Мера человека / Measure Of A Man

      15 июня 2011 года              Было около двух часов ночи, когда Гермиона закрыла глаза, однако сон отказывался приходить по собственной воле.              Да и в принципе приходить.              Вот как работает бессонница.              Гермиона сталкивалась с ней не часто, но больше всего её беспокоило множество выходящих на первый план вещей, которые никак не получалось отогнать. Ей казалось странным, что в тумане абсолютного изнеможения она отчётливо видела вещи под другим углом. Всё вокруг приобрело яркий и громоздкий вид — даже чересчур яркий, чтобы совладать с чувствами. В попытке успокоиться Гермиона открыла окно и пыталась прислушаться к музыке ночи: отдалённым звукам животных, сверчков, ветру. Но ничего не помогало.              Охранные чары оповестили её об аппарации.              Рон.              Он был там. По тем же причинам, по которым она всё ещё не спала.              Гермиона поднялась с кровати, всунула ноги в тапочки и спустилась на первый этаж, где и обнаружила Рона, сидящего у кухонного островка в пижаме. Он принёс своё собственное средство от бессонницы: бренди.              Она села, и Рон налил им обоим по бокалу, а потом пододвинул один к ней.              — Ты же знаешь, что я не люблю бренди.              Рон пожал плечами и одним глотком выпил сначала свою порцию, затем её. Зная, что это будет одна из тех ночей, она встала и налила бокал вина на свой вкус.              То есть, Пино Нуар.              Оно всё равно уже было открыто.              Время было чередой мгновений, пролетавших мимо них. Они с Роном использовали каждое с умом: молча пили, не глядя друг на друга. Какое-то время просто существовали рядом. Рон остался сидеть на табурете, налив себе ещё два бокала, а Гермиона потягивала вино, стоя на другом конце кухни. Затем она заново наполнила свой бокал.              Молчание между ними было удивительно комфортным, а атмосфера — приятной, в кои-то веки не отягощённой историей их ошибок. Гермиона поняла, что не хочет, чтобы этот момент заканчивался. Не по каким-то сентиментальным причинам, просто если они молчали, значит, не ссорились.              Несмотря на все обстоятельства — тысячи резких слов, хлопавшие двери, неприятные моменты и душевную боль обоих — она ненавидела ссориться с Роном. Она не любила его, да, но это не означало, что он был ей безразличен. И он находился здесь не просто так.              Гермиона не ела уже несколько часов, так что вино быстро подействовало, и тепло разлилось по венам.              — Давай посидим снаружи, — она не стала дожидаться согласия Рона, зная, что он последует за ней.              И он, оставив свой бокал рядом с её вином, и правда пошёл следом, отставая всего на шаг, пока они не дошли до волшебных качелей, зависших в воздухе. Рон устроился на одном конце, а Гермиона — на другом. Пространство между ними было небольшим и в то же время огромным. Их присутствие зажгло висевшие над садом шары, излучая необходимый свет, которого было не так уж много, но достаточно, чтобы разглядеть в темноте бледные черты Рона.              Поскольку её язык развязался, вопрос сорвался с губ.              — Почему ты здесь?              — Мы с семьёй только что съехали из Норы, — Рон положил руку на спинку качелей, оглядывая сад. — Гарри как раз вернулся перед моим приходом. Он рассказал, что произошло во время рейда, и, учитывая случившееся в их доме, я просто… — Рон уставился в пустоту, пока качели поднимали их достаточно высоко, чтобы его ноги болтались.              — Ты видел детей? — она планировала подождать, пока Нарцисса уйдёт после завтрака, чтобы навестить их. — Как они?              — Они ничего не знают, и Джинни с Гарри считают, что лучше оставить всё как есть.              Это имело смысл.              — А Джинни?              Он окинул её критическим взглядом; они оба знали, какая Джинни: далеко не мягкая, но держащая себя в руках ради семьи. Защитный механизм, который она унаследовала от Молли.              — Как ты, Гермиона?              — В порядке, — она посмотрела на небо. Тучи закрывали звёзды, и её это расстроило. Даже полная луна была едва видна. В воздухе витал прохладный влажный ветерок, предвещающий дождь. — А ты? Не смог уснуть?              — Да, — Рон потёр затылок. — Слишком много всего в голове. Подумал, что у тебя может быть такое же настроение.              — А что у тебя в голове? — Гермиона откинула волосы за плечо и позволила им свободно свисать через спинку качелей. Она знала Рона достаточно, чтобы понять, когда он думает о чём-то серьёзном и значимом. Его лицо становилось непривычно жёстким, а челюсть двигалась так, что казалось, будто он произносит слова, не шевеля губами.              — Я просто подумал… учитывая исчезновение аврора, который появился здесь, и произошедшее у Гарри и Джинни, тебе не стоит оставаться одной.              — Я наладила отвлекающие и защитные чары, хотя их и повредили во время того случая. Они сильные, — сильнее, чем у Гарри, если быть честной, но он не мог ничего с этим поделать. Сила её защитных чар мешала некоторым более необходимым вещам в доме друга: электронике детей, в действии которой нуждался каждый член семьи для поддержания мира.              — Да, но они могут знать, где ты. Или знать местность на порядок лучше. Они практически послали пленника, чтобы сообщить тебе об этом, Гермиона. Как ты можешь не переживать?              — Я переживаю, но отказываюсь жить в страхе. Я делаю всё возможное, чтобы защитить себя и свой дом.              Рон подвинулся на качелях, поставив согнутое колено в пространство между ними.              — Я живу в городе, я могу слиться с ним, но ты живёшь практически в изоляции. Если что-то случится…              — Я позову на помощь, как и в прошлый раз. Я не беззащитна, Рон.              Он ответил вздохом, полным разочарования.              — Гермиона…              — Что?              Нетерпение Рона было ощутимо.              — Сегодня полнолуние. Тебе напомнить, что Сивый на свободе? Он охотится за тобой с тех пор, как…              — Можешь не напоминать, — ежемесячный вой оборотня служил достаточным напоминанием о том, что он ждал. Всегда ждал. — Я прекрасно знаю, какую угрозу он представляет. Но, если тебе интересно, Пэнси своими криками уговорила меня переночевать в её квартире, как только мы вернёмся после поездки к Дину, Дафне и Халии.              — Ну хоть кто-то тебя образумил, но что дальше? Я могу остаться в гостевой комнате. Пока всё не утихнет.              — Эта идея мне нравится ещё меньше.              — Я знаю, о чём ты думаешь, но это не так. Я правда беспокоюсь о твоей безопасности здесь. Ты живёшь одна, и я в курсе, что у тебя сильная защита, но что, если… — он издал разочарованный стон. — Дом Гарри тоже был защищён, и смотри, что случилось. Он думает, за ними следили в какой-то момент, что следят до сих пор. Дальше будет только хуже, и так до тех пор, пока их всех не схватят.              — Я справлюсь с этим, — Гермиона засучила рукава своей безразмерной рубашки и сложила руки на груди.              Рон усмехнулся и закатил глаза, гнев и недовольство накатывали на него ощутимыми волнами.              — Как и всегда, ты слишком зависима от себя и слишком горда, чтобы просить о помощи. Ты всегда была чересчур…              Её взгляд, казалось, прожигал насквозь.              — Я попрошу о помощи, когда она мне понадобится.              — Это чушь, и ты это знаешь, Гермиона, — Рон снова надулся, и она поняла, что это была явная попытка сохранить последние крохи самообладания. Его голос звучал как Везувий, готовящийся к извержению. — Ты ни разу не просила о помощи перед приступом…              — Я больше не буду спорить об этом, — голова заболела, и Гермиона не знала, являлось ли это следствием вина или спора. Возможно, и тем, и другим. Рон отвернулся и недоверчиво хмыкнул, пока она потирала затёкшую шею. — Я понимаю, к чему ты клонишь, но ты не должен оставаться здесь. Ты как никто другой должен знать, что я способна постоять за себя.              Её слова обнажили суть их постоянного напряжения, и, хотя вино пыталось сохранить хрупкий мир, который они обрели, этого было недостаточно, чтобы удержать одного из них от отступления.              Как обычно.              Подобно воздуху, который никогда не бывает абсолютно неподвижным, тишина, установившаяся между ними, была полна волнений, зарождающегося сопротивления и истончающегося воздуха. Гермиона поймала себя на том, что борется с желанием извиниться, хотя и не совсем понимала за что.              За свою независимость? За отказ понять его мнение?              Или за то, что он ей не нужен?              Рон хрипло рассмеялся, звуча вполне в духе Гермионы: смесью отчаяния, безысходности и негодования с небольшим количеством «какого хрена я это делаю?», брошенным на удачу.              — Знаешь… — он рассеянно кивнул головой в пустоту, — я долго думал о том, что ты сказала несколько недель назад — о том, как правильно любить тебя. И я делал то, что, как мне казалось, ты хотела: давал тебе свободу. Но я понимаю, что это бессмысленно. Как я могу дать тебе то, что ты хочешь, когда ты, похоже, не знаешь, что такое свобода? Это невозможно и разочаровывающе.              — Кажется, ты упустил суть, — Гермиона смотрела в темноту. — Дело не в том, чтобы дать мне то, что я хочу. Когда я сказала тебе это, я не хотела, чтобы ты изводил себя попытками. Я просто хотела, чтобы ты понял, что мы говорим на разных языках и используем разные методы. Мы не понимаем друг друга в этом плане, поэтому не можем любить правильно. Я никогда не буду такой, какой ты действительно хочешь меня видеть, и ты… — она остановилась и покачала головой.              — Ты всегда говоришь о том, чего я хочу, хотя понятия не имеешь.              — Рон, почему ты хочешь меня? — Гермионе не нужны были доказательства, её интересовало только то, как донести свою точку зрения. — Скажи мне.              — Я… — Рон, казалось, путался в словах, запинался, и на его лице промелькнула целая гамма эмоций. — Не знаю.

