плиты, под которой была похоронена Тауриэль. Тиллинель тихо-тихо пела прощальную песнь. По небу равнодушно мчались белые хлопья облаков. Их не беспокоили ни безмолвие мертвых, ни горе живых… — Нам пора, — вздохнул Лантир и медленно побрел вниз, к тропе. Тиллинель, стерев слезы с щек, отвернулась от могилы и пошла вслед за Лантиром. Замыкал шествие Эйтар. — Погоди, — окликнул он Тиллинель, и высвободил из ее волос запутавшееся в прядях проросшее семечко. — О, это то, что посадила позавчера Галадриэль? — произнесла она, задумчиво разглядывая росток на своей ладони. — Заберешь с собой? - понимающе кивнул Эйтар. - Выживет ли? — Конечно. Конечно выживет, - улыбнулась она, - Сад в Дейле — лучшее пристанище для таких вот сироток. Тиллинель аккуратно зажала росточек в руке и прошептала: — Пора возвращаться домой, Тауриэль.