Ради тебя

Гермиона уже второй час почти неподвижно лежала на прикрытом куском мешковой ткани бетонном возвышении, служившим подобием кровати для невольных гостей подземелий Малфой Мэнора, и глядела в потолок обреченным взглядом. Она попала в плен… И это конец. Она попала в руки захвативших магическую Британию нелюдей, и не стоит теперь строить каких-либо наивных иллюзий по поводу собственной судьбы: ее казнят в самом ближайшем будущем. Соберут толпу народу, как уже не раз это делали, и устроят отвратительное представление под названием «смерть врагам волшебного мира». Причин сомневаться не было, именно это и пообещал ей Волан-де-Морт во время короткого разговора в гостиной Малфой-Мэнора, где ее пытались заставить преклонить колени перед ним, прежде чем бросить в подземелье. — Ну же, на колени, тварь, — рычал, брызжа слюной, один из Пожирателей Смерти, которому повезло доставить своему хозяину такую желанную добычу. Он больно сдавливал плечо Гермионы, заставляя покориться, но она в ответ старалась лишь сильнее выровнять спину и повыше поднять голову. Им Гермиону Грейнджер не сломать: не встанет она на колени перед этим монстром. Не склонит головы перед убийцей Гарри. Гарри… Это была, наверное, ее самая сильная боль. Самая страшная потеря. И еще горестней была она от того, что причиной случившегося стало предательство. Предательство лучшего друга. История повторилась: отца Гарри предал Питер Петтигрю, которого тот считал другом, а самого Гарри — Рон Уизли. Гермиона долго не могла поверить, что это случилось. Ведь это же они вместе с Роном уводили раненного Гарри из Хогвартса, когда стало ясно, что битва проиграна. Это они рисковали ради него жизнью, как же могло случиться, что уже через месяц после этого Рон просто взял и цинично предал своего друга? Продал. Отвел слепо доверяющего ему Гарри прямо в руки Волан-де-Морта, а взамен, говорят, получил помилование и даже какую-то должность. Впрочем, если быть честной самой с собой, Гермиона догадывалась, почему Рон так поступил. Несколькими днями ранее по лагерю повстанцев пронеслась ужасная новость: в плен попала Джинни Уизли. Наверное, Рон надеялся обменять Гарри на сестру. Удалось ли ему это, Гермиона не знала. Но она не верила, что Джинни позволила бы спасать себя такой ценой. Нет, Джинни не преклонит колени перед Волан-де-Мортом. Как и Гермиона… Гермиона не только не опустилась на колени, она даже взглядом не удостаивала сидящего перед ней в походящем на трон кресле Волан-де-Морта. Вместо этого она внимательно вглядывалась в выстроившихся по сторонам от хозяина прислужников Темного Лорда, надеясь заметить среди них рыжеволосую голову бывшего лучшего друга. Она хотела взглянуть ему в глаза, хотела заставить его посмотреть в глаза ей. Хотела увидеть, есть ли в нем хоть капля раскаяния и сожаления о содеянном. Но Уизли не было. Зато вместо него она заметила другого своего однокурсника: заносчивого слизеринца Драко Малфоя. Тело словно пронзило током от неожиданности — она забыла, что он тоже здесь, что он один из НИХ. Вот уж кто должен позлорадствовать ее плачевному положению от души — так это Малфой. Он ненавидел Гермиону с первого курса, презирал за нечистокровное происхождение… Но, как ни странно, Малфой смотрел на нее без малейшего намека на злорадство. Скорее, то что она видела в его глазах было… Жалостью? Или даже сочувствием? Но разве это возможно? Ответа Гермиона не знала, но внезапно поняла, что ей в самом деле хотелось бы, чтобы это тепло его взгляда не было иллюзией. Наверное, ей просто очень хотелось верить, что в этом зале есть хоть кто-то не желающий ей смерти. И, наверное, Малфой, несмотря на все, подходил на эту роль лучше других. — Так что же, мисс Грейнджер не желает склонить голову перед повелителем? — услышала она высокий, насмешливый голос и невольно перевела взгляд на бледное, похожее на восковую маску лицо Волан-де-Морта. — Не слишком ли много гордости для обычной грязнокровки? По