***

      16 июня 2011 года       Семейные встречи в Норе всегда были запоминающимся событием.              Семья у Уизли и так была велика, а с появлением партнёров и супругов, друзей семьи и трёх внуков в возрасте до восьми лет, присутствующих в этот момент, оживлённый было недостаточно полным описанием вечера. Скорее, он был шумным и бурным. Но Гермиона наслаждалась компанией, ощущением принадлежности к семье, которая неизменно оставалась заботливой, даже несмотря на такой пёстрый состав. У Гермионы не было братьев и сестёр, и, хотя она не могла жаловаться, идея большой семьи была для неё чем-то притягательным.              Возможно, в другой жизни.              Молли превзошла саму себя, приготовив множество блюд, причём она постаралась угодить всем, приготовив любимую еду каждого. Дом наполнился ароматом и теплом, созданными её стараниями в последнюю минуту. Сегодня вечером был особый случай. Завтра утром Гарри и Джинни отправляли детей в коттедж Ракушка, где тоже останутся, пока дети не освоятся в новом доме.              Загадка того, как их дом обнаружили, стала предметом бурного обсуждения, пока как дети играли на улице, однако никто не пришёл к чему-то конкретному, кроме вероятности, что кого-нибудь из них выслеживали или следили за домом, пока супруги провожали ребят в школу и обратно.              Рон по старинке предложил обвинить Драко Малфоя, но Гарри — чем немало удивил и её, и себя из прошлого — полностью проигнорировал эту идею.              То ли в шутку, то ли нет.              — Малфой какой угодно, но не зло во плоти.              Джинни пнула Рона в голень, когда он фыркнул в ответ.              — Повзрослей, Рон.              Во время ужина Гермиона отбросила все свои мысли, но на мгновение переключила внимание на Молли, которая выглядела такой умиротворённой, какой она её ещё не видела. Чего-то всегда не хватало — сегодня не только Фреда, но и Чарли, и Билла с семьёй, — но Молли предпочитала сосредоточиться на тех, кто был рядом.              Пока все были счастливы, в безопасности и сыты, главная хозяйка Уизли была спокойна.              Луна тоже была там, с безмятежной улыбкой беседуя с Артуром о своих путешествиях, явно увлекая его дикой жестикуляцией. Невилл сидел рядом, непринуждённо облокотившись на спинку её стула. Он всегда выглядел таким гордым за неё, прерываясь только для того, чтобы напомнить Луне о чём-то удивительном, чего она достигла.              Джордж привёл с собой Анджелину, которая оставалась дома всю неделю. Он казался счастливым, когда был в магазине или в кругу семьи и друзей, но ничто не походило на его счастье рядом с ней. Джордж улыбался, подшучивая над Перси, как он обычно делал, на тему, которую Гермиона не могла расслышать.              Перси оставался невозмутимым, но его уши покраснели. Анджелина выглядела весёлой.              Джинни то и дело переходила от болтовни с ней, Гарри и Роном к бросанию острых взглядов, когда один из её троих детей жаловался на другого. В этот раз жертвой стал Джеймс, сидевший по другую сторону от Гарри и нывший, что Лили слишком тяжело дышит.              — Вы же не хотите довести меня до того, чтобы я вытащила примирительную футболку?              — Нет, мам, — Джеймс надулся, пыхтя так сильно, что его волосы взлетели вверх. Лили невинно улыбалась во все зубы — так хищно, очень походя на мать. А Ал, устроившись на стуле рядом с Гермионой, затолкал себе в рот столько еды, сколько смогли вместить его покрасневшие от натуги щёки. Гарри хихикал, но Гермиона не могла сказать, что именно забавляло его больше.              Наверное, всё.              Обычно он оставлял проявления строгой любви Джинни. С такой матерью, как Молли Уизли, у неё это получалось гораздо лучше.              — Клянусь, с каждым днём ты все больше и больше становишься похожа на маму, — Рон засмеялся. — Это страшно. Я не знаю, как тебе это удаётся.              — Это талант, — махнув рукой, Джинни в третий раз убрала соус, пролившийся на лаймово-зелёную рубашку Лили. — А ещё необходимость, — она не смотрела в сторону Ала, но всё же сказала ему: — Еда никуда не убежит, милый. Не торопись.              Ал покраснел, и Гермиона ласково взъерошила его волосы. Он бы улыбнулся, если бы его щёки позволили это сделать.              Остаток ужина прошёл в привычной череде вкусной еды и оживлённой беседы. Сразу после наступления темноты дети попросились обратно на улицу ловить светлячков. Луна и Невилл пошли вместе с Гарри, Джорджем и Роном. Джинни выпроводила мать из кухни, а сама занялась уборкой. Анджелина помогала, а Гермиона поставила чайник, чтобы после того, как они закончат, вместе выпить чай.              — Ты сказала детям, что они завтра уезжают? — спросила Анджелина.              — Ещё нет, — Джинни провела рукой по волосам. — Когда они закончат играть, мы с Гарри им скажем. Джеймс и Лили будут в восторге, но я волнуюсь за Ала.              Она всегда беспокоилась о нём; Гермиона тоже.              — Я могу остаться и побыть рядом, когда ты им скажешь.              — Спасибо. Ал ничего не сделал, только спросил, когда он сможет снова поиграть со Скорпиусом, и я просто… — Джинни вздохнула под тяжестью груза на своих плечах. — Я не знаю, что ему сказать.              В комнате воцарилась давящая тишина. Она была недолгой — всего несколько мгновений, но за это время не было высказано никаких мыслей, которые могли бы улучшить ситуацию для кого-либо, особенно для Джинни, которая продолжала складывать посуду в шкаф.              — Вам с Гарри нужна помощь, чтобы разобраться во всём?              — Думаю, да. Ликвидаторы проклятий проверили дом сегодня утром. Ничего опасного не нашли, кроме послания на стене. Мы проведём несколько дней с Биллом и Флёр, когда отвезём детей, но вернёмся в понедельник днём. Перси, Рон и Невилл придут к нам, чтобы помочь. Дин тоже предлагал, но мы сказали ему остаться дома с Дафной и Халией.              — Мне и правда нужно навестить их, — сказала Анджелина со слабой улыбкой. — Не могу поверить, что мы все не верили, что у неё будет девочка. Луна никогда не даст нам забыть об этом.              Она и Джинни захихикали.              Это правда, не даст.              — Я приду, — предложила Гермиона. — И приведу Пэнси, которая поможет тебе подготовить дом к продаже. Она уже согласилась.              Джинни снисходительно улыбнулась, явно расстроенная всем этим испытанием, но решившая сохранить маску мужества ради детей. И ради Гарри, который спокойно воспринимал происходящее. Скорее всего, она никогда не стала бы говорить об этом с Гермионой, это было не в её духе, но Гермиону успокаивало, что Джинни делилась своими чувствами с Гарри. В этом плане они подходили друг другу.              — Мы с Джорджем тоже будем, — Анджелина взмахнула палочкой, чтобы убрать остальную посуду.              — Нет, вы двое не виделись почти месяц. Мы не…              — Мы придём.              И на этом всё закончилось.              Первой к столу подошла Гермиона, наливая всем троим чай, но вскоре за ней последовала Анджелина. Они не были особенно близки, но у них были общие нетрадиционные взгляды на место женщины в волшебном обществе, схожие музыкальные вкусы и тесная связь с семьёй Уизли, которая была настолько прочным фундаментом, насколько это было необходимо.              — Какая она — жизнь в путешествиях по миру?              Анджелина усмехнулась.              — Почти так же хороша, как и всегда, но я рада вернуться. Даже если всего лишь на неделю.              — Джордж определённо рад тебя видеть.              — В последние месяцы он был… другим, — её глаза излучали нежность. — Хочет сделать всё по-настоящему.              Безмерно заинтригованная, Джинни полностью присоединилась к разговору, присев рядом с Анджелиной, глаза почти сверкали.              — Ты имеешь в виду…              — Может быть, — она пожала плечами, безуспешно пытаясь подавить улыбку. — Мы говорим об этом.              Гермиона хлопнула в ладоши, улыбаясь от волнения. Джинни была так взволнована, что завизжала и обняла Анджелину, которая закатила глаза, но приняла объятия. Они были близки уже много лет, как из-за отношений Анджелины с её братом, так и из-за совместной игры за команду «Гарпий» до того, как Джинни стала репортёром.              — Это ещё не точно.              — Мне всё равно! — воскликнула Джинни, прижимаясь к подруге. — Это так здорово и как раз то, что мне нужно. Я ждала этого момента больше десяти лет!              — Нам нужно во многом разобраться, — Анджелина рассмеялась, но как-то печально. — Например, с карьерой. Я не готова уйти в отставку, и Джордж никогда не попросил бы меня об этом, но я знаю, что нам обоим нужно уделять больше времени друг другу — больше чем неделю или чуть больше в месяц, — похоже, у Анджелины было много мыслей на этот счёт. — Я искренне пытаюсь смириться с мыслью, что на самом деле хочу семью и карьеру, но это так, — её смех был слегка истеричным. — Я хочу всего этого.              — Кто сказал, что ты не можешь получить всё? — Гермиона сделала глоток чая. — Кто сказал, что ты должна выбирать? Думаю, что нужно найти баланс в жизни, правильное сочетание того и другого, что сделает тебя счастливой.              — Я согласна, — Джинни обхватила Анджелину за плечи и слегка обняла. — Я могла бы играть ещё десять лет, и Гарри полностью поддерживал бы меня. Он приводил мальчиков на игры, и я приезжала домой при каждом удобном случае, но… Когда родилась Лили, я просто… почувствовала, что пришло время уйти из спорта. Потом позвонил Пророк, и я не колебалась. Так что обсудите это с Джорджем, и когда вы примете решение, оно будет тем самым, подходящим.              Анджелина пила чай, будто бы откладывая в долгий ящик совет, который ей дали. Джинни помешивала свой, двигая пальцем по кругу. Прошло совсем немного времени, прежде чем разговор снова перешёл на другую тему.              К ней.              — Итак, Гермиона… — Анджелина лукаво ухмыльнулась.              Ей не нравилось, к чему всё идёт.              — Да?..              — Просто любопытно, как у тебя идут дела. Расскажи мне. Я слышала, ты работаешь на Нарциссу Малфой. Каково это?              — Это… интересно, — если она скажет больше, то рискует нарушить условия контракта о неразглашении.              — Драко Малфой все такой же придурок? — спросила Анджелина после глотка чая. — Знаешь, я бы хотела заметить, что это абсолютно несправедливо — видеть, как он чертовски привлекателен сейчас. Всякий раз, когда его колдографии появляются в «Ведьмином Досуге», моя команда буквально превращается в похотливых четверокурсников. Мне приходится напоминать им, что он был ужаснейшим человеком в школе. Тем не менее, все светские семьи надеются и молятся, чтобы он выбрал одну из их дочерей в жёны. Некоторым людям везёт во всём.              Гермиона точно знала, на какие части этого заявления нужно реагировать, а какие игнорировать.              — Тогда он был довольно мерзким, но сейчас он… интересный.              