Дура и шаман

Утром они отыскали нойдову лодку в зарослях и на привязи спустили её в реку. В путь отправились после обеда. Зарина не знала, куда они плывут: нойд держал в тайне свои тренировки. Было холодно, и небо тундры, серое и низкое, казалось, готовилось упасть на землю тяжёлыми тучами. Зарина отчаянно гребла, а старый нойд в обманчивой полудрёме сидел напротив неё, ссутулившись, сощурив глаз, подперев щёку рукой. Одет он был в тёплую длинную дублёнку и меховой капюшон, и выглядел как настоящий шаман (по крайней мере, так думалось Зарине). Речка, по которой они плыли, врезалась в землю тундры, словно тугая тонкая верёвка в человеческую кожу. Течение её было степенным, тихим — поэтому нойд отдыхал, позволив Зарине грести. «Больные суставы у меня, нӣйта», — говорил он ученице. Вокруг них возвышались скалы, голые и дикие. Зарина восторженно глядела по сторонам. «Что же ждёт её теперь, какие испытания?» — задавалась она вопросом и с нетерпением предвкушала встречу с оммёдзи, который властвовал над её снами… Сойти на берег старик приказал на маленьком каменистом пляже. Зарина привязала лодку к нагому крючковатому деревцу, пока старик деловито ходил, разминаясь. А потом он достал из куртки термос с горячим чаем и бутерброды, завёрнутые в газету. Зарина глядела на него, подпрыгивая на месте от холода. В животе у неё урчало. По наказу Тымешка она не должна была вкушать пищи и пить воды до следующего утра. Подкрепившись, Тымешк повёл её вдоль берега. И наконец среди скал Зарина увидела пещеру… — Я говорил тебе о шамане, который нагим вошел в ледяную пещеру и провел в ней десять лун без пищи и тепла… Этим шаманом был мой дед. У нас нет десяти лун в запасе, но сегодня, после прихода звезды-посланницы — особенная ночь, и тот, кто войдет в пещеру на закате и выйдет из неё на заре, станет другим человеком. — О! — только и произнесла Зарина с восторгом и страхом. — Войдя в пещеру, ты окажешься на пороге ада. Дикие злые духи будут искушать тебя, звать тебя погреться у костра. Не слушай их, иначе они выпьют твой рассудок. «Было бы что выпивать», — в мыслях продолжил Тымешк. Как мог запугивал нойд Зарину, чтобы отказалась она от своей задумки и воротилась к домашним хлопотам. Рассказал он ей и о бесах, что станут варить и жарить заживо её плоть, и о демонах, что обглодают её кости, если она поддастся искушению… Много правдивых и лживых слов намешал он, словно трав в котле. Девчонку не испугало ничего. Но это не опечалило Тымешка. Иногда духи не мучают, не испытывают, но наставляют… Может, они смогут поселить мудрость в ее голове? — Тогда ступай, — сказал нойд. — Уже темнеет, нельзя терять времени… Вернёшься ты другим человеком. Мудрой и могучей, или безумной, седой, не способной вспомнить даже собственного имени… Тымешк оставил Зарину, и она вгляделась в тёмные своды пещеры, куда должна была удалиться до грядущего восхода. …Не смогла заснуть Зарина в пещере — ей было холодно и страшно. Но и вернуться она не могла, ведь позорно было отступать. Сначала в пещере стояла кромешная тишина. А потом, дальше, в глубине, послышались разговоры, замерцал свет. Зарина поднялась и пошла… Тут же запахло спиртом, клюквой и домашним уютом. У костра мать Зарины в цветастом синем халате и с двумя седеющими косами мешала что-то в котле. Отец Зарины, босой, вырезал из дерева фигурки круторогих маралов. Возможно, в детской душе Зарины должна была пробудить тоску по дому эта картина, но девчонке оказалось плевать, и она, недвижимая, глядела на них со скукой и равнодушием. Вдруг она заметила, что людей у костра стало больше. Руки о пламя грел старый Тымешк, а по другую сторону от него… По другую сторону сидел человек, ради которого она отправилась на север. Зарина узнала миловидное детское лицо и задумчивые янтарные глаза, в которых отражалось пламя, и волосы, густые, словно грива степной кобылицы, водопадами струящиеся по плечам. Это был он. Великий оммёдзи… — Господин Хао! — закричала Зарина, отчаянно бросаясь вперёд. — Господин Хао, вы помните меня?! Холодный северный ветер задул пламя костра. — Беги, Зарина, — сказал старый Тымешк. И огромное чудище, возникшее подле длинноволосого оммёдзи, целиком поглотило старика. Так же, с утробным чавканьем, пожрало оно всех, кто был в пещере. В его пасти оказались перемолоты даже родители Зарины… Зарина обмерла в темноте. А после мир раздвоился, и она увидела себя насаженную на коготь чудища, болтающуюся в воздухе вниз головой. Окровавленный рот ее был широко, до натуги распахнут, — не закрывая глаз, она издавала гортанный, спазматический хрип; бессильное, умирающее тело ее билось в конвульсиях. — Как хорошо, что ты здесь, — длинноволосый оммёдзи посмотрел на нее, уродливую и заблёванную, и улыбнулся почти ласково, — мой Дух Огня никак не может насытиться. …В ожидании Зарины Тымешк разбил лагерь на берегу реки. Перед сном, дабы забыться, съел он галлюциногенный гриб и улёгся в спальный мешок, сшитый из мягких оленьих шкур. И пока спал он, унеслась душа его, легкая, как пух, в далёкие светлые высоты. Вместе с птицами, подобно ветру, летал нойд по дальним просторам Арктики, касался стопами холодного океана… А потом кто-то схватил его за плечо и настойчиво, бессовестно растряс. Нойд увидел сидящую над ним Зарину, её довольную, раскрасневшуюся от холода мордочку. — Нӣйта? — спросил он с удивлением. — Жива ли ты? Или это лишь твой бесплотный дух тревожит мой сон?.. — Я видела его! — сказала дрожащая Зарина, обнимая за шею растерянного Тымешка. — Там, в пещере!.. Спасибо вам, учитель! И, подскочив, запрыгала к реке, склонилась над водой и стала умываться. Тымешк сидел в спальном мешке и хлопал глазами. — Дура, — только и сплюнул он.