Жертва

— Десять тысяч солариев?!       Несмотря на то, что до этого Сибилла старалась едва различимо шептать, сейчас она отреагировала почти вскриком. Экспрессия отразилась и на её лице, что было большой редкостью, а потому Лестер, не выдержав, начал нелепо улыбаться, хотя, по замыслу, фраза не была ни похвалой, ни шуткой. — Угу, — только и вышло ответить в ответ на требовательный взгляд Сибиллы. — Это рента с Павоны за три года, стоимость лицензии на перевозку грузов с Жребия Кортеса, недельный оборот цеха ткачей в Коронели… — Это-то ты откуда знаешь? — ещё больше изумился Лестер, тем самым сбив мысль сестры и не дав ей разогнаться. — Просто… Знаю, — словно оправдываясь в чём-то, ответила она, но эта слабость оказалась секундной. — Ты понимаешь, насколько это много? — Полдюжины хороших племенных жеребцов.       Ответ брата, а точнее, тон, пропитанный показной невозмутимостью, вызвал в Сибилле ярчайший отклик, сменив череду эмоций на её лице — ограниченных, впрочем, негативным спектром. Но стоило Лестеру, на этот раз совершенно искренне, примирительно улыбнуться и осторожно дотронуться до ладони сестры, как Сибилла мгновенно вернула себе обычный спокойный вид. — Я знаю, что любая трата, особенно сейчас — лишняя. — Лестер говорил негромко и спокойно. — Но сделать это было необходимо. — Они всё равно не станут нашими друзьями. — Из-за всего одного щедрого взноса, конечно, нет, но вот после… — Даже не начинай. — Сибилла оборвала брата интонацией, неотличимой от той, которую в таких ситуациях обычно использовала их мама. — Экклезиархия никогда не занимала чью-то сторону ранее и не сделает этого сейчас. В этом нет никакой выгоды. Даже если власть вице-короля рухнет и вся планета погрязнет в войне — их положение на Нова Порту не изменится. Они всё так же будут получать свою часть десятины, и им продолжат носить соларии ради поддержания публичного образа. — Акцент на последнем был сделан даже не голосом, а одним взглядом. — И свою власть они будут использовать лишь для одного — укрепления этой власти. — Немного резковато, не находишь?       Сибилла на мгновение осеклась, вдруг с тенью испуга взглянув на Лестера, ожидая увидеть в нём осуждение или порицание. Но вместо этого — лишь внимание и преданность. — Я… Это всё ты виноват. — Конечно я. — Лестер покорно склонил голову и сделал полшага вперёд. — Больше некому.       Сибилла мягко скользнула в его объятия, укрываясь в них от странного стыда, охватившего её душу. Лестер, до этого чувствовавший дискомфорт и напряжение сестры в её жестах и голосе, сейчас явственно различал их и в её тяжёлом дыхании.       Он обещал вернуться при первой возможности, так что, покинув собор, Лестер направился назад в усадьбу де Авил, на этот раз посетив её не украдкой, подобно вору, но со всем подобающим его положению великолепием. К счастью, Сибилла не была одна: в середине дня, случайно узнав ужасные новости, домой вернулся Фернандо. Целый и невредимый. Он и встретил своего шурина, принял от того соболезнования и даже всем видом показывал желание обсудить что-то важное, но непубличное. Однако, было слишком много дел и гостей, а потому вниманием Лестера полностью завладела Сибилла, спасённая им от назойливой прислуги и родственников покойного графа, которые все как один прибывали в самом скверном расположении духа. — Лес, скажи, у тебя тоже есть это… — Сибилла чуть помялась. — Чувство? — М? — В ответ на тихий шёпот Лестер едва наклонил голову, чтобы взглянуть сестре в глаза, но те оказались закрыты, а её прижатое к его собственному плечу лицо походило скорее на маску из тонкого белого фарфора. — Оно словно заноза в памяти. Ощущение того, что раньше весь мир был проще, лучше, порядочней. И ведь ты прекрасно помнишь то время, когда оно всё так и было. — Едва уловимо вздохнув, Сибилла крепче закуталась в объятия брата, словно в тёплое зимнее одеяло. — А сейчас от этого не осталось и следа. Почти не осталось, — слабо улыбнувшись, добавила она напоследок. — У тебя всё хорошо?       