Скажи, что ты видишь

Плавно плывут по небу курчавые, светлые облака. Кроны деревьев качаются, шелестят зеленые листья, подгоняемые теплым августовским ветром, где-то вдалеке снуют птицы. Солнечные лучи мягко и ненавязчиво касаются ее закрытых век. Гермиона лежит на земле, наслаждаясь этим спокойствием, и не открывает глаза, пропитываясь тишиной. Дыхание девушки почти возвращается в норму, сердечный ритм восстанавливается, голова перестает так сильно гудеть. Где-то вдалеке журчит река. Северус лежит рядом с ней, дышит ровно и плавно, тоже не хочет вставать и снова куда-то бежать. Последние дни выдаются крайне насыщенными на события, и сейчас, оглядываясь назад, Северус готов с уверенностью сказать, что, если бы ему сказали это повторить, он бы согласился. Лишь бы в этот самый момент, повернув голову, видеть ее рядом. Северус понятия не имеет, куда они трансгрессировали, он полностью доверился ей и не ошибся. Здесь так спокойно. Так тихо и умиротворенно. Здесь нет бешеного ритма послевоенной жизни, преследования и погони. Это место им обоим просто необходимо, чтобы вернуться в норму. — Королевский лес Дин, — произносит она, не открывая глаз. Северус смотрит на ее прекрасный профиль. — Почему сюда? — спрашивает он. Девушка чуть жмет плечами. — Вспомнилось, — поясняет она. — Когда я была маленькой, я ходила сюда с родителями в поход, — вспоминает Гермиона. — А когда мы искали крестражи, я была здесь с Гарри. Она на мгновение замолкает. Воспоминания — странная штука. Действуют на тебя всегда по-разному. Сейчас Гермиона испытывает светлую печаль по тем временам. — Здесь красиво, — улыбается она, не открывая глаз. Лишь вслушиваясь в окружающую ее красоту. А Северус смотрит на нее, не отрывая взгляд. — Очень, — соглашается он. Северус ведет рукой по короткой зеленой траве и тянется мизинцем к ребру ее ладони. Слегка прикоснувшись к нему, он на мгновение замирает, но затем облегченно выдыхает, когда Гермиона тянется к нему в ответ. Она такая теплая. Северус накрывает ее руку своей и скрещивает с ней пальцы. Гермиона сжимает его руку в ответ, позволяя себе улыбку. В этом моменте хочется застыть. Остаться в нем, совсем как во сне. Здесь они не преступники, сбежавшие из Азкабана, которым придется предстать перед судом за нарушения сотен правил. Здесь нет послевоенных проблем. Здесь их кожа чиста, на ней нет кривых шрамов, кричащих «предатель» и «грязнокровка». Они могут быть собой. Здесь, в этом лесу. Вдали ото всех. Наедине друг с другом. Поэтому Гермиона позволяет себе отпустить все то, что следует за ними по пятам, и вдохнуть полной грудью, насладиться моментом. Этот день принадлежит им. Он один, но он их, целиком и полностью. Гермиона медленно поднимает нагретые солнцем веки. Мир такой яркий, он подернут синеватой дымкой. Девушка поворачивает голову, глядя на него, и ведет подушечкой большого пальца по ребру его ладони. Это их день. Их день. — Ты голоден? — наконец произносит она. Северус улыбается. За бесконечной погоней они забывают про базовые потребности. Живот так некстати урчит у них обоих. — Хочешь, — улыбнувшись, кивает она. — Паста с морепродуктами все еще не идет у меня из головы, и я приготовлю ее однажды, — заверяет она, — можешь не сомневаться, но… Девушка садится, тянется к сумке, привязанной к ее поясу, отвязывает ее и, прошептав заклинание, хватает налету леску, начиная наматывать ее на руку. Северус внимательно за ней наблюдает. — Откуда?.. — только собирается он задать вопрос. — Незримое расширение, — сразу отвечает она. — Я всю свою жизнь ношу с собой, — жмет она плечами. — Послевоенная привычка, от которой пока так и не удалось избавиться. Северус кивает, продолжая наблюдать за ней. Гермиона заканчивает наматывать леску, на кончике которой висит крохотный крючок. — Сейчас у нас есть возможность порыбачить и обеспечить