Пути рационального выбора (ГП МРМ)

Первая неделя нового учебного года оказалась настоящим испытанием для всех обитателей Хогвартса. Из-за чудовища Слизерина суббота и воскресенье прошли в состоянии постоянного напряжения, ограничений, чувства подавленности и страха. Многие писали письма родителям, и родители присылали обеспокоенные ответы. Когда первые жалобы начали достигать МакГонагалл, уже вовсю готовилась операция по поимке чудовища. Она постаралась заверить всех родителей и попечительский совет, что ситуация под полнейшим контролем. В особенном ужасе была миссис Уизли. Она просила, нет, она требовала, чтобы ее немедленно включили в отряд авроров, и она обещала сделать все, чтобы найти дочь. Когда Джинни оказалась жива, облегчению Минервы не было предела. Она почувствовала себя такой невесомой, что готова была воспарить над Хогвартсом, пока ее письмо шло к Молли Уизли. В действительности, все сложилось настолько замечательным образом, что даже сложно было представить. Это была настоящая победа Хогвартса, победа над старой неразгаданной загадкой, которая ещё пятьдесят лет назад чуть ли не вызвала огромный скандал, если бы директор Диппет не утаил все подробности и не задобрил семью Миртл огромной суммой денег. Возможно, думала МакГонагалл, Визенгамот теперь даже представит ее к награде. Нет, ей были безразличны министерские ордена, но если эта награда поможет ей не отдать своё место кому-либо из министерских крыс, то ее однозначно стоит получить, причём, как можно скорее. Награды крайне редко выдают тем, кто их действительно заслуживает. Гораздо чаще они оказываются в руках тех, кто достаточно нагл, чтобы просить их. В прежние времена МакГонагалл бы и не подумала об этом, но сейчас… Ох, Альбус. Почему же он оставил их в такое неспокойное время? *** Учеба быстро вернулась в нормальное русло. Преподаватели, судя по всему, получили указание заваливать учеников домашней работой, чтобы у них не было ни времени, ни сил, чтобы обсуждать произошедшее. Почти две недели Гарри и Гермиона практически не поднимали головы, чтобы успевать абсолютно все по учебе, а ещё тратить как минимум несколько часов раз в два дня на эксперименты. Дни становились темнее и холоднее. Осень медленно, но верно превращалась в единоличную хозяйку окружающего мира, и в конце сентября полили беспрерывные дожди. Прогулки на улице быстро сменились на посиделки в библиотеке и гостиных факультетов. В один из последних сентябрьских деньков Гарри сидел в библиотеке и лениво просматривал учебник по зельеварению за четвертый курс. Он устроился крайне удобно, прислонив голову к плечу сидящей рядом Гермионы. Каждый раз, когда Гарри дочитывал очередную страницу бесконечных методик последовательностей добавления ингредиентов и перемешиваний, он награждал себя тем, что открывал учебник по Защите от темных искусств и читал по полглавы. Оставалось всего пару десятков страниц до конца учебника за четвёртый курс, и Гарри уже не терпелось перейти к программе пятого. — Ты так никогда не освоишь зельеварение, Гарри, — осуждающим тоном сказала Гермиона, перелистывая страницу в собственном учебнике по зельеварению за пятый курс. — А ты читай, читай, не отвлекайся, — посоветовал ей мальчик. — К тому же, ты сегодня моя подушка, а не мой профессор Снейп. Гермиона возмущённо скинула его с плеча и демонстративно отвернулась. — Ну ладно-ладно, прости. Побудь ещё раз моей подушкой. Пожалуйста? — Гарри изобразил подобие мольбы в голосе, хотя его голос звучал слишком весело для того, кто искренне раскаивался. — Нет, — ответила она, не поворачиваясь. — Я хочу, чтобы ты закончил с зельеварением. Прочитай главу до конца, не отвлекаясь, и тогда, может быть, я разрешу тебе лечь обратно. — Эти знания не предназначены для того, чтобы