Скажи, что ты видишь

Гермиона так и стоит на одном месте, словно пустив корни в землю, и не может пошевелиться. Северус смотрит на нее какое-то время, но все же отводит взгляд, и это причиняет почти физическую боль. Мадам Помфри, оказывается, вовсе не бежит к нему с расспросами, она взмахивает палочкой, что-то произносит, и голубой шар исчезает из комнаты, вырвавшись в окно. Гермиона сразу понимает, что сделала женщина. Она отправила патронус в Министерство, а это значит, что всего через пару мгновений всё резко изменится. Только эта опасная мысль и помогает ей сдвинуться с места, подойти на негнущихся ногах к его постели и обессиленно присесть рядом, не беспокоясь о сторонних взглядах. — Профессор, — заставляет она себя говорить, — скажите, что вы видите? Северус смотрит на нее с выдержанной холодностью, в глазах зельевара горечь, непривычная тьма и закрытость. Он вышел из сна, в котором пробыл четыре месяца, и Гермиона это понимает. Понимает его растерянность и, возможно, злость от непонимания. Не может только принять той мысли, что он оставил ей их воспоминания, и теперь ей придется жить с ними, зная, что они принадлежат теперь только ей. Северус лишил себя возможности быть их частью. — Довольно глупый вопрос, мисс Грейнджер, особенно с вашей стороны, — хрипло произносит он. Его губы сухие, дыхание тяжелое, а взгляд совсем чужой. Гермиона чувствует, как от несправедливости сжимается все ее существо, заставляя неприятный ком подняться к горлу. — Мисс Грейнджер… Всего на мгновение Гермионе кажется, что сейчас все будет хорошо, как в самых глупых, романтических маггловских фильмах. Что он внезапно придет в себя, прижмет ее к себе и под красивую музыку утянет в поцелуй. — Могу я как-то вам помочь? Но это не маггловский фильм, это жизнь, ее реальная жизнь. Потому что она сидит на холодном полу возле его постели, кругом белые стены противного сердцу Святого Мунго, а человек, который стал ей дороже собственной жизни, вот-вот лишится свободы, потому что никто не знает правды. Никто не знает, что Северус спас магический мир дважды. Что он всю жизнь всех спасает. Что он спас ее, а сейчас она сгорает от невозможности помочь ему, потому что не знает, как этого сделать. И ей хочется сказать, что Северус уже помог, что теперь все в ее руках, что теперь она должна понять, как ему помочь. Что она любит его. Что она костьми ляжет, если придется, но вслух лишь: — Нет, не можете, — горло сдавливают слезы. Белоснежная шторка дергается от трансгрессии, и в палату входят два мракоборца в черных мантиях. Гермиона даже не может заставить себя пошевелиться, чувствует только, как Невилл оттаскивает ее, поднимает на ноги, уводит из его палаты. — Оставьте, — срывается у нее голос, — не трогайте его! — Гермиона, — шикает Лонгботтом, — проклятье, тише. Они лишь охраняют его, — объясняет он, — его не отправят в Азкабан до тех пор, пока он не придет в себя. Гермиона видит, каким пустым взглядом Северус смотрит перед собой, мужественно и стойко принимая в своей палате незваных гостей. Только когда белая штора закрывается, и Гермиона видит у входа в палату еще двух мракоборцев, накладывающих заклинания защиты и оглушения, она позволяет себе горько всхлипнуть. Потому что знает, что Северус ее не услышит. — Гермиона, — усаживает ее Невилл на постель, — пожалуйста, послушай… — Это ты привел их сюда! — рычит на него Грейнджер. — Зачем ты привел их сюда?! Невилл не сопротивляется ее агрессии, лишь примирительно выставляет вперед руки. — Мы обязаны были, Гермиона, — старается он ей объяснить. — Он преступник, у нас указ Министерства. — Ты ничего не знаешь, Невилл! — звенит ее голос от слез. — Ничего! Лонгботтом проводит пятерней по ершику волос и делает полукруг по палате, стараясь собрать все мысли воедино, потому что длинную тираду девушка слушать определено не настроена. — Гермиона, я указал в письме, которое отправила мадам Помфри, что Северус не покинет Мунго до тех пор, пока мы сами