себе сносный ужин, — улыбается она. — Без волшебства? — не верит своим ушам Северус. Гермиона наклоняется к нему, опустив руки по обе стороны его головы, и улыбается. — Я магглорожденная, — смеется она, — жить без волшебства не так страшно, как кажется на первый взгляд. Гермиона заводит за левое ухо волосы и, склонив голову, мягко прикасается к его губам. Он целует нежно и даже немного робко, словно поранить ее боится, задеть или, возможно, обидеть. Гермиона поднимает взгляд, прервав поцелуй. «Я хочу, чтобы ты открылся мне» Северус смотрит на ее кудри, мягко покачивающиеся на ветру, и касается их рукой, после чего едва ощутимо ведет пальцами по ее щеке. «Я забываю, что ты вовсе не такая хрупкая, какой кажешься на первый взгляд» Гермиона кивает, словно отвечая на его мысли, и чуть улыбается. Им нужно немного времени, чтобы просто привыкнуть друг к другу. Девушка коротко целует его снова и поднимается на ноги. — Я иду к реке, — сообщает она на ходу, — поставь пока палатку. — Палатку? — нахмурившись, переспрашивает Северус, наблюдая за тем, как она буквально парит над землей. И медленно переводит взгляд на небольшую сумку, которую Гермиона оставила возле него. В кронах деревьев заливаются пением птицы. Теплый ветер треплет Гермионе волосы. Она снимает джинсовую куртку и толстовку, оставаясь в светлой футболке с коротким рукавом, и задирает штанины до колена. Как хорошо, что они попали сюда летом. Гермиона помнит, как страшно красиво, но холодно было здесь, когда они путешествовали с Гарри. Сейчас намного лучше, теплее и спокойнее. Гермиона откладывает в корзину удачно пойманного лосося и оглядывается назад. Северус снимает мантию, заворачивает рукава рубашки и, убрав за ухо волосы с правой стороны, взмахивает палочкой, создавая необходимый уют. Он пользуется не только магией, применяет и физическую силу. Гермиона открывает рот и, засмотревшись, чуть не упускает леску, когда видит, как Северус несет к палатке дрова для будущего костра, и вены на его руках выпирают от напряжения. Она сглатывает, возвращаясь к своему делу. Внизу живота непривычно и странно тянет. Это побуждает ее облизнуть отчего-то пересохшие губы. Гермиона радуется, что течение летом не такое сильное, как весной, это позволяет ей зайти поглубже в реку и твердо стоять на ногах. — Я, конечно, понимаю, что ты независимая девушка, Гермиона, — слышит она его голос за своей спиной, — но, будь добра, не заставляй меня чувствовать себя неловко и позволь мне взять на себя роль добытчика. Гермиона смеется, оборачиваясь назад. Северус присаживается на землю и заворачивает вверх штанины. Будет, на что посмотреть. Это точно. Мужчина поднимается на ноги и спускается по небольшому склону вниз, заходя в воду. Удивительно, но она совсем не холодная. Приятная телу. — Как дела с палаткой? — интересуется Гермиона. — Установлено и закреплено, — отчитывается он почти серьезным тоном, едва скрывая улыбку. Он останавливается возле Гермионы и, обняв ее одной рукой за талию, второй задумчиво берет леску, пропуская ее между пальцами. Гермиона смотрит на него с лисьим прищуром. Северус все еще смотрит то на бурное течение реки, то на леску. — Без волшебства точно не… — начинает он. — Не-ет, — протягивает Гермиона и смеется, наблюдая за тем, как он сокрушенно качает головой. — Это совсем просто, папа в детстве меня научил, смотри… Гермионе хотелось бы, чтобы этот день никогда не заканчивался. Она показывает Северусу, что нужно делать, как надо стоять, и что предпринимать. Они несколько раз чуть не теряют леску. Северус дважды падает в воду, и Гермиона смеется заливисто и громко, а после сама оказывается в воде. Северус ловит ее за руку и Гермиона обнимает его за шею, утягивая в поцелуй. Спустя черт знает сколько времени им удается поймать трех лососей, и этого кажется более, чем достаточно. Они