Чувство ETERY

Барселона 2014. Ночной звонок. — Дуд, ну чё, как? — Дань, мимо. Она с тобой дружит. Россия. Конец 2014 И снова здравствуй жопа Сочи, — Новый Год. Как обычно, под ёлку у нас идет Чемпионат России. С девочками ехали покататься для удовольствия, так как отбираться в нем на взрослые они еще по возрасту не могли. А вот мальчики Воронов с Питкеевым всё могли. Могли и сделали. Вторая и третья ступенька на пьедестале. Для Адьяна эта бронза стала вторым серьезным достижением во взрослых этапах, первым была Ломбардия и тоже бронза. Но Чемпионат России - это еще серьезнее, по его итогу Адьяна включили в сборную для Чемпионата Европы. Золото, как уже традиция на местных, у Ковтуна. Вот такой вот фигурист — ласковый, домашний, а уезжает из страны и пролетает мимо пьедесталов. Но это уже совсем другая история. А вообще Макс, по моему мнению, самый лучший проект Буяновой на тот момент. Неуважаемая Елена Германовна напоминала мне мой личный утилизатор ушедших. У каждого тренера, как и у врача, есть свое личное кладбище. Мое — это Буянова. Туда уходят от меня по-спортивному умирать спортсмены. Кто ушел от Тутберидзе к Буяновой все были изгажены — либо бросали карьеру, либо садились на скамейку запасных. Хотя может в этом и была ее личная философия ко мне  — поломать всё, что так было мне дорого. На зло. А может я ее переоцениваю, и она просто несостоятельна, как тренер. Время все расставило по местам — для всех, кто был предназначен мне в этой жизни и улетел к Буяновой, ничем хорошим эти полеты не закончились. То, что в мои руках могло расцвести, в ее — погибало. Новый год мы встречали, как всегда, у нас всем возможным семейством, кто мог, тот и приезжал, квартира большая места всем было достаточно. По приезду из Сочи мама меня огорошила: — Дочка, я пригласила Людмилу Борисовну к нам на Новый Год, а то она одна остается. Ты не против? Даня будет работать допоздна, а потом, как всегда, с друзьями уйдет праздновать. — Мам, абсолютно за. Мы же грузины, а по нашей традиции: «Гамарджоба, генацвале». Даня в тот год еще взял подработку на ледовых новогодних шоу. Мы его отпустили с легким сердцем — все-равно на старты он пока не ездил с нами, так что был не сильно нужен в последние дни уходящего года. Ставки даже в школе олимпийского резерва были не столь высоки, даже с учетом всех премий, на постановки его отдельно, пока еще не приглашали, поэтому мы не противились его желанию заработать, и я, даже, всячески его прикрывала. В предновогодние часы народу дома было полно, дверь не закрывалась, все шастали туда-сюда, перемешиваясь между собой и даже смешиваясь с соседями. В начале одиннадцатого часа кто-то пригласил Деда Мороза. Дети визжали от подарков и игр, даже мне досталось, хотя я как белка носилась между кухней и гостиной. Мама категорически не признавала готовую кулинарию, поэтому корм на праздничный стол приходилось готовить самим. Меня это даже забавляло, перемена деятельности — тоже отдых. Когда Дед Мороз словил пробегающую меня и пожелал в Новом Году не обижать Даню Глейхенгауза, я сразу поняла по специфике wish'а, кто под красным носом. И утащила его на кухню кормить, наверняка после спектакля голодный. — Дань, ты ж должен был после утренника с друзьми и девушкой уехать праздновать. — А я не смог выбрать с какой из девушек мне встречать Новый Год, поэтому приехал к вам. — Великолепно, спасибо, Глейх, за комплимент нашему запасному аэродрому. Даня наяривает оливье и дожевывая интересуется: — Вы ж нас с мамой  не выставите за двери? — лукаво интересуется. — Ее нет. Тебя могу. В окно. Если будешь себя плохо вести. Я тебе еще в Новогорске обещала. Вспоминаем и хохочем. — Мужик сытый — мужик добрый. Я б тебя поцеловал за вкусный ужин, но ты ж меня в окно. — Твоего «спасибо» будет достаточно, — и отправляю его с кухни. Даня убегает с нашими всеми и соседскими детьми жечь петарды. Не, ну все логично, как по мне. Мама (Людмила Борисовна) пришла с ребенком, ребенок поел и убежал играть во двор с остальными детьми. Прибежал спустя минут 20, притащил полные пригоршни снега и… забросил мне за шкиряку. Я стою в кухне около стола, он сзади делает свое снежное дело, естественно я дергаюсь от неожиданности, бью его локтями (хорошо, что не ножом, в руках как раз был он) куда-то в район  солнечного сплетения, Даня теряет равновесие, заваливается на меня сзади, упирается руками в стол, а губами в шею. Чисто случайно. Так и стоим. Где-то минуту. Уже не случайно. Снег тает. Оба мокрые. Но не двигаемся. Он тоже, держит губами мне шею. — Глейх, отомри. Отмирает. — Извини, приклеился, — говорит так вежливо и невинно, словно просит на обеде у королевы передать соль. Потираю место возможного засоса. — Надеюсь следов клея не останется? — А у тебя есть перед кем отчитываться? Смотрю шутливо-злобно на него, а потом так значительно перевожу взгляд на окно. — Понял, сматываюсь. И смотался. Я пошла переодеваться. Это была первая проба пера, когда он мне испортил одежду. Далее он ее будет портить, пачкать и даже рвать (белье) на мне регулярно. Ищу ему в шкафу его подарок. Вначале я планировала его подарить в первый рабочий день. Потом после боя Курантов. Теперь понимаю, что надо срочно и сейчас. Пробираюсь по квартире, сквозь уже нарядную тусовку, ищу мокрого Глейха. — Даня, выходи. Я тебя бить коньками не буду. Они на работе. Подходит сзади и делает «ку», я от неожиданности сдаю назад, налетаю на него и… У меня опять вся спина мокрая. Да что ж такое. Опять переодеваться. Хорошо, что я дома возле своего гардероба. Дарю ему подарок. Футболку с надписью SUMMER, которую я ему купила в Барселоне. И которую он, в последствии, надевал и в мир и в пир и в добры люди. Говорил, что она счастливая и напоминает ему обо мне. И если он в ней, значит он меня любит и по мне скучает. Когда мы были не вместе, на стартах, например, он ее надевал под рубашку или реглан и потом мне на нычку показывал по видеосвязи. Когда отдыхали в Калифорнии он, первое время, ходил только в ней. И когда я ее спрятала, со словами «Не позорь меня перед людьми. Все думают, что ты либо нищий, либо у тебя чемодан украли», только тогда он начал одеваться разнообразнее. Вот такой подарок с далеким и глубоким смыслом. Но тогда мы еще об этом не знали. — Все у тебя, Глейх, заранее выходит в этом году. Даже подарок пришлось вручить вот до Нового Года. Иди переодевайся. И он идет. За мной в комнату. — Ты куда? — Сама ж сказала, будем раздеваться. В смысле, переодеваться. Давай вместе. — Дань, ты меня утомил. Давай, все-таки, по-очереди, — иду открыть форточку и немного проветрить. Даня паясничая с криками "АААА, не надо в окно" выбегает из комнаты. Мне так смешно от всей этой ситуации и ерундятины. Смеюсь, аж взахлеб. Настроение просто офигенное. Вот умеет Данька его поднять Заходит Диана. — Мам, ты че делаешь? — Смеюсь. Дочь смотрит на меня странно, пожимает плечами и уходит. После Новогодних чин-чин бежим всей квартирой и с соседями на улицу