Пути рационального выбора (ГП МРМ)

В середине октября дожди резко прекратились. Дни стали светлее и ярче, но лишь ненадолго, напоминая о приближении зимы все более и более ранними закатами и пронизывающими насквозь ветрами. Профессор Филиус Флитвик смотрел в окно и слушал завывания предстоящих холодов, сильнее закутываясь в теплую мантию. От камина неподалеку шло очень приятное и убаюкивающее тепло. Он сидел в своем кабинете декана Когтеврана, в котором до него заседали умнейшие представители магической школы. Ведь, следуя всем традициям, только умнейшие и могли занять этот пост. Когда профессор Флитвик только-только был назначен на должность декана факультета вместо ушедшего на покой Гаулиуса Флотта, этот кабинет выглядел совершенно иначе. В те времена здесь было куда более мрачно. Темно-коричневые книжные полки нависали над маленьким профессором, точно гаргульи у дверей кабинета директора, они достигали потолка и хранили в себе тысячи книг, приборов и зелий. На некоторых полках стояли черепа и забальзамированные органы, которые Флотт хранил просто ради устрашения студентов. Отовсюду торчали свитки и древние пергаменты, которые норовили либо рассыпаться, либо рассыпать все вокруг, если древняя магия, хранящаяся в них, внезапно выплеснется наружу. Общую мрачность усиливали маленькие застекленные дыры в стене, больше напоминающие бойницы, нежели окна, будто предыдущий декан готовился к длительной осаде замка. Естественного освещения здесь почти не было, и лишь благодаря множеству расставленных повсюду свечей свет окончательно не забыл про это место. Профессор Флитвик подошел к украшению и приданию уюта своему новому кабинету с большой ответственностью. Он перебрал практически все хранящиеся здесь книги, отдав большую их часть в библиотеку, ее запретную секцию, а некоторые лично в руки Дамблдора, чтобы он уничтожил все те мерзости, что в них хранилось. Все ненужные старые магические свитки были обезврежены и выброшены. Шкафы уменьшились с размеров, угрожающих великанам, до более простых и аккуратных, с красивыми завитушками и резьбой в виде косуль. Вместо черепов и органов на полках теперь лежали конспекты любимых учеников Флитвика, написанные идеально красивым почерком. В центре шкафа стоял он — и Флитвик им очень гордился — чайный сервиз самой Елизаветы II в идеальном состоянии. И тут же стояла одна из его лучших недуэльных разработок — волшебная машина, позволяющая выпекать практически идеальные кексики. Флитвику было достаточно вдохнуть в нее совсем немного магии, и она начинала свою работу. Нет, не так, как эти шумные и пугающие приборы в кабинете директора, которые ныне, в большинстве своем, были отключены из-за того, что действовали на Макгонагалл нервирующе. Это был очень тихий и приятный звук чего-то вкусно кипящего и неспешно помешивающегося теста. Бойницы были заменены на широкие, почти что панорамные окна. Теперь солнце стало лучшим другом кабинета декана, а луна — его извечной сестрой. Даже в такое зябкое утро кабинет был полон тепла и уюта, и теплая мантия, в которой профессор зарылся почти с головой, была не столько необходимостью защиты от холода, сколько еще одним элементом согревающего спокойствия. Профессор Филиус взмахнул рукой, и чайник с горячей жидкостью послушно полетел в его сторону. Маленький человек блаженно вдохнул аромат, когда в его дверь постучали. — Эмм, профессор? — дверь отворилась, явив Мальчика-Который-Выжил. Флитвик вздохнул и поставил чайник на стол. Нет, он вовсе не относился к Гарри Поттеру плохо. Просто он был сильнейшим в школе магнитом для притягивания неприятностей разных мастей. А неприятности не особо-то нравились Флитвику. — Да, мистер Поттер? Что вы хотели? — пропищал он своим обычным тоном декана факультета и немного выбрался из объятий своей теплой мантии. — Я как-то слышал о чарах Обливиэйт, которые являются обратимыми. Но не нашел информации о них в