вылезают из реки оба мокрые, улыбающиеся и счастливые, Гермиона целует его на ходу, а он одной рукой обнимает ее за талию, а второй несет корзину с хорошим уловом. Вокруг них лето, и они дышат им полной грудью. Гермиона не сопротивляется, когда Северус разводит костер с помощью магии, потому что с гордостью признает, что иначе и не умеет. Она переодевается в сухое и дает Северусу футболку и штаны, которые захватила из дома еще в период первого путешествия по лесам с поиском крестражей. Северус с благодарностью принимает их, хоть Гермиона и знает, что он чувствует себя в маггловской одежде не комфортно и, стоит мантии высохнуть, вновь вернет прежний стиль на место. Гермиона смеется, тараторит без остановки, захлебываясь в эмоциях и рассказывая ему сотни историй, пока они готовят ужин, а он улыбается, во все глаза смотрит на нее и совсем не перебивает, подавая очередную приправу. — Я не слишком много болтаю? — в какой-то момент замолкает она, сжимая в ладони баночку с паприкой. Северус смотрит на нее с безграничной любовью, хоть и пытается сдерживать себя, держать марку вечно холодного зельевара. Мужчина смотрит ей в глаза. — И что случилось после того, как ты наконец пошла в зоопарк, в который хотела все лето? — с интересом спрашивает он, принимая из ее рук приправу. Гермиона улыбается искренне и открыто. Кажется, невозможно влюбиться сильнее. А у нее получается. У него тоже. Они готовят вдвоем ужин, греют ступни у огня и подставляют уходящему солнцу лица, пропитываясь витамином Д. Даже Северус лицо солнцу подставляет. Гермиона от удивления чуть не роняет из рук свой ужин. Северус тоже рассказывает о себе. Совсем немного, старается рассказывать что-то хорошее из детства, пусть таких воспоминаний у него совсем мало. В какой-то момент, когда они жарят зефир, который Гермиона прихватила из дома, девушка откладывает палку и мягко обнимает его, прижимая к себе. В этот момент она не произносит ни слова, и он тоже. Они лишь дышат друг другом, а затем обещают себе больше не говорить о прошлом, потому что оно, так или иначе, приносит боль. Надвигается закат. В костре трещат поленья, маленькие искорки поднимаются лентой вверх и растворяются в воздухе. Птицы успокаиваются, в воздухе постепенно начинает пахнуть грядущим дождем. Северус сидит, прислонившись к стволу дерева и закрыв глаза. Гермиона лежит головой у него на коленях. Он играет с ее волосами, ни о чем не думая. Она думает о том, как сказать ему о том, что она к нему чувствует. Она смотрит на него, и Северус словно чувствует этот взгляд, опуская вниз голову. — Что такое? — обеспокоенно спрашивает он, склонившись чуть ниже, и гладит ее по волосам. Ее глаза мерцают. В них столько мыслей, столько слов, которые она хочет сказать, но не может. Ей страшно. Страшно сказать это, хоть она и понимает, что ее чувства не будут отвергнуты. Такая глупость! Она спасает людей, участвует в войне, устраивает разгромы в Министерстве Магии, сбегает из Азкабана, но… Боится сказать вслух, что любит. Люди — самые странные и сложные существа во всей Вселенной. Гермиона вздыхает, глядя на него. Ладони становятся влажными от волнения, сердце громко ухает в груди. Она же не может обмануть себя. Дело не только в словах. — Хочу поплавать, — выдает она первое, что приходит в голову, и, поднявшись на ноги, идет в сторону реки. Северус смотрит ей вслед. Гермиона чувствует, как ее потряхивает от волнения. Так, что даже слегка подташнивает. Поплавать? Да она в жизни бы в здравом уме не вошла в воду поплавать в одежде. Черт возьми. Она чуть оглядывается через плечо, замечая, что Северус смотрит. — Черт, — шепотом ругается она и на мгновение зажмуривается. — Давай, трусиха, — говорит она сама себе. Гермиона оставляет на берегу обувь и брюки, оставаясь только в белье и тонкой футболке. Ветер теплый, и сама погода пока