№8 Цифровое бессмертие. Послесловие
6 мая 2021 г. в 12:13
Джинни сидела на скамейке во внутреннем дворике Хогвартса, и сентябрьское, еще теплое солнце приятно согревало, несмотря на слегка прохладный ветерок. Ее рыжие волосы переливались лучезарным огнем не меньше, чем улыбка на ее лице. Рядом с ней сидел ее спаситель.
— Получается, Василиск не сделал ничего плохого по отношению к тебе, если не считать того, что забросил тебя в темный каменный склеп? — спросил он, смотря куда-то на небо.
— Совсем ничего. Мадам Помфри сказала, что я отделалась несколькими ушибами и порезами, а также сильным стрессом. А руки… это я сама поцарапала, пока пыталась выбраться своими силами.
— Василиску было приказано похитить тебя и удерживать в качестве заложника. Нам очень повезло, что он оказался крайне исполнительным чудовищем и нес тебя весьма аккуратно.
— Вот и покатайся сам у него во рту, если тебе нравится, — надулась Джинни, но Гарри только посмеялся.
Они немного помолчали. Затем Гарри задал главный по его мнению вопрос:
— Но почему ты оказалась в коридоре так рано? Всем ведь было сказано не покидать свои гостиные.
— Ой, ну… мне пришло письмо с приглашением встретиться там…
Гарри чуть не подпрыгнул на месте, затем идеально выпрямился и посмотрел ей прямо в глаза, но Джинни тут же отвела взгляд в сторону.
— От кого оно было? И что там было написано?
— Вообще-то… я думала, что оно… — Джинни сильно занервничала, ее руки впились в ткань юбки. — Что оно от тебя, Гарри.
Удивление и смех, читавшиеся в глазах мальчика в первую секунду, внезапно сменились на задумчивость.
— Что? Почему это? Оно было написано моим почерком?
— Я не знаю, какой у тебя почерк… Просто, я не представляю, кому в Хогвартсе могло прийти в голову позвать меня в опасное место ранним утром. Я понимаю, что прошла всего неделя, и я еще не нашла друзей на своем факультете. Конечно, это могла бы быть шутка Фреда и Джорджа, но их шутки по отношению ко мне всегда безобидны и скорее издевательские, но не опасные. В общем, я решила, что это ты. А письмо я сожгла, как там и было указано, — говоря это, она заметно покраснела.
— М-да… Не хочу тебя расстраивать, но я определенно не стал бы писать письма с приглашением встретиться в женском туалете ранним утром, когда где-то рядом рыскает смертельно опасное чудовище, — Гарри старался говорить как можно мягче, но все равно получилось достаточно резко. — Если бы мне хотелось поговорить с тобой, я бы выбрал, эээ… библиотеку. Или мой кабинет для экспериментов наверху. Возможно, просто в коридоре под Квиетусом. В целом, существует целая масса мест, куда я пригласил бы тебя с большей вероятностью, чем в женский туалет.
— Мой брат Рон говорил, что ты достаточно грубый и самовлюбленный человек, — произнесла Джинни. — Но мне кажется, что ты не специально говоришь то, что многим кажется грубостью. Мне кажется, ты просто пытаешься всем что-то объяснить.
Гарри слегка заметно улыбнулся.
— Я рад, что ты это понимаешь, в отличие от твоего брата. Я бы действительно хотел объяснить очень многое разным людям, правда, вряд ли это им хоть как-то поможет. Правда в том, что люди не любят, когда их прекрасную картину мира разрушают извне. Единственный способ, который они признают — это собственные выводы, которое они называют неведомым словом «взросление». Как будто, если ты будешь последовательно получать нужный комплекс информации к пятнадцати, а не к двадцати пяти, то не сможешь его понять. Это, как ни крути, ошибка, — пока Гарри говорил это, он что-то быстро чиркал на листочке. — Вот, смотри. Я написал одно и то же предложение тремя способами.
На листочке действительно было написано Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес в трех разных видах. Сверху почерк был самый обычный, не слишком широкий, достаточно ровный и легко читаемый. Надпись пониже была скорее каллиграфической, хоть и не в идеальном виде, но каждая буква была выведена особенным образом. Почерк внизу совершенно не был похож на два верхних. Он был размашистым, крупным, дерганым, буквы в нем были неровными и плохо читались. Так писали неаккуратные люди, когда очень торопились.
— Первая строчка — это мой обычный почерк, — объяснил Гарри. — Второму я учился с одним из учителей, который недолгое время преподавал мне историю искусства, ораторское мастерство и каллиграфию. Правда, отец довольно быстро его уволил. А третий способ я придумал сам несколько лет назад, когда мне нужно было отправить две работы на конкурс, и я решил максимально скрыть свою причастность ко второй работе. К слову, все сработало отлично. Итак, Джинни, ты не узнаешь какой-нибудь из этих почерков?
Джинни взяла листок и стала внимательно вглядываться. Слегка понуро покачав головой, она тихо произнесла:
— Нет, мне не кажется. Ты думаешь, что кто-то специально подделал твой почерк и отправил мне письмо?
— Да, — соврал Гарри.
