Киприан и Иустина

И понял Киприан, что только в Боге может он найти свое спасенье. Раз уж Всевышний не погубил его со всеми его беззакониями, то даже душа колдуна не такая уж пропащая. Глубоко переосмыслив свою прежнюю жизнь, маг решил, что должен немедленно покаяться и вымаливать прощение у добрых христиан, пока не поздно, и тогда, возможно, врата Царства Божьего смогут открыться и для него. На рассвете бывший колдун явился в церковь, ища свиданья с епископом. На пороге храма мужчину встретил церковный служка, и, лишь завидев его, отрок бежал, испугавшись не столько самого колдуна, сколько дурной славы, которая все еще окутывала его и шла впереди него семимильными шагами. Но Киприан не досадовал на это. Он понимал, что очень скоро все изменится, и у людей, которые ранее чурались его, как чумы, и были при этом правы, больше не будет причин его бояться. Направившись к диакону, он поведал о своем желании принять Святое Крещение. Дьяк выслушал его внимательно, но под конец его речи брови священнослужителя нахмурились, а губы сжались в строгую линию, в душу ему сразу закрались недобрые опасения. Уж слишком скверная слава была за антиохийским волхвом, слишком часто он опутывал наивных людей сетями своего обмана, и теперь невелико было к нему доверие. Вот и сейчас, к прискорбию, никто не мог ему так запросто поверить, ожидая какой-то каверзы, сокрытой под якобы добрыми намереньями. - Шел бы ты лучше, Киприан, своей дорогой. Слишком много зла ты творишь среди язычников, так оставь хотя бы христиан в покое, - проговорил диакон, покачав головой. – Вот уж не знаю, что ты задумал… Но нечего смущать паству своими черными помыслами. В первую очередь язычник, получив отказ, уж было, рассердился. Он ведь привык достигать поставленной цели любой ценой и в кратчайшие сроки добиваться своего. Но ему удалось на корню погасить начавший разгораться гнев, и он испросил встречи самим епископом, чтобы исповедать все свои тайны и доказать тому искренность своих намерений. Да только и епископ тоже отнесся к рвению Киприана с подозрением, но не отказал, а предложил повременить. Все, за что ни брался Киприан Антиохийский, все выполнял безукоризненно, не зная полумер и середины между черным и белым. Он мог быть или очень злым человеком, или очень добрым, но только не заурядным, не «теплохладным». И раз уж он решил доказать людям и себе, что может стать добропорядочным христианином, им было решено привселюдно продемонстрировать отречение от своего прошлого. В тот же день на главной площади Киприан совершил сожжение всех своих колдовских свитков и гримуаров. Очищающее пламя беспощадно уничтожило страницы, некоторым из которых было более тысячи лет, все, написанное на них, кануло в небытие, пепел развеялся по ветру, а в небо поднялся столб черного дыма. После сожжения книг, поглазеть на которое собралось немало горожан, Киприан истово просил прощения у людей за все то зло, которое он им умышленно причинил. Только вот среди множества лиц в толпе, удивленных, ошеломленных и одухотворенных, он не увидел одного, которое ожидал и хотел увидеть. Дева Иустина не пришла в тот день полюбоваться на редкое зрелище. На следующий день бывший чернокнижник встретил праведницу в церкви. - Здравствуй, Иустина, - привечал он ее. – Что ж, не видала ты вчера, как я расправился со всеми своими бесовскими книгами? Этим жестом я окончательно и бесповоротно покончил с черной магией, и одновременно избавил своих последователей от соблазна воспользоваться запретными учениями. - Нет, я не ходила вчера на площадь. У меня были другие хлопоты… - ответила девушка и словно почувствовала, что мужчину задело то, что она, якобы, пренебрегла его торжественным становлением на путь истинный. Словно бы он для нее старался, а она и не рада… – Я очень рада за тебя, Киприан, - продолжила христианка. – Вчера я была счастлива возносить Господу молитвы о спасении твоей души, - а