Ради тебя

Казалось, время застыло. Исчезло. Казалось, можно было стоять так целую вечность — прикипев взглядом друг другу и не нарушая ни единым звуком невесомую тишину. В голове у Гермионы снова и снова эхом повторялись его слова: «Я люблю тебя». А ведь еще несколько секунд назад она и представить не могла, что услышит их от него… Да нет же! Неправда. Гермиона знала, что именно так все и случится. Чувствовала. В какой-то момент их мысли, их чувства словно вышли за пределы души, тела и повисли в воздухе, став совершенно очевидными, почти физически осязаемыми. И, наверное, именно поэтому Малфой так легко произнес свое признание — он тоже чувствовал, что испытывает она. Может, он понял это даже раньше самой Гермионы, потому что ей сложно было вот так вот просто осознать и поверить, что огонь, внезапно вспыхнувший в груди зажег именно Драко Малфой. — Гермиона, — сдавленно прошептал он наконец, и Гермиона вздрогнула, выныривая из размышлений. Малфой чего-то ждал. Ответа? Но что она могла сказать? Чтобы понять, что именно она испытывает к нему и насколько это серьезно нужно время. Но… Нет, у нее ведь не осталось времени! Весь ужас ее положения, о котором удалось забыть на несколько минут вновь нахлынул на Гермиону, сковывая тело, вставая огромным комом поперек горла. — Я… — попыталась заговорить она, но слова не шли, вместо этого к глазам настойчиво подбирались слезы, и Гермиона несколько раз быстро моргнула, чтобы смахнуть их. — Я… Пальцы Малфоя обвили ее запястье и легонько сжались, словно давая понять, что он с ней, что он слушает. И, наверное, именно это движение, именно его участливый взгляд заставили ее сдаться, отбросить маску бесстрашного воина и выпалить, не сдерживая больше слез: — Я боюсь! Я так боюсь… Я не хочу умирать! Малфой рывком притянул ее к себе и крепко обнял. — Тихо, тихо, не плачь, — быстро шептал он ей на ухо, мягко поглаживая рукой растрепанные каштановые волосы. — Не плачь, Гермиона. Послушай сейчас очень внимательно то, что я скажу и запомни. Чтобы не случилось — помни мои слова: ты не умрешь. Я не позволю. Я не позволю им… Малфой ласково коснулся губами ее виска, и Гермиона невольно закрыла глаза, с удивлением отмечая, как отступает охватившее ее отчаяние. Его губы неспешно перемещались вниз по ее лицу, оставляя на своем пути — на скуле, на щеке — множество легких, невесомых поцелуев, забирая по крупице ее боль. Гермиона прекрасно осознавала, что с каждым поцелуем Малфой все больше приближается к ее губам, но мысли остановить его не возникало. Наоборот, ей хотелось, чтобы он наконец преодолел оставшиеся сантиметры, хотелось почувствовать тепло его губ на своих. Ей было нужно это. Очень нужно. Как только губы Драко коснулись ее губ, в голове словно взорвался десяток фейерверков, а измученный горестными мыслями разум погрузился в спасительный волшебный туман. Сердце настойчиво рвалось из груди прочь, на волю, воздуха не хватало, отчего голова кружилась все сильнее, но Гермиона, судорожно втягивая носом воздух, лишь сильнее льнула к этому юноше, который совершенно неожиданно стал для нее спасением, лучом света в темноте, которая, казалось, сомкнулась вокруг нее уже навсегда… — Гермиона… — хрипло прошептал он, оторвавшись ненадолго от ее губ, то ли восторженно, то ли удивленно, а потом вновь накрыл ее губы поцелуем. Его руки то блуждали вдоль спины Гермионы, прижимая к себе ее дрожащее тело, то поднимались к лицу, нежно обхватывая его ладонями, поглаживая кожу кончиками пальцев. Дышать становилось все сложнее, и, несмотря на то, что холод камеры давно отступил под силой разгорающегося внутри нее пламени, Гермиона как и раньше дрожала в его руках, недоумевая, ЧТО же с ней происходит? Что он делает с ней? И почему ей этого так мало? Наверное, подобная мысль посетила не только Гермиону, потому что в какой-то момент руки Малфоя, опустившись в очередной раз на ее талию, не вернулись обратно вверх, а скользнули под плотную ткань свитера, обжигая касанием и без того разгоряченную кожу. Гермиона вздрогнула, с трудом удержав протяжный стон, едва не слетевший с губ. Затуманенный разум пытался подать