залу пронеслись ехидные смешки, но Волан-де-Морт поднял белую костлявую руку и в помещении вмиг воцарилась тишина. Гермиона тоже молчала. Ей нечего было ему сказать, да и вряд ли он ждал от нее ответа. — Не знаю, поверите ли вы, мисс Грейнджер, если я скажу, что рад нашей встрече, но это действительно так. Я рад. Вы — важное звено повстанческого движения. И мне гораздо больше нравится, когда вы стоите здесь, передо мной, пусть и не преклонив колени, чем когда вы бегаете где-то там, в лесах и пытаетесь помешать возрождению здорового магического общества. Но, должен признаться, еще больше мне понравится увидеть вас ровно через неделю на хогсмидской площади, где, наконец, и оборвется ваша жалкая жизнь. И мы станем еще на шаг ближе к очищению волшебного сообщества от подобной вам грязнокровой заразы. На последних словах голос Волан-де-Морта куда больше походил на змеиное шипение, чем на человеческую речь. Даже теперь, лежа в одиночестве в своей камере, Гермиона вздрагивала, вспоминая этот жуткий голос. И пылающий красным огнем бездушный взгляд. Здесь, в камере, слабо освещенной одним лишь волшебным летающим фонарем, плавно покачивающимся под потолком, этот взгляд представлялся так живо, словно был настоящим, словно наблюдал за ней из полутьмы и ждал, когда она сдастся, когда зарыдает от бессилия, когда станет умолять о милосердии. — Никогда, — шепнула Гермиона в ответ своим страхам и постаралась отогнать мысли о Волан-де-Морте. Не так много времени у нее осталось, чтобы тратить драгоценные минуты на него. Где-то вдалеке послышались звуки шагов и приглушенные мужские голоса. Гермиона приподнялась на локтях и прислушалась — может, уже пришли за ней? Нет, вряд ли. Волан-де-Морт говорил, что ее казнят через неделю, а прошло пока что всего два дня. Но кто знает, что еще он мог придумать… Звуки приближались все ближе и ближе, пока наконец не стихли прямо за дверью ее камеры. Гермиона села и, кое-как стараясь взять себя в руки, хмуро уставилась на дверь. Кто там? Чего им нужно? Долго ждать ответа не пришлось. Спустя несколько секунд, Гермиона услышала звук открывающегося замка, тяжелая металлическая дверь со скрипом отворилась и в проеме показалась знакомая фигура… Несмотря на тусклое освещение, Гермиона узнала его в первую же секунду: идеальная осанка, платиновые волосы, высокомерное выражение лица. Без сомнения, это был Драко Люциус Малфой. Ее измученное сердце взволнованно встрепенулось и бешено забилось в груди. Еще бы — такой «сюрприз»! Прежде чем в голове Гермионы успела мелькнуть хоть одна догадка по поводу появления Малфоя, как того кто-то грубо втолкнул в камеру, а затем дверь за ним с грохотом захлопнулась. Снова звук поворачивающегося в замочной скважине ключа и, кажется, вновь звуки шагов. На этот раз удаляющихся. Малфой бросил быстрый взгляд на Гермиону, а потом с пренебрежением оглядел более чем скромную обстановку в камере, ненадолго задержав взгляд на слабо мигающем подпотолочном фонарике, и снова посмотрел на нее. Он казался необычайно напряженным и сосредоточенным, и Гермионе это не нравилось. Она чувствовала — этот визит ничего хорошего ей не принесет. — Что ты здесь делаешь? — спросила она, изо всех сил стараясь говорить ровным, спокойным голосом. Малфой прищурился и, казалось, задумался, стоит ли отвечать, но спустя несколько секунд Гермиона все-таки услышала его непривычно тихий, сдавленный голос: — Темный Лорд хочет, чтобы я убил тебя… Гермиона почувствовала, как кровь отлила от лица, как в один миг одеревенело тело. Так вот какую смерть выбрал для нее Волан-де-Морт — решил уничтожить руками младшего Малфоя. Но зачем? Судя по бледности и загнанному взгляду слизеринца, предстоящее задание его совсем не радовало. Не будь Гермиона его будущей жертвой, она, наверное, даже пожалела бы его. Но она была… Бросив на Малфоя враждебный взгляд, Гермиона попятилась назад, словно это могло хоть чем-то помочь. — Я не стану этого