Точно так же, как хорошо написанный роман может нарушить все известные правила написания.              Их реакция варьировалась от восхищённой Анджелины до любопытствующе-подозрительной Джинни. Ни та, ни другая не успокаивали Гермиону. Она смотрела на дверной проём, прикидывая шансы проскочить через него, если решит тактично отступить. В одиночку против матери троих маленьких детей и игрока в квиддич?              Шансы были невелики.              Откуда вообще взялось это желание? У неё не было причин прятаться, но буря нервной энергии была заперта в её теле, и ей некуда было деваться.              — Неужели он по-прежнему относится ко всем, кто ниже его, как к грязи под ногами?              Странное чувство беспокойства поселилось в её костях, которое она могла бы легко списать на усталость, но знала, что это не так.              — Ну? — Джинни оперлась на локти, положив подбородок на сжатый кулак. Она ждала. Терпеливо. Более того, у Джинни был взгляд человека, проводящего расследование.              Гермионе совсем не понравилось это выражение, её лицо смягчилось, особенно когда она пожала плечами.              — Он нечасто бывает поблизости, всегда либо на работе, либо запирается в своём кабинете, поэтому мы мало общаемся, — это утверждение переходило грань между правдой и ложью, но Гермиона не чувствовала себя комфортно, открывая завесу, чтобы они увидели то подобие гармонии, которое они нашли. — Он может быть такой же задницей, какой был, но он не называл меня никакими оскорбительными словами, — или даже чуть оступился и не сказал ничего оскорбительного. — Но моя работа — его мать.              — Я читала её книгу из любопытства, но какая она на самом деле? — Анджелина казалась искренне заинтересованной, но потом ухмыльнулась. — Не сомневаюсь, она — находка.              Гермиона рассмеялась.              — О, конечно. Она та ещё штучка. Я провела много времени, играя в шахматы, чтобы перехитрить её, — они обе выглядели удивлёнными вызовом, брошенным Нарциссой. Если бы только они действительно знали. — У нас были некоторые недопонимания, но я думаю, мы находим общий язык.              В основном.              Сегодня вечером Нарцисса была приглашена на другое мероприятие. Гермиона изначально планировала присутствовать, но было важнее проводить детей. Малфой будет там, хотя на её просьбу следить за любыми симптомами он лишь бросил ничего не выражающий взгляд поверх оправы очков. Сакс тоже будет присутствовать, просто на случай, если что-то случится.              Джинни издала довольный звук.              — Из того, что Гарри рассказал мне… Ну, он сказал, что вы с Малфоем больше общались. Ты принесла ему обед.              — У меня был лишний.              — Пэнси сказала, что вы пьёте с ним чай почти каждый день, — Джинни выглядела не иначе как самодовольной.              Гермионе очень хотелось, чтобы все занимались своими делами.              — Трудно избежать этого, ведь мы оба каждое утро на кухне.              — А общение?              — Мы разговариваем.              Джинни посмотрела на неё пытливым взглядом.              — Гарри считает, что Малфой начал неохотно уважать тебя.              — Сомневаюсь, что уважение — подходящее слово, — она пренебрежительно отмахнулась от слов Джинни, всплеснув рукой.              Анджелина вскинула бровь, при этом ничего не сказав.              Джинни откинулась на стуле, сложив руки и изучая её.              — Может быть… Но, по словам Гарри, он слушает тебя. Он видел, как вы разговаривали, когда нашли аврора возле твоих чар. И ты помогала планировать рейд — не раз. До твоего появления они не могли закончить ни одной планёрки, не поссорившись.              — Они оба нелепы и вызывают друг в друге подростковые эмоции, — Гермиона закрыла глаза и усмехнулась. — Так получилось, что я неплохой посредник.              — Могу себе представить, насколько хорошо всё прошло, — Анджелина фыркнула. — Переступить через многолетнюю вражду — задача не из лёгких, и её можно выполнить, только если понимаешь обе стороны.              — Гарри, его я прекрасно понимаю, — Гермиона рассмеялась. — Малфой… это энигма, окутанная противоречиями, одетая во всё чёрное и задушенная унаследованным богатством.              — Это звучит… сложно.              Джинни разразилась смехом.              — Хотя, наверное, это точно. Я думаю, что и Гарри довольно озадачен Малфоем. Особенно после того, что произошло сегодня днём, — теперь настала очередь Гермионы заинтересоваться. Джинни потакала ей. — Каким-то образом он узнал о случившемся — возможно, от Пэнси — и позвонил по камину, чтобы спросить о детях, — она удивилась словам, слетевшим с собственных губ.              Теперь их стало двое.              — Что, прости?              Она открыто пожала плечами, демонстрируя степень своего недоумения.              — Я имею в виду, он, конечно, не спрашивал обо мне или Гарри, но хотел узнать, всё ли в порядке с детьми…              — Похоже, у Железного Дровосека всё-таки есть сердце, — Анджелина рассмеялась над собственной шуткой. Джинни присоединилась, но Гермиона была слишком глубоко погружена в размышления о смысле, скрывающемся в действиях Малфоя.              Как она часто делала.              — Полагаю, это возможно, — Гермиона пожала плечами. — Он отец. Он бы понял, через что проходит Гарри.              — Бедный ребёнок, — Анджелина покачала головой. — С Малфоем в роли отца, кто знает, каким он станет.              — Вообще-то… — она прервалась, с нежностью покачав головой, вспоминая светловолосого мальчика, которого видела почти каждый день. Как он нерешительно улыбался, но только если рядом никого не было. Как он с любопытством разглядывал тимьян, который она принесла ему вчера. — Его сын совсем другой.              — Да?              — Это точно, — на губах Джинни играла горькая ухмылка. — Альбус не перестаёт говорить о том, что хочет показать ему цыплят.              — И почему же он другой? — спросила крайне смущённая Анджелина.              — У Скорпиуса доброе сердце, — Гермиона опустила глаза к своей чашке чая. — Ему почти все манеры достались от Малфоев. Честно говоря, это забавно. Он может быть упрямым и даже чересчур наблюдательным, но он умён и любопытен во всём. Он любит растения и мёд. Когда он научится читать, то… — кто-то кашлянул, и она подняла голову, чтобы увидеть две пары глаз, смотрящих на неё с одинаковым интересом. — Что?              Джинни и Анджелина обменялись взглядами. Последняя сделала жест, заставивший первую обернуться к Гермионе, поставить чашку на стол, сцепить руки и посмотреть на неё тем же взглядом, которым смотрела на неё бесчисленное количество раз до этого.              — Ты привязалась к нему.              — Сильно, — добавила Анджелина совсем некстати.              — Да, но я не планировала этого. Он просто… — Гермиона пожала плечами, оглядываясь по сторонам, прежде чем подобрать слово. — Хороший. И ему пришлось нелегко после смерти матери. Он перестал разговаривать, и он просто… он так одинок, что это ранит.              Анджелина нахмурилась с отвращением.              — Значит, ты его жалеешь?              — Нет, он в этом не нуждается, — Гермиона отпила чай. — Я… вижу в нём хорошее. Я вижу всё, кем он мог бы стать, — без тьмы, окружающей его фамилию, строгой опеки бабушки и странной отстранённости от отца, выражавшего свою привязанность только в словах, которые Скорпиус не мог прочитать.              В татуировке, которую держал в секрете.              Но она не могла сказать ничего из этого.              Мысли, боль, которую приносили растущие чувства к Скорпиусу, заставляли её желудок неистово скручиваться, горло — пересыхать, а сердце — болеть.              Анджелина откинулась на стуле, глядя на неё через стол, как на потерянную.              — Я бы сказала тебе не погружаться слишком глубоко, но ты уже там, подруга.              Так оно и было.              Вскоре после этого все трое вышли на улицу. Гермиона и Джинни расстелили одеяло для пикника, чтобы наблюдать за тем, как Луна и Невилл учат Ала и Джеймса — и Гарри, который подыгрывал им, — как лучше ловить светлячков в угасающем свете дня. Как только Лили заметила их, она подбежала к ним, сказав, что устала, и уснула на коленях Гермионы, свернувшись калачиком.              Анджелина подошла к Джорджу, Перси и Рону. Их заливистый смех то и дело раздавался повсюду. Вскоре после её прихода группа разошлась. Перси ушёл, помахав рукой, перед этим поцеловав Лили в макушку и крепко обняв мальчиков. Рон присоединился к охоте на светлячков, а Джордж и Анджелина наслаждались совместным времяпрепровождением, увлечённо разговаривая и улыбаясь друг другу.              Джинни сидела рядом в медленно наступающем вечере, наблюдая, как её мальчики наслаждаются последней ночью с ней. Гермиона положила голову на плечо подруги в знак поддержки, пока Джинни молча плакала, убирая волосы с лица Лили.              Гермиона не сказала ни слова утешения.              Их и не было.              Даже после того, как плач Джинни утих, Гермиона не подняла голову, несмотря на растущую боль в шее. Солнце садилось на западе, облака, висевшие на севере, отливали красным под его лучами. Дни становились длиннее — признак приближающегося равноденствия. Смена времён года. Идеальное время, чтобы поразмышлять обо всех изменениях, которые принесла весна.              — Я должна отнести её в постель, — Джинни кивнула на Лили.              — Наверное.              Лили подняли аккуратно, и она только застонала, растерянно моргнув, прежде чем снова заснула на руках у матери. Джинни несла её в дом, и Гермиона, оставшаяся в одиночестве, проследила взглядом, как они уходят, пока Невилл не подбежал к ней.              — Как обстоят дела с ловлей светлячков?              — Они поймали несколько, — ответил Невилл с улыбкой. — Но почти сразу отпустили, потому что просто хотели поздороваться.              Гермиона мягко кивнула, вкладывая в этот кивок всю теплоту и любовь. Джеймс показывал одного из светлячков своему отцу и дяде, прежде чем выпустить его. Гарри смотрел с преувеличенным удивлением, пока Рон пытался подавить смех. Луна стояла на коленях и разговаривала с Алом, обняв его за маленькие плечи. Он застенчиво улыбался, на мгновение очарованный её серьгами в виде деревьев, вспыхивающих, как маяк, в угасающем свете дня. Луна указала Алу на светлячка, чтобы тот с ним поздоровался, и он, следуя её указаниям, сделал именно это. Зрелище было завораживающим, но Гермиона не могла остановить свои мысли, беспрерывно возвращающиеся к Скорпиусу.              Они всплывали в голове картинками из книги, которую она не могла закрыть. Да и не хотела.              Гермиона видела Скорпиуса, стоящего в траве по колено, собирающего полевые цветы с детьми Гарри. Улыбающегося открыто, не стесняясь. Ничего не скрывающего. Греющегося в закатных лучах солнца. С любопытством исследующего грядки Молли. Гоняющегося за гномами. Ему бы понравилось.              — Цветник Кингсли почти готов, — Гермиона моргнула, прогоняя эти мысли, и издала тихий заинтересованный звук, реагируя на комментарий Невилла. Она была так занята с тех пор, как представила проект Невиллу, что у неё не было времени, чтобы спросить об этом. И уж тем более времени, чтобы о нём подумать. — Мои студенты, вероятно, закончат его в ближайшие две недели.       — О, это превосходно, — она напомнила себе о необходимости запланировать визит. — Как Кингсли?       — Всё ещё излучает флюиды старого пасечника на пенсии, на которые я не куплюсь, — они обменялись понимающими взглядами.              Гермиона тоже на это не купилась. Неважно, что он говорил. Нарастали волнения, и она знала, что Перси в свободное время работает, разыскивая неоднозначный закон, способный разрушить олигархию Визенгамота.              — Как поживают летние посевы? — Невилл не видел их со дня посадки в марте.              — Большинство почти готово к сбору урожая. Кстати, Нарцисса Малфой хочет дать тебе урок по обрезке комнатных растений.              Брови Невилла резко взметнулись в удивлении.              — Тут замешана какая-то история.              — Замешана, — Гермиона рассмеялась. — Она дала мне целый урок о разнице магических и обычных растений, говоря при этом что я — как и ты впрочем — подрезаем растения, как мясники.              — Тот факт, что Нарцисса Малфой была в твоём огороде, скорее похож на сон, — его веселье было наполнено скорее недоумением, чем юмором, что было логичным, учитывая обстоятельства. — В следующий раз ты скажешь мне, что болтала за чашечкой чая с Драко Малфоем.              Она судорожно сглотнула, съёжившись.              — Ну…              Кустистые брови Невилла поднялись настолько, что почти скрылись в волосах.              — Похоже, у тебя никогда не бывает скучных дней.              Это было преуменьшением.              Он замолчал на минуту, и они оба наслаждались окружающим их умиротворённым пейзажем. Из-за их индивидуальной работы — её пациентов и его студентов по травологии — они никогда не располагали необходимым временем, чтобы насладиться обществом друг друга, кроме разве что моментов, в которые он помогал ей сажать растения для следующего сезона.       — Я знаю, что ты очень занята, но ты ведь уделяешь время себе, верно? — Невилл взглянул на неё внимательным взглядом, устраиваясь поудобнее, подтянув колени к груди и опёршись на ладони. — Я знаю, как ты работаешь, когда у тебя есть пациент — или даже когда его нет, — она легонько шлёпнула его по руке, заставив ухмыльнуться. — Насколько долго ты будешь работать с Нарциссой Малфой?              — Всё обозримое будущее, — Гермиона откинулась на одеяло, заложив руки за голову, и после вернулась к разговору, глядя на темнеющее небо. — Между прочим, я забочусь о себе. Ты не единственный, кто спрашивает, но я вполне способна с этим справиться, — Гермиона уловила нотку раздражения в собственном голосе и прикусила губу, вытягивая шею, чтобы поймать взгляд друга и извиниться. — Я не это имела в виду.              Невилл отмахнулся, затем подвинулся, устраиваясь так, чтобы ему было легко лечь рядом с ней.              — Ты же знаешь, мы спрашиваем, потому что нам не всё равно. Так поступают друзья, — он толкнул её локтем. — Ты можешь не помнить, что произошло, но мы все помним. Это ещё слишком свежо в нашей памяти, пускай и произошло много лет назад. Поэтому мы спрашиваем и будем продолжать это делать, если это значит, что нам не придется пережить подобное снова.              Чтобы как-то сгладить тяжесть его слов, Гермиона шутливо отсалютовала ему, и когда их смех затих, повернула голову, наблюдая, как он всматривается в тёмное небо.              — Ты же знаешь, я признательна вам всем. За всё. Просто…              Не глядя на неё, Невилл закончил мысль:              — Тебе не нравится чувствовать себя уязвимой, а вся эта ситуация именно к этому и ведёт?              — Простыми словами, да.              — Уязвимость не только неизбежна, она необходима. Неважно, кто ты или на каком жизненном этапе находишься, — Невилл переместился на одеяло рядом с ней. — Ты хорошо справляешься со своей работой, особенно с пациентами, которые испытывают наибольшие трудности, когда впервые попадают к тебе на попечение. Мне всегда было интересно, как ты завоёвываешь их доверие, когда ты закрытая книга. Тебе удается снять их заслоны, как с луковицы, найти то, что повреждено, исправить и снова зашить, чтобы они могли закончить исцеление самостоятельно. И тебе удается делать всё это, не открываясь и не делясь трудностями, с которыми сталкиваешься.              — Моя работа — помогать им, а не наоборот. Я не сваливаю свой груз на их плечи.              — Люди лучше понимают друг друга, не только когда оказываются на месте другого человека, но и когда знают, что не одиноки в своей борьбе. Их проблемы могут отличаться от твоих, но их наличие в целом напоминает им о том, что ты тоже человек.              — Я знаю.              — Но ты не применяешь этот метод ни с пациентами, ни в обычной жизни.              — Чувствую, грядёт лекция, — Гермиона вздохнула. — Могу я спросить, в чём провинилась, чтобы заслужить это?              — На это нет причины. И это не лекция, просто наблюдение, которое я сделал после разговора с Роном, — она напряглась. — Я согласен с тем, что ты ему сказала. Он оглядывается, замечая, что почти все мы остепенились, и впадает в панику. Вот почему он снова попытался вернуться к тебе, хотя между вами ничего не вышло.              — Именно то, что я…              — Но это заставило меня задуматься… — Невилл посмотрел на неё с явным любопытством. — Это не Рон. Это твой выбор. И ты говоришь, что счастлива сейчас, имея то, что имеешь, но как ты можешь знать наверняка? — все аргументы и доводы, которые рождались в ее голове, просто… исчезли. — Как ты можешь знать наверняка, пока не откроешь себя для возможности чего-то другого — может быть, даже чего-то лучшего.              Гермиона мысленно рассмеялась, пытаясь унять тяжесть в груди. Ей это совсем не нравилось.              — Думаю, я могу с уверенностью сказать, что была достаточное количество раз на грани, чтобы в этом убедиться.              — Правда? — Невилл опустил руку, понизив голос. — Ты ухаживаешь за растениями и пациентами… и всё это с условием того, чтобы все, о ком ты заботишься, процветали… Гермиона, ты выживаешь. Разве это не ужасно одиноко, когда нет никого, кто мог бы о тебе позаботиться?              Слова Невилла почти достали до сердца, и она постаралась унять эмоции. Вытеснила эту мысль обратно в безвестность. За пределы досягаемости.              — Я не… У меня есть вы, мои друзья.              — Есть, и мы всегда будем с тобой, — Невилл смахнул с лица мошку, затем провёл рукой по волосам. — Я просто думаю, что тебе нужна какая-нибудь душевная близость, которую мы не можем удовлетворить. Тебе нужен вызов, кто-то, кто позволит тебе расти, но не терять контроль. Тебе нужен кто-то, кто будет подталкивать тебя достаточно сильно, чтобы убедиться, что ты не зачахнешь.              Гермиона не могла найти слова для ответа.              — Я не говорю, что тебе нужен партнёр, который тебя дополнит. Ты не неполноценна, но отношения полезны для здоровья. Через них мы растём.              — Я не против, но вариантов мало.              — Тогда пришло время расширить поиск, — Невилл уклончиво хмыкнул. — Возможно, в том направлении, о котором ты даже не думала.              Иронично. Гермиона вовсе не была уверена, что двигалась хоть в каком-то направлении.              Она рассмеялась от этой мысли.              — Сейчас ты смеёшься, но однажды встретишь кого-то, и он захочет от тебя большего, чем ты привыкла делиться, — Невилл повернул голову к ней, лицо его было серьёзным. — Захочет всё: хорошее, плохое, красивое и уродливое. Ты будешь стоять перед выбором: прогнать или впустить, — его взгляд вернулся к небу, на губах играла ухмылка. — Мне любопытно посмотреть, какое решение ты примешь.       

***

             Альбус не заплакал, когда узнал последние новости.              По крайней мере, не сразу.              Он любил проводить время в коттедже «Ракушка», любил играть на пляже со своими кузенами и ходить в походы с Биллом.              Но на этот раз всё было иначе.              Ал никогда никого не оставлял.              Когда он осознал, что придётся сделать именно это, его улыбка угасла, а глаза наполнились слезами. Он глубоко дышал, пытаясь успокоиться, и прятал лицо в маленьких ладошках.              Джинни, поражённая такой эмоциональной реакцией, обняла его и потрясённо посмотрела на Гермиону, которая мягко коснулась его тёмных волос. Джеймс порывался подшутить над младшим братом, но, как только заметил, как сильно Альбус боролся со слезами, промолчал. Он мрачно взглянул на отца, на чьём лице читалась тревога. Альбус высвободился из рук матери и подошёл к Гермионе; она взяла его за руки и попыталась поймать взгляд, не позволяя прятать лицо и свои чувства.              Альбус закрывался.              Она накрыла его сжатые в кулаки ладони.              — Поговори с нами, чем мы можем помочь?              Альбусу было трудно, но он ответил, разбив сердце всем, кто был рядом.              — Я не смогу с ним попрощаться, — две слезинки скатились по его лицу, и вот-вот упадут следующие. — Что, если он забудет меня?              Его настоящий страх.              — Он не забудет, — Джинни встала на колени рядом с сыном, прижалась головой к его виску, поглаживая по спине, пока Гермиона вытирала слёзы мальчика, чувствуя, как болит сердце. — Мы со всем разберёмся.              — Могу я… — Ал задыхался, и его лицо покраснело. — Могу я попрощаться?              Потребовался всего один звонок по каминной сети и два разговора — один с Кэтрин, другой с Нарциссой, — прежде чем Гермиона с Альбусом оказались в пустой и безликой гостиной семьи Малфоев. Он отказался садиться, но крепко держал её за руку, пока Кэтрин искала Скорпиуса. Гермиона намекнула, что он, возможно, спит в кабинете своего отца, на что Кэтрин любезно улыбнулась и отправилась в этом направлении.              Нарцисса, уже готовая ко сну, села на кожаный диван, озадаченно глядя на Альбуса. Гермиона понятия не имела, о чём она думала и почему вообще здесь находилась, но у неё не было возможности задать вопрос. Кэтрин привела в комнату сонного с виду Скорпиуса.              Он был в мятой пижаме и выглядел недовольным. Однако хмурый взгляд на его лице рассеялся, когда он заметил её и Ала, и сменился беспокойством, когда подошёл ближе и заметил выражение лица своего друга. Кэтрин решила не мешать и вышла.              — Привет, — пропищал Ал, всё ещё явно расстроенный, но старающийся быть храбрым.              Скорпиус помахал, явно нерешительно, но подошёл ближе к Алу с беспокойством во взгляде. Это было явно неожиданно. Гермионе стало интересно, разделял ли он те же чувства, что и его отец, когда дело касалось неожиданностей или чего-то, что отклонялось от его строгого расписания.              — Я уезжаю на лето и хотел попрощаться, — почти выпалил Альбус. — Не забывай меня, пожалуйста, — добавил он уже мягче.              Трудно было понять реакцию Скорпиуса. Он казался сбитым с толку спешными словами, но больше обеспокоенным из-за эмоций друга.              Гермиона притянула их обоих ближе, приобняв каждого.              — Это не конец, хорошо? Я вижусь со Скорпиусом каждый день. Он не забудет тебя. Я этого не допущу, — Ал медленно кивнул в ответ, всё ещё изо всех сил сдерживая эмоции, несмотря на уже блестящие дорожки слёз на щеках. — Мы можем писать письма, и вы будете отправлять друг другу рисунки. Как вам такой план?              Её не самое продуманное решение, и не окончательное, успокоившее Альбуса. Лекарством от печали послужило и то, что дети взялись за руки, но самым убедительным стал решительный кивок от мальчика, который за всё время не проронил ни слова. Который предложил свою дружбу долькой мандарина.              — Я нарисую тебе самые красивые рисунки.              Скорпиус улыбнулся, и Гермиона заметила ямочку с одной стороны. Ал, несмотря на тоску, вытер лицо и улыбнулся в ответ.              — Тетя Миона, можно мы половим светлячков?              Гермиона сомневалась, что на улице были светлячки, но всё равно посмотрела на Нарциссу. Ведьма сдержанно кивнула.              — Я должна забрать тебя домой через тридцать минут.              Он и Скорпиус обменялись взглядами.              — Хорошо.              Из окна они с Нарциссой наблюдали воочию за крепнущей дружбой двух мальчиков, которые встретились только однажды. Какую удивительно глубокую связь они сформировали. Какую важную. На улице не было светлячков, но они сидели в траве в искусственном свете, и Гермиона могла разглядеть только как говорит Ал и как внимательно слушает Скорпиус… пока он не улыбнулся.              Ярко.              Нарцисса выглядела ошеломлённой. Гермионе уже удавалось стать свидетелем этой улыбки, поэтому её мозг стал активно работать, планировать, искать любой способ сохранить их дружбу на расстоянии. Всё-таки существовали дневники, пергамент, который она могла зачаровать, отправка голосовых сообщений совиной почтой. На мгновение она задумалась как получает письма Малфой, поскольку никогда не видела сову ни в одном окне их дома.              — Жаль, что он уедет на лето, — Нарцисса скрестила руки на груди.              — Альбус был разбит. Думаю, эта встреча со Скорпиусом и уверенность, что мы найдём способ поддерживать их общение, поможет облегчить разлуку.              Нарцисса Малфой молчала достаточно долго, чтобы Гермиона обратила на неё свой взгляд. На лице читалось смятение.              — Я надеялась, что именно благодаря Альбусу Поттеру Скорпиус заговорит.              — Вот почему вы…              — Его молчание затянулось, — Нарцисса взглянула на Гермиону. — И я устала ждать, когда он заговорит сам.              — Чем сильнее вы на него давите, тем меньше вероятность, что он заговорит. Если вас беспокоит его способность общаться, возможно, следует добавить язык жестов в его учебную программу. Это будет куда полезнее, чем изучение мёртвых языков.              Нарцисса не оценила мнение Гермионы.              — Я бы предпочла не поощрять его молчание.              — Жестовый язык этому не поспособствует, и наоборот поможет в общении. Разве этого недостаточно? Вы хотите услышать его голос? Что ж, пока он не будет готов, его руки могут сделать это за него.              Нарцисса ничего не сказала, но было ясно, что идея была отвергнута.              Твёрдо.              «В чём вообще смысл того, что он заговорит?» — тихо подумала про себя Гермиона. У Скорпиуса всё равно не будет здесь собственного голоса. Нарцисса думала, что её твёрдая рука сделает его сильнее, хотя это убеждение было ошибочным. Она заботилась о нём, по-своему — вероятно, так, как умела. Но, в конце концов, её внук был очередной проблемой в длинном списке дел, которую она собиралась решить, прежде чем её время истечет. Это касалось и его отца.              Гермиона отбросила все мысли, чтобы сосредоточиться на более насущном вопросе. Она вернулась к наблюдению за мальчиками и разработке плана.              Она вышла во двор, и ребята сразу поняли, что Альбусу пора домой. Они встали, и, прежде чем Скорпиус смог что-либо сделать, Ал обнял его. Руки Скорпиуса безвольно свисали по бокам, пока одна из них не пошевелилась, чтобы обнять его в ответ. Затем последовала и вторая. Когда они отступили друг от друга, в глазах Ала блестели свежие слёзы, тихо падавшие на траву под ногами, пока мальчик шёл навстречу Гермионе рядом с таким же мрачным Скорпиусом.              — Вы не прощаетесь, не забывай, — сказала она им, несмотря на то, что уже ощущала последствия надвигающейся разлуки. — Ты вернёшься раньше, чем успеешь заметить.              — Знаю, — Альбус потёр глаза, хоть с его щёк всё ещё не сошла краснота. — И тогда мы покажем Скорпу цыплят, верно?              — Да, милый.              Гермиона взяла каждого за руку и повела к камину. Нарцисса к этому времени вернулась на своё место и делала вид, что читала книгу. Гермиона встала на колени перед мальчиками. Скорпиус выглядел немного более расстроенным, чем раньше. Он обменялся взглядами с Алом и кивнул.              — Тётя Миона, пока меня нет, ты можешь почитать Скорпу мои любимые книги? Ему нравится, когда ему читают.              Это была необычная просьба, от которой у Гермионы замерло сердце. Она посмотрела на них двоих. Нарцисса, бесстыдно подслушивающая, пришла к такому же ошеломляющему выводу. Гермиона взглянула на Скорпиуса, который, закусив губу, выглядел одновременно встревоженным и полным надежды. Он опустил взгляд на свои тапочки, и она не смогла сдержать удивление в голосе, когда ответила Альбусу:              — Конечно, буду, но откуда ты знаешь, что Скорпиусу нравится, когда ему читают?              — Мы друзья, а мне нравится, когда ты читаешь мне.              И поэтому, естественно, его друг хотел бы того же.              Её сердце успокоилось. Слегка.              — Если никто не против, я почитаю, — она уловила, как Нарцисса наклонила голову. Позже им предстоит обсудить этот вопрос, но сейчас всем нужен был сон, а Гермионе — время, чтобы подготовить всё к отъезду Альбуса. Чтобы они могли общаться.              — Ещё одно объятие пока мы не ушли? — Ал был полон надежды.              Они повернулись друг к другу, и она увидела, как у Скорпиуса задрожала нижняя губа. Гермиона знала: прощаться всегда нелегко, и напомнила им, что это не навсегда.              Это временно.              Но легче от этого не стало.       

***

      Пэнси рассматривала пузырёк, который приготовила Гермиона, поднеся к свету.              Было уже далеко за полночь, и, после долгого дня и ещё более долгого вечера, Гермиона пришла домой, принявшись осуществлять свой план, чтобы помочь детям общаться. Она только закончила зачаровывать два пергамента, чтобы можно было рисовать друг для друга на расстоянии, когда из камина появилась Пэнси. Она выглядела слишком счастливой и бодрой для человека в шёлковой пижаме.              Она пришла за зельем, о котором когда-то просила, и Гермиона отложила работу.              Флакон с зельем подавления смягчит все внутренние ограничения и будет работать так, чтобы избавить всех присутствующих на вечеринке от лишней нервозности. Или, скорее, чтобы Пэнси поздоровалась с Чжоу… добровольно.              — Похоже на воду с каплей молока, — Пэнси сморщила лицо.              — Чем оно мутнее, тем сильнее действие. Ты сказала, что нужны любезные приветствия, а не оргия, как в Древней Греции.              — Не смешно, Грейнджер, — но Пэнси невольно рассмеялась, после чего сжала пузырёк в кулаке и уселась на диван, как будто они целый вечер провели вместе. — Как дела у Поттеров? — Гермиона прикусила щёку и пожала плечами, отчего Пэнси вздрогнула. — Настолько хорошо?              — Лучше, чем ожидалось, — лучше, чем держалась бы она в их ситуации, если говорить откровенно. — Дети уезжают утром. Я взяла Альбуса, чтобы он попрощался со Скорпиусом, поэтому, если честно, чувствую себя немного эмоционально истощённой.              — Блять.              Гермиона села рядом с Пэнси и положила голову ей на плечо. Подобные моменты не нуждались в лишних словах.              — Как они?              — Ал, скорее всего, плакал перед сном, а Скорпиус… — Гермиона вздохнула и выпрямилась, проведя рукой по волосам. Она так мучилась из-за того, что оставила его одного, но ничего не могла с этим поделать. Нужно было отвести Альбуса обратно в Нору. Гермиона была уверена, что он вернётся в кабинет отца, устроится на диване и завернётся в одеяло, и оставалось только надеяться, что он не останется один надолго. — Он выглядел расстроенным.              — Бедные дети. Завтра Дафна должна забрать Скорпиуса на знакомство с Халией, так что я её предупрежу.              — О? — звучало интригующе. — И как так вышло?              — Я выступала третьей стороной. Они с Нарциссой спорили всего десять минут и пришли к соглашению, — звучало как прогресс. — Драко…              — Ты рассказала Малфою, что случилось в доме Гарри?              — Возможно я упомянула это в разговоре, но потом он наверняка узнал подробности от главы Отдела магического правопорядка, так что… — Пэнси, немного смущённая, замолчала, прежде чем обернулась с резким взглядом. — Почему ты спрашиваешь?              — Просто так, — Гермиона отвернулась и поджала ноги под себя. Она снова и снова прокручивала её слова в голове. Казалось, Пэнси общалась с Малфоем чаще, чем Гермиона изначально думала. И это было… любопытно. — Джинни удивилась, что он спросил о детях.              — Он спросил о детях? — Пэнси сощурила и без того острые, как бритва, голубые глаза. — Интересно, — справедливая реакция, но чересчур осторожная для её характера. Она легкомысленно пожала плечами, не выдавая многого. — Что ж, кто бы мог понять мотивы Драко. Почему бы тебе не спросить его самого?              Гермиона посмотрела на подругу, которая в ответ слишком широко улыбнулась. Как Чеширский кот.              Гермиона задумалась о крохотных кусочках пазла, которые имела в своём распоряжении. Сколько же их было у Пэнси? Что она знала о Драко Малфое? О его характере? Что в нём было такого, что заставляло её так яростно его защищать? Возможно, потому что знала о нём всё.              — Учитывая, как часто вы с ним общаетесь, ты наверняка знаешь о нём куда больше, чем когда-либо узнаю я.              Судя по резкому взгляду было очевидно, что Пэнси хотела ей что-то высказать. Но как именно — Гермиона понятия не имела.              Она закатила глаза.              — Давай лучше поговорим о мерах безопасности на твоей вечеринке. Учитывая, что случилось…              — Во-первых, я её не отменю, — Пэнси посмотрела с вызовом. — Во-вторых, это собственность Тео, и он лично занимается усилением безопасности, к тому же, приглашения и соглашения о неразглашении зачарованы и доступ предоставляется только предполагаемому получателю и их согласованному плюс-один. На протяжении всей вечеринки будет присутствовать охрана, в повседневной одежде, чтобы смешаться с гостями.              