Скажи, что ты видишь

Гермиона открывает глаза от навязчиво лезущего в глаза солнечного света. Она морщится и сладко потягивается, давно она так хорошо не спала. Ей ничего не снилось, ничто не тревожило ее, она впервые за долгое время проснулась отдохнувшей. Девушка усаживается на постели и смотрит в окно. Ее комната в западной части дома, солнечный свет попадает сюда только перед закатом. Сколько же она проспала? Всю ночь и весь день? Гермиона потирает лицо и на автомате идет в ванную. Включив воду, она на автомате начинает заниматься утренней рутиной, мысли постепенно просыпаются вместе с ней. Убрав волосы назад, она полощет рот и ставит на место щетку, после чего поднимает взгляд, берет в руки полотенце и замирает. Мысли просыпаются. — Северус, — одними губами произносит она, округлив глаза. Она бросает полотенце и выходит из комнаты, сразу поднимая руку, чтобы постучать в дверь напротив. Только она собирается это сделать, как вдруг понимает, что дверь приоткрыта. Гермиона осторожно заглядывает внутрь. В комнате пусто, постель заправлена, никаких намеков на присутствие Северуса нет в помине. Девушка чувствует, как сдавливает грудную клетку. Она бежит по коридору и тут же спускается на первый этаж, на ходу стараясь понять, что вообще делать. — Северус?! — не сдержавшись, надрывно восклицает она, оглядываясь по сторонам. Из гостиной слышится глухой хлопок закрытой книги, и Гермиона резко оборачивается. — Мерлин, — облегченно шепчет она. Северус сидит в глубоком кресле с книгой в руках. На нем уже нет домашней футболки и штанов, на нем его любимая мантия, чистая и выглаженная не без помощи заклинания. Гермиона обхватывает руками поручень лестницы, чтобы скрыть дрожь облегчения, и выдыхает, позволяя себе слабую улыбку. — Уже проснулись? — спускается она с последней ступеньки. «Я и не спал» Северус кивает, оставляя книгу на столе, и поднимается с места. Гермиона так и стоит у лестницы. — Хорошо спали? — ей бы только взаимодействовать с ним. Она готова задавать вопросы, десятки, сотни вопросов, только бы смотреть на него и учиться заново читать его эмоции. «Я не сомкнул глаз с того момента, как вы ушли из комнаты» Северус снова положительно кивает. Гермионе радостно видеть это. Она не знает, что он во второй раз сказал неправду. — Впервые за долгое время мне тоже удалось поспать, — позволяет она себе слабую улыбку. «Я берег ваш сон до самого утра, мисс Грейнджер. Я насчитал двести девятнадцать бабочек» Северус чуть улыбается. Гермиона чувствует, как от этого в душе распускаются розы. Она так редко видела его улыбку. Она так прекрасна. — Как… — делает она шаг вперед, — ваши раны? Гермиона видит, что его лицо вернулось в норму, виднеются лишь затянувшиеся полоски прошлых ссадин, одна из которых обещает стать пожизненным шрамом. Северус снимает мантию и, вынув полы рубашки из брюк, чуть задирает ее вверх. Сюртук он в этот раз не надевает. Гермиона подходит к нему и ведет пальцами по затянувшимся рубцам. Покраснений нет, остались лишь буквы, совсем как на ее левой руке. — Вы использовали магию? — спрашивает она и ведет кончиками пальцев по другим буквам. Северус кивает. — Надо было мне, — чуть хмурится она. Мужчина опускает рубашку, заправляет ее в брюки и берет в руки мантию, после чего оборачивается к девушке и отрицательно качает головой. Он разбирается в этой магии куда больше, как ни прискорбно. К тому же, он не хотел, чтобы она видела, как происходит процесс экстренного заживления. Ему приходилось зажимать себе рот рукой, чтобы не закричать. Северус молча берет ее за руку и тянет за собой на кухню. Гермиона часто моргает, не ожидая его прикосновения, от которого перехватывает дыхание, поэтому слепо следует за ним. От кисти до сгиба руки и выше, к солнечному сплетению, снова бежит разряд электрического тока. Северус приводит ее на кухню, помогает сесть, галантно выдвинув стул, и ставит перед ней чашку с горячим чаем. Несмотря на то, что уже вечер, чай не кажется чем-то лишним. Чашка чуть обжигает ей пальцы, но это даже приятно. Гермиона делает глоток, наблюдая за тем, как он садится на соседний стул и снова открывает книгу. Ей так хочется к нему прикоснуться. Ей так хочется услышать его голос. — Могу я как-то помочь вам, чтобы вы снова смогли говорить? «Я не могу говорить с тобой. Я скажу то, что привяжет тебя ко мне» Северус поднимает взгляд и отрицательно качает головой. Гермиона поджимает губы и с силой кусает внутреннюю