La leyenda de las flores

Дом на площади Гриммо пустовал. Никто из членов ордена не стал туда возвращаться после смерти хозяина. Поминки для Сириуса проходили в Норе. Все, казалось, были опустошены случившимся. Члены ордена почти не разговаривали. Тонкс шмыгала носом и заливалась слезами, Грюм не ругался на свою протеже, что было необычно для него, и даже Молли украдкой стирала слёзы, хотя и недолюбливала раньше крестного отца Гарри. Люпин попросил у миссис Уизли разрешения побыть одному в бывшей комнате близнецов и почти не выходил оттуда в течение трёх дней. Он мужественно держался на людях, но стоило за ним закрыться двери, опустился на пол и сотрясся в рыданиях. Потеря последнего близкого человека высосала из него все жизненные силы. Римус чувствовал себя разбитым, одиноким, брошенным. Конечно, его и Сириуса связывали гораздо более слабые узы, нежели Сириуса и Джеймса, но вот уже несколько лет Блэк и Люпин хватались друг за друга как за соломинку. Разбившееся на части сердце никак не удавалось собрать воедино, и оборотень скулил и царапал ногтями свое лицо, до синяков вцеплялся пальцами в бедра, пытаясь заглушить стенания. В попытке сдержать себя он сжимался в клубок, беззвучно кричал в пустоту и снова утопал в слезах. Сохатый, Бродяга, Лунатик и Хвост. Их было четверо. Они — с первого же года их учебы в Хогвартсе стали семьей. Римус, так боявшийся открыться друзьям, увидеть их реакцию, едва не сломался, когда узнал, что его принимают и всё равно любят. Римус едва не сломался, когда умерли Джеймс и Лили. Римус сломался, когда потерял Питера и разгадал предательство Блэка. Римус долго по крупицам восстанавливал себя, чтобы сломаться еще раз. В 1993 году. Осознание невиновности друга — почти брата — нахлынуло на него ураганом. Люпин долго потом не мог простить себе, что поверил в эту ложь, не догадался, не почуял подвоха, не докопался до истины. На самом деле, он так и не простил себя. Блэк, даже немного отъевшийся за пару лет свободы, уже мог подшучивать над своими злоключениями, убеждать Лунатика, что никто не мог знать о том, что Хранитель семьи Поттеров был изменен в последний момент. Сириус обнимал его, касался руки при каждом удобном случае, говоря этим: «Мы остались только вдвоём, мы нужны друг другу, всё прошлое в прошлом». А теперь Блэка не стало. Люпин так и не искупил свою вину перед ним. Перед Джеймсом. Перед самим собой. Тонкс несколько раз подходила к двери комнаты, в которой заперся Римус, слушала тихонько, но так и не решилась постучать и войти. Её душу заледенил тихий вой, услышанный ею во второй день добровольного заключения оборотня, и она заставила себя дать ему время. К чувству вины во мраке темной комнаты, принадлежавшей Фреду и Джорджу, примешивались воспоминания. Хорошие, о школьных временах, и невыносимые, о годах после войны. Те потери, которые они понесли тогда, грузом висели на Римусе. Оборотни в тот раз примкнули к Волдеморту, и Римусу было очень сложно, как в военное время, так и после него, найти себе место в магическом мире. Потеряв всех, оборотень нигде не мог получить ни работы, ни поддержки, а жалость уцелевших знакомых была ему противна так же, как и он сам себе. Римус не мог обеспечить даже себя, и даже речи не шло, чтобы найти и забрать себе сына лучшего друга. Хотя, конечно, Джеймс бы хотел, чтобы о его сыне заботились не дядя с тётей по маминой линии, а его лучший друг. Когда Римус к концу третьего дня все-таки спустился к собравшимся на поминки людям, лицо его выглядело опухшим, а сам он — изможденным больше обычного. Билл Уизли похлопал его по плечу и первым подал пример, как себя вести. Люди не делали вид, что ничего не произошло, но и не приставали к Лунатику с излишней опекой. Нора снова служила домом для друзей и пристанищем для всех нуждающихся в помощи. Каждому нашлось бы место, занятие, собеседник. Общее дело помогало ордену сплотиться перед лицом новых бед, и дом семьи Уизли своим уютом и неидеальным видом отображал в себе саму суть волшебников в нём.

