мне тебя обещали

Не жалуюсь на одиночество. Зачем, если его во мне с избытком? Мы никогда не думаем о том, чего много в настоящем. Нас вечно тянет в противоположные стороны: иногда вперёд, чаще — назад. Пора научиться не плакать по прошедшим снам, тем более что они в чём-то были кошмарами. Вот как оно есть, так и есть. Как всё идёт, так и идёт. Не слепой фатализм. Скорее, попытка сжиться со своими состояниями. Удручающими зачастую. Я давно не вижу ничего плохого в собственном одиночестве. Люди сильно преувеличивают значение отношений двух людей. Да, это важно, но не так важно, чтобы растворяться в терзаниях, как шипучка в стакане воды. Всё гораздо проще. Есть — значит, хорошо, нет — значит, будет. А если не будет, значит, так оно должно было быть. Или не так уж сильно хотелось. По временам полезно отдаваться потоку. Цепляясь за что-то, мы пропускаем более важное. Конечно, в моём одиночестве нет вселенских масштабов. Всё гораздо меньше, но от этого не менее болезненно. Моё одиночество мужское. Внутреннее. Без озвучивания мыслей, всё про себя, пусть даже с немалым количеством физических контактов. Наше одиночество направленно внутрь. Не зря слово «эгоизм» мужского рода. Женщины считают, что мужчины редко способны любить кого-то, кроме себя. Мол, они сами виноваты, так как выбирают свою дурацкую свободу. Эфемерную свободу, когда не имеешь обязательств перед семьёй, имея возможность в любое время залечь перед телевизором с банкой пива. — Если любишь и заботишься о ком-то, даже если это безответная любовь, ты счастлив. Мужчинам такое счастье не дано, — говорят женщины, и не мне стараться их разубедить. По мне, так мужское одиночество тяжелее — из-за неиссякаемой силы, которая должна быть в нас, по всеобщему мнению. Тебе не позволительно говорить об усталости. Нельзя, ты же мужик! И тогда слова остаются в тебе, превращаются в плотные серые сугробы, которые не тают с наступлением весны, и значительно позже. Потом переизбыток невысказанного заставляет отдалиться, уйти, потому что так легче, так не ждёшь ничего ни от кого, тебя никто не оценивает. Когда-то, в самом начале своих тёмных прибоев, я боролся с нашествием легиона немых слов. Пытался говорить, вытряхивал из себя то, что осталось под рукавами мыслепроизводства. Люди делились на тех, кто слушал, и тех, кто пытался слушать. В результате все они отставали от моей истории, становились предсказуемыми рифмами к моим словам или вовсе уходили, убегая от моей опасной откровенности. Потом я резко прекратил попытки. Поддержку нужно искать не в друге или сигарете. В самом себе. Снимаю кеды, раздеваюсь, заталкиваю всю одежду в стиралку. Надо вымыть, отстирать воспоминания. Вытаскиваю из сумки контейнер с лепёшками Клюквы — съем на ужин, в холодильнике всё равно пусто. Хорошо, что дома чисто. Рыжая построилась и опять записочку оставила. Эпистолярный роман прямо. «Убралась. Купила чистящие средства, хлеб. До встречи». Ну, убралась — и до встречи. Несмотря на пустоту в квартире, я рад возвращению сюда. Может, из-за того, что здесь воспоминания? В них теплее, чем в настоящем. А может, в прошлом ничего нет, кроме самообмана? Клюква считает, что мужчины не подвластны самообману. — Женщины так годами могут жить. Привыкают к нему, обслуживают его, без любви, в глубоком отчаянии, потеряв себя, ради какой-то идеи — ради брака, ради детей, ради чёрта лысого. А у мужчин всё проще. Они радуются жизни, иногда только позволив себе полить слёзы над поступками, которые так и не совершили. Смотреть на себе глазами Клюквы очень необычно, с трудом себя узнаю, как в кривом зеркале. Кажется, я проживаю свою жизнь по чужому расписанию. Будто с той самой точки, когда нас с ней безжалостно разделили на два разных мира, всё пошло наперекосяк. И теперь я послушно играю по готовому сценарию. Но мне почему-то совершенно беспочвенны верится в то, что, как бы хреново ни было, это пройдёт. Исход в любом случае будет другим, чём-то новым. В вопросе, полон наполовину стакан или пуст, я предпочитаю вариант ответа «в стакане есть вода». Главное, что вода ещё есть. Обнадёживающий реализм?..