не будем уверены в том, что он готов к даче показаний и правосудию. Грейнджер бросает на него сердитый взгляд. Ей очень хочется сказать Невиллу пару ласковых за то, что он сделал, но она держит себя в руках, потому что он, всё-таки, помог ей. В своем стиле, но помог. — И сколько у меня времени? — спрашивает она. Невилл жмет плечами. — Зависит от того, как хорошо будет обработано Министерство, — замечает он. — Они могут дать месяц, неделю или один день. Гермиона почти рычит, когда вскакивает на ноги. — Да постой же ты, — ловит он ее за плечо, и Гермиона сначала хочет вырваться, но он держит ее довольно крепко. — Гермиона, я понятия не имею, что происходит между тобой и, — он на мгновение смотрит на стену, мерцающую от защитного заклинания, — профессором, но… Черт возьми, как ты это сделала? — Сделала что? — хмурится она. — Зелье, — отвечает он. — Мы можем теперь всех разбудить… Гарри, Рона и всех… Дальше Гермиона не слушает. Идея-фикс выстраивается в сознании с бешеной скоростью. Ей плевать на всех остальных, здоровый эгоизм никто не отменял. Ей важны только Гарри, Рон и Северус. И одно может помочь другому. — Идем, — только и произносит Гермиона. Она возвращается в зал с котлом, снимает с него предусмотрительно наложенное защитное заклинание и наполняет две пробирки до плечиков. Война научила ее всегда и везде создавать защиту. На местность, на предметы или на человека. — Им пора просыпаться, Невилл, ты согласен? — показывает она зелье в ладони. — Более чем, — радуется он смене настроя девушки, не представляя, что, может, сама-то она и здесь, но мысли ее остались с человеком, закованным в собственной палате защитными чарами и четырьмя мракоборцами. Невилл ведет ее в соседний коридор, они спускаются на этаж ниже, и Гермиона поражается, насколько здание большое. И насколько много здесь учеников и их близких, понесших травму после второй магической. Проходя мимо одной из заполненных белоснежных комнат, Гермиона внезапно останавливается, глядя вперед. Невилл замечает ее замешательство и возвращается, чтобы понять, что именно ее остановило. — Тот мальчик, — негромко произносит она, кивая вперед, — он с Рейвенкло, я видела его, когда была во сне. Ты сказал, что мы с ним прощаемся. Невилл удивленно расширяет глаза. — Все верно, — кивает он, — я лично выписывал его две недели назад, он пробыл во сне два месяца. Гермиона все еще смотрит на то, как старается улыбаться парень. — Что он здесь делает, в таком случае? — Его сестра, — указывает Невилл на постель, возле которой пляшет парнишка. — Она с Хаффлапафа, второй курс. Третий месяц спит. У Гермионы холодеют ладони. — Сначала ходил к ней, затем опустил руки, уснул сам, — Невилл поджимает губы, — теперь проснулся, чтобы продолжить ее будить. Кто, если не он? Мальчишка продолжает петь и плясать, улыбаясь через силу, пока перед ним спокойно спит его младшая сестра. Гермиона обещает себе, что сразу после разговора с ребятами предоставит полную информацию о зелье мадам Помфри, чтобы та разбудила всех несчастных в этом месте. Невилл открывает дверь в небольшую комнату, впуская Гермиону внутрь. В светлой палате всего три койки. Две из них заняты ее лучшими друзьями. Гермиона поджимает губы, когда думает об этом. Точно ли ребята остались ее друзьями? Прежняя боль на мгновение пульсирует за ребрами, но Гермиона ее игнорирует и подходит к Гарри, присаживаясь рядом с ним на постель. — Невилл, помоги Рону, — протягивает она ему второй пузырек. — Конечно, — кивает он и, приняв пробирку, подходит ко второй постели. Гермиона сидит рядом с Невиллом на свободной постели, сжимая в руках пустые пузырьки, и терпеливо ждет, когда они подействуют. Гермиона места себе не находит. — Тебе определенно хочется с кем-то из них серьезно поговорить, — замечает Невилл. Девушка оборачивается. — С чего ты взял? — Твои мысли, — касается Невилл своего виска, — ты так загружена, что вокруг тебя воздух почти рябит. Гермиона снова смотрит на