Семь дней

Без тебя все не так. Без тебя все не так, Алекс. Ты не очень часто посещал мою квартиру. Но сейчас-то я точно знаю, что ты не придешь. Не улыбнешься с порога, не обнимешь после долгой разлуки. Не выдашь сумасшедшую идею, от которой я сначала посмотрю на тебя в замешательстве, а потом… соглашусь. На столе лежит твоя гитара. Гриф разбит, а струны жалобно стонут при прикосновении. Я понимаю, что, кажется, голоден. Дергаю дверцу холодильника. Оливки. Черные греческие. Я не люблю их, но их любил ты. Любишь ты. Ты обязательно поправишься Алекс. Нужно зайти за оливками в магазин. Пока твой организм питают капельницы. Но потом, когда ты вернешься, тебе будет приятно. Вчера я должен был встретиться с давним приятелем. Но я не пришел на встречу. Не успел. Забыл. Как я мог помнить о нем, когда перед глазами у меня стоял твой образ? Твои глаза? Я устало тру переносицу. В них было столько боли. Не вспоминай, Ник, не вспоминай. Не вспоминай, какие искры азарта могли плескаться в них. Как честно он смотрел на тебя. Лучше не вспоминай. Собирайся. Я не могу смотреть, но я должен навестить его. Пусть тебе все равно, пусть ты ничего не услышишь. Я должен ощущать, что ты рядом. Солнце, быстрота жизни. В сущности все так же как вчера. И мне так же нет дела до всего этого. Поймать такси, назвав адрес госпиталя. Меня не хотели пускать к тебе. Ты слаб, ты измучен. Но ведь со мной тебе будет лучше. Меня пропускают в палату. Я ожидаю увидеть все, что угодно, но только не это. Провода, трубочки… кислородная маска - твои легкие и так истерзаны астмой и обожжены сигаретами. Темные тени на тонкой коже век, тело, затянутое в бинты. Как ты можешь быть так невыносимо бледен? Я зову тебя. Но голос ударяется о бинты и аппараты. Ты не слышишь меня. Я беру тебя за руку. Да, она теплая. Теплая, Алекс. Ты ведь еще вернешься домой, Алекс, забежишь в студию звукозаписи? Я приезжаю в квартиру только вечером. Как будто воздух, напитавшийся событиями города, сможет очистить мои мысли от тебя. Заменить в них тебя. Я жадно вдыхаю кислород, но не могу им насытиться. Захожу в свою квартиру. Твои вещи. Джинсы и разодранная рубашка, которые я забрал из госпиталя. Я беру ковбойку в руки. Порванная ткань, разрушенный узор. Какие же следы остались сейчас на твоем теле? Сажусь на диван, вытягивая усталые ноги. А ты любил сидеть в этом уголке, поджав их под себя, будто стараясь занять как можно меньше пространства. Беру какой-то листок с журнального столика, хочется, чтобы что-то было в руках. Это лист, на котором ты маркером написал список песен. А я поверх ручкой набросал чей-то номер. Я часто писал на твоих листах, зачем? Хотя ты никогда не сердился по-настоящему. Я отбрасываю листок и утыкаюсь в руки, сложенные на подлокотнике. Еще сохранился твой, лишь мною уловимый запах. Свет одинокого фонаря проникает сквозь раму окна, разделяя пол на слишком ровные квадраты. Это сведет меня с ума, Алекс, сведет с ума.