сторону щеки от бессилия. От чертового бессилия. Лучше бы она осталась в этом сне, лучше бы не просыпалась. Чем вот так. Гермиона снова делает глоток, опуская взгляд. Горячий чай обжигает ей ладони, но на стол чашку она так и не ставит. Ей придется отпустить на время всю ситуацию. Чтобы не свихнуться, ей нужно забыть обо всем, что происходит за пределами этого дома. Она может вернуть его со временем, нужно лишь набраться терпения. Пусть оно уже и на исходе. Глубокий вдох. Разговор. Можно просто рассказать ему о чем-нибудь, дать наводки, которые смогли бы помочь ему вспомнить. Она уже собирается начать, как вдруг на коврик под дверью падает почта. За окном мелькает коричневое пятно. Гермиона ставит чашку на стол. — Я на минутку, — зачем-то произносит она. Ей просто тяжело. Слушая собственный голос, становится легче. Гермиона присаживается на корточки и берет два конверта. Одно было от Гарри, второе от Рона. Девушка возвращается за стол и, поставив ноги на жердочку, вскрывает сначала письмо от Гарри. Он спрашивает, как она, интересуется, все ли в порядке. Говорит, что вернулся в Мунго к Рону, но нашел намного больше. Невилл разбудил Полумну, теперь почти от нее не отходит, за что получает выговоры от мадам Помфри, но и это еще не все новости. Оказывается, в стенах Мунго была большая часть Уизли, и он крайне рад, что ему удалось разыскать Джинни. Гарри вернулся с ними в Нору, завтра собирается снова к Кингсли, чтобы подготовиться к грядущему слушанию, потому что прямой свидетель защиты Северуса. Гермиона в который раз задыхается от благодарности. Гарри просит ее быть осторожнее и напоминает о грядущем слушании, а также заверяет, что все будет в порядке, потому что иначе и быть не может. Гермиона с улыбкой откладывает письмо друга и берет в руки следующее. Письмо Рона она вскрывает медленно, словно чувствует заранее, что внутри ее ждут новости, которые она не совсем хочет слышать. И оказывается права. Рон беспокоится, спрашивает, как у нее дела. Говорит, что Гарри почти ничего не рассказал о вылазке в Министерство. Сказал, что доверяет ее выбору и решению. Рон честно сознается, что ничего не понимает, а затем… Спрашивает, могут ли они попробовать снова. Говорит, что скучает по ней. Что они справятся, если постараются вместе. Гермиона отбрасывает письмо на стол и сжимает губы. Она даже не догадывается, что Северус все это время смотрит на нее. Девушка переводит на него взгляд, в горле встает ком. — Так бывает, знаете, — говорит она так, словно он знает, что произошло. Будто прочел ее мысли и понимает, что на этом пергаменте написано. — Жизнь, которая у меня была до сна и до войны, — делает она паузу, — зовет меня обратно. «Вам следует откликнуться на ее зов» Северус откладывает на стол книгу. Гермионе кажется, что все происходящее однажды разорвет ее. Его молчание, его тишина. Жизнь, которая была «до». И то, что случилось «после». — Та жизнь больше не принадлежит мне, — глядя на него, решается Грейнджер. — Я стала другой. Северус знает, что она изменилась. Он сам изменился. Его жизнь в ее руках, ее жизнь в его. Но он не может позволить себе сделать шаг к ней навстречу, потому что магический сон — это одно, реальная жизнь — совсем другое дело. Он позволил себе слабость, проявил эгоизм, когда открылся ей там, но иначе он поступить не мог. Он пропал в ней. Безвозвратно, бесповоротно. И теперь расплачивается за свою слабость суровой реальностью, потому что он не может с ней так поступить. Не может забрать ее молодость. Она слишком молода. И чиста. Северус взмахивает палочкой и без зазрения совести ментально использует легилеменс, проникая в ее сознание. Он пользуется заклинанием иначе, меняет ход ее мысли, и Гермиона замирает. Она видит, как он показывает ей воспоминания ее дружбы с мальчиками с самого начала. Ее первое неловкое рукопожатие с Роном, их прогулки по Хогсмиду, посиделки в гостиной старост. Северус показывает ей моменты ее близости, словно подталкивая, заставляя откликнуться на зов прошлого. Гермиона машет руками и закрывает лицо ладонями. — Перестаньте, — глухо произносит она. Гермиона вскакивает с места и усаживается в кресло, обхватывая свои ноги и опуская голову на колени. Девушка жмурится, чувствуя нестерпимую грусть. Зачем он так делает? Зачем так поступает? Он же не слепец. Он все видит. Он все, черт возьми, видит. «Я не могу украсть твою жизнь. Это эгоистично, я уже прожил свою» Гермиона думает о том, что лучше