Жертва

      Слова Виктора оказались или заклинанием, или заговором, или просто внушением, поэтому сознание Лестера в бесконечном цикле прокручивало возможные поводы для посещения аббатства. Вскоре ему стало казаться поразительным, что для этого вообще нужна официальная причина — неужели благородному человеку на Нова Порту нельзя обратиться к Повелителю Человечества без строгого согласования, словно это визит к придворному вельможе или одному из министров вице-короля?       Мимолётного воспоминания о далёком детстве, спокойном, ясном и безмятежном, оказалось достаточно, чтобы не начинать спор с Виктором о новом задании. Но действия Лестера, представителя могущественной династии Морр, не могли зиждиться исключительно на личном и сокровенном. Напротив — это должно быть что-то публичное и с размахом. Что-то, что можно использовать в политической игре. Ведь очевидно, что только с такими намерениями благочестивый дворянин захочет остаться один на один с Богом-Императором.       Подобное и происходило сейчас в соборе. Пышная и даже в чём-то торжественная процессия размеренно отправляла ритуалы под присмотром жрецов экклезиархии. Представители самых громких фамилий планеты, влиятельные графы, бароны и гранды молча стояли с нарочито одухотворёнными лицами, а подле них супруги, пришедшие к алтарю словно лишь для того, чтобы похвастаться новыми нарядами. Пугающая мысль о том, что Лестер точно так же является частью всего этого, вызвала в нём отвращение и раздражение — тем более, что мысль эта была абсолютно правдивой, и наследнику дома Морр было среди них самое место.       Поправив свой расшитый серебряной нитью дублет, приведя в порядок длинные волосы, сбившиеся из-за быстрой ходьбы в коридорах скриптория, Лестер выверенной и заученной гордой походкой направился в сторону статуи святой воительницы, вынужденной терпеть присутствие высшего света Нова Порту. — Назовите себя, господин.       Один из жандармов остановил Лестера повелевающим жестом — этом не было ничего удивительного, ведь в столице немногие знали его в лицо. Но случившееся затем заставило молодого дворянина в изумлении вскинуть брови. — Это благородный господин Морр, — произнёс второй, более грубый, но тоже выверено учтивый голос. — Пропусти его.       Повернувшись, Лестер увидел именно того, кого и ожидал — капитан Диего-Васкес де Сомбра возвышался над окружающими, словно вставший на задние лапы тенебрийский медведь. Командующий жандармерией был живой легендой на Нова Порту, и дело не только в его феноменальной физической силе, но и в той роли, которую он сыграл в судьбе дяди Лестера. Или же наоборот? — Примите мои соболезнования. — Пышные чёрные усы капитана не позволяли видеть его губ, но сознание само дорисовало язвительную ядовитую ухмылку. — Благодарю. — Клянусь своей честью, жандармерия приложит все усилия для того, чтобы найти и покарать убийцу.       Свои слова Диего-Васкес подкрепил тем, что демонстративно сжал в кулак правую, бионическую руку. Капитан вполне мог обойтись без этого жеста, но, судя по всему, счёл необходимым напомнить представителю династии Морр об этом холодном куске пластали. — Я уверен, что ни у кого на Нова Порту нет сомнений в вашем рвении, — тут же парировал Лестер, из-за чего под усами капитана действительно произошло какое-то движение.       Фамильный силовой меч — тот самый, который был изображён на портрете дяди, рассматриваемом Лестером перед встречей с Виктором несколько дней назад — оставил на теле де Сомбра чистый и ровный срез. Разрушающее поле обожгло рану, значительно снизив кровопотерю и тем сохранив жизнь будущему капитану, в итоге оставив его здесь, а победителя — возвысив, сделав одним из Воинов Звёзд. Все события тех испытаний стали частью фамильного эпоса, но также многочисленные барды и придворные поэты слагали песни о великих героях, дерзнувших откликнуться на зов прибывших Ангелов Смерти. Лишь двое дошли до конца. То, что для одного оказалось величайшим триумфом, для другого обернулось невыносимой болью, как физической, так и духовной — поруганием мечты и надежд. Но, даже несмотря на поражение, де Сомбра стал легендой, он справился с тем, что погубило многих других; в глазах своих подчинённых он, без сомнений, всемогущий герой, словно вырвавшийся из древних легенд, но для семьи Морр он был лишь досадной преградой на победоносном пути их великого родственника — Диего-Васкес это знал, не мог не знать, и, предполагал Лестер, из-за этого ненавидел их всей душой.       