Скажи, что ты видишь

Гермиона сжимает руки на коленях и хватает губами кусочек воздуха, сухо сглатывая. Ноги подрагивают от волнения, вся она находится в напряжении. Темный коридор приемной отдела снова давит на плечи не без помощи магии, и Гермиона ведет линией плеч, стараясь сбросить это с себя. Северус накрывает ее руку своей, слегка сжимая пальцы. Гермиона оборачивается. — Не беспокойся, — негромко произносит он, поглаживая ее ледяные пальцы. — Мы справимся. Гермиона сглатывает. — Что-то произошло, пока нас не было, — взволнованно шепчет она, — кто-то не хочет оставить тебя в покое, Северус. Все идет наперекосяк… — Тш-ш, — прикасается он губами к ее виску, — ни о чем не беспокойся, слышишь? Гермиона закрывает глаза, чувствуя тепло его поцелуя, и старается дышать ровнее. Они ожидают в приемной уже добрые двадцать минут, возле лифта стоят два мракоборца, не глядя на них, возле кабинета министра стоят еще двое. Мракоборцы почти не шевелятся, замерли, уставившись перед собой, совсем нет движения. Выглядят они так, словно кто-то забыл вставить четвертак в механизм робота, вынуждая безжизненную статую томиться до прихода очередного посетителя. Дверь кабинета министра с щелчком открывается, и Гермиона открывает глаза, реагируя на шум. Вдалеке виднеется фигура Гарри. — Обещай, что все будет хорошо, — внезапно просит Гермиона, совершенно не представляя, что ждет их обоих дальше. Северус сжимает ее ладонь. — Три домовика, — напоминает он, склонившись к ней, — и большой, красивый дом. Гермиона немного нервно смеется и коротко целует его, прикоснувшись пальцами к щеке. Она смотрит на Северуса, бегает лихорадочно взглядом по его лицу, словно старается запомнить каждую черту, запечатать ее в памяти так крепко, чтобы никогда ни за что не забыть. — Профессор, — голос Гарри холоден и строг. Северус оборачивается. Поттер стоит в нескольких метрах от них, не подходит ближе. Гермиона смотрит на друга, а сама руку Северуса отпустить совсем не может. Ей кажется, что нельзя этого делать. Ей кажется, что, отпустив его руку, что-то случится. — Вы первый, — кивает Гарри. — Идемте, министр ждет. Гарри разворачивается и идет в сторону кабинета. Сердце Гермионы пропускает удар, когда Северус поднимается на ноги. Гермиона чуть дергает его за руку. — Обещай, что вернешься ко мне, — сглатывает она. Чувство тревоги растет в ней с каждой новой минутой. — Я уже здесь, — наклонившись, произносит он, убрав за ухо прядь ее волос. — Все будет в порядке. Он отпускает ее руку и идет в сторону кабинета министра. Сжимая и разжимая ладонь, на которой все еще горит ее прикосновение, Северус надеется, что Гермиона не обратила внимания на одну очень важную вещь. Он не дает ей ни первого, ни второго обещания. — Поттер, — перед тем, как дойти до кабинета, произносит Северус. Волшебник останавливается. — Что бы ни случилось, ты должен пообещать мне, — делает он паузу, — она выйдет отсюда в любом случае. Со мной или без меня. Взгляд Гарри на мгновение меняется. Северус видит перед собой не героя войны, а мальчишку с зелеными глазами, который оказался в ситуации, о которой никогда в своей жизни не предполагал. Гарри коротко кивает. Мракоборцы открывают им двери кабинета министра. — Проходите, — указывает на кресла Кингсли, стоя возле омута памяти. Он что-то ищет среди склянок воспоминаний, выставляет некоторые из них на стол и бормочет себе под нос. Северусу кажется, что у нового министра появляется неуверенность в системе, которую он непрерывно создает после войны. В ней есть бреши, и он это чувствует. Гарри садится в кресло, Северус присаживается в соседнее. Атмосфера в кабинете не так сильно гнетет, как в фойе. Чары безысходности так и витают в отделе, даже после войны от них не избавились. Кингсли подходит к Северусу, держа в руке палочку. — Я не буду делать поспешных выводов, пусть мне и хочется это сделать, — кивает он. — Гарри настоял на полном