Что было дальше?

Всё проходило до крайности суматошно. Подъём начинался со звонка Чаки — причём в дверь. Артур, как человек с самым чутким сном, тут же просыпался, словно по щелчку пальцев («Будильник в какой-то степени.»), пинал под бок Нурлана и шёл открывать. Солист, потягиваясь, вставал с матраса и толчками да сиплым криками пытался разбудить остальных. Когда девушка входила в квартиру, Сабуров всегда впадал в краску — ему было неловко за ребят, которые продолжали спать только в нижнем белье. Надо же поприличнее всё-таки… Но Масаева, видимо, плевать хотела на майки и не особо-то обращала внимание, в чём же там спят эти «придурки» — лишь бы собирались быстрее. И потом парень и сам перестал заморачиваться на этот счёт и спал, как раньше, без какой-либо пижамы, лишь бы сэкономить полминуты на сборах. Завтрак готовил, кто придётся — то девушка, то кто-то из группы, пока остальные приводят себя в порядок. Чаки тоже собиралась по факту у них в квартире, не успевая в общежитии даже расчесаться. Дальше шёл кто куда. Часть отправлялись на пары, пока другие ехали к дизайнерам, в аудиторию, полностью заваленную вчяким барахлом. Куски пугающе яркой-вырви-глаз ткани, далеко не всегда приятной на ощупь — какой-то больно жёсткий фатин, который использовали для объёма, извечно колол. Потом «группы» менялись, но Чаки всё оставалась в мастерской. И всё же участники группы ходили далеко не на все пары — бóльшую часть из них парни нагло пропускали, не получая, на удивление, никаких замечаний. — Всё в пордке, — говорила тогда Масаева, — я договорилась с преподавателями. После обеда — точнее жалкой попытки в обед — ЧБД шли в актовый зал, если там не было никаких конфренеций. Чаки почти сразу перестала заморачиваться насчёт дисциплины, понимая, что то было бессмысленно. Нет, этих парней нельзя держать в жёстких рамках, думала она. Им нужна свобода и доверие, и только тогда получишь их уважение и доверие с их стороны, они начнут прислушиваться. Такого правила придерживалась та, которую уважала — и всегда будет — сама Чаки: учительница русского языка, всем сердцем любимая каждым. Даже не то, что одним взглядом, движением или словом она могла унять любого — никто и не думал вытворять что-то из ряда вон, чтобы приходилось унимать! И не было при этом никакого страха. Только свобода, доверие и уважение. А там уже 12, 15 или 20 — всё одно. Не проходил по этому правилу только Сабуров. Он раздражался от каждого вида девушки, вёл себя исключительно пассивно рядом м — И-и-и-ха! — завизжал Саидохмедов, и восклик разнёсся эхом по помещению. Рустам одним махом оказался на сцене, едва не уронив очки. Лёха попытался тоже забраться прыжком, но безуспешно, и Рептилоид на сцену его затаскивал. Сабуров и Чапарян поднялись по боковым ступеням, косо глядя на товарищей, а Тамби остался рядом с сестрой. — Э-э-э, ну, смотри, — она в два шага оказалась у какого-то пъедестала. Глаза её загорелись, щёки залились краской, — здесь ты будешь стоять, ну, ведущий, понял, да. И такой, э-э-э, говоришь:…

***

— Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте! — голос Тамби заполнил всё помещение, и гости, ожидавшие лишь концерта, вдруг вздоргнули, обратив внимание на ведущего. Тот стоял, широко улыбаясь. Алые манжеты и жабо, фиолетово-белый пиджак и лакированные туфли с белыми носками; темно-филетовая подводка и едва заметные боестящие тени; волосы, брови и борода, убранные лаком, были под тонким слоем бордовой туши, и от них шли тонкие завитки. — Это что, Голодные игры какие-то? — поинтересовался сидящий за стойкой Эмир. — Получается так, — ответил Масаев, — и по традиции дамы вперёд. Он подошёл к прозрачному вазону с огромнвюым количеством бумажек и вытянул одну. Весь зал шептался в трепетном ожидании. Нет, конечно, каждый изначально знал, кто основная группа, кто — на подпевке. Но всё казалось необычайным чудом. — И первая группа — «Dark Ranbow»! «Ди-эр, ди-эр!» — вторил зал. Весь свет вдруг погас, и двумя фонарями лишь освещали зал белые подсветки браных стоек. Эти бары и бармены, орудующие шейкерами, думал Нурлан, наблюдая за происходящим из-за кулис, больше всего смахивают на какие-то клубные стойки. Бармены, к его удивлению, были очень ловкими. К удивлению, потому что у Серёжи не было одной руки — кто говорил, что врождённое, кто — откусила акула, а кто — воообще что отпилил сам, оттого что надоела, — но управлялся замечательно, ещё и успевая глазки строить девчонкам, ведь у его отца — опять же, по слухам, — свой бар, где парень работал чуть ли не с рождения; а Макар просто казался ему неловким, да и тот попутно со смешиванием коктейлей раздавал советы всем подряд, и, по наивной простоте, преподавалям в том числе. Да и вообще из рокерской атмосферы — поигрались светом на выступлении глэм-рокерш, выряженных в пафосные костюмы, которые символизировали Капитолий, да и только. Или, может, он придирается… Ведь нравилось не только подвыпившему народу — в барах были только безалкогольные напитки, но что за университет, где не пронесут поперёк всем правилам какой-нибудь дряни? Сабуров глянул на свою группу. Рептилоид с Щербаком бодались, достаточно громко смеясь. Басист сидел в углу, и Чаки, по-дружески держа его за руки, говорила утешительные слова, в которых он, всегда молчаливый, нуждался перед каждым выступлением. Чапарян кивнул, улыбнувшись, и, когда вышли со сцены DR и занавес задёрнулся, они подошли к барабанщику и гитаристу. Все вместе они обнлись за плечи и принялись прыгать по кругу, улюлюкая (а Рустам ещё и визжать). Саидохмедов отпустил плечи девушки и позвал солиста. Тот, ухмыльнувшись, тут же подключился. — ЧБД! — воскликнула кабардинка. — ЧБД! ЧБД! — глухо вторили участники группы, всё громче, всё убыстряя шаг. Публика услышала их и, несмотря на комичные переговоры ведущих, приеялись скандировать название вместе с «Что было дальше». ЧБД отпустили друг друга, похватали инструменты и принялись прыгать, нарочно громко топая ногами. Масаев объявил группу. И вот оно, захватывающее мгновение перед тем, как начнётся выступление. Сабуров чувствует, как адреналин течёт по венам, от сердца к кончикам пальцев и к шее, ударяет в голову. Крики. Аплодисменты. Нурлан обернулся в поисках девушки, чтобы бросить на неё последний взгляд и получить ответный, полный поддержки. Но её нигде нет. В глаза ударяет яркий свет прожекторов. Секундное дезорентирование.