о том, что творилось на площади ей поведали нищие, которым дева раздавала щедрую милостыню. - Но не торопись, брат мой, ты еще не смирил свое сердце. Ты рьян и горяч, и в тебе до сих пор пылает гордыня… Помни, что никому ты не должен стараться что-то доказать, ни горожанам, ни, тем более, мне. Неважно, пред лицом скольких людей ты отречешься от козней лукавого, главное, чтобы ты сделал это пред лицом Бога. Важно то, что сокрыто в душе, а не выставляется напоказ. - Я уже просил твоего прощения, Иустина, но не знаю, достоин ли я его… И простят ли меня люди? Слишком много я грешил против них. На их месте я сам вряд ли дал бы себе второй шанс… - Бог простит тебя так же, как и ты готов простить чужие прегрешения… А я тебя уже простила. Этого достойно искреннее сердце. В церкви Киприан стоял наравне с другими верующими, внимая проповеди с радостью и умилением, и каждое слово отпечатывалось в его душе. Когда же дьяк попросил нехристиан выйти из храма, бывший волхвователь наотрез отказался уходить. - Прошу, не изгоняй меня, раба Христова. - Не могу, Киприан, ведь ты язычник, а не христианин. - Я отрекся ото всех языческих божеств. Жив Христос, Бог мой, сохранивший деву Иустину чистой, изгнавший от меня диавола и смилостивившийся надо мной. Не гони же ты меня из церкви, пока я не стану христианином. Диакон тут же сообщил об этом епископу, и владыка, видя такое усердие, принял решение крестить Киприана в тот же день. Трижды окунувшись в купель, чародей отринул былое и словно заново родился. Ежедневно доказывая силу своей веры, он был уже через неделю поставлен во чтеца, через две – в иподиакона, через месяц – в диакона, а через год – во священника. Используя свою великую мудрость и приобретенные знания во благо, Киприан стал доблестным воином Христовым и положил свою жизнь борьбе со всяким проявлением бесовских козней. Ведь никто не был так близко знаком с происками злых сил, как тот, кто некогда сам с ними знался… Как священнослужитель следил он, чтобы не совершалось преступлений ни против Бога, ни против людей, чтобы пресекались всякие беззакония. Он вел благочестивую жизнь, достойную святых, и лучше всяких проповедей для горожан был его личный пример. Практически все они отказались от языческих богов, ведь если даже почитаемый ранее жрец признал, что прежнее идолопоклонничество – ничто пред лицом христианской веры, то что уж было говорить о простом люде. Если бывший чернокнижник отказался от своих учений, огласив их ересью, то и тем, кто пытался наследовать ему и достичь его мастерства, нужно было оставить тщетные попытки, и заняться добрым делом. Праведники возлюбили его, как мудрого и справедливого священника, а лиходеи трепетали перед одним его именем. Потому что Киприану уже однажды удалось победить худшего из злодеев – самого себя. Спустя несколько лет в Антиохийском городке и близлежащих землях все языческие храмы стояли пустыми, некому было посещать их, совершать ритуалы и приносить подношения богам. Жизнь людей стала спокойнее и счастливее, потому что помыслы просветлели. А за тем, чтобы не вершились здесь происки сатаны, бдительно следили Киприан и Иустина. От старости умер отец Иустины, а вскоре за ним ушла и мать. Но дочь не лила горьких слез, зная, что на все воля Божья, а молилась за упокоение их душ. На погребении матери дева встретила иерея Киприана, с которым им давно не доводилось побеседовать. - Ушли мои добрые родители, - тихо вздохнула она, - больше ничто не держит меня в светском мире. Есть у меня желание взять все свое наследство и построить женский монастырь, в котором смогут собраться девы, желающие в тишине и покое посвятить свою жизнь служению Христу. - Хорошая идея, мудрая, - согласился священник. – Да будет так. И основала святая Иустина женский монастырь, где была избрана игуменьей и призрела вдов и сирот, бедных и богатых христианских дев, желающих принять постриг в монахини.