бы она все же уснула. Уснула и больше никогда не просыпалась. Северус понимает, что причинил ей боль тем, что сделал. Клялся себе, что такого не произойдет, и вот оно. Он хмурится, злится сам на себя, думает, что же предпринять. Ему ее касания кислород открывают. Каждый ее взгляд, каждое прикосновение — пытка для него. Держать ее на дистанции с каждым разом все сложнее, ему больно от одной только мысли, что он отталкивает от себя человека, которого любит. Ради которого он сам готов поступиться своими желаниями. Только бы она была счастлива. Северус поднимается на ноги и подходит к старому проигрывателю, крышка которого вся покрыта пылью. Он поднимает ее, вынимает пластинку и ставит на нее иглу, нажимая кнопку. Комната постепенно наполняется звуками. Сначала проигрыватель лишь потрескивает, затем мелодия плавно начинает литься из него, заполняя пустынное пространство комнаты. Гермиона наблюдает за тем, что он делает. Северус плавно подходит к ней и протягивает вперед руку. Грейнджер чуть колеблется, а после, прогнав слезы, вкладывает свою ладонь в его руку и поднимается на ноги. Северус делает несколько шагов назад, утягивая ее за собой и останавливаясь посередине комнаты. Гермиона мнется на месте, не зная, что ей делать. Он так часто ранит ее, так часто оказывается холоден, что она боится. Боится в очередной раз обжечься. Поэтому Северус все делает сам. Он плавно кладет руку ей на талию, осторожно притягивая к себе. Гермиона почти задыхается, когда врывается в его личное пространство. Почти задыхается и боится лишний раз пошевелиться. Кто знает, что случится в следующую секунду? А затем он кладет ее ладонь себе на шею и обнимает ее за талию обеими руками, начиная плавно покачиваться. Гермиона обнимает его шею второй рукой и медленно, беспокоясь о последствиях, кладет свою голову ему на грудь, закрывая глаза. Их атомы вновь сталкиваются, и Вселенная послушно замирает. Она прижимается к его груди, вдыхая родной сердцу запах, а он позволяет себе сделать это. Прикасается кончиком носа к ее пышным волосам, замирая в этом мгновении. Предоставляя себе последнюю возможность дышать ею. Северус привык быть один. Однажды он уже потерял любимую и жил с этим. Он готов пережить это дважды. Гермиона плавно качается в такт песни, ее пальцы пылают от прикосновения к его коже на шее, ее волосы пылают от его дыхания в них, все ее тело в огне, потому что окутано Северусом. А он обнимает ее, трепетно прижимая к себе, обнимает своего ангела, который горит, чтобы избежать его холода. В эти прикосновения он вкладывает всю свою печаль, всю свою любовь, привязанность. Все то, что он не может сказать ей вслух, потому что знает: стоит ему это произнести, и он не выдержит. Он никогда и ни за что ее больше не отпустит. Только бы она справилась. Только бы пережила это, переболела. Он справится, всегда справлялся. Вот только… — Северус, — поднимает она взгляд. И в нем столько надежды, что перехватывает дыхание. Столько любви, что сжимается сердце. Она смотрит на него, и ее глаза мерцают. — Скажи мне, что ты видишь, — предпринимает она последнюю попытку. Ее голос, ее взгляд, ее тепло — ломает это в нем. Все рушится, обваливается градом вниз. Вся его выдержка, все стойкость, хладнокровие. Плавится под ее взглядом, вырывается наружу. Северус сдается. Она победила. Проклятье, она победила. — Снова доводите меня своими вопросами, мисс Грейнджер? Ее свет заливает весь мир. Гермиона замирает, расширяя глаза, не верит словно, боится, что послышалось, и слезы застилают ее теплые карие глаза. А он понимает, что не может больше. Пусть мир рушится, пусть ему ломают кости — лишь бы видеть ее свет. — Северус, — на выдохе произносит она и поднимается на носочки. Гермиона склоняет голову и целует его. Целует так, что внутри все взрывается сотней фейерверков, заставляя ноги подогнуться. Обхватывает его лицо, растворяясь в нем без остатка, прижимается ближе, прогибая поясницу. Сердце лупит по ребрам грудной клетки, как сумасшедшее, того и гляди — остановится, не заведешь обратно. Гермиона поверить не может в случившееся, ее переполняют чувства. — Ты, — разрывает она на мгновение поцелуй, почти укоризненно глядя на него, — ты… Хочет разозлиться на него за то, что он так сделал… — Я знаю, — на выдохе произносит он, закрывая глаза, и притягивает ее к себе снова, — я знаю. … но не может. Ему так хочется дышать ею. Этой бесконечной жизнью, сосредоточенной в этом маленьком