доступных мне книгах. Вы бы могли обучить меня этим чарам? Это очень важно! — Гарри, — Флитвик серьезно посмотрел на него. — Чары памяти это не игрушка для второкурсника. Я бы вообще не рекомендовал вам когда-то применять их на себе или ком-либо. Вмешательство в память других людей опасно. И еще опаснее вмешиваться в свою собственную. — Безусловно, профессор, — согласился мальчик. — А еще опасно быть учеником школы, в которой в прошлом году тролль убил студентку. А затем в эту школу пришел самый могущественный Темный Лорд в истории и убил часть высокопоставленных членов Визенгамота. А теперь пробудилось древнее чудовище, которое утаскивает учеников в сырые подвалы, построенные во времена Салазара Слизерина, — его взгляд становился холоднее и холоднее, пока он говорил это. — И мы можем только догадываться, что именно стояло за этим чудовищем и какой у него следующий шаг. В таких условиях, конечно, точечные чары памяти — это самое страшное в руках того, кто со всеми этими ситуациями справляется. — Вы слышали об Латверийском инциденте с памятью, мистер Поттер? — перебил его профессор. — Вы слышали о том, как двадцать тысяч человек в один миг забыли о том, что их страна вообще существует, в результате чего страна пропала со всех карт, а люди лишились домов, потому что не могли вспомнить, куда им идти? Или о тех сотнях несчастных в больнице Святого Мунго, на которых были наложены неправильные чары Обливиэйт, и теперь они не могут вспомнить себя? — Да, но… — Гарри был сбит с толку таким резким ответом обычно миролюбивого профессора Флитвика. — И более того, — палец декана взметнулся вверх. — Вы слышали об ученице Хогвартса по фамилии Хартстрингс, на которую наложили сильное проклятье памяти? Ее недоброжелатели хотели, чтобы она забыла все, чему обучалась в школе, и не смогла сдать С.О.В. Но в итоге, заклинание заставило всех вокруг забыть о ее существовании, потому что было наложено категорически неверно. Знаете, чего мне стоило придумать контрзаклинание? По ее словам она обращалась ко мне тридцать шесть раз, прежде чем у меня получилось! — профессор Флитвик уже чуть ли не выкрикнул последние слова все тем же тонким голосом. — Ох, я… — Гарри вдруг стало стыдно, и он отвел глаза. Стыдно было даже не потому что Гарри было важно получить сведения о заклинании, в этом он все еще был абсолютно уверен. Просто, он настолько привык к безотказности и доброте Флитвика, что не задумываясь позволил своей темной стороне вести диалог. Так, как он позволял себе с Дамблдором. Так, как он не позволял себе с Квирреллом почти никогда, потому что тот не был мягок. — Ну-ну, простите меня, мистер Поттер, — вздохнув, произнес маленький профессор. По его мановению руки чай стал разливаться по элегантным маленьким чашкам, и откуда-то вдруг появилась целая тарелка кексов с изюмом и клубничным вареньем. — Я совсем не хотел повышать на вас голос. Пожалуйста, возьмите кекс. Гарри не стал отказываться от предложения. Сегодня он пропустил обед. — Чары памяти очень опасны, мистер Поттер. Даже у опытных волшебников не всегда получается именно то, что они задумывали. В конце концов, это совсем не то, чем стоит заниматься юному перспективному волшебнику. Исправить ошибки заклинаний, наложенных на сознание, бывает очень трудно, а иногда и невозможно. — Но почему, профессор, почему? — внезапно произнес Гарри. — Вы настоящий эксперт в магии, и особенно в боевой магии, но всегда осторожничаете и предпочитаете ничего не делать! Пока такие волшебники, как Дамблдор и Снейп, ставят на карту абсолютно все и теряют всех своих близких, вы предпочитаете отсиживаться у себя в кабинете и кормить учеников кексами. «С большой силой приходит большая ответственность» — это вовсе не популистский лозунг или девиз из комиксов, это древняя аллюзия на Дамоклов меч, эта мысль фигурировала и в большинстве основных магловских религиях, она… Гарри вдруг осекся. Не было ни