разборе дела, и я к нему прислушаюсь, хоть однажды это и вышло мне боком. Министр смотрит на героя войны. Гарри ерзает на месте. — Кингсли, ты же понимаешь, что я всё равно не поверю во все это, пока не проверю все полностью, — замечает Гарри. — Слишком все это… «Неправдоподобно» Гарри хочет сказать это, но не говорит. Воспоминания мракоборцев он видел лично, но у него не укладывается в голове, что Гермиона могла так поступить. В минуту злости Гарри наговорил ей много всего, но сделал он это не по собственной воле. Атмосфера отдела повлияла на него, как и на всех прочих. — Я проверю ваши воспоминания на подлинность, — подходит Кингсли к Северусу. — В этот раз я проведу допрос лично, но знайте, мистер Снейп, любое лишнее действие повлечет последствия. Кингсли указывает себе за спину на дверь. — Одно мое слово, и мракоборцы проводят вас в камеру, можете не сомневаться. — Не сомневаюсь, — холодно отвечает мужчина. Кингсли прикасается палочкой к виску Северуса и забирает его воспоминания. Тонкая призрачная нить летит по воздуху в сторону омута памяти и исчезает внутри, освещая полутемный кабинет своим сиянием. — Готовы говорить? — спрашивает Кингсли. — Я расскажу всё, — просто отвечает Северус. Гарри сжимает в замок руки. Темный Лорд ясно выражает свою позицию Северусу еще в начале года, зимой. Подозвав Северуса на личный разговор, он выражает ему свое почтение за преданность, но при этом требует доказать это. Он упоминает, что исход войны он знать не может. Как бы сильно ты ни был уверен в своем величии, всегда необходимо иметь туза в рукаве. В тот момент Северус уже остается один, поддержки со стороны Альбуса у него нет, но у него не остается иного выбора. Том предлагает изощренные варианты судьбы волшебников магического мира, он хочет, чтобы страдания их продолжались и дальше. Первое время Темный Лорд настаивает на создании заклинания, которое после его кончины мощной волной погубит добрую часть находящихся в Хогвартсе, но Северус, перебрав горы учебных пособий за ночи без сна, предлагает ему другой вариант. Вечный сон. Суть вечного сна является простой и понятной. Взорвавшись мощной волной, поток энергии попадает в организм каждого волшебника, запуская свой адский механизм. Это медленный убийца, он поражает сознание, отравляет его, доводит жертву до предела постепенно и мучительно. Северус сам проработал концепцию заклинания с начала до конца, знает ее алгоритмы, слабые места, изъяны. Заклинание было готово, и Северус знал, что Темному Лорду даже этого доказательства верности будет недостаточно. Он продумал все варианты, сопоставил план Альбуса со своим и предпринял все меры предосторожности перед тем, как отправиться с Темным Лордом на встречу. Он заведомо выпил ведущее зелье, чтобы первому отправиться в сон на случай, если что-то пойдет не так. Северус не прогадал. Передав Гарри воспоминания, Северус исполнил первый план в действие и погрузился добровольно в сон. Сон лечил. Его раны, которые никак не могли залатать в Мунго, начали затягиваться сами со временем, потому что он контролировал свое сознание, побуждая клетки восстанавливаться. Северус знал, что не проснется. Знал, что ему придется пожизненно быть заложником своего тела и сознания до тех пор, пока он не освободит от вечного сна всех, кто туда попал. Он создал прообраз вечного сна в виде довоенного Хогвартса, и со временем стал принимать в новом доме гостей. Сначала их было мало, а затем становилось все больше. Время там течет совсем иначе, поэтому Северус не догадывался, что ученики неделями были во сне, для него все происходило почти мгновенно. Он выгонял их из сна, порой прибегал к жестокости, но возвращал их обратно в реальный мир, стирая все воспоминания о том, что было во сне. Северус продумал все, кроме одного. Не позаботился о том, чтобы передать рецепт зелья пробуждения на тот случай, если уснет большое количество людей. Он записал его в