ребят. Возможно, после пробуждения в ней проснулись не только прежние эмоции, но и всегда спящий до этого эгоизм, но… Что плохого в том, что ты хочешь, чтобы было хорошо для тебя? Это здоровый эгоизм, Гермиона устала быть той, кто вечно позволяет пользоваться своей светлой стороной. Это ее чуть не погубило. — Черт возьми, — Гермиона почти вздрагивает, когда слышит голос Рона, — что это было? — Я что, умер? — слышится следом хриплый голос Гарри. — В третий раз? — усмехается Невилл. — Нет, черт возьми. Третий раз — алмаз! Гермиона искренне смеется и на мгновение кажется, что все правда так, как раньше. Что все хорошо, все по-старому. Гарри заключает ее в объятия, не сразу отпуская. Рон тоже обнимает ее, но жалуется, что покалывает руки. Ребята смеются и чувствуют себя так, словно ничего не случилось, но… Улыбки сходят у всех в тот момент, когда наступает пауза в разговоре всего на пару секунд. И эти мгновения заполняются запахом больницы, белым светом, осознанием уже случившегося, прошедшей войны, которая оставила на их жизнях следы. В комнате сидят не четыре подростка, а четыре старика. С глазами, лишенными света и лицами, потерявшими краски. Осунувшимися, сломленными детьми, жизнь которых никогда уже не будет такой, как раньше. — Почему вы пропали? — первая нарушает тишину Гермиона. Гарри и Рон озадаченно переглядываются. — Я писала письма, десятки писем, — едва сдерживает она слезы, — я загоняла сову, но не получила от вас ни одного ответа. — Ты же шутишь, верно? — усаживается на постели Рон. — Гермиона, скажи, что ты шутишь. — Какие тут шутки, Рональд Уизли? — шипит она. — Почему вы перестали писать мне и отвечать? Что я сделала такого ужасного? Гарри расширяет глаза. — Гермиона, я клянусь тебе, что ты ошибаешься, — заверяет ее Гарри, — мы писали тебе каждый день, каждый божий день. Девушка сжимает губы, качая головой. — Мы не могли к тебе подступиться, ты не отвечала на письма, — снова пытает удачу Рон, — пытались заговорить с тобой на похоронах Римуса и Тонкс, но ты даже не откликнулась, мы не знали, что делать… — Брось! — пылит Грейнджер. — Я старалась заговорить с вами на каждых похоронах, на которых мы были, но вы не реагировали, — почти плачет она. — Вы закрылись от меня, хотя я нуждалась в вас, я крайне в вас обоих нуждалась! Невилл лишь смотрит на то, как золотое трио совсем друг друга не слышит. Они не понимают, что никто не виноват в том, что случилось. — Вы же понимаете, что все это происходило у вас в подсознании? — наконец произносит Невилл. Ребята разом смотрят на гриффиндорца. — О чем ты? — не понимает Гарри. — Гермиона писала письма, вы писали письма, — вытягивает он то одну руку, то другую, — вы думали, что она не общается с вами, она думала, что вы не общаетесь с ней. Ваши действия растворялись в заклинании. Они происходили на самом деле, но при этом их не существовало, — Невилл видит непонимание на их лицах. — У каждого из вас была своя реальность. Ребята переглядываются. Черт возьми, даже будучи на том свете Том Реддл чуть не довел их всех до полного краха. — Кто расскажет, что произошло? — смотрит Гарри то на Гермиону, то на Невилла. Лонгботтом, едва взглянув на наполнившиеся слезами глаза девушки, сразу все понимает и приступает к рассказу сам. Он ничего не упускает, но и не добавляет лишнего. Рассказывает все так, как поведал Гермионе, и добавляет тот факт, что девушка свой сон помнит. — Я не помню абсолютно ничего, — рассеянно произносит Рон, — по ощущениям просто уснул. — На месяц, — замечает Гарри. — Да, на месяц, — немного агрессивно отвечает Рон. — Если бы еще полегче стало, цены бы этому сну не было. — Не в стиле Воландеморта, — жмет плечами Невилл. — Это была его цель: разбить всех так, чтобы добило окончательно. — У него получилось, — кивает Гарри. Гермионе кажется, что в этот момент ее лучший друг стареет прямо на глазах еще на пару лет. Воспоминания о войне никуда не делись, беда в том, что они еще свежие. Настолько свежие, что