Про живые горы (из Историй про нас и других)

Джонни указал мне на таз на полу, протянул ковшик, сказал, что могу помыться. Я отыскала взглядом табуретку с коричневым бруском - мыло вроде как, и тряпкой. Повернулась к Джонни: - Тут душа нет, это мне что самой на себя лить? - Ну, слуг здесь тоже нет. - Но у меня рука... - Даже две, - сказал он усмехаясь. - Давай так, ты будешь на меня лить, а я помоюсь нормально. - Не королева ты, чтобы тебе я прислуживал, - это "я" он произнёс с какой-то такой надменностью, словно он был каким-нибудь аристократом потомственным. - Я просто человек, самый обычный человек. Но ты, мне поможешь, потому, что ты весь такой замеча-ательный. - Ты не умеешь подлизываться. - Совсем не умею, но я учусь. - Безуспешно. Он всё-таки взял ковшик, кивнул мне раздеваться. Я поспешно стушила многострадальную куртку. Джонни взял её, чуть было не кинул её в какую-то корзину, я вовремя остановила: - Куда?! Выбрасывать? Оно денег стоит. - И? - И в чём мне ходить? - В том мире она будет целой. - Ладно, тогда здесь мне новое купи. - Куплю. Он опять собрался выбросить, я опять остановила: - Там очки! - Никаких технологий других миров. - Я без них не могу. Он покачал головой. Я вытащила своё добро, бережно помыла стёкла, почти целые, всего пара царапин. Отложила в сторону. Джонни, наконец, кинул куртку в корзину. Проговорил какое-то короткое заклинание, как ни старалась, я не смогла распознать слов. Он щёлкнул пальцами, в мгновение ока куртка рассыпалась пылью. Я заглянула в корзинку, растёрла пальцами это подобие пепла, повернулась к Джонни: - Да Вы волшебник! Вы, граф, волшебник Крутой волшебник и чародей... Он посмотрел на меня с каким-то подозрением, сказал: - Об этом нельзя кричать на каждом углу. Ещё нельзя ничего из других миров. Я кивнула, но тут же спросила: - А очки можно? - Ничего. - Я без них не могу... Они конечно поцарапались, но ты же можешь их починить. - Нет. - Там не сложно, всего пара царапин. А я без них совсем никчёмная. Он нахмурился, проговорил: - Только сильно не мельтеши. Я радостно улыбнулась. Стянула с себя джинсы, как хорошо, что они у меня от колена клёш, а то бы с зауженными психанула, порвала бы. Сама залезла в тазик. Тёрла себя даже с некоторым остервенением, стирая всю грязь, весь пот. Умудрилась голову помыть мылом, без шампуня даже. Джонни внимательно осмотрел меня, сказал, протягивая полотенце, с каким-то злорадством: - У тебя неплохая фигура. Хотя у меня были женщины и получше. Я закуталась, буркнула: - Я не твоя женщина, - поспешно вышла. Что сделало с нами современное общество? Ни стыда, ни совести... . . . Упыряка уже проснулась или вернулась. Увидев меня, она привстала, увидев Джонни, вышедшего следом, села обратно, воскликнула: - Ах вот ты как?! Предательница! Я молча плюхнулась с ней рядом на кровать, накрылась одеялом, залезла головой под подушку. Упыряка наклонилась ко мне, спросила, изображая беспокойство: - Ты чаго? Я пошутила. - Я сдох. - Это ты головой стукнулась, причём знатно. - Ах ты! - вскрикнула я подскочив. - Ты! Бессовестная! Нет бы, помочь товарищу, ан-нет ты бездействуешь, а потом и насмехаешься! - Ну, не печалься, - погладила она меня по затылку. - Там ведь не палиться нужно было. Я отвернулась. . . . Джонни уже разложил на круглом столике бинты, тряпки, какие-то склянки с мазями и всякими жидкостями, жестом подозвал меня. Я осмотрела мешочек, из которого он всё это выложил, обратила внимание на его небольшой размер: - Пространство ворочим, как хочим? Он кивнул, посадил меня на стул. Положил мою руку себе на колени, отвернулся, собой закрыл от меня мою же руку. Я привстала, заглянула через плечо. Я внимательно следила за каждым движением, рассматривала глубокие порезы. Какой материал! Просто незабываемый опыт. Теперь я смогу написать подобные раны во всех подробностях! Как кожа топорщится по краям, как уже засохшая кровь коркой покрывает мясо, как её новые, только выступившие капли разводами смешиваются с белой мазью, словно алая акварель перемешивается с толстым слоем наложенными белилами. Как там внутри, при попытке шевельнуть пальцами вздрагивают не задетые когтями мышцы. Я вдруг поняла, что как-бы не старалась, не могу толком пошевелить неестественно сильно сжатыми пальцами. Кисть почти не слушалась. Тут вдруг стало страшно... До этого я просто не понимала, что произошло, как мои раны серьёзны. Кажется, я увидела кость... Нет, невозможно. Я просто не хочу верить в это. Джонни повернулся ко мне, на лице его впервые не было насмешки, оно выражало серьёзность: - Поняла, наконец. Я закусила губу, протестующе замотала головой: - Нет, этого не может быль. А как я рисовать буду? А писать? Это что всё? - только теперь я заметила, что по моим щекам текли слёзы, такие мерзкие и солёные. Упырь подошла сзади, положила руки мне на плечи, приобняла: - Не парься, всё равно все помрём, - сказала она с весёлостью, а потом тон её резко переменился, стал каким-то сочувствующим. - Миров много, что-нибудь найдём. Джонни приложил тряпку, смоченную чем-то вонючим, принялся накладывать бинт. Сказал уставшим голосом: - Много я вас таких видел, все вы надеялись, а потом подыхали. Миров много... Да все эти миры одинаковые! - Как подыхали? - зацепилась за слово Упыряка. - Горы же сказали... - Что сказали горы? - усмехнулся он. - Что после смерти здесь, мы перенесёмся в свой мир, - поняв нашу собственную ошибку в трактовании их слов, ответила я. - Сволочи! - воскликнула Упырь, заглянула мне в глаза, на лице её читалось явное нежелание поверить в только что сказанное. Я кивнула на свою руку: - В нашем мире с ней тоже не всё в порядке было. Джонни опережая мой следующий вопрос, дал ответ: - Вас сюда перенесли, а с ваших вещей только сделали копии. При последующих перемещениях всё, что не "покрыто" кожей перемещаться не будет. - Что значит, не покрыто? - спросили мы в один голос. - Серьги и прочая ерунда, чтобы закрепить которую вы в себе дырки делаете. А ещё, эти, - он указал на глаза, - линзы. Судя по вашим словам и одежде, они у в вас мире есть. . . . Я сходила за очками. Джонни пока принялся за Упыряку. Её руки, как оказалось, тоже пострадали: красные пятна разных размеров и форм - ожоги, покрывали их. Я хотела было сказать, что если бы она надела как я, куртку кожаную, то от искр бы не так пострадала, но промолчала, как-то не очень хотелось злорадствовать. - А почему я кровью не истекла, - спросила я, поглаживая туго наложенный бинт из какого-то гладкого материала, явно плотнее нашей марли. - Я тебя в самом начале полечил, как мог, - объяснил Джонни. - Большего не жди.