свой дневник, но он был утерян, и никто бы все равно ничего не понял, потому что это особая, редкая магия, которая подвластна только одаренным волшебникам. Учеников попадало в сон все больше, ему не хватало сил, не хватало энергии, он страшно, смертельно устал. В какой-то момент он был готов сдаться, но вдруг… — Что произошло? — спрашивает Гарри. За все это время ни Кингсли, ни Гарри не перебивали рассказ Северуса, лишь внимательно слушали, параллельно просматривая воспоминания. Северус поднимает взгляд, смотрит на мгновение на дверь и произносит на выдохе: — Она. Северус начал слышать ее голос еще до того, как она погрузилась в сон окончательно. Это было мимолетно, тихо, стихийно. Гермиона попадала в глубокий сон, он обволакивал ее, проникал в каждую клеточку тела, поражая ее так сильно, что это неизбежно привело бы ее к смерти, если бы он не решился сделать это. Северус нарушил правила, прикоснувшись к ней во сне, и это разбудило Вселенную, которая до этого мгновения благополучно спала, не позволяя их атомам пойти навстречу друг другу. В тот момент он осознал одну важную вещь. Герои могут пожертвовать кем-либо ради спасения мира. Злодеи пожертвуют миром ради чьего-то спасения. Он не герой и не злодей, но… Северус знал уже тогда, едва посмотрев ей в глаза, что он сделает всё, чтобы спасти ее. — Гермиона была в шаге от того, чтобы отправиться в забвение, — решает рассказать всё Северус. — Как это? — старается понять Кингсли. — Я не мог контролировать все точки сна одновременно, там была брешь, — объясняет он. Северус вспоминает, как замерло его сердце, когда он увидел ее на краю арки в совятне. Всего один шаг, один единственный шаг — и он потерял бы ее. Она отправилась бы в вечное забвение, а это значит, что она никогда бы уже не проснулась. — Такие случаи были, — кивает Кингсли, скрестив на груди руки. — В Мунго проснулось более трехсот человек, но трое из них так и не пришли в себя. Северус закрывает на мгновение глаза. Он чувствовал, что такие случаи будут, но одно дело — предполагать, и совсем другое, когда тебе говорят об этом вслух. Три подростка так и не проснулись. Это может быть та первогодка с Хаффлапаффа, которую он не мог никак расшевелить, или сестра мальчика с Рейвенкло, который сначала пытался ее вытащить, затем уснул сам, а после вернулся обратно, чтобы продолжать стараться вернуть ее. — Трое ради сотен других, — кивает Кингсли. — Это в некоторой мере благородно. Северус морщится и видит, что Гарри смотрит на него. Поттер не глуп, такая позиция ему также не по душе. Хоть в чем-то они наконец согласны. Вот они, такие как Кингсли, те самые герои, которые готовы пожертвовать несколькими жизнями ради спасения сотен других. Мужчина проглатывает временную неприязнь и набирает в грудь воздуха, продолжая рассказ. Опустив подробности, он доносит до министра, что передал Гермионе Джин Грейнджер рецепт зелья пробуждения и отправил ее обратно, сохранив ей воспоминания и знания обо всем, что произошло. Северус замолкает, поднимая взгляд. Омут памяти мерцает, приглашая смотреть все, что будет дальше, но Кингсли пока все еще стоит со скрещенными руками на груди, не произнося ни слова. Гарри смотрит на него и видит, что министр Северусу совсем не доверяет, в то время как Гарри выключает ненависть к себе, потому что понимает, что был не прав. Он знает, что Северус говорит ему правду. Знает, что Гермиона никогда бы не совершила поступков, которые маркой накидкой осели на ее плечи. — Сфальсифицировать воспоминания не так сложно, если знать, как это делать, — хмурится Кингсли. — А вы, — указывает он на Северуса, — можете это знать. Гарри смотрит на министра, а затем ловит взгляд профессора, и они оба понимают, что друг другу им уже ничего доказывать не нужно. — Почему мы должны поверить вам? — задает Гарри вопрос, который скорее необходим Кингсли, чем ему самому. Северус ни капли не колеблется, когда говорит