радует, но она вся покрывается мурашками, хотя еще даже не вошла в воду. Материал синей трикотажной футболки шарит по затвердевшим соскам. Гермиона сжимает руки в кулачки и шагает в воду. По ощущениям, там даже теплее, чем на улице. Она не заходит далеко, останавливается по пояс и обхватывает себя руками. Черт возьми, что дальше? Девушка зажмуривается. — Соберись, — шепчет она; зуб на зуб не попадает. Она почти с болью, до побелевших пальцев сжимает свои предплечья. Мыслей так много, не удается сосредоточиться, но… Она вздрагивает, когда ее руки накрывают теплые ладони. Он прислоняется к ней, и Гермиона чувствует его тепло. Мысли успокаиваются. Северус мягко прикасается губами к ее шее, вынуждая откинуть голову вправо и закрыть глаза. Он ведет цепочку поцелуев выше, к ямочке у нее под ухом, и девушка облизывает губы, рассыпаясь в его ласке. В животе сладко тянет от ощущений. Гермиона выдыхает, поднимает левую руку и тянется к нему, мягко разворачиваясь в его объятиях. Она держит глаза закрытыми, приподняв голову, и замирает возле его губ, едва касаясь их и приоткрыв свои. Она чувствует его дыхание на своей коже, ведет левой рукой по его щеке, прильнув к его телу. Разгоряченному, желанному телу. Северус едва сдерживается, но она так и дразнит, манит его. Так безумно. Так бездумно. — Проклятье, — выдыхает он и наклоняется к ней, жадно впиваясь в губы. Гермиона задыхается, льнет сильнее и отвечает на поцелуй, склоняя голову вправо. Ей так мало его, так сильно мало. Мерлин, никто никогда не любил так сильно, ты слышишь? На реке сверкают блики лучей уходящего солнца. Гермиона плавится в его руках, умирает в них и возрождается. Все тело жаждет ее, требует большего, и девушка показывает это, когда, жадно углубив поцелуй, не сдерживается и чуть стонет. Северуса подкидывает от этого. Он на мгновение отрывается от ее губ. Она вся пылает. — Ты уверена? — едва сдерживается он, но все равно проявляет качества истинного джентльмена. Гермиона смотрит ему в глаза. «Я разбомбила Министерство Магии, нарушила сотни правил и сбежала с тобой из Азкабана. Черт возьми, конечно, я уверена» Но вслух лишь придыхательное: — Да. Она впивается в его губы, опутанная желанием, а он поднимает ее на руки, вынуждая обхватить себя ногами, и выходит на берег. Они не прекращают отчаянных, жалящих поцелуев. Гермионе кажется, что, если она остановится, что-то случится. Мир разрушится или наступит конец света. Атомы со всей Вселенной снова сожмутся в одну точку и обеспечат взрыв. Северус заходит внутрь полутемной палатки, едва освещаемой светильником, стоящим на столе, и идет в сторону постели, опуская Гермиону на нее. Он снимает с себя футболку одним резким движением и тут же нависает над Гермионой, втягивая ее в обжигающий поцелуй. — Черт, — задыхается она, когда он, разорвав поцелуй, вынуждает ее выгнуть шею, после чего ведет цепочку поцелуев ниже. — Подними руки, — тоном, не подразумевающим никаких возражений, произносит он, и Гермиона тут же выполняет просьбу. Северус поддевает пальцами ее футболку и тянет вверх. Гермиона прогибает спину, тем самым помогая ему. Футболка падает на пол рядом с ножками кровати. Северус покрывает поцелуями ее острые ключицы, спускается ниже, к груди, вынуждая Гермиону заскулить, сжав губы и запрокинув голову. Она никогда в жизни не испытывала подобного. Все ее тело горело, льнуло навстречу этим ощущениям, обжигало все ее существо и вынуждало желать большего. Северус поддевает белье девушки и стягивает его вниз, устраиваясь между ее ног. — Я никогда не причиню тебе боли, — заверяет он, оставляя поцелуй на внутренней стороне ее бедра, — ты слышишь? Гермиона кивает, кивает несколько раз, глядя на него. — Ты должна сказать мне, если хочешь, чтобы я остановился, — оставляет он ей еще один поцелуй на бедре, спускаясь ниже. — Хорошо, — рвано выдыхает