делать, — покачал головой слизеринец, невесело улыбнувшись. — Не бойся. — Не станешь? — недоверчиво переспросила Гермиона. — Но… зачем тогда пришел? Вместо ответа Малфой подошел к двери и, нажав на ручку, толкнул. Дверь не поддалась. — Видишь? — он снова повернулся к ней. — Теперь это и моя камера тоже. Темный Лорд не прощает непослушания. — То есть ты хочешь сказать, что Волан-де-Морт решил наказать тебя, заперев в моей камере? — недоумевала Гермиона — происходящее казалось ей неправдоподобным. — Но почему в моей? Неужели не нашлось свободной? Неужели в роскошном Малфой-Мэноре закончились свободные номера? — попыталась съязвить она. — Он сказал, что выпустит меня, когда приказ будет исполнен, — проигнорировав последнее замечание, объяснил слизеринец, и тут же поспешно добавил: — Но я все равно не сделаю этого, Грейнджер. Клянусь. Он казался искренним. Еще ни разу в жизни Гермиона не видела в глазах Драко Малфоя столько искренности, не слышала столько боли в его голосе. Он вообще мало походил сейчас на того Малфоя, которого она знала все эти годы. И внешне тоже: уставший взгляд, темные тени под глазами, и уже скорее не аристократическая, а болезненная бледность — он не выглядел больше таким холеным и красивым, как раньше. Но, как ни странно, именно сейчас он показался Гермионе по-настоящему привлекательным. Наверное, причина была в неожиданно проявленном им благородстве по отношению к ней. Или же в том, что стоя на краю пропасти, как никогда хочется чувствовать себя живой, способной на чувства. — Спасибо, — прошептала Гермиона и попыталась благодарно улыбнуться, затем подошла к заменяющему кровать возвышению и присела. Малфой кивнул и тоже опустился на корточки у стены. Некоторое время они молчали, лишь изредка бросая друг на друга быстрые взгляды. Гермиона пыталась понять, пыталась найти в его глазах ответ на вопрос: почему он отказался повиноваться Волан-де-Морту? Ничего разумного в голову не приходило, там вертелась лишь навязчивая неправдоподобная мысль о том, что она ему небезразлична. Гермиона понимала, насколько глупа эта мысль, но прогнать ее не могла. Слишком приятным было тепло, которое разливалось по груди, когда она позволяла себе хоть на мгновение поверить в это, слишком легко было забыть о собственном безрадостном будущем, когда воображение наполняло короткие взгляды Малфоя тайным значением. — О чем ты думаешь? — услышала Гермиона вновь его голос и будто очнулась. На его губах играла легкая полуулыбка, и Гермиона покраснела, подумав о том, какое, вероятно, мечтательно-глупое выражение лица было только что у нее. — Да так, ни о чем… — пробормотала она, мысленно удивляясь сама себе. Что с ней произошло? Неужели она и правда только что фантазировала о том, что у Малфоя есть к ней чувства? Неужели она и правда наслаждалась этими фантазиями? — Почему ты отказался выполнить приказ Волан-де-Морта? — озвучила она наконец не дающий покоя вопрос, глядя прямо в глаза Малфою. — А ты как думаешь? — ответил он вопросом на вопрос, не прерывая зрительный контакт. Гермиона почувствовала, что краснеет еще сильнее. И вновь ей казалось, что ее фантазии — это вовсе не фантазии. Что он задал свой вопрос не просто так. Не дождавшись ответа, Малфой медленно встал и направился к ней. Гермиона невольно тоже поднялась, удивляясь, как ускоряется стук сердца с его приближением. — Я никогда не смогу навредить тебе, — сказал Малфой, остановившись на расстоянии вытянутой руки. — Он знает это и именно поэтому хочет заставить меня это сделать. — Почему ты не сможешь навредить мне? — прошептала Гермиона, чувствуя, как ускоряется сердцебиение — то ли от его близости, то ли от его слов. На лице Малфоя мелькнуло удивление. — Разве не очевидно? — спросил он. — Ты действительно хочешь, чтобы я это сказал? Гермиона сглотнула ком, образовавшийся от волнения в горле, и кивнула. — Потому что я люблю тебя, Грейнджер, — просто ответил Малфой. — Люблю больше своей собственной жизни.