голос, напоминая о том, что она должна остановить Малфоя, что она уже и так много позволила, но то ли голос был слишком слаб, то ли Гермионе вовсе не хотелось его слышать — она даже не пыталась последовать его совету. Руки Малфоя, задержавшись на мгновение на талии Гермионы и не встретив сопротивления, стали медленно подниматься вверх по гладкой коже ее спины. То же самое движение, что и минуту назад, только грубая ткань свитера больше их не разделяла. То же самое движение, но ощущения совсем другие: жар, исходящий от его рук, нежность его касаний заставляла огонь внутри пылать еще сильнее, а тело млеть, таять. И желать еще большего. На этот раз она не сумела сдержать стон. — Все в порядке? — услышала Гермиона шепот Малфоя возле своего уха. — Или хочешь, чтобы я остановился? — Нет… — Гермиона распахнула глаза и встретилась взглядом с с Малфоем. Она еще ни разу в жизни не видела его глаз так близко. Еще ни разу в жизни они не казались ей такими бездонными. — Не останавливайся… Едва заметная улыбка коснулась губ Малфоя, и он снова ее поцеловал. Руки, уже полностью исследовавшие ее спину и плечи, теперь медленно перемещались вперед, следуя вдоль тонкой полоски ткани бюстгальтера. Еще один ее судорожный вздох разбил тишину — это его ладони накрыли ее грудь, а губы соскользнули с ее губ, опускаясь ниже, едва ощутимо прикасаясь к чувствительной коже шеи. Не прерывая своего занятия, Малфой мягко сделал шаг вперед, прямо на Гермиону, заставив ее отступить назад. И еще шаг, и еще. Когда бетонное подобие кровати уперлось твердым краем Гермионе в икры, Малфой легонько толкнул ее вперед, заставив сесть, а сам опустился перед ней на каменный пол и, заглянув затуманенным взглядом в глаза, прошептал: — Гермиона, ты будешь моей?.. Ты позволишь мне?.. Она чувствовала, как его руки ухватили край ее свитера и потянули вверх. Сказать бы «нет», оттолкнуть его, вырваться, убежать. Отвернуться, не позволяя ему очаровывать себя своим пронизывающим душу взглядом, закрыть уши, чтобы не слышать этот голос, одно звучание которого заставляет покрываться кожу мурашками… Но она уже не сможет. Поздно. Чуть подавшись вперед и приподняв руки, Гермиона покорно позволила Драко снять ее неказистый наряд, а потом, едва ткань перестала закрывать ей лицо, устремила на юношу немного встревоженный взгляд: а вдруг увиденное разочарует его? Но беспокойство было напрасным — его глаза сияли восхищением. — Гермиона, если бы только знала, как много для меня все это значит… И как много значишь для меня ты… На миг ей показалось, что в его голосе были слышны нотки какой-то непонятной безысходности, но задуматься над этим впечатлением не успела: Малфой рывком поднялся на ноги и, нависнув над ней, накрыл ее губы нетерпеливым поцелуем. Тело вмиг отозвалось, вспыхнув жарче прежнего, и она ответила на его поцелуй с такой же страстью. Не было больше смысла сдерживаться, скрывать свое желание. Она ему поверила. Доверилась. Целиком и полностью. И поэтому когда его руки легли ей на плечи, мягко толкая вперед, она не задумываясь поддалась и опустилась голой спиной на грубую мешковую ткань. Такая постель никак не напоминала нежные шелковые простыни, но ей было все-равно. Ей было не до этого. Его губы снова скользили вниз, вдоль ее шеи, целовали ямочку возле ключицы, и спускались еще ниже, туда, где тонкая ткань бюстгальтера все еще прикрывала грудь, но не скрывала затвердевших от возбуждения сосков. Они — эти теплые губы — просто сводили ее с ума, заставляя забыть о стыде, о рациональности, обо всем на свете. Кроме них. И кроме их хозяина, конечно же. Когда его пальцы, совсем осмелев, сдвинули вверх чашку бюстгальтера, освобождая грудь и тут же захватывая аккуратный сосок губами, Гермиона снова не сумела сдержать стон. Ее тело бесстыдно выгнулось вперед, навстречу его губам, и она услышала, будто сквозь пелену, будто откуда-то издалека его шепот: — Моя девочка… Моя ты хорошая девочка… Ее грудь вновь была под его теплой ладонью, а сам Малфой сдвигался ниже, прокладывая дорожку из поцелуев в направлении ее пупка. Нет, ниже… Еще ниже. Желание, заворачивающееся в тугой