профессора Флитвика, ни его кабинета. Только хогвартские коридоры вокруг и тяжелая дубовая дверь в кабинет декана, которая была плотно закрыта. Гарри понял намек. Недоеденный кекс остался у него в руках и был заботливо накрыт салфеткой. По пути на зельеварение Гарри наткнулся на профессора Гилдероя Локхарта. Тот шел с явно самодовольным видом и напевал что-то под нос, и его улыбка слегка дрогнула, когда он заметил мальчика. — Мистер Поттер собственной персоной! — засиял он в своеобразной манере. — Мальчик-который-не-ходит-на-мои-занятия. Обреченный никогда не познать Защиту от Темных Искусств в полном ее многообразии. Надеетесь сдать экзамены собственной подготовкой? — Благодарю за заботу, профессор, — сухо ответил Гарри. — Я со всем справляюсь и сам. — Ну что ж, посмотрим, — подмигнул Локхарт. — Я только что разнял и наказал компанию слизеринцев, которые глумились над бедными пуффендуйцами. Я слышал, раньше таким занималась мисс Грейнджер? Видимо, ваши общие усилия так ни к чему и не привели. — Опять пуффендуйцев? — Гарри моргнул. — Вы выяснили, что они от них хотели? — Ха! — Локхарт усмехнулся. — Ну какая причина может быть у хулиганов? Они просто… хулиганят? Но ничего, я нашел изящное решение всем этим проблемам. Со следующей недели в Хогвартсе открывается настоящий дуэльный клуб. Мой дуэльный клуб, — профессор снова нелепо подмигнул. — Там все эти малолетние засранцы смогут вымесить всю свою злобу и обиду. Жду вас в наших рядах дуэлянтов, чтобы оценить ваш ничтожный уровень самоподготовки. Гарри скептично посмотрел на него. В целом, идея казалась удивительно здравой для эгоцентричного профессора-осла. Мудрый родитель, видя агрессию своего ребенка, отправляет его заниматься в спортивную секцию, чтобы он имел возможность выплеснуть свои эмоции в спорте. Спорт вообще является одним из лучших способов борьбы со стрессом и сжигания лишнего кортизола. Другое дело, что дурной ум профессора даже такую идею вряд ли сможет адекватно воплотить в жизнь. Куда больше его тревожила неспокойная обстановка в рядах слизеринцев, потерявших своих родителей, родственников, друзей их семьи. Произошедшее в прошлом году затронуло если не всех, то как минимум большинство учеников этого факультета. Среди погибших были и выпускники когтеврана. И даже гриффиндора. И только Пуффендуйцев произошедшее не затронуло вообще никак. Неужели все дело в этом… *** На следующее утро профессор Флитвик занимался тем, что проверял домашнее задание студентов четвертого и пятого курсов. В его кабинете царила обстановка бурной деятельности: пергаменты с проверенными заданиями летели в аккуратные стопки и заворачивались красными и синими ленточками, многочисленные перья обмакивались в чернила, стоящие на столе, и делали какие-то исправления под общее дирижирование маленького профессора. Даже машина для выпекания кексов не сидела без дела и начищала сама себя несколькими волшебными тряпками. В кабинет постучались, и зашел Гарри Поттер. Выглядел он слегка неуверенно и что-то держал в руках. Флитвик бросил на него серьезный взгляд, но не прекратил свое занятие. — Простите меня, профессор, — произнес мальчик. — Вчера я сказал лишнего. В знак извинения я принес для вас клубничный бисквит мадам Роуз из Косого Переулка, мне сказали, что вы их очень любите. — Гарри положил на стол профессора тщательно завернутую в бумагу выпечку. Ответа не последовало, так что Гарри продолжил: Тем не менее, мне действительно необходимо обучиться обратимому стиранию памяти. Я могу знать вещи, которые потенциально способны погубить не только меня, но и всех вокруг. Если враг сумеет захватить меня и получит доступ к этим знаниям, то жизнь всего Хогвартса может тотчас измениться. Я совершенно не могу рисковать всеми, кого люблю, но и забыть важные для меня вещи навсегда я не могу. Мне есть, что защищать. Пергаменты зашелестели, взметнулись вверх и затем успокоились. Все