Лестер знал, что это слишком наивный вопрос, чтобы она дала прямой ответ, но реакция сестры заставила удивиться. — Скажу, если ты скажешь. — Звучит, как опасная сделка вслепую из этих глупых приключенческих книг. А что у нас на кону? — Правда.       Император — это истина. Правда — Его оружие. Это наставление Виктора, казалось, было самым простым и понятным любому из Его преданных слуг. Но сейчас Лестер не знал правды. Ведь Агент Трона предупреждал и о простых правдах, привлекательных, доступных, желанных — но ложных. С правдой нужно быть очень осторожным, она —оружие Повелителя Человечества, а значит, для простого смертного может оказаться неподъёмной и даже опасной. В соборе, будучи у алтаря, Лестер просил совета у Жанны: как ему жить в мире, где он теперь ни с кем не может быть честным до конца? Её ответ был простым, но одновременно сокрушающим — очередным напоминанием от Виктора. Доверяй только Императору. — Да, — кивнул Лестер, отвечая на её заданный ранее вопрос. — Нет.       Простой ответ, уместившийся в один слог, в короткий выдох, в три буквы, которые чаще всего не значат ничего важного. Но сейчас именно он стал центром Вселенной. Лестер повернулся, прижав щёку к её лбу, а его ладонь мягко утонула в её волосах. Если бы она была расстроена, если бы она была вся в слезах — это было бы лучше. Легче. Спокойней. Но рана на душе, которую она раскрыла брату, была нанесена слишком давно и уже успела затянуться шрамом. — Я совсем не в порядке. Но не могу рассказать, — едва ли не с отчаянием во взгляде объяснила Сибилла. — Даже тебе. Я просто не смогу. — Тебя никто не заставляет. Тем более, что я тоже не во всём перед тобой честен, — прямо ответил Лестер и затем пожал плечами. — Вернее, я никогда тебе не врал. Лишь говорил не всю правду. Особенно сегодня. — Значит, ты такой же. — Сибилла вдруг вырвалась, но лишь для того, чтобы иметь возможность взглянуть брату в лицо, в его глаза, в саму душу. — Мы читали одни книги, нас учили одни и те же учителя, мы были на одних и тех же проповедях… — Ну, меня не учили вышиванию, а тебя фехтованию, — попытался улыбнуться Лестер, но на этот раз сбить настрой сестры не получилось. — У нас одинаково перед глазами были папа и мама. Мы с тобой одинаково слишком образованны и слишком наблюдательны, слишком хорошо воспитаны и слишком честны, чтобы не видеть того, чем наш мир является на самом деле. Он не стал таким «однажды» в течении нашей жизни. На самом деле он всегда был ужасен.       Лестер никогда не говорил ничего подобного, но это не помешало Виктору найти его лишь по предположению, что в его голове такие мысли могут быть. И он был прав. Полностью прав. Всегда. Их встреча действительно была предопределена, раньше или позже. Вопрос лишь в том, кому Лестер рассказал бы что-то подобное, не вынеся бремени этой зияющей и поглощающей всё дыры. Мир несправедлив. Никогда им не был. Никогда не будет. И всё, на чём держится порядок, это на превращении людей в скот, либо в совершенно тупой и не задумывающийся ни о чём, либо в чуть более сознательный, но всё равно верящий в то, что «всё не просто так». Выходов из этой ситуации немного: или смириться и предать свою суть — но Сибилла слишком усердна, — или наполнить душу ядом цинизма и использовать положение дел в свою пользу — но она слишком честна. Есть и другие два выхода, один ужасней другого. Сам Лестер уже успел это оценить. — Я… — Ничего не говори. — Сибилла слабо улыбнулась и, подняв руку, мягко и нежно дотронулась до щеки брата. — Мне стало легче уже от того, что это не я сошла с ума. — Это ещё не факт. — Тремор, не физический, а в душе и разуме, не давал сосредоточиться и взять сознание под контроль, но Лестер всё равно попытался улыбнуться в ответ. — Мы оба можем быть такими.       Взгляд Сибиллы стал ярче, а затем… Она рассмеялась, звонко и заразительно. Как в детстве. И этот миг облегчения придавал всё ещё остающейся душевной боли некоторую безмятежность.