Гермионе даже страшно подумать, как чувствуют себя мальчики, эмоции которых на месяц были завязаны в узел, а теперь этот клубок разматывается с каждой последующей секундой. — Гарри, что помнишь ты? — осторожно спрашивает Невилл. Даже если это сейчас не к месту, он обязан это спросить. Это его работа. Гарри на какое-то время замирает, стараясь вспомнить. — Помню большой зал, — чуть хмурится он. — Сначала я был уверен, что прибыл в Хогвартс, даже внимания не обратил, что совсем не помню дороги, а потом… — он ненадолго замолкает, — заметил, что столы пусты. И там была пыль, много пыли. Словно замок был заброшен. Руки Гермионы холодеют и она сжимает их в замок, чтобы не дрожали. — И была еда передо мной, — вспоминает Гарри. — Много еды, как на пиру, но… Я был один и не мог есть, не мог заставить себя проглотить и кусочка. — Черт возьми, Гарри, я бы сразу заметил, что что-то не так, — ухмыляется Рон. Он немного разряжает обстановку, и все улыбаются. Немного вымученно, даже слегка неуместно, учитывая все то, что происходит, но улыбаются. Гермиона ловит взгляды ребят и осознает, как сильно по ним скучала. — Кто-нибудь говорил с тобой? — снова возвращает их в прежнее русло Лонгботтом. Гарри сразу вытягивает вперед руку, указывая на гриффиндорца. — Невилл, — словно сам не верит в происходящее Поттер. — Невилл, ты говорил со мной несколько раз, — Гарри снова вздыхает, вспоминая что-то еще. — Гермиона, я писал тебе письмо. Девушка удивленно вскидывает брови, чуть ерзая на месте. — Что? — Да, я отправил тебе письмо с совой. Маленькой такой, серой. Хотел написать, что что-то не так. Только содержание не помню. — Я вспомнил! — внезапно кричит Рон. — Я тоже писал тебе, Гермиона. Писал в этом сне. Только был не в большом зале, это был какой-то класс, — морщится он. — Но сова забрала мое письмо, и она тоже была маленькая и серая. Гермиона не верит своим ушам. — Я получила их, — не сразу отвечает она. Все трое гриффиндорцев в удивлении смотрят на девушку. — Шутишь? — в унисон спрашивают Гарри и Рон. — Невилл читал их мне, — указывает она на Лонгботтома. — Брось, быть не может, — смеется Невилл. — Вы, ребята, — указывает он на Гарри и Рона, — в одну ночь моего дежурства разговаривали во сне, беспокоились оба за Гермиону, и я просто передал ей ваши слова, когда навестил утром. Они смотрят друг на друга так, словно вот-вот из-за угла вылезет какой-то шутник и крикнет: «Снято!» Гермиона не хочет говорить ребятам, что услышала она вовсе не слова поддержки или что-то в этом духе, а совсем наоборот. Воландеморт промывал им всем мозги даже после своей кончины. — Невилл, ты что, стал нашими письмами? Что-то вроде… совы?.. — старается понять Гарри. — С ума сойти, — качает головой Рон. — Бред какой-то, кому расскажешь — не поверят. Гермиона старается понять, почему Рон, как и все прочие, не помнит ничего, а Гарри помнит про письма. Возможно, Северус хотел что-то передать через Гарри. Или просто забыл стереть ему воспоминания, забыв о том, что у него иммунитет на любые воздействия Темного Лорда. — Гермиона, что помнишь ты? — спрашивает ее Рон. Девушка поднимает взгляд и осознает, что эта проклятая война, несколько месяцев под заклинанием и месяц во сне всё же надломили в них то, что связывало их долгие годы. Гермиона изменилась, и они тоже. Она осознает, что не хочет, чтобы Рон знал о случившемся с ней во сне. Осознает, что не хочет говорить ему о Северусе. Она знает, что он ее не поймет. — Я устала, — сообщает она, — обсудим это позднее, хорошо? Но Гарри ее поймет. Ему она доверяет, пожалуй, больше, чем самой себе. Поттер понимает ее взгляд без слов, поэтому чуть кивает и поднимается с постели. — Надо размять ноги, — замечает он, — Гермиона, покажешь, где твоя палата? — Конечно, — тут же находится Грейнджер, поднимаясь с места. Ее почти не удивляет, что Гарри чувствует ее на иной, понятной только им обоим волне. — Я схожу за мадам Помфри, ей надо зафиксировать ваше пробуждение, — встает