перья и чернильницы выстроились в один ровный ряд. — Я понимаю, — мягко сказал профессор. — Директор Макгонагалл также подходила ко мне с просьбой научить вас этому заклинанию. Тем не менее, я хочу взять с вас клятву, что вы не будете использовать эти чары на других людях, а также на себе, если для этого не будет действительной необходимости. — Я должен буду дать Непреложный Обет? — с долей волнения спросил Гарри. — Ох, нет, конечно нет! — перья вокруг профессора даже подскочили и плавно опустились обратно на место. Следующие слова он произнес непривычно холодно. — Никаких опасных запретов. Просто, в том случае, если вы нарушите это правило, вы навсегда потеряете всякое мое уважение к вам. Почему-то от этих слов Гарри стало не по себе. Уважение профессора Флитвика едва ли может стоять на одной чаше весов с жизнями всех его друзей, но возможность его потери вызывала точно те же чувства, когда главный герой фэнтези-книги ослушивается наставления старого мудрого волшебника, после чего тот долго и грустно смотрит вдаль. И обязательно происходит что-то нехорошее. — Я обещаю, профессор, — наконец сказал Гарри. — Замечательно, — пропищал Флитвик своим обычным голосом. — Обратимое стирание памяти по принципу очень схоже с уже известным вам артефактом — Омутом Памяти. Подобному тому, как мы погружаем собственные воспоминания в Омут, чтобы показать их другому человеку, мы выделяем участки памяти и погружаем их в самих себя, но при этом удаляем из памяти. Волшебник продолжает помнить, что он удалял себе нечто из памяти, но уже не будет иметь представления что это было, и почему оно казалось ему таким важным. Гарри кивнул. Пока все было предельно понятно и просто. — В этом заклинании три главные сложности. Первая — нужно понимать принципы заклинания Обливиэйт. Вторая сложность заключается в том, что вы можете легко выделить участок памяти и забыть его, но вам будет очень сложно сохранить его целиком. Он будет ускользать от вас и срываться в последний момент. А третья сложность, — Флитвик поднял палец вверх. — Это очень трудное заклинания для второкурсника. Оно отнимет у вас все силы за одно применение. Сначала они начали учить движение. Оно было сложным и достаточно нелогичным для такого заклинания. После почти двадцати минут повторений Флитвик остался доволен тем, что получалось. Настало время применить заклинание на практике. Я дам вам запомнить число, — пропищал профессор. — Попытайтесь забыть его, а затем восстановить в памяти. Гарри взял листочек с пятизначной цифрой и сначала запомнил ее. Затем сосредоточился исключительно на этом воспоминании, вспомнил ощущение от прикосновения бумаги, цвет чернил, каждую выведенную закорючку профессорского почерка. Повторил отточенное движение и произнес: — Обливиэйт реверсиум! Ноги Гарри подкосились и он мягко опустился в кресло позади него. Казалось, что он пробежал трехчасовой марафон и наконец присел отдохнуть. — Молодец, мой мальчик! — гордо пропищал профессор. — У вас получилась первая часть. Помните ли вы, что сейчас делали? — Я стирал себе память о… — Гарри призадумался. — О числах! Которые вы написали для меня. Я не помню их, профессор. —Замечательно! А теперь вторая часть — попробуйте вернуть их обратно в свою память. Гарри в очередной раз проделал длинное и странное движение палочкой, после чего произнес: — Реверсиум когнита! Силы в очередной раз покинули его, но уже не настолько сильно. Гарри на несколько секунд потерял всякую четкость зрения, а когда оно вернулось, напряженно посмотрел на профессора. — Я забыл цифру двадцать четыре? —Нет, — вздохнул Флитвик. — Там было число тридцать тысяч двести сорок шесть. Ваше заклинание сумело сохранить середину, но забыло концы воспоминания. Гарри вытер пот со лба ладонью и снова попытался встать в позу для заклинания, но понял, что слишком устал. — Сегодня мы не будем продолжать, — покачал головой профессор. — Заклинание и