На мгновение взгляд капитана ожесточился, но затем де Сомбра благодарно кивнул, показательно принимая издёвку за похвалу, а после отошёл на шаг в сторону, не смея больше задерживать своего собеседника.       К счастью, никто из аристократов не заметил этой короткой встречи, имевшей, в ином случае, все шансы обрасти поразительными подробностями, пусть и безвредными для Лестера. Несмотря на своё текущее положение, капитан де Сомбра был выскочкой и принадлежал к очень бедной династии, у которой, кажется, золотого времени никогда и не было — а потому то обстоятельство, что он сейчас руководил жандармерией, вызывало зависть и раздражение у многих влиятельных людей.       Не сбавляя шаг, Лестер направился сквозь толпу дворян, намереваясь пройти её прежде, чем его хоть кто-либо узнает — бессмысленной траты времени на пустые разговоры сейчас хотелось меньше всего. Дорогие одежды, экзотические духи, ухмылки столь же порочные, сколь и ядовитые: каждое место, в котором собирались лучшие люди Нова Порту, становилось похожим одно на другое. А ещё, как показалось, здесь были те, кто ещё вчера предавался гедонизму в Небесном Пике. Скорее всего, таковых было даже больше, ведь многие в Ложе носили маски, в том числе и для того, чтобы скрывать свою личность.       Миновав вязкое болото показной духовности, Лестер оказался на виду у всех, замерев перед самым алтарём. Возле него теперь был круг, состоящий в основном из представителей духовенства, и, ожидаемо, Жанны, на этот раз одетой в монашеские одеяния но — здесь сердце дворянина пропустило удар — украшенные геральдической лилией. Мгновение растерянности и последовавшее осознание сбило всю решимость Лестера, что позволило дьякону неторопливо приблизиться и даже взглянуть на замешкавшегося юношу с едва читаемой грозностью. — Вы что-то хотели, сын мой? — Да… Да, святой отец. Я пришёл смиренно просить вас о том, что бы вы воззвали к нашему повелителю, Богу-Императору, с мольбой о заступничестве за душу достойного графа Гонзало де Авила. — Мы уже провели службу, полностью посвящённую этому, — теперь уже с заметным раздражением ответил церковник. — Но так же, в миг, когда я узнал о судьбе графа, меня вдруг поразило осознание тщетности нашего материального существования — в конце концов, к Свету Императора мы не сможем взять ничего из наших сокровищ. Кроме собственной души, разумеется. — Разумеется, — вновь нейтральным тоном протянул дьякон, а после вдруг скороговоркой выпалил: — Единственный смысл богатств в том, чтобы с их помощью церковь могла спасать души заблудших. — Я тоже так думаю, — согласно кивнул Лестер, после чего взгляд дьякона буквально вспыхнул от предвкушения. — И поэтому хочу сделать пожертвование. Десять тысяч солариев.       За спиной прокатилась волна перешёптываний, а к церковному иерарху приблизились и другие священнослужители, осторожно обступив дворянина. — Это очень верный и щедрый поступок, господин Морр, эти средства пойдут… — Едва ли эти крохи смогут усилить сияние столичного собора — всё же он действительно совершенен. Мне было бы приятно направить их туда, где они смогут что-то изменить. Скажем, в аббатство святого Марка.       