запоминать их, — недовольно ответил Гарри. — Конечно, с твоей фотографической памятью все гораздо проще, но фактически, большая часть учебника за четвёртый курс - это просто перечисление методик приготовления сотни эликсиров. Абсолютное большинство людей, включая меня, никак не смогут запомнить все это с одного прочтения. И даже с двух. Возможно, частая практика зельеварения и может помочь, но подобные знания все равно гораздо эффективнее хранить в книге, а не в голове. — Дисциплина, мистер Поттер, поможет и не такое запомнить, — нравоучительно произнесла Гермиона. — Уже забыл, как проиграл мне в споре по прочтению книг год назад? А был бы ты более дисциплинированным, возможно, и смог бы выиграть. Интересно, какое желание ты бы мне загадал? Уж явно не свидание, я ведь пыталась тебя этим задеть. — Хмм, — Гарри призадумался. — Если бы я хотел хорошенько посмеяться, я бы заставил тебя целый день прикидываться, что ты не готова к занятиям, и на все вопросы отвечать «я не знаю». — Это очень жестоко, Гарри. — Конечно. Уж если ты хотела отомстить мне, то стоило выбрать что-то более унизительное, чем свидание с тобой. Например, свидание с Драко. — В следующий раз так и поступлю, — едко ответила Гермиона, а затем, помолчав, добавила чуть тише. — Впрочем, может быть, теперь для тебя и свидание со мной — это не унижение? Гарри насупился и косо взглянул на неё, на секунду перехватив взгляд. — Если ты предлагаешь мне сходить с тобой куда-то кроме библиотеки и кабинета для экспериментов, то вспомни хоть на секундочку, как сильно мы отстаём от графика. Или как сильно я отстаю от графика изучения зельеварения… — Да, ты прав, — спокойно ответила Гермиона и погрузилась в чтение книги. Гарри вновь открыл учебник по зельеварению и зевнул. Только сейчас он заметил Лаванду, которая смотрела на него из другой части библиотеки и усиленно била себя по голове кулаком, в немом жесте показывая на него пальцем. Похоже, Квиетус уже не спасал. *** Наступило время обеда, и почти все обитатели Хогвартса стали стекаться в Большой зал. Темы для разговоров окончательно вернулись в обычное русло, и теперь о Василиске говорили не чаще, чем обсуждали содержание лекций профессора Бинса. Когда все расселись, как по щелчку, в зал ворвались сотни птиц и стали доставлять ученикам почту. Поднялся бурный гомон, в котором голоса взбудораженных учеников смешивались с криками крылатых почтальонов. Гарри видел это все уже даже не в сотый раз, но все равно лишь неодобрительно покачал головой. — Дай угадаю, — сказала сидевшая рядом Гермиона, заметив его движение. — Тебе не нравится подобное использование птиц, когда можно было бы доставлять почту вручную или автоматически, с помощью магии? — Вообще-то, — начал Гарри, поглядывая на кружащих над ним птиц. — Больше всего меня интересует, каким образом их заставляют удерживать свои природные позывы, когда они летают над Большим залом. И действительно ли этот запрет распространяется только на птиц… — Фу-у! — Гермиона скорчила недовольный вид. — О чем ты только думаешь во время обеда. Я надеюсь, ты не собираешься заставлять меня это проверять? Гарри усмехнулся, но промолчал. — Эксплуатация птиц - это не самое страшное в мире магической Британии, — сказала она наконец. — В конце концов, они выполняют честную работу, получают заботу и еду. Я не вижу в этом чего-то плохого. Вот использование эльфов-домовиков в качестве рабов ужасает меня гораздо сильнее. — Тут ты права, — согласился Гарри. — Это действительно жуткая проблема, хотя бы по той причине, что большинство волшебников относятся к этому как к чему-то, что само собой разумеется. Или тот факт, что другие разумные расы вроде великанов или гоблинов крайне плохо интегрированы в общество волшебников. Гоблины, рожденные