так забрало у вас слишком много сил. Вода в чайнике начала тихо бурлить, а маленький серебряный ножик уже активно разрезал принесенный Гарри бисквит на множество идеально ровных частей. Мальчик пытался прийти в себя и побороть навалившуюся усталость, и кажется, с каждой минутой силы возвращались обратно. А профессор Флитвик явно раздобрел от успехов студента (ну какого профессора не приводит в хорошее расположение духа способный ученик?) и мечтательно рассматривал книжные полки в своем кабинете. — Да-а, — протянул он. — Давно я не вспоминал об этом заклинании. Последний раз использовал его на себе во время войны с Сам-Знаешь-Кем, чтобы скрыть важные стратегические данные на тот случай, если меня возьмут живьем.С учетом того, что его умели грамотно применять разве что Альбус и Аластор, мне иногда приходилось обрабатывать по десять человек в день, которые отправлялись затем на дуэли. Бья! — профессор издал то ли смешок, то ли выругался. — Да какие дуэли, скорее уж бойни. — Вам часто приходилось сражаться? — спросил Гарри после того, как отпил немного обжигающего чая. — Нередко, — пропищал Флитвик скромно. — Упек несколько Пожирателей в Азкабан, побольше их последователей переубедил. Не люблю вспоминать об этом. Тогда все было по-другому. Сейчас мне жалуются, что слизеринцы бьют пуффендуйцев чуть ли не на каждом шагу, и наказания их ни к чему не приучают. В то время ты был либо за Пожирателей, либо противостоял им. *** Занятия с Флитвиком продолжались всю неделю. Постепенно Гарри сумел восстановить в памяти пять цифр, затем десять. Когда они перебрались от цифр к полноценным воспоминаниям, состоящим из запахов, вкусов, цветов и звуков, все снова перестало получаться. Иногда Гарри не мог вспомнить, что он слышал, иногда из его памяти вырезались лица или звучание голоса, иногда оно сильно искажалось. Как правило, в конце занятий, профессор, используя палочку, убирал все вещи, что они использовали на уроке, по своим местам. Предметы с необычайной точностью вставали строго туда, где они стояли раньше, не отклоняясь ни на дюйм. После четвертого повторения этого ритуала Гарри не выдержал и спросил: Профессор, почему на наших индивидуальных занятиях вы всегда пользуетесь палочкой, а на общих занятиях встаете на стопку из книг, чтобы поставить нужный предмет на место? Или бегаете кругами за улетевшими от владельцев перышками, вместо того чтобы собрать их всего несколькими заклинаниями? — Ну, в моем возрасте во всем полагаться на палочку чревато проблемами для здоровья, — Флитвик звонко засмеялся. — Но на самом деле, — добавил он более скромно. — Я просто хочу немного повеселить своих учеников. И ведь правда работает: дети смотрят на то, как я карабкаюсь по этим книгам, улыбаются и веселятся, и заклинания у них получаются чуточку лучше. — О, — Гарри удивленно моргнул. — И вы, и Дамблдор… Похоже, что я через сотню лет тоже стану чудачить и подливать всем Прыский чай, например. — В молодости этого не понимаешь, — вздохнув, сказал Флитвик. — Хочется быть самым сильным, умным, смелым. Производить впечатление на красавиц. С возрастом понимаешь, что не это главное. — В молодости вы были авантюристом и искателем приключений? — Не был, — грустно пропищал профессор. — Но всячески стремился. В школьные годы у меня не очень хорошо складывалось общение с другими студентами. — Это из-за вашего… происхождения? — осторожно спросил Гарри. — И из-за него тоже. Но в основном, конечно, из-за роста. На первых трех курсах еще ни у кого нет столько сил, чтобы буквально все делать с помощью заклинаний. И приходилось везде искать места повыше, чтобы хоть что-то разглядеть. Роскошные виды на подбородки старшекурсников, знаете ли, не сильно помогают в обучении. — Дети зачастую жестоки, — кивнул Гарри. — И готовы травить любого, кто выделяется и отличается от них. Человек за годы эволюции мастерски научился различать эмоции и лица других