мне тебя обещали

У меня день рождения, и я сижу, чуть пьяный, под айвовым деревом. Трава ещё влажная после вчерашних дождей. Постелил под себя какую-то газету, она толще и тяжелее обычной — субботний выпуск. Так что пока под задницей сухо. Только бока кроссовок потемнели в зелёной гуще. Этот парк раскинулся в центре города, но в нём такая тишина, будто он отгорожен от суеты невидимым, но могучим забором. На мне мятная панамка, несвежая футболка. Телефон разрядился, значит, не будет звонков с дежурными пожеланиями. Хотя кто может звонить, если у меня вообще никого нет? И это совсем не грустно. Я давно не отмечаю свои дни рождения, всяческими способами стараюсь скрыться в этот день. Давно ушёл от самого себя в себя же. Впрочем, давно — понятие относительное. По календарю прошло два года, а как? А по мне каждый день равен месяцу. Выходит, почти две тысячи лет. Со дня её смерти. И сегодня я сижу, уставившись в одну точку, вспоминая её улыбку, её слова. Живую. Губы непроизвольно произносят «люблю», а сразу затем какой-то голос в голове твердит «забудь». В прошлую оттепель я выходил из машины, было яркое солнце, и пухлощёкая девочка на перекрёстке, разбивая лёд носком ботинка, чтобы он летел широким веером на мостовую, прокричала подружке: «Хватит зимы. Красиво, но хватит!» Вот и мне сейчас хочется выкрикнуть: «Хватит!» Потому что я больше не хочу никакой красоты без неё! Детские обиды. Но сегодня меня подмывает раскиснуть, окунуться в то, чего не вернуть. И пусть бы это был последний рывок, который удалит несчётное количество воспоминаний… Перестанет ли сквозить пронзительной болью в сердце? А почему я пытаюсь перестать помнить? И почему прошлое — такая зараза, что не выветривается вообще, даже когда жизненно необходимо? День рождения как персональный Новый год. Можно подводить итоги, строить планы. У меня их вроде бы нет. Хотя… Где-то в глубине пустого душевного колодца осталось желание, чтобы у солнца в моей жизни наконец раскрылся парашют и чтобы я помнил её без горечи утраты. Я загадываю это желание сейчас, про себя, мысленно задуваю свечи несуществующего торта. В памяти всплывают слова Клюквы. «Очень важно — быть довольным: миром вокруг, своим местом в нём. Самое главное в жизни — всё заранее простить, Африка». Переполняюсь к себе таким чувством гадливости, что хочется стать тараканом и броситься под тапок. Своими страданиями я делаю больно тем, кто пытается быть со мной рядом. Мои дни рождения мы никогда не проводили дома. Однажды она взяла машину, села за руль, усадила меня рядом, и мы уехали. Без готового маршрута, куда-то за город. Мы ехали по узким дорогам, наслаждаясь видом ночного города. Она рассказывала что-то самое тривиальное, как правило, из детства, а я улыбался, курил, смотрел, как ветер из открытого окна играет её волосами, и был счастлив именно в этом мгновении. Здесь и сейчас. Всё же поток времени — не моё кино. У меня — мгновения. Потом мы заехали в ресторанчик под открытым небом, она выбрала в витрине фруктовую выпечку, сама воткнула в неё свечку, попросила задуть. А я не успел, меня опередил шаловливый весенний бриз. Когда мы только познакомились, я попросил её: «Опиши себя одним словом». Она сказала: «Бриз». Мы были противоположностями. Совершенно разные, но при этом до невозможности близкие. — А я уважаю различия. По-настоящему никто не может встать на место другого, но мы можем попытаться понять друг друга лучше и стать ещё ближе, — повторяла она. Сейчас у меня нет своего места. Я покинул его, прижался к тебя, пытаясь удержаться рядом, на твоём месте, и я с каждым днём пространства становится меньше. Болезненные попытки устоять. Судьба подкидывает дилеммы, и всегда приходится выбирать — одно теряем, другое приобретаем. К чёрту разговоры о гармонии. Её нет. Есть баланс между потерями и приобретениями