вне экосистемы банка Гринготс, фактически не наделены правами и возможностями людей… Его монолог прервал крик Невилла со стола Пуффендуя. Гарри вскочил на ноги и стал искать его глазами. Невилл был бледен, выглядел очень испуганно и сжимал в руках какой-то предмет. — Охх, сейчас начнется, — с предвкушением произнесла Падма, и Гарри непонимающе взглянул на нее. — НЕВИЛЛ ЛОНГБОТТОМ! — произнес очень громкий женский голос. — Я НЕ ПОНЯЛА, ПОЧЕМУ ТЫ СКРЫЛ ОТ МЕНЯ ПОСЛЕДНЕЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В ВАШЕЙ ШКОЛЕ? ДА, Я УЗНАЛА ОБ ЭТОМ НА ДВА ДНЯ ПОЗЖЕ, ЧЕМ ВСЕ, КОГДА СЛУЧАЙНО ВСТРЕТИЛАСЬ С МИСТЕРОМ УИЗЛИ, Я НАДЕЯЛАСЬ, ЧТО ТЫ БУДЕШЬ БЛАГОРАЗУМЕН И НАПИШЕШЬ МНЕ! НО ПРОШЛО УЖЕ ПОЧТИ ТРИ НЕДЕЛИ, А ТЫ ВСЕ ТАК ЖЕ ДЕЛАЕШЬ ВИД, ЧТО ВСЕ НОРМАЛЬНО! ЕСЛИ ТЫ НЕ БУДЕШЬ СЕРЬЕЗНО ОТНОСИТЬСЯ… — Кто-нибудь! — крикнул Драко со стола Слизерина, с трудом перебивая голос. — Наложите на это чудо испанского стыда Квиетус, ради Мерлина! Я хочу поесть в тишине! Когда кто-то из пуффендуйцев выполнил его просьбу и голос перестал грохотать на весь Большой зал, он добавил:  — Спасибо! — Что это было? — спросил Гарри. Правда, без тени удивления. Если последний год и научил его чему-то, так это тому, что удивляться не имело смысла. — Громовещатель, — ответила Падма. — Это такое письмо, которое начинает кричать записанное сообщение, как только его откроешь. — Тогда почему бы его просто не держать запечатанным? — Если не открыть сразу, оно взорвется, — вмешался третьекурсник. — Да еще и прокричит после этого сообщение, только хуже будет. — Прекрасно, — с восторгом произнес Гарри. — Письмо, создающее неотвратимый шум, а помимо прочего являющееся маленькой бомбой. С помощью него уже пытались срывать уроки и будить людей посреди ночи? — Пытались, — ответил третьекурсник. — Когда-то давно, когда они только появились. С тех пор использование их учениками под большим запретом. — Но допустим, если подговорить какого-нибудь взрослого из Хогсмида отправить сотню громовещателей в Хогвартс, можно создать полнейшую неразбериху и звуковой хаос. Сколько длится действие громовещателя? Можно ли записать на него целый час? А если молчать целую минуту, а затем начать орать? Что если записать на него ультразвук или… парселтанг… — Гарри задумался, а третьекурсник дружески похлопал его по плечу, вовлекаясь в диалог, потому что это были именно те разговоры, которые ожидаешь услышать за столом Когтеврана. *** Эксперименты шли просто прекрасно. Дневник был расписан уже почти на десять страниц, и ни один эксперимент не был признан опасным для мира. После успехов с передачей нервных импульсов с помощью магии, Гарри серьезно увлёкся трансфигурацией биологических объектов. Сначала это были отдельные группы мышц и тканей, затем он создал полноценную миниатюрную руку, которая сокращалась как настоящая. О том, чтобы пытаться создать полноценный организм, пока не было и речи, тем более, Гарри не считал это этически правильным. Но в создании отдельных органов он очень даже преуспел. Что внешне, что внутренне они являлись полными копиями схем с учебников анатомии, которые Гарри в большом количестве складировал в своём кабинете, как только затеял всю эту историю с биологическим синтезом. Иногда у него не получалось создать отдельные структуры, и тогда он задавал вопросы своему отцу, профессору биохимии Майклу Верресу и получал ответ в тот же вечер. Гарри видел, как МакГонагалл трансфигурировала стол в свинью еще на первом занятии по трансфигурации. Однако, насколько он мог сейчас судить, это было далеко не то же самое, что создать все органы свиньи, мозг свиньи и объединить их в полноценный организм. Судя по всему, когда волшебник трансфигурировал свинью, он имел в голове четкий образ животного, и