клубок внизу живота, все росло и росло под его нежными поцелуями, окончательно растворяя голос разума. И когда Драко расстегнул пуговку ее джинсов, когда потянул их вниз, она лишь приподняла бедра, чтобы помочь ему их снять. Не было больше ничего, что могло бы ее заставить остановиться. Заставить остановиться их… Несколько мучительных секунд без его тепла, пока он, не отрывая от нее горящего взгляда, избавлялся от собственной одежды, а потом он снова рядом с ней. Его нежные руки снова касаются ее тела — изучают, ласкают, доводят до изнеможения; его губы целуют, шепчут что-то нежное, что-то чудесное, что-то безумное и очень нужное ей… И Гермиона понимает — все происходит так, как должно быть. Все хорошо. Все правильно. Она позволит ему сделать ее своей, она будет ЕГО девочкой, как он и хотел… Ведь она хочет того же… И их разгоряченные тела сплетаются, делятся теплотой, страстью. Нежностью. Границ больше нет, нет запретов, лишь абсолютная близость, лишь бесконечный полет ввысь. Туда, где нет места страхам и переживаниям. Туда, где по-настоящему хорошо. Ей так хочется, чтобы эти мгновения никогда не закончились, но разве есть в мире хоть что-то нескончаемое? Нет. Но Гермиона старается не думать об этом, она лишь сильнее обнимает его плечи, сильнее прижимается всем телом к нему, растворяется в собственных ощущениях и время будто замирает, не смея потревожить их... А потом Гермиона слышит его имя, невольно слетевшее с ее губ, а сама она будто взрывается ярким феерверком. Тоже самое происходит с ним. Вот и все, момент высшего физического единения достигнут, теперь она принадлежит ему, Драко Малфою. Он улыбается ей, все еще тяжело дыша, нежно целует кончик носа, и наконец отстраняется. Ложится рядом на спину, не замечая, как она начинает дрожать. От холода, или от чего-то еще… Ошиблась — он заметил. Повернулся на бок лицом к ней, притянул к себе и обнял. И ей снова стало тепло. *** Звук поворачивающегося в замочной скважине ключа заставил Гермиону мгновенно вынырнуть из состояния полудремы, в которое она погрузилась, согретая объятиями Драко. Сбросив рывком его руку, она бросилась искать свою одежду. Время было не на ее стороне — она успела лишь натянуть трусики и схватить свой свитер, которым и прикрыла обнаженную грудь, когда дверь со скрипом отворилась. Тяжело дыша и густо покраснев, Гермиона обернулась и тихо охнула — на пороге стоял Рон Уизли. В дорогой угольно-черной мантии, с волшебной палочкой в руке. Что ж, видно Волан-де-Морт и в самом деле высоко оценил заслуги ее бывшего друга… Рон едва ли зацепил Гермиону взглядом, словно она вообще его не интересовала. Словно ее вид — сидящей в постели, красной как рак, прижимающей к груди похожий на тряпку грязно-серый свитер — не порождал ни единого вопроса. Куда больше его, похоже, интересовал Драко, который, в отличии от взволнованной Гермионы никуда не торопился и не смущался собственной наготы. Бросив на Уизли безразличный взгляд, Малфой вздохнул и неспешно потянулся за одеждой. — Побыстрее давай, Малфой, — буркнул Рон, отводя глаза в сторону, чтобы не наблюдать за процессом одевания. Малфой лишь кривовато ухмыльнулся и продолжил в прежнем темпе. — Что происходит? — Гермиона с недоумением посмотрела на Драко, а потом на Рона, но ни один не удостоил ее ответом. Рон лишь бросил на нее короткий свирепый взгляд и снова принялся изучать стену, а Малфой, сосредоточенный на застегивании пуговиц мантии, казалось, вообще не услышал вопроса. В груди у Гермионы неприятно заныло, она чувствовала сердцем, что Малфой намеренно отгораживается от нее. Почему? И что надо предателю Рону от него? Пока что ей ничего не оставалось кроме как наблюдать. И ждать. Застегнув последнюю пуговицу на мантии, Малфой, так и не взглянув на Гермиону, направился к Рону. Гермиона уже открыла рот, чтобы вновь позвать Драко по имени, но в этот миг случилось то, от чего дар речи у нее пропал: Уизли достал из кармана вторую волшебную палочку и протянул Малфою. Объяснений этому могло быть только два: либо Рон на их стороне, либо… Либо Драко… Гермиона не желала даже мысленно озвучивать второй вариант — он не мог. Не мог обмануть ее. Зачем ему это? А потом он наконец посмотрел на нее — несмешливо, холодно. — Ты хотела что-то спросить, Грейнджер? — спросил он, презрительно скользнув взглядом по ее голым поникшим плечам. И она все поняла. Понимание захлестнуло ее вместе с гигантской, смертельной волной отчаяния. Он ее обманул. Использовал. В голове пронеслись воспоминания: его теплый взгляд, нежные руки, признание в любви… Неужели все ложь? Неужели можно ТАК лгать? Неужели есть люди, для которых не существует ничего святого?.. — Ты солгал… — скорее констатировала она, чем спросила, с трудом сдерживая слезы, и не замечая, что сжимает свитер с такой силой, что костяшки пальцев побелели, как мел. Насмешливая ухмылка Малфоя стала шире. — Неплохо соображаешь. Но ты же всегда была умной, да? — Он сделал неприятный акцент на слове «умной». — Удивляет другое: как ты могла поверить, а? Как получилось, что ты повелась, Грейнджер? Неужели в самом деле думала, что я, Малфой, мог бы влюбиться в… в тебя. Он презрительно выплюнул последнее слово, снова демонстративно ощупав ее пренебрежительным взглядом. — Наверное, не такая уж ты и умная, — тихо добавил он, внимательно наблюдая за отражающимися на ее лице эмоциями. А они отражались, Гермиона не сомневалась. Эмоции, чувства — боль, отчаяние, злость — просто распирали ее. — Ненавижу… — одними губами прошептала она, уничтожая Малфоя взглядом. — Что? — переспросил, хотя все он понял — Гермиона знала, видела это в его глазах. На мгновение ей показалось, что это был страх, но она, конечно же, ошибалась. С чего бы ему бояться ее ненависти? Просто, наверное, любому человеку — даже такому как он — неприятно услышать подобное признание.  — Не-на-ви-жу тебя! — теперь уже громче прошипела она. — Жалкое ты ничтожество! Подонок! — Да ладно! А когда ты стонала подо мной, у меня немного другое впечатление сложилось. Гермиона, позабыв, что на ней почти нет одежды, но все еще прижимая к груди свитер, сорвалась на ноги с явным намерением наброситься голыми руками на ненавистного Малфоя и разодрать в кровь это нахально ухмыляющееся лицо. — Так, Грейнджер, стоп! — Малфой вмиг посерьезнел и предостерегающе вытянул вперед волшебную палочку. — Не глупи. Я ведь могу сейчас использовать что-то вроде Петрификус Тоталус и что тогда? Твои пальчики разожмутся, твой свитер упадет и… А впрочем… — Он снова ухмыльнулся и покосился на Рона. — Чего мы там не видели, да, Уизли? Закипая еще сильнее Гермиона, все же остановилась, а Рон, помрачнев еще больше, пробормотал: — Да пошли уже. Лорд ждет тебя. И тут Гермиона словно только вспомнила о его присутствии. Она перевела на него пылающий взгляд, а вместе с тем и вся ее ярость вмиг перенеслась на него. На ее бывшего друга. Лучшего друга… Когда-то она любила его, когда-то она верила, что он хороший человек, но как же она ошиблась. Мерзкий, отвратительный, продажный… Вот какой он — ее бывший лучший друг. — О, Рон… — прищурив взгляд, протянула она обманчиво сладким голосом. — Давно хотела спросить и вот шанс наконец выпал: каково это? — Что? — Рон исподлобья посмотрел на нее. — Быть предателем — каково это? Рон упрямо вздернул подбородок и, посмотрев ей в глаза, проговорил: — А шлюхой? Шлюхой быть, бесплатной подстилкой — это каково, а? Гермиона почувствовала, как новая порция краски приливает к лицу. Так вот как он это видит? О, Мерлин, но как же… Ведь все не так. Совсем не так! Слезы опять пробивались к глазам, а слова — наоборот — застревали в горле, и она так и стояла посреди мрачной камеры, беспомощно открывая и закрывая рот и хлопая глазами. — Ладно, пошли, — Малфой коснулся локтя Рона и, бросив на Гермиону еще один быстрый взгляд, вышел из камеры. Рон последовал за ним, дверь захлопнулась, закрылся замок и Гермиона осталась наедине с собой и со своим отчаянием. Униженная, растоптанная, беспомощная. Пальцы, сжимающие свитер, наконец разжались и ткань полетела вниз, вслед за ней и сама Гермиона рухнула на на пол. Сгорбив спину, уткнувшись лицом в колючий свитер, она беззвучно плакала. И лишь подрагивающие плечи могли бы выдать случайному наблюдателю ее плач.