это вслух. — Потому что я не видел смысла в жизни до тех пор, пока она не помогла мне проснуться. Гарри смотрит ему в глаза. Гарри ему верит. Кингсли все еще хмурится, ходит по кабинету, меряет его шагами. Все мечется без остановки: сомневается, и его нельзя упрекнуть за это. Он старается вернуть порядок в послевоенный мир, но его средства ставятся под сомнение. — Мне необходимо просмотреть ваши воспоминания в доме мисс Грейнджер в момент задержания, — наконец произносит он. Северус кивает, закрывая глаза. Кингсли вновь касается его виска палочкой. В этот раз Кингсли просит помолчать, лишь просматривает воспоминания сам, окунувшись в омут памяти. В кабинете стоит тишина. Гарри ждет своей очереди, потому что ему нужно убедиться в том, что он был не прав, а затем произнести вслух тысячу извинений Гермионе за то, что усомнился в ней, даже всего на мгновение. — Гарри, — оборачивается Кингсли, — ты должен это видеть. Министр встревожен, и на этой почве сам Гарри начинает беспокоиться. Он подходит к омуту, чтобы просмотреть воспоминания. Северус смотрит то на министра, то на Гарри. По лицу Кингсли ничего нельзя понять. Слишком много эмоций меняются на нем. — Проклятье, — поднимает Гарри голову, округлив глаза. — Они… Что они хотели с ней сделать? Кингсли поджимает губы, желваки Северуса чуть дергаются, когда он сжимает челюсти. Если бы у него была возможность, он проехался бы по лицу всех четырех мракоборцев за то, что они сказали, и совершил бы правосудие серьезнее, если бы они посмели сделать то, о чем сказали. — Гермиона говорила мне об этом, — указывает он рукой на омут. — Она пыталась сказать мне, что мракоборцы… — Ваши воспоминания совершенно иного рода, — отрезает Кингсли. — Мракоборцы, патрулирующие в тот момент, предоставили абсолютно другие данные. Гарри встает на ноги. — Кто эти мракоборцы? — интересуется Гарри. — Почему ты поставил именно их? — Это новобранцы, — отвечает Кингсли. — Проверенные парни, я лично с каждым говорил в момент принятия на службу. Я доверяю им, как себе, Гарри, — заверяет он. Чем снова ставит под сомнение все, что пытается построить на послевоенных руинах. — А насилие без официального и подтвержденного протокола является неотъемлемой частью удержания по новым законам, министр? — чуть вскидывает брови Северус. Кингсли переглядывается с Гарри, а после хмурится, покачав головой. — Они могут применять силу, если оказывается сопротивление, а в рапортах я видел, что оно имело место быть, — чеканит он. Северус поднимается с места, оттолкнувшись пальцами от подлокотников кресла, и подходит к министру. — Я лишь предоставлю вам воспоминания снова, Кингсли. Министр смотрит на него с очередной волной неодобрения, пусть и не такой сильной, как в начале разговора, и забирает воспоминания. Северус дожидается, пока и Кингсли, и Гарри увидят наконец правду, после чего в кабинете министра снова повисает тишина. — Это превышение полномочий, — первый реагирует на все это Гарри. Перед глазами у него все еще стоит картинка того, как Северус, сжимая зубами тряпку, чтобы не закричать, экстренно залечивает рваные раны от режущих заклинаний, которыми оказывается усыпана вся его спина. — Ожидайте в фойе, мистер Снейп, — произносит Кингсли, не глядя на него. И не произносит ни слова до тех пор, пока зельевар не покинет кабинета. Гарри смотрит на Кингсли и видит, как тот места себе не находит. Он буквально в ужасе от того, что воспоминания совершенно разные. Но он ведь доверяет своим мракоборцам! Доверяет, как себе! — Не может этого быть, — снова отрицает министр. — Воспоминания можно сфабриковать, ты был прав, Кингсли, — говорит Гарри. — Это возможно сделать, если ты обладаешь сильным навыком. Кингсли пока не понимает, к чему он ведет. — Мракоборцев было четверо. Это не просто изменение своих воспоминаний, — замолкает на мгновение Гарри. — Это воздействие на группу людей. Кингсли фыркает. Не верит, не хочет