магия создавала то, что волшебник представлял в своей голове. Если волшебник считал, что свинья должна бегать и хрюкать, то она так и поступала. Особенно интересным показалась возможность трансфигурировать свое собственное тело. Гермиона отговорила его пробовать что-либо, пока они не посоветуются с профессором МакГонагалл, и это было совершенно правильное решение. МакГонагалл предупредила их, что это довольно опасно, и всегда существует риск, что трансфигурированная часть тела не вернется в прежний вид в полностью рабочем состоянии. Даже если измененная рука превратится обратно, известны случаи, когда она полностью утрачивала свою функциональность. Он думал над этим почти два дня, и когда они с Гермионой собрались ставить новые эксперименты, наконец изрек свою мысль: — Мне кажется, что нужно трансфигурировать не самого себя, а внешний предмет сделать частью своего тела. — Не знаю, Гарри, — в голосе Гермионы звучала изрядная доля сомнения. — Почему ты не думаешь, что после отделения трансфигурированной части у тебя не появится дырка в теле? — Потому что я соединю ткани с новым объектом, а потом точно так же разъединю. — Ну хорошо, давай попробуем. Гермиона трансфигурировала руку, а Гарри взял железный прут и стал превращать его в длинные когти, которые затем соединил с получившейся рукой. Конструкция выглядела великолепно и напоминала когти героя комиксов Росомахи. — А теперь момент истины, — проговорил Мальчик-который-выжил и отсоединил когти, после чего быстро стал трансфигурировать места переходов в начальное состояние, созданное Гермионой. В местах крепления остались дыры. — Нуу… — протянул Гарри. — Черт. — Не все всегда получается, — успокаивающе сказала Гермиона. — Ничего страшного. Попробуем по-другому? Они попробовали еще несколько способов крепления. Каждый раз в созданной руке оставались дыры от внешней трансфигурации. Тогда Гарри попробовал взять бронзовый кнат и превратить его в участок кожи, который аккуратно прилепил к руке. После обратной трансфигурации все вернулось на прежние места без всяких повреждений. — Тааак, — воодушевленно произнес Гарри. — А это уже интересно. Они попробовали соединить металлические когти с новым участком кожи. На нем, как ожидалось, остались дыры на местах скрепления, но кожа «настоящей руки» практически не пострадала. На радостях они кинулись обниматься, но быстро смутились и прекратили. — Получается, если мы используем промежуточный объект для человеческой трансфигурации, который соединяет протез и настоящую плоть, то крепление происходит без всяких последствий, потому что новая кожа легко прилегает к настоящей и так же легко и без последствий отделяется от нее, — проговорила вслух Гермиона, перед тем как записать вывод в дневнике экспериментов. — Получается, что так, — согласился Гарри. — Осталось попробовать присоединить что-то к самим себе. *** Углубленные занятия по философии посещали не так много человек. В основном, здесь присутствовали несколько старшекурсников с Когтеврана, которые периодически пропускали занятия из-за усиленной подготовки к экзаменам Ж.А.Б.А, первокурсница-когтевранка Полумна Лавгуд, парочка пуффендуйцев, среди которых был Седрик Диггори, а также Гарри и Гермиона. Последняя вообще старалась посещать абсолютно все углубленные магловские занятия, а по базовой математике досрочно сдала экзамен, чтобы профессор Павлов смог отчитаться о большем количестве учеников. Кроме них, на занятиях частенько присутствовала профессор МакГонагалл, а также профессор Спраут. — Сегодня, — радостно объявил профессор Рассел. — Мы обсудим очень спорную, но увлекательную тему. Мы обсудим тех, кто отказывается заводить детей, но не для того, чтобы прожить жизнь только для себя. В первую очередь, это связано со