следом Невилл. — Рон, ответишь ей на пару вопросов? С меня причитается сытный обед. — Валяй, если хочешь, — кивает он и внимания на уходящих друзей почти не обращает. Он отворачивается на бок лицом к стене, накрывая себя одеялом. Его скорбь снова выбирается наружу и сейчас он не хочет ни с кем ее разделять, потому что рана еще слишком свежая. Гермиона идет рядом с Гарри неспешным шагом, позволяя другу опираться на свое плечо. Гарри морщится от ощущений, конечности словно деревянные, но беспокоит его даже не это. Он почти слышит, как голова Гермионы гудит от мыслей, которые не дают ей покоя. — Скажи мне, Гермиона, — наконец останавливается он. — Это Северус, Гарри, — выпаливает она, замирая следом и глядя лучшему другу в глаза. — Северус? — вскидывает он брови, стараясь как можно скорее понять, что происходит. — Профессор Снейп, Гарри, я… — Гермиона морщится, закрывает на мгновение лицо ладонями, — он оставил мне воспоминания, он показал мне, как готовить зелье, которое и помогло вам проснуться. Которое поможет проснуться всем, — захлебывается словами Гермиона. Она трет лицо ладонями, грудная клетка девушки гудит от того, как сильно и с болью бьется о ребра сердце. — Он снова всех нас спас, Гарри, — соль снова жжет под веками, — он спас меня. — Почему ты плачешь? Гарри старается понять, обхватывает предплечья подруги руками и заглядывает ей в глаза. Он обеспокоен, давно он ее такой не видел. — Потому что я все помню, Гарри, — со злостью стирает она со щек никак не прекращающиеся слезы. — Потому что я все помню. Она закрывает лицо ладонями и глухо всхлипывает. Гарри на мгновение заключает ее в объятия и гладит по лопаткам. — Тише, Гермиона, — успокаивает он подругу, — все будет хорошо. Ты только скажи мне, — выпускает он ее из объятий и заглядывает в глаза, — хотя бы отчасти, что именно тебя так сильно беспокоит. Гермиона берет себя в руки и на выдохе старается успокоиться. Поттер терпеливо ждет. — Потому что никто не знает о его роли в этой магической войне, Гарри, — старается объяснить она. — Никто не знает, кроме нас троих, что Северус сделал для всего магического мира. Гарри вздыхает. Она права. — Проклятье, я понял тебя, — он тут же старается понять, что предпринять. — Гарри, скажи, что ты успел до сна рассказать обо всем в Министерстве, прошу тебя. Герой войны отрицательно качает головой. Он почти не помнит время после войны, все слилось в один бесконечный день. Ему не давали отдыхать, он был везде и нигде. Он не успел толком ничего рассказать, да никто бы и не понял. Все постепенно попадали под действие заклинания бесконечного сна. — Гарри, необходимо это сделать, я прошу тебя, его же вот-вот отправят в Азкабан, — старается она говорить сурово, но голос подводит, снова дрожит. — Мракоборцы стоят возле его палаты с момента пробуждения. — Гермиона, все будет хорошо, — успокаивает он подругу. — Я все сделаю, у меня все же есть некоторое преимущество, — старается улыбнуться он. Девушка, и без того вся находящаяся в нервном напряжении, не понимает шутки. — Я трижды выжил после столкновения с Воландемортом, — объяснят он. — Буду считать теперь этот сон за третий раз. Невилл правильно сказал. Третий раз — алмаз. Гермиона немного нервно смеется, прикрывая рот ладонью, и Гарри не нарадуется, что хоть немного удалось развеселить подругу. Но одно, всё-таки, никак не дает ему покоя. — Скажи мне только одно, — смотрит он снова на девушку. Гермиона прекращает улыбаться, смотрит на друга прямо, знает точно, что он задаст вопрос, на который ей придется ответить правду. — Что произошло с тобой во сне? Гермиона знает, о чем он спрашивает. Знает, почему он спрашивает. Знает, о ком он спрашивает. Гарри всегда понимал ее лучше остальных, он же ее лучший друг. Поэтому ей не нужно конкретизировать и объяснять на пальцах, чтобы он все понял. — Я просто увидела, Гарри, — отвечает она. — Я его увидела. Гарри кивает, снова начиная идти в сторону палаты Гермионы. Он все понял.