она, — ладно… И задыхается, выгибая спину. Рассыпаясь сотней осколков и растворяясь в пространстве. Она кусает от переизбытка чувств внутреннюю сторону предплечья, потому что все еще держит руки над головой, вцепившись пальцами в спинку, и зажмуривается. Внизу живота жарко пульсирует. Северус начинает подниматься выше, проводит языком чуть ниже линии белья, оставляя там поцелуй, ведет цепочку выше, нависая над ней и вынуждая обхватить его талию ногами. Чувств так много, так громко, так слишком, что закладывает уши. Гермиона сжимается на мгновение, знает, что сейчас будет, и она к этому готова. Северус замирает, ловит ее раскаленный, взволнованный выдох и касается кончиком языка ее нижней губы. — Скажи, — задыхается он от желания, — если хочешь, чтобы я остановился. Вместо ответа она тянется к нему, впиваясь в губы. И он прижимает ее руку к постели, скрещивая с ней пальцы, когда делает первый толчок. Гермиона горячо выдыхает в поцелуй полустон и жмурится, прерывая его, распахивая губы и прижимая Северуса свободной рукой к себе. Он начинает двигаться, задавая ритм. Ведет пальцами по ее руке, чувствует под подушечками пальцев буквы шрама на ее коже и, не задумываясь, прикасается к ним губами. Словно старается забрать всю боль, хочет стереть поцелуями ту ложь, которая там написана. И этот момент кажется в сотню раз интимнее того, что происходит сейчас между ними. Гермиона почти задыхается от эмоций, она зажмуривается и целует его ключицу, слегка втянув кожу. Она сжимает ногами его талию и принимает его в себя, побуждая ускориться. Северус выполняет ее просьбу и снова целует любимые губы. «Мерлин, я готов отдать за нее собственную жизнь» А она стонет в поцелуй, сгорает в любви к этому человеку, растворяясь в нем без остатка, и сжимает пальцами его спину, чувствуя его шрамы так, словно они ее собственные. «Мерлин, я готова ради него снова убегать от смерти» На Королевский лес Дин опускаются густые сумерки, мерно журчит река, колышутся ветви многолетних деревьев. Снуют тут и там сверчки. Он лежит на постели, обнимая ее и поглаживая светлое предплечье, она лежит на его груди, опустив рядом руку, и смотрит на то, как ее подушечки пальцев слегка подпрыгивают от каждого биения его сердца. — Я бы хотела остаться здесь, — прикрыв глаза, произносит она. Гермиона чувствует, как Северус чуть посмеивается, его грудная клетка дергается. — Что? — не сдержав улыбки, спрашивает она, поставив подбородок ему на грудь, чтобы видеть его глаза. — Ты сказала точно то же самое во сне, — вспоминает он. Гермиона поражается. — Точно, — подтверждает она. — Говорила… Тут ведь, — она на мгновение замолкает, — все реально, да? Северус смеется. — Да, — подтверждает он, вызывая ее выдох облегчения, и целует ее в волосы. — Но какой лес, Гермиона? Для отпуска — вещь потрясающая, но для постоянной жизни — совсем не то, — морщится он. Гермиона не может сдержать улыбки. — И что ты предлагаешь? — спрашивает она. — У нас будет большой дом, три домовика, — кивает он, — у тебя будет столько платьев, сколько ты пожелаешь… — Я люблю деловые костюмы, — чуть морщится девушка. — У тебя будет столько деловых костюмов, сколько ты пожелаешь, — исправляется он. Гермиона смеется и целует его снова, утопая в этом моменте, потому что они оба понимают, что сначала необходимо решить проблемы насущные. А их предостаточно, этого нельзя отрицать. Северус смотрит на нее, и они без слов понимают друг друга. Знают, что впереди разборки в Министерстве, слушание, выговоры и — Гермиона боится этого больше всего — порицание от Гарри, в наличии которого девушка совсем не сомневается. Но они все решат, все сделают. Потому что они вместе. — Все завтра, — кивает он. — Поспи, — целует он ее в лоб, и Гермиона укладывается на его груди, закрывая глаза. Все завтра. Этот день все еще принадлежит им двоим.