Полет над грозой

— Входите, Майкл, — бросил Эксман, оторвавшись от строчек «Portae Lucis», которую по привычке держал перед лицом. Книга тут же исчезла под грудой бумаг. Майкл нахмурился: ему предстоял тяжелый словесный бой, в котором он решил держаться до последнего. Генерал Эксман, начальник штаба ВВС, был незаурядной личностью. Для Майкла и это звучало мягко: не будь между ними огромной пропасти, он с чистой совестью назвал бы Эксмана личностью выдающейся. Генерал казался ему этаким фаустовским персонажем — не в последнюю очередь благодаря темным, слегка вьющимся волосам и прекрасному знанию латыни. Его боялись и ненавидели; непосвященный вряд ли бы понял, как мог этот энергичный, обаятельный человек вызывать в коллегах такие чувства. Причина крылась в том, что Эксман был чертовски умен и поразительно успешен. Семью годами старше Майкла, он смог достичь таких карьерных высот, какие показались бы внушительными даже «солдату времени», попавшему на высокую должность благодаря махинациям из будущего. Майкла пробирала дрожь, когда он пытался представить, сколько людей уже под властью Эксмана и как послушно они исполнят его волю, стоит ему слегка дернуть за нити. Самого Майкла ни разу не затронули эти опасные интриги: хоть он и был вторым заместителем Эксмана, тот не посвятил его ни в одно «темное» дело, да и общался с ним на темы отвлеченные. В отличие от коллег, у Эксмана было гуманитарное образование, из-за которого его тем больше не любили, и которое обеспечило бы ему блестящую гражданскую карьеру, но Майкл догадывался, почему Эксман избрал другой жизненный путь. Для гуманитария в нем было слишком мало гуманности. — Рад, что вы пришли, — заметил Эксман. Его губ коснулась улыбка — восхитительная, скромная, исполненная душевной доброты. Майклу всерьез казалось, что она оказывает на других почти гипнотическое воздействие. — Это не значит, что я согласен участвовать в ваших интереснейших затеях, — предупредил он. — Мне приятно, что вы считаете их интересными. — Если за подбор команды беретесь вы, значит, дело предстоит серьезное. Я прав? Эксман кивнул, подтвердив худшие опасения Майкла. — Вы, я думаю, хотите узнать, зачем я пригласил вас? — Мой ответ останется прежним. И, поверьте, это мое последнее слово. — Последним оно стало бы, если бы я держал пистолет у вашего виска, — сказал Эксман с прежней невозмутимостью. — Вы придираетесь к словам, — заметил Майкл, мрачнея все больше и больше. — Язык наш таков, что приходится пользоваться очень туманными фразами, чтобы выразить самую простую мысль, и придумывать сверхсложные определения тому, что очевидно. Поэтому... Эксман взглянул на Майкла с хитрыми искорками в глазах и продолжил: — ...поэтому я предлагаю не отвлекаться на посторонние темы и вернуться к главному. То есть к тому, что я хотел вам предложить. Генерал О’Хара едва сдержал тяжелый вздох. Эксман умел найти ключ к любому, с кем его сводила судьба. Самодовольные попадались на крючок его обаяния, слабые — на силу убеждения, а циники — на беспримерную практичность в вопросах обоюдной выгоды. — Итак, о предложении, — сказал начальник штаба, не дав Майклу опомниться. — Вы знаете, что ситуация на Ближнем Востоке очень волнует министра. В последнее время в зоне нашего контроля стали происходить неприятные вещи. В наших солдат стреляют, да и правящий режим постепенно отбивается от рук. Мирный договор фактически доживает свои последние дни... Майкла нисколько не тронули эти «откровения». Он знал, что выслушивает прелюдию к чему-то важному, и пока Эксман говорил, у него появилось немного времени для размышлений. Глядя на генерала, Майкл отметил, насколько внешнее порой не соответствует внутреннему. Вопреки очевидной циничности начальник штаба умудрялся сопровождать улыбкой почти все, что говорил — и даже то, что к ней совсем не располагало. Но и в такие моменты его глаза не теряли цепкий, холодноватый блеск, который выдавал в нем человека незаурядной воли. Майкл всегда считал, что Эксман гораздо умнее людей, воспринимающих всерьез все эти бесконечные политические игры. С другой стороны, генерал не давал повода усомниться в том, что воспользуется любыми средствами ради достижения своей цели. — Один вопрос, — уточнил Майкл, сцепив пальцы и готовясь к контрнаступлению. — Почему этими... как вы сказали... неприятными вещами должен заниматься именно я? — Я не сказал, что ими будете заниматься вы, — ответил Эксман, понизив голос, но оставив улыбку. — И я не требую от вас ничего, кроме маленькой услуги. — Что же я должен делать? — Вы посетите одну из наших баз в этом регионе. — И это все? — удивился Майкл, так и не дождавшись невиданных коварств. — Когда вокруг километры пустыни, а обстановка становится все напряженнее, наши бойцы могут почувствовать себя забытыми. Приедете, посмотрите базу, пообщаетесь с солдатами и офицерами — больше я не прошу ничего. — Вы что-то упустили, — усмехнулся Майкл. — Мне кажется, что поднятие боевого духа — не слишком подходящая причина для того, чтобы заместитель начальника штаба ВВС совершал такое путешествие. — Вы правы, — сказал Эксман, и блеск