верить. — Или Снейп просто сфальсифицировал свои, — настаивает он на своем. Гарри держит себя в руках, не сдается. Предпринимает еще одну попытку. — Физическое насилие не предусмотрено до объявления приговора, — напоминает он. — Ты видел его раны? — указывает Гарри на омут памяти. Кингсли кивает. — Они выглядят так, словно это акт возмездия, — рассуждает Гарри. — Они делали это вместе, в каждом заклинании много, — Гарри задыхается словами, — очень много жестокости. Все это выглядит так, словно мы все дважды не дали ему умереть. Гарри трет лицо ладонями. Кингсли постепенно начинает понимать, к чему он ведет. — Первый раз, когда Гермиона попросила выпустить его до слушания в дом, — поясняет он, — второй раз, когда они покинули Азкабан. — Ты думаешь?.. — начинает озвучивать свою мысль Кингсли. — Возможно. Министр фыркает и облизывает пересохшие губы. — В мою систему? — не верит он своим ушам. — В мою новую систему проникли избежавшие наказания ПСы? Гарри трет лицо ладонями и садится обратно в кресло. — Не я это сказал, заметь, — поправляет очки волшебник. — Давай не будем делать поспешных выводов, хорошо? Нам нужно увидеть воспоминания Гермионы. Гермиона держит Северуса за руку, не выпуская его теплых пальцев из своей ладони. Возле входа в лифт по-прежнему стоят два мракоборца, возле входа в кабинет министра тоже. Гермиона уже не обращает на них внимания, вся ее энергия сосредоточена на Северусе. Она сидит с закрытыми глазами, уткнувшись носом в его плечо, и дышит его теплом. Большего пока не надо. Тревога на мгновение стихает в ней, стоит ей взять его за руку. — Как все прошло? — наконец шепотом спрашивает она. — Отлично, — кивает Северус, прислоняясь щекой к ее волосам. — Все будет хорошо. Гермиона поднимает голову и хмурится. Тревожность снова просыпается, скребет острыми когтями по ребрам грудной клетки. — Не могу слышать больше это «все будет хорошо», — зажмуривается на мгновение она. — Я хочу, чтобы мы ушли отсюда, — дрожащим шепотом произносит Гермиона. — Давай уйдем, Северус, пожалуйста… — Гермиона, — обхватывает он ее лицо ладонями, заглядывая в любимые глаза, — нам нельзя уходить, ты сама все прекрасно понимаешь, верно? Скоро все закончится. Она жмется к его груди, старается наслушаться биением его сердца на всю жизнь вперед, кажется. Гермиона чувствует что-то плохое, нельзя им здесь оставаться, нужно уходить. Вселенная не просто так столкнула их, Гермиона теперь доверяет своей интуиции. Им нужно уходить. — Три домовика, помнишь, да? — гладит он ее по волосам. Тревога скребет все существо изнутри, оставляя кровавые следы. Гермиона поднимает взгляд и через силу улыбается. Она верит ему, он знает, что делает. — И брючные костюмы, — слабо улыбается она. — И брючные костюмы, — мягко улыбается он в ответ и прикасается к ее лбу своим, замирая. В это касание он вкладывает все, что не может ей сказать вслух, потому что совсем не умеет выражать чувства, не может показать ей свою любовь. Он может обеспечить ей ее безопасность, и он это сделает. Любой ценой. Дверь кабинета министра открывается. — Гермиона, — зовет ее Гарри. Грейнджер распахивает глаза, глядя на Северуса. Мерлин, пожалуйста, пусть все наконец закончится. Пусть у нее будет возможность видеть его лицо, смотреть ему в глаза. Пусть все будет хорошо. — Иди, — кивает Северус. Гермиона целует его в губы, на мгновение прикрыв глаза. Она чувствует это. Чувствует, как оно витает в воздухе, не предвещая ничего хорошего. Шестое чувство обостряется, как никогда. Жаль, что только она его слышит. — Я найду тебя, — слова срываются с языка сами, когда она встает на ноги и уже собирается уйти. Она чувствует. — Я здесь, — кивает он. — Я буду здесь. Северус провожает ее взглядом до тех пор, пока дверь кабинета министра не закрывается, и темный фойе не погружается в тревожный, холодный мрак. Северус держит руки на коленях, держит спину идеально прямой и лишь изредка