Гермиона не успела ничего сказать. Она ошарашено оглянулась на камин, откуда появился Перси Уизли в официальной мантии Министерства. Его уложенные волосы, казалось, подчёркивали суровое выражение лица.              Он сосредоточился на Гермионе, будто заблудший моряк, наконец-то увидевший свет маяка. Атмосфера в комнате изменилась, и все почувствовали нарастающее напряжение. Дурное предчувствие, которое Перси принёс с собой, давало понять, что в ближайшем будущем Гермиону ждёт что-то неприятное. От предвкушения нервы были на пределе, мысли метались от одной к другой, пока Гермиона перебирала сценарий за сценарием, которые могли бы объяснить столь поздний визит.              И все варианты вели к одному: вопрос был не личный. Однако Пэнси этого не знала. Возмущённая, она в мгновение ока вскочила, положив руки на бедра.              — Твою мать, Уизли.              Шок, отразившийся на его лице при виде Пэнси, был бы забавным, если бы не его появление, влекущее за собой что-то тяжёлое. Его глаза комично расширились, прежде чем он вновь вернул самообладание.              — Почему ты здесь?              Пэнси пересекла комнату, встав прямо перед ним, выступая некой физической границей между Гермионой и Перси.              — Думаю, лучше спросить, почему ты здесь?              Гермиона не могла видеть лицо Пэнси, но тон, которым она задала вопрос, определённо свидетельствовал о её настроении.              — Дела Министерства, — он посмотрел поверх головы Пэнси на Гермиону, которая всё ещё не сдвинулась с места. Она и не собиралась, по крайней мере, пока он не раскроет природу этих «дел Министерства». Однако сначала ему придётся пройти через Пэнси, которая толкнула его в грудь с такой силой, что Перси пошатнулся. Он не стал вступать в спор, его голубые глаза слегка смягчились, и он понизил голос до почти шёпота, до чего-то более личного. — Прошу прощения, что так оставил тебя за десертом.              Любопытство Гермионы — и её брови — ожили при словах, которые она не должна была слышать. Тот обед, очевидно, прошёл хорошо, раз их встречи продолжились…              И раз они оба держали это в секрете.              Гермиона была невероятно заинтригована.              — Я могла бы согласиться на новую дату, но не знаю, — Пэнси сжала губы в тонкую линию. — Я очень занята и ты, судя по всему, тоже.              Лицо Перси никак не отражало его истинные эмоции: он выглядел, как и всегда, но Гермиона знала его достаточно хорошо, чтобы разглядеть напряженную неуверенность под маской самообладания — неуверенность, которая, казалось, исчезла, когда Пэнси сухо откашлялась.              — Сегодня я допоздна буду работать над дизайнами для дома Поттеров. Возможно, когда закончишь работу, можешь загладить свою вину. Я люблю баноффи.              Перси улыбнулся, и в его глазах просияло облегчение.              — Сначала позвоню по каминной сети.              — Уж постарайся.              Пэнси бросила на него ещё один взгляд, прежде чем отступить, скрестив руки на груди. Готовая вернуться к делу.              — Так ты здесь за Грейнджер по делам Министерства? Насколько я знаю, она больше не сотрудник.              — Да, но её вызывает Визенгамот. Я пытался уговорить их подождать до утра, но они поставили ультиматум. Либо приведу её я, либо они заставят кого-то другого.              Кого-то, кто не был бы таким дружелюбным, как Перси.              — И зачем? — Гермиона встала, чувствуя, как быстро любопытство сменилось раздражением — у неё, очевидно, будет очередная долгая ночь. Она вздохнула. — Они никогда так срочно не вызывали меня.              И вопиющее пренебрежение к её личному времени раздражало ещё больше.              — Потребуется адвокат? — спросила Пэнси. — Потому что я…              — Нет, — Перси и Гермиона ответили одновременно.              — Никто не даёт мне повеселиться.              Они рассмеялись, позволив напряжению на мгновение раствориться.              — Я не могу сказать зачем, потому что не знаю сам, — Перси взглянул на Гермиону. — Мы должны поторопиться, поэтому если хочешь пере… О, — он удивился, когда Гермиона взяла свою палочку и призвала расшитую бисером сумку, без труда поймав её в воздухе. — У тебя есть время, чтобы переодеться во что-то подходящее.              Гермиона опустила взгляд на свои чёрные леггинсы и широкую красную футболку и пожала плечами, а после призвала пару кроссовок.              — Вот теперь я готова.              Пэнси явно веселила ситуация: она заняла место рядом с Перси, который едва разборчиво бормотал.              — Ты в пижаме.              — И что? — Гермиона улыбнулась. — Меня вызывают на встречу после полуночи, в чём ещё я должна быть в такое время?              Несколько мгновений Перси смотрел на неё, моргая… а затем шок на его лице сменился весельем, граничащим с восхищением.              — Справедливо. Идём?              Кивнув, Гермиона пересекла комнату, сперва остановившись возле Пэнси и пообещав позвонить ей по каминной сети, когда вернется домой. Захотелось понаблюдать, как попрощаются её гости. Перси прощался с Пэнси тихо, и Гермиона не слышала его слов, но увидела, как он поднял её запястье и поцеловал ладонь. Гермиона прищурилась, заметив лёгкий румянец на щеках подруги.              — Кстати, Пэнси, — Гермиона приняла руку Перси, чтобы отправиться в Министерство, и обратилась к подруге, которая забирала пузырёк с журнального столика.              — Хм?              — Мы ещё поговорим об этом.              Прежде чем Пэнси успела возразить, они исчезли с тихим хлопком. Перси и Гермиона приземлились в его кабинете, где царил полный беспорядок — полная противоположность своему владельцу. Перси выглядел смущённым, но он не собирался извиняться за груды знакомых ей книг, старых и пыльных пергаментных свитков и текстов, покрывающих все доступные поверхности комнаты.              — Читаю кое-что. Обсудим это потом.              Гермиона приподняла бровь.              Они шли молча и быстро оказались у лифта. Любопытная часть Гермионы очень хотела спросить, свидетелем чего она стала в своей гостиной, но решила, что лучше отложить это на потом. Сейчас ей нужно было подготовиться к неизвестному. Двери лифта открылись на девятом уровне, и Гермиона вышла первой, Перси последовал за ней. Чёрные стены и огни выглядели гораздо более зловещими, чем в её подростковых воспоминаниях.              Они прошли по коридору и начали подниматься по ступеням, ведущим на десятый уровень. Перси прервал напряжённое молчание.              — Я буду рядом, по крайней мере, пока они позволят. Если что, буду ждать у двери.              — Спасибо.              На самом деле, это не имело значения.              Они повернули за угол и в конце коридора увидели двух мужчин.              Гарри Поттер и Драко Малфой.              Они выглядели профессионально в официальных мантиях, сразу дающих понять их отделы и звания. Гарри и Малфой стояли по разные стороны внушительной кирпичной арки, обрамляющей закрытую дверь. Они смотрели в пустое пространство перед собой с мрачными выражениями лиц, не говоря ни слова, что, на самом деле, было не так уж и необычно.              Но по мере приближения картина — и резкие различия между ними — прояснялась. Очевиднее.              И более озадачивающе…              Гарри, когда не был сосредоточен, имел тенденцию сутулиться, и казался ниже. Малфой же, наоборот, словно стоял по стойке смирно, выпрямив ноги и спину и сжав кулаки. От этого он выглядел куда выше, но подобное вызвало перед глазами Гермионы другой образ — его сына. Потому что он точно так же стоял рядом с Нарциссой. Волосы Малфоя лежали настолько безупречно и непринужденно, насколько это было вообще возможно, но куда больше её удивило, что причесался Гарри.              Эта маленькая деталь беспокоила её больше всего.              Гарри расчёсывал волосы только по важным случаям.              И вот она, в пижаме, с растрёпанными волосами. К тому времени, как Гермиона подошла ближе, на мгновение она подумала, что, вероятно, сделала не самый лучший выбор одежды. Но было поздно сожалеть.              Гермиона откашлялась, предупредив обоих волшебников о их прибытии.              — Теперь я точно сбит с толку, — сказал Гарри вместо приветствия.              — Могу сказать то же самое, — она саркастически фыркнула. — Что, чёрт возьми, происходит, Перси?              Мужчина не ответил на её вопрос. Вместо этого он по-деловому кивнул Малфою.              — Кабинет готов?              — Да, следуйте за мной, — Малфой оттолкнулся от стены и пошёл первым. Перси последовал за ним. Она обменялась озадаченным взглядом с Гарри, который пожал плечами, и они двинулись за остальными. Кабинет, в который их привел Малфой, находился в другом коридоре.       Внутри не было ничего, кроме пыльного стола и четырёх стульев, по два с каждой стороны.              Настроение Гермионы испортилось при виде интерьера.              — Кто-нибудь начнёт говорить?              Малфой с громким щелчком закрыл за собой дверь.              — Поттер. Грейнджер. Садитесь, — Гермиона отшатнулась, будто он оскорбил её, но он выглядел абсолютно бесстрастно. Она поморщилась, когда Малфой выдвинул один из стульев.              Для неё.              Она посмотрела на место, затем на мужчину с ухмылкой, почти дразнящей.              — Садись.              — Я лучше постою, — Гермиона упрямо скрестила руки на груди, а Гарри встал рядом с ней и согласно кивнул. — Один из вас должен объяснить, что, чёрт возьми, происходит и почему я здесь.              Серые глаза скучающе смотрели на неё одно долгое мгновение, и она задержала дыхание. Малфой закатил глаза.              — Как скажешь, — он вынул палочку из кобуры, готовый к работе. Вскоре она почувствовала прохладное покалывание чар безопасности и защиты конфиденциальности. Он отложил палочку. — Готово. Можешь говорить, Уизли, — его тон был фамильярным, но совсем не злым. Можно было даже подумать, что он обращался дружелюбно.              Что было абсурдно.              Терпение Гарри подходило к концу, и это было заметно.              — Что происходит?              Перси и Драко обменялись взглядами. Малфой вежливо махнул рукой и занял место, от которого отказалась Гермиона. Он скрестил ноги, сложил руки на груди и откинулся на спинку стула, как будто в их распоряжении было всё время мира.              Гермиона взглянула на друга.              — Перси?              Он смахнул невидимую ворсинку с рукава своей мантии.              — Я знаю, что вы оба в курсе о движении, частью которого я являюсь, — это правда. — И, что ж, прежде чем мы отправимся туда, куда вас вызывают — а я не знаю зачем, — я хотел бы кратко ввести вас в курс дела.              — Ты — лидер восстания, целью которого является возвращение полноценной власти Министру к следующим выборам, — чётко сказал Гарри. Краем глаза Гермиона заметила, как Малфой потёр висок, будто имел дело с самым глупым человеком на Земле. — Что ещё нужно знать?              