страданиями, на которые мы обрекаем наших детей, когда принимаем ответственное решение стать родителями. Он всегда выглядел радостно, когда предвкушал интересную беседу. Казалось, даже о смерти и пытках профессор готов говорить с миловидной улыбкой на лице, если обсуждение обещает быть стоящим. — Кто-нибудь знает, о ком я говорю? — спросил он, обводя взглядом всех присутствующих. Промолчали все, включая Гермиону. Похоже, эта тема не входила в число тех, которые тринадцатилетние девочки считают обязательным знать. Хотя, конечно, не всегда. - Сторонники данного движения зовут себя антинаталистами. — наконец объявил профессор. Каждый раз, когда он начинал рассказывать, он не мог удержаться на месте и всегда ходил из стороны в сторону. — "Наталис" с латинского переводится как рождение, "анти" , соответственно, - "против" . Я постараюсь осветить их взгляды максимально нейтрально, чтобы вы попытались сложить собственное мнение о данной теме. — Это примерно как чайлд-фри? — спросил один из когтевранцев-старшекурсников, маглорожденный Джонатан Сой. — Не совсем. Чайлд-фри подразумевает отказ от рождения детей, потому что это серьёзный, ответственный шаг. Ребенок, уж поверьте мне на слово, будет отнимать у вас уйму времени, сил и нервов. Новоиспеченная мать вообще может забыть о том, что такое спокойный сон или частые посиделки с подругами. Чайлд-фри не хотят тратить свою собственную жизнь, свои планы и амбиции, чтобы растить детей. Эти идеи логичны и понятны, а потому в магловском мире пользуются достаточно большой популярностью. Антинатализм же отличается во многих аспектах. Его представители видят основную причину не создавать новых людей в тех страданиях, которые им предстоит испытать. Дети становятся полноценными личностями, они не являются прямым продолжением их родителей. Однако сам факт их рождения никогда и никак не зависел от них. Они не выбирали рождаться, и многие наверняка предпочли бы этого не делать, если бы им дали такой выбор. Рождение увеличивает суммарное количество боли в мире. Да, безусловно, увеличивается и счастье, но ведь никто никогда не сможет гарантировать ребенку, что его ждет только счастье. В его жизни будет и удовольствия, и страдания, и потери, и боль, и прекрасные моменты триумфа. И мы можем только надеяться на то, что положительного будет больше. — Это чем-то напоминает Шопенгауэра, о котором вы рассказывали на прошлом занятии в базовом седьмом курсе, — заметил Джонатан. — Все верно! — глаза профессора Рассела будто засияли, и он слегка артистично поднял руки на уровень головы, будто собирался произнести великую речь, размахивая кулаками. — В действительности, антинаталисты не считают смерть благом. Они не считают рождение несчастьем. Скорее уж, они считают, что рождение детей негуманно. Большинство из них не стремится прервать человеческий род, навязывая свое мнение всем окружающим, скорее, они стремятся к построению такого комфортного будущего, где новым людям не придется испытывать столько страданий, сколько они испытывают сейчас. Только в таком случае рождение новых детей может считаться гуманным, а значит, будет заслуживать право на существование. — Но профессор, — подняла руку Гермиона. — Если все согласятся с их доводами и перестанут заводить детей, то разве это не значит, что человечество погибнет, не дойдя до комфортного будущего? — В сущности, вы правы, мисс Грейнджер, — ответил профессор. — Однако инстинктивное желание заводить детей слишком сильно у многих людей, не говоря уже о политической пропаганде, направленной на рост населения. Крайне трудно представить, чтобы большая часть планеты действительно отказалась от идеи иметь потомство. Едва ли какой-нибудь антинаталист, даже из ярых пропагандистов, в действительности рассчитывает