Что было дальше?

Масаева зашла, громко смеясь и широко улыбаясь. В руках красовались четыре бутылки абхазского вина. Девушка перекинулась парой шуток, запустив механизм суеты и разговоров в ожидании доставки, и стала глазами выискивать солиста. В гостиной его не было. Без стука Чаки заглянула в комнату. Парень лежал на своей кровати: кажись, только проснулся. — Выглядишь отвратно, — почти шёпотом прокомментрировала она, мягко закрывая дверь. — Знаю. Масаева скинула распахнутую клетчатую рубашку, оставшись в джинсах и майке на бретельках — жарко, мол, — и подошла к матрасу. — Можно? Парень сел, освободив ей половину матраса. Она упала рядом, по-свойски и нагло вытянув ноги и спиной облокотившись на стену. Знала, она, конечно, знала, что Сабуров лежит овощем целыми днями и что надо что-то предпринять. Но вот что? — Поговорить не хочешь? — она повернула к нему голову. — Ты красивая, — Нурлан коснулся длинными пальцами её щеки. — Спасибо, — она улыбнулась и мягко убрала его ладонь. Сабуров опустил глаза. Да, слишком рано. По его вине. Если бы он, Нурлан, не отворачивался от девушки, не пытался сопротивляться общению с ней, то всё вышло бы иначе. — Прости, — его голос хвучал очень глухо. — Мне не стоило… Он, уж было, хотел рассказать Чаки всё, но она перебила парня, взяв его за руку: — Всё хорошо. Я бы поступила так же. Я бы тоже боялась, что у меня кто-то раз — и уведёт близких друзей. Самый большой мой страх. — Она остановилась, устремившись взглядом в стену. — Мне надо было сразу понять, а не только сейчас. Сабуров ухмыльнулся. А ведь и впрямь. Может, просто лишь страх остаться одному?.. — Ты не могда и не обязана. Парни сказали? — Артур. Сегодня. Ребята преданно молчали, потому что ты просил не говорить. А я ведь волновалась, ты, чумоход ходячий. Тот засмеялся. Масаева крепче сжала его руку и посмотрела в глаза Нурлану глубоким, чувтвенным взглядом. В гостинной уже радовались доставленной еде. Чаки уткнулась носом в тонкую шею. — Я очень рада, что вижу твою улыбку.

***

Чаки никогда не пила много — и сейчас тоже выпила два бокала. Но ничего не мешало ей, дурачась и не стараясь, петь Лолиту, Меладзе, Кар-мэн… — Это Сан-Франциско — город в стиле диско! — подпевали Лёша с Рептилоидом. — Туц-туц-туц! — добавил последний. Девушка с братом вышли на балкон, и к ним подключились Лёха да Рустам. Все курили. Дурная привычка — но, благо, курили не всегда, а лишь изредка, собираясь на балконе с кем-то. — Выглядишт лучше, — сказал Артур. — Благодарю. — Ты влюблён. — Не думаю. На этом разговор и кончился. Коротко, ясно, смущающе для Сабурова. Чапарян уткнулся в экран телефона и продолжил листать ленту новостей. Нурлан наблюдал сквозь тюль за друзьями, о чём-то болтающих, перевесившись через перила. Играла Ваенга. Вскоре ребята зашли, оставив Чаки одну, и солист, не медля, подхватил два бокала вина и вышел к ней. — Снова стою одна, — пропела Масаева, глубоко вдыхая сигаретный дым, — снова курю, мама, снова… — А вокруг тишина, взятая за основу, — закончил солист и протянул ей бокал. — Ты красиво поёшь, если не дурачишься. — Спасибо, — она грустно улыбнулась, глядя вниз, на шумящую улицу. Нурлан опёрся локтями о подоконник и задумчиво изучал бокал. — Знаешь, — произнёс он, — я… подумал я хотел, чтобы ты вышла на «Умерших звёздах» на последний куплет и… Но я побоялся предложить. — Эй, не-не-не, — она замотала головой. — Не так уж хорошо я и пою, знаешь. — Неправда, — прошептал он, поправив прядь её волос. Они долго вглядывались в глаза друг друга, бездонные, тёмные, похожие на бесконечный космос. Чаки, поморщившись, потушила сигарету и закрыла окно, оправдавшись тем, что это невыносимо. Но что именно невыносимо — так долго находиться в компании солиста, попивая красное вино, курить или стоять у открытого окна, будучи в тонкой маечке, Нурлан так и не понял.