его глаз стал почти триумфаторским. — На самом деле до базы вы не доберетесь, потому что на полпути вас захватят в заложники. Губы Майкла дрогнули. Он в жизни не слышал настолько абсурдного предложения, которое смог парировать лишь слабым «что?» — Вас захватят в заложники, — невозмутимо повторил Эксман. — Вы, Майкл, и майор Джонсон, который любезно согласился мне помочь, сыграете ключевую роль в расторжении мирного договора. Вы знаете, что мы обсуждаем возможность новой военной операции. Если быть точным, все уже решено, и последнее препятствие тому, чтобы достойно ответить на диверсии повстанцев — это подходящий предлог. Предлог определяет многое: как отнесется к новой войне мировое сообщество, на чью сторону станет ООН и за кого проголосуют наши граждане на выборах. Согласитесь, захват генерала ВВС — не лучшее начало для того, что беспокойные журналисты окрестят «войной за свободу». Насчет технических деталей можете не беспокоиться. Вас «схватят» и отвезут в ближайший город, где вы пробудете два-три дня, после чего наша доблестная армия вернет домой своих героев, сделав несколько холостых выстрелов. Циничность Эксмана била собственные рекорды. Сбитый с толку Майкл внезапно осознал, что вот-вот встрянет в одну из самых дерзких эксмановских авантюр. — Знаете что, генерал? — выдохнул он. — Я не намерен становиться заложником доброй воли! — А по-вашему, — заметил Эксман, — тем, кто сейчас на базе, понравится, если вместо хорошо спланированной акции, в которой не пострадает никто, их — по плану, который уже одобрили — принесут в жертву ради того, чтобы расторгнуть договор? — Как... в жертву? — Не делайте вид, что слышите подобное впервые. Подкупить пару-тройку стихийных повстанческих отрядов, вооружить их и дать проникнуть на базу — план примитивен, но не менее действенен. Теперь вы понимаете, к чему приведет ваш отказ? При этих словах Майкла охватило сильное желание схватить Эксмана за шиворот и пройтись кулаком по его лицу. Генерал усмехнулся — так, словно сам умел читать мысли. — Это же низость и предательство. — Нет, Майкл, — парировал Эксман. — Это жизнь, прекрасная и многообразная. Подобные вещи стары, как мир, а вы удивляетесь, словно слышите о них в первый раз. — Думаете, вас оправдывает это картинное благородство? Да вам плевать на жизни солдат, лишь бы все было тихо и без шума! Если вы считаете, что у вас есть особое право распоряжаться чужими судьбами, то я с этим никогда не соглашусь. Поверьте на слово: когда-нибудь это станет первой проблемой человечества. — Вы такой умный человек, а опускаетесь до демагогии, — посмеиваясь, заметил Эксман. — Я всего лишь сказал вам правду. Неужели это вас так задело? — Да что вы, Майкл! Мы же с вами не дураки и не генерал Лесли. Только такие, как он, могут обижаться на правду, потому что им стыдно признаться, что они не те, кем себя мнят. А вы всегда приходите ко мне, как на битву с исчадием ада, и вам это, похоже, кажется естественным. При всей серьезности ситуации Майкл не мог не улыбнуться: Эксман с его колким взглядом и ехидной ухмылкой вполне бы мог претендовать на эту роль. — Вы считаете, что я и подобные мне люди не имеем права распоряжаться судьбами других людей? Возможно, если оценивать с точки зрения морали. Но разве можно этим оправдать бездействие? Неужели вы считаете, что мир стал бы лучше, если бы люди, несущие ответственность за его судьбу, вдруг отказались принимать решения только потому, что любой выбор неизбежно приведет к потерям и жертвам? Майкл смолчал. Эксман говорил рассудительно, и это бесило еще больше, чем если бы генерал нес откровенную чушь. Отказаться он не мог, но и сдаваться на чужую милость не хотел. Скромное контрнаступление началось с того, что Майкл извлек книгу Эксмана из-под кипы бумаг. — Предположим, я соглашусь, — сказал он, небрежно листая страницы. — Могу ли я выдвинуть пару-тройку своих условий? — Конечно, — ответил Эксман. Его губы слегка дрогнули, когда Майкл грубо согнул переплет. — Мне бы не хотелось, — начал Майкл, — чтобы в случае провала меня прикончили в какой-нибудь пустынной норе, а затем объявили погибшим в аварии или утонувшим на рыбалке. Ваши гарантии, что со мной и Джонсоном ничего не случится? Эксман не спешил с ответом. Майкл усмехнулся про себя: невинная затея с книгой вывела генерала из тонкого равновесия, служившего ему первоклассным щитом. — С вами ничего не случится, — наконец, ответил он. — Рад, что мы нашли общий язык, — Майкл демонстративно захлопнул книгу. — Удачной поездки, — улыбнулся Эксман. — Удачной войны. В глазах Экмсана вновь вспыхнули искорки. Попрощавшись, генерал вернулся к чтению, листая страницы с непринужденностью оркестранта, который просматривает партитуру. Майкл и раньше замечал почти музыкальную мягкость движений его рук, не характерную для людей, всю жизнь державших штурвал или таскавших винтовку. Смущала и привычка прятать запястья под манжетами, которой он никогда не изменял. Оказавшись в коридоре, Майкл задумался о том, чем окончится эта увертюра, где солировала флейта Эксмана, заманивая его и Джонсона в аккуратно расставленную ловушку.