на такой исход. Впрочем, что вы сами думаете об этом? — Я… — Гермиона задумалась на несколько мгновений, затем стала говорить, осторожно подбирая слова. — Не совсем согласна с этим. Конечно, в мире много страданий и несправедливости, но мы здесь для того, чтобы бороться с ней. Я думаю, что в жизни очень много хорошего и ее стоит прожить в любом случае. — Очень хорошо, — одобрил профессор. — Достаточно понятное мнение. — Вы считаете себе антинаталистом? — Я? — профессор Рассел легонько усмехнулся. — Боюсь, что я уже потерял такую возможность. Ладно, Мистер Сой, а вы что думаете про антинатализм? — Люди поступают так, как им захочется, — пожал плечами Джонатан. — Некоторые мои сокурсницы только и говорят о том, что когда-нибудь через пару лет заведут детей. Они считают это таким счастьем, что никогда и не подумают, что может быть другая точка зрения. — Вы тоже правы, — ответил Рассел. — Две стороны вряд ли когда-нибудь придут к пониманию друг друга. Это создает определенные трудности для тех, кто сознательно не хочет иметь детей, ведь общество буквально вынуждает их продолжать род и относится крайне нетерпимо к тому, что кто-то может хотеть этого не делать. Ну а вы, мистер Поттер? Я вижу, как сильно вы хотите высказаться, вы чуть ли не трясетесь. Гарри распрямился и театрально поклонился вправо и влево. — Да, благодарю, что дали мне слово, профессор Рассел, благодарю. Правда, должен вам признаться, что трясся я от того, что у меня прихватило живот. Полтарелки острых халапенью в обед было не лучшей идей. Это все. Повисло молчание. Полумна захохотала изо всех сил. На лице профессора Рассела тоже появилась лукавая улыбка. Несмотря на то, что профессор Спраут с задних рядов грозно сверлила Гарри взглядом, преподавателю философии, по всей видимости, тоже было весело. — Конечно, это всего лишь третье наше занятие, но вы произвели на меня впечатление человека, который имеет мнение абсолютно обо всем. Разве я ошибся в вас? — Это странное утверждение, — Гарри дважды моргнул. — Если человек считается умным в одной или нескольких сферах, то разве это значит, что он является знатоком всех сфер? Кажется, с постоянно завышенными ожиданиями сталкиваются чуть ли не все, кому общество приписывает высокий интеллект. Заметьте, я сказал «приписывает высокий интеллект», ведь людям в сущности все равно, как оно на самом деле. Повесив на человека ярлык гения, окружающие ожидают от него решения всех проблем. Почему-то все ждут, что он окажется гениальным шахматистом, великими хакером или человеком с фотографической памятью, — Гарри старался не смотреть на Гермиону, когда произносил последние слова. — Но в действительности это не имеет никакой связи с умом. — Сложно поспорить, — ответил профессор Рассел. — С другой стороны, получая отрицательные эффекты от подобного ярлыка гения, вы получаете и положительную сторону. Например, можете совсем безнаказанно срывать мой урок уже больше двух минут, а я даже не говорю ничего против. — Эээ… Ладно, — Гарри переждал очередной импульс боли из-за несварения, а затем продолжил. — Антинатализм любопытен. Определенно имеет право на существование, но требует осторожного и грамотного обращения. В действительности, руководствуйся мы такой концепцией уже пару тысяч лет, далеко не факт, к чему бы пришло человечество на данный момент. Однако, сама мысль о том, что детей можно не заводить по тем или иным причинам, звучит очень здраво. Многие пары предпочитают не делать аборт даже в том случае, когда ребенок почти наверняка родится с серьезным генетическим заболеванием, либо ему придется жить в далеко не идеальных условиях, когда он станет обузой для своих родителей и не получит нормального воспитания. Единственный аргумент, почему я бы решил причислить