***

Дел меньше не становилось. Потеря очередного члена Ордена Феникса не знаменовала окончание войны и не давала передышки. Уцелевшие Пожиратели затаились, но правительство молниеносно меняло свою политику. Дамблдор был вечно занят, Кингсли проводил дни и ночи в Министерстве магии, мракоборцы вынуждены были приступить к активной работе после долгого перерыва, когда возродившееся зло считалось лишь шуткой. Собрания почти прекратились, Люпин сначала слонялся по Норе без дела, а потом ушёл, решив, очевидно, не стеснять больше хозяев. К тому же, скоро должны были возвращаться дети из школы. Фред и Джордж почти закончили к этому моменту свои дела и обосновались в Лондоне. Их магазинчик сразу нашел свою аудиторию и было уже предсказуемо, что, несмотря на тяжелые времена, близнецы скоро уйдут в финансовый плюс. Они приоделись, сделали дорогие подарки родителям, и в жизни всё стало приобретать привычный характер. Фред знал о том, что произошло в Отделе Тайн только по рассказам. Минерва Макгонагалл, зашедшая однажды на ужин в Нору, рассказала о том, что все члены Отряда Дамблдора, участвовавшие в той битве, целы. Казалось, декан в один момент и ругала своих учеников, и восхищалась их смелостью и отвагой. Это была первая новость из Хогвартса, и Фред едва слышно застонал от облегчения. Он изводил себя догадками о том, как сильно пострадали приятели, и конечно же, Гермиона. Близнецы давно поняли, что происходит. Это было достаточно редким явлением, но в тот вечер, когда Гермионе причинили сильную боль, на теле Фреда проросли цветы. Несколько крохотных ромашек на спине, прямо сквозь кожу. А затем проявилась тонкая полоса распускающихся соцветий поперек груди. Это было неприятно, ощущалось чем-то чужеродным, цветы будто бы замедляли ток крови по венам парня, и он чувствовал себя всё хуже и хуже, пока ближе к вечеру ромашки не опали. Все до единой. Судя по всему, Гермиону залечили и подлатали, и Джордж, меняющий один компресс на лице брата на другой, наконец-то вздохнул с облегчением. Сегодня же семья собралась, чтобы встретить учеников с Хогвартс-экспресса. Им заранее сообщили не переходить на платформу 9 и ¾, и они столпились на вокзале Кингс Кросс в окружении таких же магов, чувствующих себя неудобно в маггловской одежде. Но близнецы все равно выделялись в своих новых, с иголочки, зеленых куртках из змеиной кожи. Они подшучивали друг над другом и хулиганили, издеваясь над магглами рядом. У одного мужчины они сделали невидимым чемодан, у пожилой серьезной дамы ветер, направленный Джорджем, растрепал всю прическу, и шпильки из её волос разлетелись по платформе. Девушке с ярким макияжем, громко лопающей пузыри из жевательной резинки со скучающим видом, они с помощью магии нарисовали кошачьи усы на щеках, ничем не смываемые. Впрочем, они пропадут сами собой спустя несколько дней, но девушке явно пришлось бы попотеть в попытках их оттереть до этого. Увлёкшись, Фред и Джордж не сразу заметили, что к родителям присоединились Грюм, Тонкс и Люпин, и мать укоризненно шикала на сыновей, пытаясь призвать их к порядку. Осунувшийся Люпин вдруг улыбнулся, и легким движением палочки, замаскированной под бутылку воды, вернул бедолаге магглу его чемодан, проявив его. В этот момент на станции стало еще более шумно, чем раньше. Внимание простых людей отвлекалось всеми способами от школьников, которые небольшими группами преодолевали барьер, разделяющий платформы 9 и 10. Магические семьи забирали своих чад и удалялись с вокзала, не обращая никакого внимания на суету магглов. Впрочем, семьи типа Малфоев — сегодня здесь была только Нарцисса — держались подальше от подобного сброда и еле сдерживались от того, чтобы не сморщить нос в такой обстановке. Умело скрывая нетерпение, Фред старался не слишком часто смотреть на барьер, выискивая среди выходящих учеников золотое трио. Но вот рука об руку сквозь стену вышли Джинни и Дин Томас. Они коротко поцеловались на прощание, и Джинни скорее побежала обнимать мать. Близнецы переглянулись, рассмеялись, а потом по очереди обняли сестру. — Как же Майкл Корнер? И не стыдно тебе разбивать столько мужских сердец, сестрёнка? — Знаешь, Рон рассказал нам о том, как ты поймала снитч и выцапарала Кубок школы в последнем матче в этом году, так что в наличии у тебя сотни поклонников даже не сомневались, — добавил второй. Порозовевшая, Джинни цокнула языком. С одной стороны, ей было важно, что братья не осудили ее очередной выбор, но при родителях-то можно было не заострять внимание! Она тут же перевела тему и бросилась обнимать Тонкс и Люпина. В этот момент миссис Уизли вскрикнула и побежала обнимать Рона и Гарри, следом за ними — Гермиону. Пока Молли хлопотала над мальчиками, Гермиона ускользнула от них и подошла к близнецам, чтобы поздороваться. Только сейчас она почувствовала неловкость, и Грейнджер была вынуждена вытерерь вспотевшие ладони о штаны. Одновременно с этим Фреда начало едва заметно потряхивать, и Джорджу даже пришлось наступить ему на ногу. Это сработало. Братья одновременно подняли руки и помахали девушке, а потом вместе с ней включились в беседу, завязавшуюся между Грозным Глазом и Римусом. Фред смущенно улыбнулся Гермионе, пока та разглядывала его изменившийся стиль — новую прическу и дизайнерскую одежду, да даже осанка у близнецов стала иной. Едва заметно, Фред потянулся рукой в руке Грейнджер, и та не отдёрнула свою. Касание отдалось трепетом в сердцах обоих подростков. — Хей, — улыбнулся ей Фред, чувствуя, как рисунок татуировки на его груди оживает и двигается, покрывая еще большее пространство. — Привет… — последовал ее тихий ответ. Для Гермионы это было впервые, поэтому легкую щекотку на бедре она не восприняла всерьёз. К тому же Грейнджер до сих пор не слышала, ни о сказании о Любящих, ни о магах с татуировками цветов, поэтому чуть позже ей предстоит сильно удивиться и потратить немало времени, изучая рисунок, возникший вдруг на её коже. Но Судьба делала своё дело. Настал момент и Гермионе осознать свою влюбленность, поэтому на ее теле отныне расцветала россыпь колокольчиков.