Гермиона почувствовала головную боль, зарождающуюся у основания черепа, и могла винить в этом день, Малфоя с Перси, собравших их здесь, стресс или даже обычную усталость. Что бы ни происходило… что ж, Гермиона понимала главное — ночь только начинается.              — В целом, всё верно, но я предпочитаю называть это Возрождением.              — А причём тут Малфой?              Это был правильный вопрос.              — Я хочу выступить против правления Визенгамота, вернуть власть Министру и инициировать настоящие и справедливые выборы. По праву рождения Драко имеет доступ к Кембриджской магической библиотеке, где мы нашли оригиналы законов, созданных, когда Министерство только формировалось. Он переводит тексты, чтобы я мог их интерпретировать, остальные стараются помогать в меру своих возможностей. Кроме того, Драко изучал архивы Зала пророчеств и искал другие важные для нас записи.              Гарри выглядел совершенно шокированным новостями, а Гермиона поняла, что даже не удивилась.              Ничему из этого.              Теперь, когда перед ней были разложены все детали картины, всё обрело смысл.              Гермиона видела, как он работал, жертвуя сном, временем и едой, чтобы завершить свою работу по переводу. Стресс. Напряжение. Недели работы. Месяцы. Мысль о том, что он и Перси каким-то образом знали друг друга, формировалась между строк их слов, действий и странной фамильярности с того раза, когда Гермиона впервые оказалась в комнате с ними двумя. Тогда она проигнорировала это незначительное ощущение, а теперь расплачивалась тем, что её застигли врасплох.              — Почему вы говорите об этом сейчас? — Гермиона пыталась заставить себя не надумывать лишнего, что, по правде говоря, было почти невозможно. Всю информацию ей придется переварить позже. За бокалом вина. Перед доской. — Очевидно, случилось что-то, что заставило вас рассказать всё нам.              — По правде говоря, участники движения уже как несколько месяцев хотели посвятить вас, но, учитывая влияние Тиберия, я подумал, что незнание принесёт больше пользы. Хотя, по слухам, Гермиона, тебе одной из немногих удалось вывести из себя Верховного Чародея.              Она иронично поклонилась, сохранив безразличное выражение лица.              — Везёт же мне.              Гарри подавился воздухом.              — И кто эти участники?              — Начальники каждого отдела в Министерстве и десятки других сотрудников на различных должностях. Есть некоторые, кого мы не можем раскрыть из-за их нынешнего положения и связей с членами Визенгамота, но мы делаем всё, что в наших силах, чтобы осуществить свой план.              Гермиона на мгновение задумалась.              — Зачем переводить законы? Почему бы не указать, что их десятилетнее правление истекло, заставить их передать власть и провести свободные выборы?              — Потому что, Грейнджер, — то, как Малфой привычно растягивал слова, заставило Гермиону сжать зубы. — Не имеет значения, что срок истёк. Для передачи власти требуется две трети голосов, и Верховный Чародей должен подписать решение. И ничто из этого не произойдет без насилия, смены лояльности членов Визенгамота или закона, юридическая сила которого выше и который отменит действие существующего. Нужно что-то старое и всё ещё действующее.              — И когда вы найдёте этот закон, что дальше?              — Да, — вмешался Гарри. — Кого вы собираетесь выдвигать?              — Кингсли, — Перси скрестил руки. — Однако, сам он рекомендовал меня. Он непреклонен, утверждает, что уже на пенсии, но ты…              Гермиона нахмурилась.              — Так вы этого от меня хотите?              — Да, но позже. Я не лгал, когда сказал, что не знаю, почему Визенгамот вас вызвал. Гарри и Драко, полагаю, это как-то связано с неудавшимся рейдом, но Тиберий уже неделями не спускает глаз с Драко. Я уверен, что сегодня он сделает всё возможное, чтобы заставить его расколоться, а если нет — всё, чтобы уволить. Вы готовы?              — Конечно, — Малфой поднялся на ноги, поправляя чёрный галстук.              — Гарри? — Перси махнул ему рукой. — На минуту.              Как Гермиона оказалась перед Малфоем, который прислонился к стене, скрестив руки, было для неё загадкой. Которую она и не планировала решать, потому что была активно сосредоточена на происходящем неподалеку: Перси что-то шёпотом обсуждал с Гарри. Ей удалось украдкой взглянуть на волшебника прямо перед ней. Малфоя было сложно понять, но Гермиона могла распознать некоторые особенности его поведения просто потому, что сталкивалась с подобным не впервые. Движение подбородка. Сила взгляда. Подёргивающийся уголок губ. Он хотел что-то сказать, но Гермиона опередила:              — Помню, ты говорил, что больше никогда не будешь участвовать в чём-то подобном, и всё же…              — У меня свои причины, и они сугубо эгоистичны, — выражение лица Малфоя было сухим и беспристрастным.              У неё было чувство, что она зайдет в тупик, если снова попытается докопаться до истины.              — Как твоё плечо?              Недоверчивость — одно из нормальных состояний Драко Малфоя. Чем дольше Гермиона ждала ответа, тем дольше он смотрел на неё одним из своих глубоких взглядов. Она не отвела глаз, и Малфой склонил голову набок.              — Ты ответишь, или…              — Ты просто поддерживаешь разговор или действительно хочешь знать?              Гермиона положила руки на бёдра.              — Было бы тратой времени задавать вопросы, ответы на которые я знать не хочу.              У Малфоя не было возможности ответить, потому что в кабинет влетел патронус, предназначенный Перси, объявивший, что Визенгамот будет готов принять их через пять минут. Обратный путь был быстрым. Гермиона стояла рядом с Гарри с одной стороны арки, а Перси рядом с Малфоем — с другой.              — Гермиона? — Гарри легонько толкнул её локтем. — Ты в порядке?              — Да.              Вот только Малфой продолжал наблюдать за ней с тех пор, как она ответила на его вопрос. Быть объектом его пристального внимания вызывало странные ощущения. Малфой был одновременно так близко и так далеко. Тяжесть его взгляда была ей знакома; так, как того не должно было быть. Гермиона прижалась к арке, чувствуя шероховатость кирпичей, ладони коснулись холодной стены…              — Перси, — голос Гарри привлек её внимание. — Хотел кое-что сказать. Ты мог бы дать Гермионе переодеться.              — Я не сотрудник и одета так, как должна после полуночи, — Гермиона сжала руку в кулак, когда Малфой посмотрел на свои часы, ругаясь на время. — Не вижу в этом ничего плохого.              Что-то мимолетно промелькнуло на лице блондина, когда он бросил на её одежду беглый снисходительный взгляд, но это выражение было слишком быстрым, чтобы понять его с первого раза. Гермиона прокрутила момент в своей голове: взгляд не был таким уж высокомерным, но определённо…              Тяжёлые двери медленно открылись. Холодный затхлый воздух распространился по коридору, и волна дурного предчувствия ударила всех, готовая сбить с ног. Все четверо обменялись взглядами разной степени напряжённости, прежде чем Гарри взял на себя инициативу. Малфой последовал за ним, затем Гермиона, а Перси пошёл последним.              Это выглядело так, как будто они врываются в битву без доспехов, и Гермиона не была готова к тому, как желудок скрутило от нервов. Уровень стресса увеличивался десятикратно с каждым прерывистым вдохом. Она несколько раз сжимала руки, чтобы успокоиться — не сработало.              Ей придется импровизировать. А в этом она не сильна.              Несмотря на неуверенность — словно птица на ветке дерева, готовая взлететь при любом намёке на опасность, — она пыталась взять под контроль свои нервы.              Гермиона осмотрела комнату. В углу она заметила секретаря в красивой тёмной мантии, благодаря которой он не слишком выделялся. Красная же футболка Гермионы привлекала нежелательное внимание, словно маяк. Несмотря на такую большую дверь, помещение было небольшим. У потолка висели тусклые шары света, создавая мрачную атмосферу, что не добавляло комфорта. Как минимум сорок членов Визенгамота разных форм, размеров и национальностей сидели на своих местах в четырёх рядах по десять человек, и все выглядели хладнокровно. Однако, присмотревшись внимательнее, она разглядела что-то ещё в их глазах.              Страх.              В центре нижнего ряда сидел Верховный Чародей Маклагген с нечитаемым выражением лица. Справа от него расположился довольно угрюмый министр, а слева — мрачный Кормак. Он не пялился на Гермиону, как делал обычно.              Более того, он выглядел напуганным. Нервным.              Странно.              Напротив них находились три пустых стула, которые казались ужасно неудобными. Гарри занял крайний слева, Малфой — крайний справа, а ей остался средний. Гермиона бросила взгляд через плечо на Перси, который сдержанно кивнул в знак поддержки. Она и не знала, что на самом деле нуждалась в этом.              Их места располагались достаточно близко, и она практически чувствовала, как волнение волнами исходит от Гарри, но от Малфоя не чувствовалось ничего. Он был слишком занят, внимательно оценивая каждое лицо вокруг, как будто им предстояло испытание. Некоторые смело смотрели в ответ, некоторые выглядели так, будто он был причиной всех их проблем, но в целом во всех читался разной степени дискомфорт.              — Теперь, когда вы трое здесь, — раздался в тишине голос Кормака. — Верховный Чародей готов объявить собрание открытым, — он фигурально уступил место своему дяде в знак уважения.              Секретарь взмахнула палочкой, и её прытко-пишущее перо поднялось в воздух, готовое вести запись.              — Мистер Уизли, вы можете идти.              — Я здесь со стороны защиты мисс Грейнджер, поскольку она не является сотрудником Министерства.              Тиберий впился взглядом в Гермиону, которая старалась ясно показать свою раздражённость.              — Очень хорошо, — после драматической паузы Тиберий продолжил. — Из-за неоднократных неудовлетворительных результатов работы мистера Поттера и мистера Малфоя Пожиратели Смерти продолжают беспокоить жизнь нашего общества.              Его слова едва ли были близки к реальности, но Гермиона сохранила невозмутимость и продолжила слушать.              — Сегодня вечером, — голос Верховного Чародея нарастал подобно крещендо. — Десять членов правящего Визенгамота были убиты жестоким ответным ударом. Все, присутствующие сегодня здесь, — выжившие. Пожиратели Смерти взяли на себя ответственность за убийства и пригрозили новыми нападениями, если мы не освободим заключённых.              Гермиона будто со стороны услышала, как вздохнула от удивления. Каждая последующая секунда ощущалась как час.              