людей, чтобы всегда понимать, кто здесь свой, а кто чужой. Был даже эксперимент, где подопытных делили на команды, а затем предлагали оценивать внешность людей из их команды и из чужой. Большинство людей выделяли членов своей команды как более привлекательных, а своим соперникам могли ставить очень низкие оценки. Система свой-чужой была необходима человечеству для выживания, но в наш век просвещения и сотрудничества только взрослый может объяснить детям, что их действия неправильны и неэтичны. Неужели рядом с вами не было таких взрослых? — Наоборот, — Флитвик поморщился. — Многие преподаватели унижали меня сильнее, чем дети. Большинство, конечно, не специально. Они думали, что позволяя мне меньше напрягаться и делая поблажки, они оберегают меня от чрезмерных тягот высокого мира. Но я чувствовал лишь еще больше унижения от их попыток оградить меня от всего. Были и те, кто издевался совершенно искренне. А затем я твердо для себя решил, что хочу доказать свою значимость, записавшись в дуэльный клуб. И мне отказали, представляете? Сказали, что боятся, что мое маленькое тело не справится с попаданием атакующей магии. Тогда я начал тренироваться каждую ночь. Вставал в четыре утра и по четыре часа беспрерывно практиковал одно заклинание за другим. Потом засыпал совершенно без сил и кое-как вставал на занятия. На уроках у меня все получалось чуть хуже, чем у остальных, в силу сильного ночного утомления. Я был где-то ближе к концу, что еще больше подкрепляло мысли всех вокруг, что я достаточно слабый волшебник. — И затем вы стали чемпионом дуэльного клуба? — улыбнулся Гарри. Эта история, финал которой он уже знал, была настолько справедливо-приятной, что Гарри не мог не улыбаться. — Ну, не сразу, конечно, — скромно ответил Флитвик. — На третьем курсе, когда я довел многие заклинания до очень хорошего уровня, я убедил профессора Панчина, который вел тогда Защиту от темных искусств, что меня можно пустить в дуэльный клуб. Он долго сомневался, но разрешил, поставив против меня самого слабого члена клуба. Моя победа была предрешена. Затем я победил всех третьекурсников, четверокурсников и пятикурсников. На следующий год я на равных сражался с семикурсниками. И наконец, на пятом курсе я стал чемпионом, победив в финале чемпиона того времени, семикурсника Артура Дейна. И с тех пор почти никому не проиграл. —Так от чего же это зависит? — спросил Гарри. — Сила магии? — Да. И ее количество в волшебнике. — От тренировок, в первую очередь, — подумав, произнес Флитвик. — Чем больше ты тренируешься, тем сильнее становится запас твоей магии. Но все равно у всех есть свой предел, через который невозможно перешагнуть. — И вы достигли своего предела? — когтевранец внутри Гарри жадно перехватил контроль над диалогом. — Как-то раз я сражался с Дамблдором. Еще до войны, — задумчиво ответил Флитвик. — Мы о чем-то сильно поспорили, и я вызвал его на дуэль. Я проиграл. Впервые за очень много лет. Впрочем, я был уже достаточно взрослым, чтобы не переживать по этому поводу. Я хорошо понимал, с кем я сражаюсь, и просто хотел испытать себя. После дуэли Дамблдор признался, что лишь с одним волшебником ему было сражаться тяжелее — с Гриндевальдом. И что мой потенциал куда выше чем у них обоих, если я целиком посвящу себя тренировкам боевой магии. — И вы?.. — спросил Гарри, но, кажется, уже зная ответ. — Сказал, что мне это не нужно, — задорно усмехнулся Флитвик. — И лучше я посвящу себя целиком воспитанию новых поколений. *** В конце октября всех учеников пригласили в Большой Зал, где Гилдерой Локхарт собирался объявить о начале своего турнира. Он вышел в мантии, обшитой золотом, с ярко вышитыми на ней скрещенными волшебными палочками. Судя по всему, в этом должна была быть некоторая торжественность. — Уважаемые мои друзья, ученики! — сказал он нараспев. — Я очень рад, что школа одобрила мое предложение о возрождении былого величия Дуэльного