На самом деле он думал совсем не об этом. Несмотря на то, что главным подозреваемым Грюма снова стал Локхарт, Гарри в первую очередь подозревал сам себя. Что, если он действительно отправил Джинни это письмо, а затем стер себе память? Он уже придумал пару способов, как контролировать такой процесс, если он имеет место быть, но сейчас все еще не остается ясным, не мог ли он в действительности отправить письмо рыжеволосой девочке.
— Ты очень смелый, Гарри, — сказала Джинни, опустив взгляд. Было похоже, что ей весьма трудно даются слова, но она старалась изо всех сил. — Я слушала истории о тебе от Фреда и Джорджа и все пыталась понять, как можно быть таким смелым и полным сил. Я тоже люблю читать книги о приключениях, но все, что я могу — лишь представлять себя на месте главных героев. Во мне нет такой храбрости, чтобы делать что-то такое в настоящей жизни. Меня мучают сомнения и страхи всякий раз, как нужно действовать решительно.
— Смелость, как и страхи, как и все другие эмоции, находятся здесь, — Гарри постучал себя по черепу. — Но я бы соврал, если бы сказал, что все зависит от нашей силы воли или какой-то подобной чуши. Кто-то смелее, кто-то трусливее. Кто-то работоспособнее, кто-то ленивее. Это зависит от стольких факторов, что, если бы мы целиком прожили чужую жизнь, в нас почти не осталось бы сомнений, почему этот человек поступил тем или иным образом. Но есть во мне чувство ответственности, которое ведет меня вперед и не позволяет сдаться. Понимание того, что во многом и от меня зависит, что случится со многими важными мне людьми. Когда я впервые открыл для себя магию, я, признаюсь, решил, что я практически всесилен. Что я могу извернуть законы вселенной так, как мне хочется, и получить любой результат, который только можно вообразить. К сожалению, реальность больно ответила мне за мою наивность. Я чуть не потерял самого дорогого мне человека, потерял профессора Дамблдора, увидел и делал то, чего мне бы совсем не хотелось видеть и делать. Настоящая смелость - в том, чтобы продолжать идти вперёд, даже зная, как жесток реальный мир, и что ты в нем — далеко не всегда положительный персонаж. Улыбаться ему, когда он сулит тебе потери. И не допустить, не допустить этих потерь, потому что именно ты можешь очень многое изменить, — Гарри рефлекторно сжал кулаки, и его взгляд совсем затуманился.
— Не сомневайся, Гарри, — тихо произнесла Джинни. — Ты настоящий герой. Мой герой, — после этих слов она быстро обняла его, а затем вскочила со скамейки и чуть ли не побежала прочь.
Гарри остался сидеть один и продолжил свое размышление об авторе письма.
***
МакГонагалл слушала отчет Гарри в полнейшем молчании. Она ни разу не перебила его и не остановила.
— Да, мистер Поттер… — произнесла она задумчиво. — Сотня Сами-знаете-кого одновременно — это определенно не то, чего бы мы хотели. Радует то, что даже Альбус, потративший десяток лет на изучение крестражей, не нашел никакого способа манипулировать ими дистанционно. Если и Тот-Кого-Нельзя-Называть не сумел придумать такой способ, то мы можем надеяться, что никто никогда его и не придумает.
«Либо его случайно придумаю я и помогу Волдеморту возродиться сто раз подряд», — мрачно подумал Гарри. Он немного соврал о той части, где Василиск признал его человеком, отдававшим приказы. Сообщил только то, что змей перепутал его с Темным Лордом из-за их схожей сущности.
— Получается, что самый настоящий, оригинальный Том Риддл умер еще давно, в доме моих родителей, — произнес Гарри задумчиво, — И в прошлом году мы столкнулись с его синхронизированной цифровой копией.
— Но… — голос МакГонагалл вдруг осекся. — Не значит ли это, что мисс Грейнджер…
— Нет, — прервал ее Гарри. — Гермиона точно не цифровая копия. Я сумел сохранить ее мозг в нетронутом виде, в ходе ритуала мы просто обратно его запустили. Ее личность не пострадала и осталась той же самой, единственной и неповторимой.
— Создание крестражей поистине ужасно, — покачала головой директор. — Мало того, что это темная магия, требующая жертву, так еще и никогда не получится отделаться от мысли, что настоящий человек уже умер, а его новая версия лишь попытка быть обманутым самим собой. Мистер Поттер, я надеюсь вы никогда не решитесь на какой-нибудь научный способ…
— Нет, — твердо ответил Гарри, — Я не решу создавать крестраж, даже если найду способ, при котором не требуется настоящая жертва. На самом деле, я размышлял о том, что можно трансфигурировать некое подобие живого организма, не наделенного никаким сознанием, а затем попытаться принести в жертву. Достаточно понять, какие критерии живого подразумевает ритуал. Но когда человек развивает в себе критичность мышления, он отказывается от лжи в своем мировоззрении. Компромиссы недопустимы, нельзя верить в чудо, просто потому что хочется. Что-то внутри всегда будет свербеть, чесаться, дергаться, напоминать о том, что это просто попытка выдать желаемое за действительное, а истина заключена в чем-то еще. И как только ты встаешь на путь критического мышления, больше не существует оправдания, из-за которого ты хочешь лишить себя правды.
И именно поэтому Гарри больше не может позволять Гермионе рисковать своей жизнью.