теле. Она сделала свой выбор, он сделал свой. Нет никакого смысла противиться Вселенной, когда атомы среди миллиардов, сотен миллиардов других находят друг друга. И в этот поцелуй он вкладывает сотни просьб о прощении за то, что попытался изменить то, что было предначертано. Она для него — всё. Он для нее — абсолютно. — Мне столько нужно тебе рассказать, — на мгновение оторвавшись, на придыхании произносит она и снова мягко целует его в нижнюю губу, — у меня столько вопросов… Северус обхватывает ее лицо ладонями и смеется. — Ты ничего не ела с момента пробуждения, — мягким баритоном замечает он. — Я, — не может устоять она на месте, обхватывая его запястья пальцами, чтобы чувствовать его пульс, — да… Гермиона впервые за очень долгое время ощущает чувство голода. Бонус серотонина, о котором она раньше не знала. — Голодна? Он так смотрит. Мерлин, так смотрит. — Да, — соглашается она. Гермионе кажется, что сейчас она готова согласиться на что угодно. Так сильно она горит счастьем. — Только, проклятье, холодильник пуст, — активно соображает она и загорается новой идеей. — Паста! — восклицает она. — Как ты смотришь на пасту с морепродуктами? Я так хочу пасты, — тараторит она. И Северус думает: «Мерлин, если бы ты знал, как я ее люблю» — Паста, — повторяет он и улыбается. — Звучит превосходно. Гермиона устоять на месте не может, снова тянется к нему, оставляя короткий, теплый поцелуй. — Тогда я в магазин, — тут же срывается она с места. — Постой, — ловит он ее за руку, — уже поздно, стемнело. Гермиона смотрит на мгновение на улицу и машет рукой. — Брось, — улыбается она, — это совсем рядом, не беспокойся. Она поднимается на второй этаж со скоростью света, быстро переодевает домашний костюм на плотные темные джинсы, розовую толстовку с капюшоном и джинсовку, после чего хватает с собой сумку, зная, что где-то там валяется как минимум пятьдесят фунтов, и спускается вниз. Гермиона даже не останавливается, сразу тянется за новым поцелуем. Мерлин, как она скучала по нему. Как скучала. — Я очень быстро, — заверяет она и, открыв дверь, выбегает наружу. Защитные чары выпускают ее, мягко коснувшись всего тела. Окрыленная счастьем, Гермиона действительно забывает о том, что происходит за пределами этого дома. Что еще ничего не кончено. Что все еще только впереди. Но какая разница. Он с ней, Северус с ней, и уже плевать, что будет. Только бы с ним. Только бы, черт возьми, с ним. — Я уже думал, что она не выйдет, — прилетает ей в лопатки. Гермиона едва успевает сделать шаг вперед после того, как спускается с лестницы, и замирает. Можно было вернуться домой, можно было побежать вперед, но что-то останавливает ее, заставив повернуть голову вправо. В полутьме виднеются силуэты мракоборцев. Одного из них она узнает сразу. — Что вам нужно? — сурово произносит она. — Что вам нужно? — мерзко передразнивает ее тот, которого она и узнает. Этот мракоборец назвал ее шавкой, когда скрутил Северуса в Мунго. Он тут же без колебаний подходит к ней и хватает за руку. Гермиона ловко вырывает ее. — Не трогайте меня! — делает она шаг назад. С другой стороны подходят еще два мракоборца. Полный комплект. — Не голоси, — хмыкает голос у нее за спиной. — После Обливейта и не вспомнишь, — поддакивает второй. Они наступают со всех сторон, хватают ее за руки, заламывая их. — Нет! — кричит она. — Оставьте меня! Гермиона слышит их мерзкий смех и старается хоть что-то придумать, но все мысли обрываются в тот момент, когда дверь дома открывается, и она видит его. Глотку сдавливает ужас. — Нет! — истошно кричит Грейнджер. — Не выходи из дома! Но Северус успевает сделать шаг за порог, и защитные чары окрашиваются алым. Темная улица светится, купол, закрывающий дом, разрушается. Гермиона задыхается от ужаса. Условия нарушены. — Северус! Его руки сковываются заклинанием за спиной. Мракоборцы теряют к ней интерес, достигая желаемого. Он вышел из дома, и теперь даже Кингсли не сможет ни ему, ни ей помочь. — Теперь не выйдешь оттуда, — цедит мракоборец, — сгниешь в Азкабане, мать твою. Гермиона чувствует себя так, словно время замедляется. Мракоборцы сцепляют руки друг друга, мантии шелестят на ветру. Мыслей слишком много, поэтому Гермиона не слушает ни одну. Только делает то, что должна. Она делает шаг вперед и хватается за рукав мракоборца. Улица жилого квартала окутывается тишиной, дом семьи Грейнджер снова лишается хозяев. В гостиной скрипит проигрыватель, доиграв пластинку.