клуба Хогвартса. В связи с тем, что мой предшественник на посту преподавателя Защиты от Темных искусств практиковал очень сомнительные и опасные методы, не одобряемые Министерством Магии, сейчас как никогда важно вернуть практической Защите от Темных Искусств ее былое лицо! — Битвы армий профессора Квиррелла очень многому нас научили! — выкрикнул Гарри из-за стола Когтеврана, но Локхарт даже не посмотрел в его сторону. — Я проведу большой турнир и выделю пять сотен собственных галлеонов в качестве главного приза! — объявил Локхарт. — В нем смогут участвовать не только ученики Хогвартса, но также и профессора, и члены Министерства Магии, и все желающие волшебники! А прямо сейчас я приглашаю любого желающего сразиться со мной, что станет лучшим торжеством для открытия Дуэльного клуба! В зале активно зашептались. Пятьсот золотых галлеонов действительно звучали как достойный приз. Многие никогда в жизни не видели столько денег в одном месте. — Правила дуэли достаточно просты, — Локхарт театрально поднял палец вверх и покачал им. — Никаких непростительных заклинаний. Никаких убийств или сильных травм. Никаких зелий Феликс Фелицис. А в остальном, можно сражаться как угодно вашей душе. Попрошу только не кидаться друг в друга трансфигурированными объектами, это может плохо кончиться. Для вас, разумеется, ведь меня даже этим никто не сможет победить, — он поклонился залу, улыбнувшись. — Если Локхарт и может кого-то победить, так это научных цензоров в журналах, — шепнул Гарри Гермионе — Он станет первым человеком с отрицательным индексом Хирша, на которого ссылается наибольшее количество статей о лженауке. — О, а вот и наш первый кандидат! — объявил Гилдерой, показывая палочкой на Гарри. — Местная звезда Гарри Поттер, который считает себя слишком умным, чтобы ходить на мои занятия. Впрочем, вы же ярый фанат этого моего предшественника. Я думаю, вы и сражаться-то не умеете. Лицо Гарри залилось краской от злости. Локхарт явно дразнил его, причем перед всеми, причем насмехаясь над профессором Квирреллом. Судя по тому, каким ничтожным преподавателем показал себя Локхарт, вряд ли он мог быть сколь-либо хорошим дуэлянтом. — Я принимаю вызов, профессор, — холодно произнес Гарри, вставая со стула. Они встали друг напротив друга на специально сооруженном помосте, плотно застеленном тканями бордового цвета. Расстояние до противника было не слишком большим, а ширина помоста позволяла сделать от силы по два шага влево и вправо, но даже здесь вполне можно было маневрировать. — Профессор Флитвик, — обратился Локхарт к профессору чар, который стоял неподалеку. — Не могли бы вы побыть нашим секундантом? — С удовольствием, — пропищал маленький профессор. — Насчет три начинается дуэль! Один! Два! Три! В первое же мгновение Локхарт выпустил несколько оглушающих заклинаний, от которых Гарри сумел уклониться. Сразу после этого он выпустил собственный Ступефай. Профессор даже не пытался отойти в сторону. Он встал в довольно расслабленную и вальяжную позу, всем видом показывая, что не сомневается в простой победе. Легчайшим движением он создал щит и отгородился от заклинания. Гарри продолжал атаковать раз за разом. Он целился в руки, в ноги, иногда в голову. но всякий раз Локхарт без видимого напряжения отбивал заклинания. Один раз Гарри не успел уклониться и принял ответное заклинание профессора на свой щит. Протего выдержал, но с трудом, и Гарри даже отшатнулся. — М-да, — констатировал когтевранец внутри Гарри. — Как ни крути, а он взрослый волшебник с опытом сражений. Мы не сможем победить его в обычном противостоянии. Может быть, сдадимся? — Ни за что, — хором ответили другие его части. — Сделаем все, но не проиграем этому заносчивому болвану. Очередное заклинание Гарри выпустил мимо, промахнувшись почти на метр вверх. Локхарт заметно повеселел. — И это, господа и дамы, — Гарри Поттер, — злорадно усмехнулся Локхарт, поворачиваясь