поглядывает на мракоборцев. Их бездействие настораживает, доводит до ужаса, хочется подойти к ним, нажать на кнопку и заставить шевелиться. Только Северус об этом задумывается, как двое мракоборцев у лифта начинают синхронно двигаться по направлению к нему. Еще двое у кабинета министра также следуют в его сторону. Северус поднимается на ноги. Мракоборцы замыкают его в квадрат и начинают движение. — Куда мы идем? — холодно спрашивает Северус. — Никаких вопросов, — рявкает один из них. Северус сразу узнает его. Этот мракоборец назвал Гермиону шавкой, он же первым хотел напасть на нее, когда она вышла из дома. Он с особой жестокостью защелкивал на его запястьях оковы и использовал режущие заклинания на его спине чаще остальных. Они все продолжают идти, добираясь до двери, которая ведёт в коридор, соединяющий два отдела, но не использующийся персоналом. Пожилая женщина за стойкой секретарши поднимается с места и взмахивает палочкой. Северус оглядывается через плечо. Взгляд женщины совершенно пустой. Он осторожно смотрит на мракоборцев, окружающих его. У двоих замыкающих взгляд такой же безучастный, как и у секретарши. Они словно марионетки. Что-то не так. Они проходят коридор и поднимаются на несколько этажей выше, следуя к крыше. Северус сглатывает, прорабатывая сразу несколько шагов наперед, и позволяет волшебной палочке выпасть из рукава, чтобы оказаться в ладони. Палочка все еще того мракоборца, которого Гермиона обездвижила в Азкабане, но все лучше, чем ничего. Только бы не подвела. Придется действовать молниеносно. — Фините Инкантатем! — взмахивает он палочкой, используя заклинание на окружающих его мракоборцах. Северус оказывается прав. Действие магических чар прекращается, трое мракоборцев с болью вздыхают, когда зеленая дымка вырывается из их тела и сознания, и они, потеряв остатки энергии, мешком валятся на пол. Молодые мракоборцы были под империусом. Северус делает шаг назад, выставляя палочку перед собой. Оставшийся мракоборец какое-то время стоит спиной к нему, а после медленно оборачивается, растягивая губы в жестокой улыбке. Светлое лицо парнишки обрастает на глазах густой, темной щетиной, брови темнеют, сводятся на переносице, волосы отрастают, появляется знакомый шрам. Действие оборотного заклинания прекращается, и перед ним стоит… — Руквуд, — на выдохе. — Снейп, — скрипит он зубами. — Давно не виделись, — резко замахивается он палочкой. — Дуро! — Протего! — выкрикивает защитное заклинание Снейп и бежит вниз по лестнице, стараясь от него оторваться. Август Руквуд оказывается жив не только после побега из Азкабана и битвы за Хогвартс, он еще и продолжает заканчивать дела, которые считает благородными. Например, квитаться с предателями. Мелькает еще одно заклинание, Северус ставит блок, продолжая движение. Он пытается бросить в него ответное, но палочка его не слушается. Она так не вовремя его не слушается! — Снейп, я все равно убью тебя! — ревет он. — Ты — предатель! Ты предал Темного Лорда! Очередное заклинание взрывает стену возле Северуса, и тот закрывает голову руками, отходя в сторону. Ему приходится остановиться. Руквуд с ревом мчит следом. — Я убью тебя, Снейп! Не в Азкабане, так здесь и сейчас, мне нечего терять! Вдох. Удар сердца. Руна. — Авада Кедавра! — Сектумсемпра! Зеленая и синяя вспышка сталкиваются вместе, грохочет мощный удар, сотрясая воздух. Стены коридора, пол и потолок — все дрожит. Северус сжимает палочку обеими руками, заклинание сопротивляется. Палочка не слушается его. Северус вздыхает, сжимается всем телом и усиливает хватку. Ноги дрожат. Август ревет, скаля зубы. Северус хочет замахнуться сильнее, усилить удар, подчинить себе чужую палочку, но в какой-то момент заклинания вспыхивают, разделяясь, и его луч отскакивает куда-то в сторону. Северус готовится к новому удару, но внезапно на весь коридор слышится ее сдавленный горький всхлип. Все происходит за мгновение. Северус