себя к антинаталистам — это если бы у меня выявился целый букет генетических заболеваний, которым я совершенно точно награжу моего потомка. И ни магия, ни магловская медицина тут не помогут. В целом, люди куда охотнее тратят огромные суммы на благотворительность в пользу неизлечимо больных детей, чем на помощь людей, страдающих от алкоголизма. Хотя первых спасти куда сложнее, чем вторых, а ведь они еще даже не являются зрелыми личностями. Жалость и личные симпатии по отношению к детям всегда мешают людям рассуждать рационально и поступать в соответствии с конечной эффективной пользой, а не чувством выполненного морального долга. *** После занятия Гарри дождался, пока все покинут аудиторию. Он попросил Гермиону не ждать его в этот раз, после чего подошел к профессору Расселу. — Как ваши впечатления о Хогвартсе и магии? — Ах, Гарри Поттер, — ответил он, улыбнувшись. — Когда мне сообщили, что в моей родословной были волшебники, а потому у меня есть слабая связь с магией, я не поверил. Когда мне доказали это, я все равно отказывался верить, даже выгнал директора из своего дома. Потом я одумался и извинился перед ней, после чего принял приглашение преподавать в Хогвартсе. Почти все свободное время мы с другими профессорами проводим в своих личных покоях, самостоятельно изучая все те вещи, которые знает даже тринадцатилетний мальчик, но не знают старые преподаватели устаревших магловских наук. Давно, давно я не чувствовал себя таким невежественным. — покачал он головой. — Очень многое мне непонятно. Волшебники - поистине удивительный народ, вобравший половину своей культуры из XVII-XVIII века, а вторая ее половина чуть ли не более прогрессивная, чем в самых передовых странах. В моей голове - такая каша, что я даже не знаю, что теперь думать о мире. — Я понимаю вас, профессор, — Гарри искренне улыбнулся. — Я чувствовал то же самое год назад. Мне очень не хватало здесь кого-то, кто разбирался бы в различных науках больше, чем я, в силу своего опыта и возраста. А потому, я буду рад услышать ваше мнение обо всем и поделиться своим собственным. — Рад это слышать. Вопросов все еще много, и, пока я не получу базовые знания волшебного мира, я не смогу считать себя достаточно компетентным всерьез их обсуждать. Но скажи мне, Гарри, как работают эти картины, которые выглядят как живые и способны общаться? Это действительно лишь проекции сознания, и они не способны, к примеру, определить свое тождество или узнавать и обрабатывать новую информацию? — Да, всего лишь проекции, — немного печально ответил Гарри. Он подумал о том, что картину профессора Дамблдора до сих пор не привезли, хотя МакГонагалл собиралась изготовить ее еще в конце лета. — Они превосходят любые технологии маглов в области искусственного интеллекта, но при этом являются далеко не идеальными. Картина действительно может воссоздать характер человека, который на ней изображён, и даже использовать в разговоре многие его знания, но это и близко не сравнится с настоящим человеком. — Да, мне следовало догадаться, что они не возвращают людей с того света. Их отвлёк странный звук и появившееся следом свечение. Откуда-то с потолка выплыла светящаяся кошка — патронус директора МакГонагалл. — Господи… — произнёс профессор Рассел, когда кошка пролетела сквозь него и уставилась прямо на Гарри. Она заговорила голосом МакГонагалл: — Мистер Поттер, примерно через полчаса прибудет дознаватель из Министерства магии, Он хочет задать вам пару вопросов о Василиске. Пожалуйста, не пытайтесь куда-то уйти или использовать маховик времени, это создаст нам всем лишь больше проблем. Я верю в ваши способности окклюмента, но этот человек… пожалуйста, Гарри, будьте бдительны и всегда думайте, о чем вы думаете. После этих слов патронус исчез.