к толпе. — Мальчик-Который-Гений, генерал армии профессора Предыдущего-как-его-там. Тот, кто не ходит на мои занятия, потому что думает, что и сам со всем справится. Гарри выпустил еще одно заклинание мимо, а затем еще одно прямо. Палочка Локхарта лениво проводила первое заклинание движением в сторону и вновь нацелилась на Гарри, отразив его прямой удар, когда вдруг первое оглушающее заклинание сделало резкий оборот и полетело в профессора сбоку. У того на лице промелькнуло удивление, он подпрыгнул в сторону и необычайно быстро заблокировал удар. Все в зале ахнули. В особенности ахнул профессор Флитвик. Он узнал свою собственную дуэльную разработку и, с одной стороны, был горд. Однако, Гилдерой Локхарт удивительно точно среагировал на него, вовремя переместив основную часть своего щита, хотя у него было не больше секунды на размышления. И то, как он при этом двигался, было отточенными движениями профессионального дуэлянта. — А это было любопытно, — медленно проговорил Локхарт, переводя взгляд с палочки на Гарри. — Хвалю, мистер Поттер. Что-то еще такое же интересное сможете показать, или я заканчиваю эту дуэль? Гарри почувствовал внутри себя яростный холод. Грюм не уклонился, Волдеморт не уклонился, а профессор-недотепа смог? Нет, теперь он точно не может проиграть. Гарри использовал заклинание тумана, которое он выучил летом. Это заклинание создавало очень густой магический туман, через который было невозможно что-то разглядеть. Аналог Квиетуса для зрения — объяснял он Гермионе в письме, но сейчас цель была совершенно не в этом. Вокруг него быстро начал клубиться дым, заполняя все пространство вокруг, и вскоре силуэт Локхарт исчез. — Ну как же так? — театрально-измученно спросил профессор Защиты. — Нас ведь совсем не видно нашим фанатам! Так нельзя! В следующее мгновение в него со всей силы ударилось заклинание Пронзающего бура. Оно было в несколько раз сильнее чем все прежние заклинания, к тому же, действовало несколько секунд, так что Локхарт просто отразил его куда-то вверх. Затем он взмахнул палочкой несколько раз, произнося заклинание, и сильный порыв ветра пронесся во все стороны, разгоняя туман. Гарри охнул и быстро прекратил трансфигурацию. Тонкие нанотрубки, которые он трансфигурировал, уже почти успели сплестись вокруг ног профессора, чтобы заставить его упасть, но разлетелись во все стороны от сильного порыва ветра. Это могло быть опасно, поэтому Гарри быстро растворил их в воздухе, вернув в начальную форму. В ту же секунду, пока Гарри прекращал трансфигурацию, профессор Локхарт поднял свою палочку и произнес: — Экспеллиармус! Палочка Гарри вылетела из его рук и упала недалеко от профессора, а самого Гарри слегка отбросило от силы импульса. — Ну вот и все, — широко улыбнулся Локхарт, поворачиваясь к зрителям. — Вот что бывает, когда зазнавшийся ученик думает, что он сильнее величайшего профессора. — Это еще не все, — произнес Гарри, вставая. В его голосе чувствовался явный холод. — Я еще не использовал свой главный козырь. Заклинание «Тысячелетняя боль». — Тысячелетняя боль? Впервые слышу! — расхохотался Локхарт. — И что же это? Вместо ответа, Гарри быстро соединил руки и пальцы. Нижней частью ладони он прикоснулся к механизму скрытой палочки, несколькими пальцами удержал палочку внутри рукава мантии, чтобы ее не было видно, после чего направил на Локхарта. Тот на всякий случай поставил Протего Максима перед собой. Щит был настолько большой и яркий, что его очертания заметили все присутствующие. — Вингардиум Левиоса! — крикнул Гарри и щелкнул пальцами, после чего его палочка, лежавшая у ног Локхарта, взлетела и на полной скорости вонзилась в задницу профессора на большую часть своей длины. Профессор Защиты выпучил глаза и вскрикнул, падая на колени. — Тысячелетняя боль! — злорадно крикнул Гарри, после чего из палочки в заднице профессора вылетело оглущающее заклинание, и тот упал без чувств.