Дьякон сперва нахмурился, но, после кратких раздумий, кивнул. Другие представители церкви также согласно замотали головами. — Помню, я был там в детстве, — продолжал Лестер. — И среди монахов мне было так умиротворённо, спокойно. Сейчас же из-за всего случившегося мне очень тревожно на душе. И, может быть, я прошу слишком многого, но можно ли организовать мне посещение этого аббатства? Я бы отправился хоть завтра! — Разумеется, разумеется! — Теперь уже воскликнул дьякон. — Приезжайте в любое время — монахи и даже сам настоятель с радостью помогут вам. — Благодарю вас, святой отец. — Лестер даже попытался отвесить поклон, но тут же был остановлен практически умоляющим жестом: — Ну что вы, сын мой, это самое меньшее, что мы можем для вас сделать. И, кстати об этом, думаю, вам будет полезно кое с кем познакомиться. Идёмте.       Прочие церковники расступились, и дьякон, подхватив Лестера под руку, провёл его ещё ближе к алтарю. Ладан, свечи и даже пение хора с каждым шагом ощущались всё более возвышенными, небесными. Так же, как и сияние меча и крыльев святой воительницы теперь уже не казалось просто блеском золота. Странное чувство зародилось в груди, заставляющее сердце биться чаще. Оно было похоже на тревогу, но в то же время каждый следующий шаг давался всё легче и легче. — Это сестра Жанна д’Армант из ордена Священной Розы. Она недавно прибыла, сопровождая паломников, и её присутствие здесь — большая честь для всех нас.       Всё это время сестра д’Армант неотрывно наблюдала за происходящим. Видела она и то, что было недоступно взгляду Лестера — реакцию прочих аристократов на его слова, вызывавшую на лице Жанны заметное раздражение. Что, в свою очередь, могло означать, что, как только дьякон освободится, его будет ожидать целая вереница щедрых пожертвований. — А это благородный господин Лестер Морр. Его род совершенно точно отмечен самим Императором.       Они поклонились друг другу, оба неловко и неуверенно — всё же лгать и лицемерить в таком священном месте было почти что физически сложно. Дьякон же, удовлетворившись увиденным, что-то хмыкнул себе под нос и, кивнув напоследок Лестеру, удалился вместе с остальными церковниками, оставляя дворянина и Жанну наедине друг с другом. — Вы закончили? — тихим тоном поинтересовалась женщина и тут же отвернулась, обратив свой взор к статуе и сложив ладони в аквиле. — Да. Всё прошло без проблем.       Так же подняв голову, Лестер оказался буквально раздавлен великолепием святой, решив, что одолевшее его чувство было ничем иным, как выжиганием поселившейся внутри него тьмы. Словно ожог, но приносящий не боль и раздражение, а облегчение и избавление. В конце концов, как бы он сегодня ни врал и что бы ни совершал, он делал это во имя Императора. — А что с Максом? — Не могу сказать, что с ним всё хорошо, но самообладание он восстановит. — Что же… Может быть, стоит помолиться за него? — Он мутант, — строго отрезала Жанна. — Разумеется, да, — словно опомнился Лестер, но затем вдруг улыбнулся: — Но, как мне кажется, душа-то у него вполне человеческая. Ради чего он каждый день переносит столько боли, если не ради служения Императору? Сегодня он два раза ходил по грани, при том, что во второй его никто к этому не принуждал.       Жанна повернулась, оценивающе взглянув на Лестера, а затем вновь сосредоточилась на святой. И согласно кивнула: — Хорошо, я помолюсь за него. — Ну, а я… О семье.       Ладони сложились сами собой, а ноги подкосились, опустив Лестера на колени. Поначалу разум старательно пытался вспомнить какую-то подходящую литанию, одну из тех, что давным-давно были заучены для семейных утренних молитв. Но, по какой-то причине, в памяти возникали лишь обрывки фраз, одиночные слова. А затем исчезли и они, уступив место образам, ощущениям, чувствам. Невероятно нежное и приятное тепло сперва зародилось в сердце, а затем с кровотоком распространилось по всему организму и даже заняло собой всё сознание. Единственная мысль, которая ещё могла удержаться в голове, полностью строилась вокруг одного простого желания — никогда не терять это чувство.