оборачивается, видит ужас в глазах Гермионы, и его окутывает страх. Август отвлекается, Северус пользуется этой возможностью. — Иммобулюс! — парализует его он, — Инкарцеро! — появляются из ниоткуда веревки. Палочка Августа Руквуда падает, словно в замедленной съемке, и в это мгновение Северус резко оборачивается и выкрикивает: — Аресто Моментум! Гермиона с широко распахнутыми глазами медленно падает вниз. Северус бросается к ней и успевает поймать всего за несколько сантиметров до того, как ее тело касается пола. Действие заклинания медленно начинает проходить. — Гермиона! — старается скрыть он ужас, действовать хладнокровно. — О чем ты только думала?! Она дышит часто и нервно, смотрит только на него, старается игнорировать то, что происходит. — Я не думала, — коротко выдыхает она. — Я просто шла к тебе. — Постарайся не говорить, — он чувствует, как холодеют от ужаса руки. — Я сейчас все сделаю. Гермиона кивает, дышит все чаще и все менее глубоко. Игнорировать боль в теле становится все тяжелее. Она чувствует, как под ладонь, которую она держит на полу, попадает что-то горячее и мокрое. Северус поднимает палочку, старается держать голову холодной, не дает панике вырваться наружу. — Вулнера санентур, — произносит он, проводя палочкой над ее рубашкой, постепенно окрашивающейся в алый. Палочка трещит, из нее вырываются искры, она начинает дымиться. Это не его палочка, она не может выдержать заклинание его собственного изобретения. Она не слушается его. Она его не слушается! — Теперь все поверят нам, — смотрит она на Северуса и старается улыбнуться. — Гермиона… — он пытается снова использовать заклинание. Палочка треснула, магия уходит из нее. Она ни на что не годна. Северус сглатывает. Пожалуйста! — Северус, — едва слышно произносит она. — Я не справляюсь. Боль начинает плавить все тело, от нестерпимости глаза начинает жечь от слез. Гермиону трясет, все тело постепенно становится огненным шаром. — Тебе и не нужно, — снова выставляет он палочку. Пытается. Пытается снова. Глотку сдавливает страх. Руки начинают дрожать сильнее. Он сглатывает. — Я рядом, — смотрит он на нее. — Только глаза не закрывай, обещаешь? Она кивает, сжимая зубы. Боль горит в ней все сильнее. — Хорошо. «… в мире моих детских грез… есть луг…» Она смотрит на то, как он пытается что-то сделать. Видит только его лицо и больше ничего. В ушах шумит пульс. Ноги немеют. — Проклятье, — старается он снова. — Смотри на меня, Гермиона. Смотри на меня. «… там ветер играет ветками дерева, рассыпая блики света по глади пруда…» Где-то вдалеке слышится топот ног. Гермиона слышит рев Гарри, голос Кингсли. — Палочка! — рычит Северус. — Мне нужна моя палочка! Он смотрит на нее, обхватывает руками ее лицо. — Не засыпай, Гермиона. Только не засыпай! «… а дерево высокое, большое и одинокое… бросает на траву широкую тень…» В глазах мелькают вспышки, тело больше не принадлежит ей, она уже не чувствует что-то теплое под своей ладонью. Кругом гул голосов, их крики. — Мою палочку! — Гермиона! Она истекает кровью. «… и в этой колыбели, где хранится все, что дорого моему сердцу, я берегу воспоминания о тебе…» Перед глазами мелькают красные пятна, боль становится настолько невыносимая, что слезы жгут глаза, и тонкие прутики катятся из уголков глаз, стекают по вискам и путаются в волосах. Она сжимает зубы. Так холодно. — Не закрывай глаза! — требует Северус. — Не закрывай, моя душа, не закрывай! «… когда я буду мерзнуть в трясине реальности, вдали от твоих любящих глаз…» Гермиона хочет убежать с ним отсюда, убежать от смерти, ведь она говорила ему. Она говорила ему, что надо уходить. — Говори со мной! — кладет он ее голову к себе на колени, склоняясь ниже. — Ну же, Гермиона! Скажи мне, что ты видишь! «… я вернусь в мой мир, закрою глаза и лучшим утешением мне будет то, что я знаю тебя…» А вокруг пахнет дождем, луговыми цветами и солнцем. Она с дрожью вздыхает. — Тебя.