пускать и смотреть салюты. Всё плавно переходит в игру в снежки. Даня падает на снег и делает снежного ангела. Мне то ли петарда, то ли шампанское стрельнуло в голову — плюхаюсь рядом с ним и тоже шевелю конечностями. — Дань, я тоже ангел, смотри. — Еще какой! Я поставлю программу о тебе и так и назовую ее «Ангел». Она будет нежной, сложной, четкой, мастерски выверенной и профессиональной. Как ты. Татьяна Тарасова о прокате Алены Косторной с «Ангелом» «Нежно, сложно, четко, мастерски, выверено, профессионально и точно каждый шаг». Эту постановку назовут лучшей работой Даниила Глейхенгауза. «Ангел» установит абсолютный мировой рекорд в короткой программе во время финала Гран-при Июнь 2018 Томная, жаркая летняя ночь. В воздухе пАрит, а душа парИт Настолько душно и жарко, что, кажется, воздух можно трогать руками. И только ночь приносит, хоть небольшое, но облегчение. Атмосфера накалилась до предела — и на улице и внутри, несмотря на лед. Терпеть уже было невмоготу. И они дали шанс своей роковой страсти и сбежали. Две недели до, как раз на черешню, лили дожди и травы взросли по пояс. И сейчас они возвышаются над ними на две головы и одуряюще пахнут. Летают с писком деревенские ласточки. Все это расцвечивает в невероятные оттенки круглая луна. Меж этих трав вдыхая пьянящий ночной летний воздух и друг друга они лежат обнаженные. Нежности и любви плоти не нужен отдых, но иногда им нужна передышка, чтоб зарядиться на новый круг.  Он ведет кончиком травинки по ее губам, спускаясь все ниже и ниже до спелых налитых ягод ее сосков, правого и левого полушария Планеты, которая разделилась на ее груди, каскад ступенек ребер, все туда —  к Бермудскому треугольнику, в который попав, ты добровольно уже не выйдешь. Она тихо постанывает. Не бывает большей нежности, которая после нежности. Не бывает большей любви, которая после любви. Глаза ей не хочется открывать. Он ее целует нежно в веки и говорит «Не открывай» И тут появляется музыка. *1) На негромкие фортепианные переборы приземляются легким касанием клавиш поцелуи. Она не знает, куда прикоснутся его губы в следующий момент. Какая точка ёе тела ответит его жарким и легким губам следующей? Глаза не открывает. Подглядывать — неспортивно. Да и не хочется. А хочется, чтоб это никогда не кончалось. Мелодия сменяется трепетом скрипок. По телу проходит первая волна —  возбуждается каждая клеточка, встает в своей готовности к первородному предназначению Он ее обнимает всю. На ухо шепчет: — Помнишь, ты так же дрожала в моих руках тогда впервые в феврале? Как эта музыка… — Дааааа, — выхыхает она то ли в ответ на его вопрос, то ли требуя продолжать далее и не останавливаться. И он прижимает ее с закрытыми глазами к себе и вдавливая в травы, медленно, но настойчиво входит. Как в музыке входит тяжелая струнная артиллерия — тягучие виолончели и огромные и основательные контрабасы. Музыка продолжает движение, они тоже. Двигаются вслед за ней. Ничто не вечно под луной — музыка внезапно обрыввется. Но они это не замечают. Их первобытные пляски первородной грешной нежности и страсти вечны, они продолжаются. До самого апогея. Когда дышать уже совсем нечем, и трава обрывается под ее руками снопами, раня осокой нежные ладошки до крови. Первородный грех. Не первый раз. Но первая кровь. Она проводит ему ладонью по лицу, шепча на выдохе «ТЫ МОЙ» и скрепляет свою клятву кровью следа со своей раненой ладони на его лице. «ТЫ МОЙ, — вторит он ей и кончает, — АНГЕЛ» Так они зачали «Ангела». Он два сезона будет летать с ними по льду и оберегать их от них. И остальных. Тихий голос Этери звучит как шепот ангельских крыльев: — Почему начиналось все так медленно, нежно, тихо. Потом ярко, страстно, тревожно. И закончилось — вдруг, внезапно, непонятно? Почему так мало? — Это короткая программа. — Значит будет продолжение? Еще произвольная? Мы имеем намного большее влияние на события, которые с нами происходят, чем нам кажется. Все зависит только от нас. — Нашей программе еще не придумали названия, она вечная. Новый год 2015. На его словах об ангеле и программе обо мне я улыбаюсь. А разве мы вообще о ком-то другом ставим? Ха ха. Но я не ангел. А если и он, то скорее падший. Но красота в глазах смотрящего. Пусть будет ангел. Лежу на снегу, поворачиваю голову и смотрю на Даню. Вот кто ангел. И то ли шампанское пустилось в пляс, то ли действительно ангелы прилетели, не могу от него отвести глаз Моя рука находит его руку, мои холодные пальцы переплетаются с его горячими И единственная мысль «Поцелуй меня. Ну, пожалуйста» Только догадайся. Хочу ангелов. Даня. Она лежит на снегу. Такая лунная. В глазах растворяются и тонут отблески новогоднего салюта. Лежит в пуховике, а снег плавится. И вот она уже как будто без белья на белье, постельном. Ее грудь вздымается от тяжелого дыхания. Интересно, какая у нее грудь, если ее освободить, как дикого зверя, из клетки бра? А на вкус, а на прикоснуться? Это невыносимо. Этот взгляд карих глаз в глаза. Как будто просит. …Тогда, в Новогорске, она тоже смотрела так нежно и протяжно в темноте под блики фильма, и мне показалось, что тоже просила… А потом ушла в минус, в слезь и брысь. И тут все сомнения развеивает ее голос: «Если ты меня поцелуешь…» Хитрый, лукавый, насмешливый. Таким голосом у меня никто поцелуев не просил. Да и в принципе, таким тоном их не просят. Таким тоном провоцируют на «брысь» Встряхиваю головой, отгоняя наваждение. Я не выдерживаю. — Если ты меня поцелуешь… Хочу продолжить — «я не обижусь» Но момент упущен. Он отряхивается и встает. Протягивает мне руку. Стоим, дышим шампанским друг на друга. «Какой он интересный» — сказало шампанское в голове и пузырьки от него подтвердили. Почему я не замечала? «Я мало пью шампанского. Надо больше» Ой, я это вслух сказала. Хихикаю. Он тоже. — Этери, согласен, надо больше пить. Смеемся уже смело и открыто. Вся несостоявшаяся страсть уходит в смех. За этим наблюдают наши мамы. И каждая думает о своем. О своем ребенке. «Какая она еще маленькая. Вроде взрослая, грозная, а как дитё счастливая». «Она ему еще вполне успеет родить. Ему нужны будут дети, он их любит. Сколько Этери. 40? Я Данечку родила в 43. Она должна успеть». Кто не разъехался домой, тот остался ночевать в большой квартире Тутберидзе. Спали — везде. Где были спальные места. В гостиной был разложен большой диван, там разместились дети, Этери лежала на краю. Спит. Волосы свесились вниз. Даня не может пройти мимо. Какие они на ощупь? Садится на пол, около ее волос. И откинувшись спиной на диван, дотрагивается до них. Они воздушные, легкие, как эфир. Эфир, зефир, Этери… И так уйдя далеко в мечтах о сладком зефирном эфире прямо там и засыпает. Во сне Этери бессознательно обнимает его за шею, а он, тоже во сне, автоматически накрывает своей рукой ее руку. Их тела лучше знают, что им надо, в отличие от их зашоренных мозгов. И живут отдельной жизнью. 💓💓 *1) Музыкальный ряд программы "Ангел" Алены Косторной. https://youtu.be/TAjXwx9hYIc