Она посмотрела на столь же потрясённого Гарри, который просто моргал, пытаясь сформировать простой ответ. Гермионе не нужно было смотреть на Малфоя. Она не видела никакой реакции с тех пор, как они сели, но в тот момент она почувствовала его напряжение краем сознания. Почувствовала, как от него волнами исходило желание обороняться, такое сильное, что Гермиона подумала — вытянет ли он свою палочку.              И была ли в этом необходимость.              Затем он повернул голову налево и посмотрел — не на неё, а через неё — на Гарри, пока она пыталась переварить услышанное.              Десять… почему это число показалось ей знакомым?              Ох.              Во время рейда им удалось схватить столько же Пожирателей Смерти.              Что ж, это объясняло мрачное настроение и страх в глазах присутствующих. Они были напуганы почти так же, как дети привыкают бояться огня после первых ожогов из-за собственной небрежности, особенно после бесчисленных предупреждений. Гермиона переживала за все семьи, которых коснулась трагедия, испытывая отвращение к вопиющему пренебрежению бесценностью человеческой жизни, в которую верила до самой глубины своей души как Целительница…              Но в этом была ирония, которую нельзя было игнорировать.              — Драко Малфой, — Министр произнес его имя таким ехидным тоном, что почти граничил с абсурдом. — Как глава оперативной группы, расскажите нам о рейде, который состоялся две ночи тому назад.              — Хорошо, — его голос был подобен холодному металлу. Полностью лишённый эмоций. Профессиональный.              Он начал подробный рассказ о рейде, с упущением некоторых деталей: о чём-то Гермиона знала, о чём-то — нет. О том, что битва началась неудачно и ситуация ухудшилась с прибытием подкрепления из секретного туннеля. О том, как они с Гарри оказались в Мэноре, о бушевавшей битве, об адском пламени, хаосе, о том, как он вытащил Гарри. Она узнала, как Малфой получил травму плеча — ему удалось уклониться от Смертельного проклятия, летевшего с одной стороны, но пришлось попасть под взрывное с другой.              Рейд прошёл куда хуже, чем Гермиона могла представить.              Когда Малфой закончил, он напряжённо откинулся на спинку стула и посмотрел прямо перед собой, его лицо было пустым, несмотря на пересказ ужасающих событий. Верховный Чародей и Министр о чём-то шептались. Фактически, большинство присутствующих членов Визенгамота, казалось, тихо переговаривались друг с другом. Затем Тибериус Маклагген откашлялся, возвращая в зал тишину.              — Ваш отчёт совпадает с тем, что было представлено на собрании Гестией Джонс. Этот рейд следовало отменить.              — Да, но я этого не сделал, — слова Гарри проигнорировали. Тиберий не сводил глаз с Малфоя.              — И всё же вы рискнули жизнями своей команды и авроров, что можно расценить как открытое объявление войны. Мистер Поттер отвечает за Аврорат, но Оперативная группа и каждый проведённый вами рейд — ваша ответственность.              — Вы пытаетесь добиться того, чтобы всю ответственность за неудачный рейд понёс я? — голос Малфоя был таким ледяным, что у Гермионы по спине пробежал холодок.              — Вам предоставили достаточно ресурсов, чтобы избавить всех нас от Пожирателей Смерти, но вы не использовали их эффективно.              Это утверждение было откровенно лживым.              — Более того, из-за отсутствия должного контроля и лидерства с вашей стороны десять членов Визенгамота были убиты, и теперь над всеми нами висит угроза. Уже утром ваши неудачи станут заголовками газет и поводом для очередного скандала в СМИ, и это заставляет всех нас выглядеть некомпетентными.              Так вот, чем именно был вызван его гнев. Речь шла не о ведьмах и волшебниках, не о пострадавших в результате рейда и даже не о трагически погибших членах Визенгамота. Верховный Чародей заботился только о собственной шкуре и общественном мнении.              И это было отвратительно.              Годами они были неприкасаемы, жили, лишённые тех же переживаний и страхов, что остальные. Никаких угроз. Никаких отравленных писем. Никаких похищений. Но это происшествие ясно показало, что они были людьми, что они были подвержены тем же опасностям, что и остальные слои общества.              Они оказались не лучше всех остальных.              И всех их, должно быть, это отрезвило.              — Я бы спросил, каково это — когда руки по локоть в крови, — выплюнул Кормак со злобной усмешкой. — Но для тебя это не впервые.              Единственной видимой реакцией Малфоя было лёгкое напряжение плеч. Затем руки, до того покоящиеся на бёдрах, сжались в кулаки. Гермиона могла разглядеть его вены. Глубоко вдохнув через нос, он выдохнул, что услышала только она. Малфой расправил плечи, и Гермиона почувствовала надвигающийся шторм. Она приготовилась к неизбежному удару… и его последствиям.              Но прежде чем это произошло, Гарри решительно выступил вперёд, удивив всех присутствующих.              — Это было совершенно неуместно. Всё собрание — полная чушь. Как я уже сказал, причина неудачи — на мне и только на мне. Вы все, очевидно, ознакомились с данными совещания…              — Это не вам решать, мистер Поттер.              — Тут нет решения, только правда! — разъярённый тон Гарри чуть не заставил Гермиону положить руку ему на плечо, чтобы сдержать, но она этого не сделала. Они заслужили всю его ярость. — И в отчёте Малфоя нет…              — Гарри, — Кормак приподнял бровь. — Я думал, что уж ты со мной согласишься.              — Мы здесь не для того, чтобы обсуждать прошлое Малфоя. Мы здесь по поводу рейда…              — Да, рейд, — прервал его Министр скользким отталкивающим тоном и снова взглянул на Малфоя. — Неспособность мистера Малфоя руководить поставила всех нас в такое положение, когда у нас попросту не остаётся другого выбора.              Этот бесполезный номинальный руководитель подчинялся Верховному Чародею. Тиберий решительно кивнул, позволив Магистру вынести решение, которое, очевидно, было определено ещё до того, как Малфой открыл рот.              Или даже вошёл в зал.              Это была настоящая зачистка, о которой думал Перси.              — С учётом послужного списка неудач с момента получения должности, жалоб от подчиненных и неудачи последнего рейда, Визенгамот принимает решение об отстранении Драко Малфоя с должности главы Оперативной группы. Также мы сделаем публичное заявление относительно событий, связанных с вашим увольнением, и вам запрещается его оспаривать.              Громкое возмущение её лучшего друга контрастировало с молчанием Малфоя.              Гнев Гермионы нарастал.              — Вам следует пересмотреть своё решение, — горячо возразил Гарри. — Неудача рейда лежит на мне. Если кого и нужно уволить, так это меня.              Присутствующие явно беспокоились, бормотали, и Гермиона не могла разобрать их слов. Несогласие Гарри вызвало беспокойство вокруг.              Верховный Чародей резко поднял руку, приказав всем замолчать.              — Бросьте, мистер Поттер, в этом нет необходимости…              — Малфой хотел отменить рейд, и я отказался. Очевидно…              — Как бы то ни было, это его работа — держать всё под контролем. А он этого не сделал. Я думал, вы обрадуетесь этой новости. Вы ненавидите работать с ним. Все это знают.              — Если бы причина его увольнения была оправданной или хотя бы точной, — прямо сказал Гарри. Что было справедливо, учитывая все обстоятельства. — Но здесь ни того, ни другого. Вы пытаетесь устранить его за ошибку, которую совершил я, из-за…              — Причины, которая не соответствует Закону о трудовой деятельности в Министерстве, а также кодексу этики Отдела магического правопорядка, — Малфой явно успокоился и сосредоточился, вновь готовый к бою. — Не думаю, что вы готовы спорить со мной в этом вопросе. Вы проиграете.              Тиберий засмеялся.              — Здесь я выношу приговор.              — И даже вы должны соблюдать законы Министерства. Вы не можете просто игнорировать те, которые не отвечают вашим потребностям, — Малфой откинулся на спинку стула. — Вам не удастся так просто от меня избавиться. — Гермиона удивлённо моргнула. Она была… впечатлена. — Кроме того, позвольте мне напомнить, что Визенгамот имеет крайне неприятную историю с незаконными увольнениями сотрудников. Как воспримет это общественность?              — Неужели вы думаете, что СМИ будет заботить увольнение бывшего Пожирателя Смерти?              — Может быть и нет, — Гарри встал. — Но их будет заботить то, на чью сторону встану я. И я это сделаю.              Слова Гарри заставили Тиберия замолчать, но шёпот в зале нарастал с новой силой. Верховный Чародей злился, и перо в его руке вот-вот треснуло бы пополам. Но он сдержался. Министр наклонился, чтобы что-то прошептать ему, но тот лишь отмахнулся.              — Хорошо. Возможно, я не могу вас уволить, но я могу понизить вас в должности, — резко сказал Тиберий, а затем впервые посмотрел на Гермиону, медленно улыбнувшись. — Мисс Грейнджер, если вы согласны, его работа — ваша.              Такое наглое злоупотребление властью стало последней каплей.              — Вы вытащили меня сюда после полуночи, чтобы предложить работу? — яд чувствовался в каждом произнесённом ею слове.              — Именно. Драко Малфой будет вашим подчинённым, если вы решите оставить его в своей Оперативной группе.              Гермиона посмотрела на волшебника рядом. Его лицо абсолютно ничего не выражало, несмотря на то, что он буквально получил несправедливую пощёчину от Визенгамота.              Было два варианта, как она могла ответить, и ни один из них не включал в себя принятие предложения, которое они буквально подсовывали ей под нос. Вариант первый — вежливый отказ и обратный путь домой тем же путем — был разумным выбором, но второй принёс бы куда больше удовольствия.              Потому что на этом её терпение лопнуло.              Окончательно.              И поскольку вселенная, казалось, продолжала втягивать её в битву, так тому и быть.              — Конечно, мы дадим вам время подумать, мисс Грейнджер.              — Нет необходимости, — Гермиона откашлялась и излишне широко улыбнулась. — Я приняла решение.              Малфой обернулся, его взгляд был резким, парализующим, не похожим ни на что из того, что она видела раньше. Полон обвинений и недоверия, настолько очевидного, что его было сложно игнорировать. Она ответила ему собственным взглядом, уверенным, пытаясь передать все свои мысли. Очевидно, это не сработало, поэтому Гермионе пришлось использовать слова.              Тихо, так, чтобы мог услышать только он, она сказала сквозь зубы, еле шевеля губами.              — Доверься мне. На секунду.              Потому что у Малфоя были причины принять неблагодарную должность, в которой он даже не нуждался. Гермиона не знала всех его мотивов, но знала достаточно: она знала частичку того, что заставило его расспросить о детях Гарри, ради которых он поставил бы на карту всё. Гермиона знала и другое, то, что скрывалось куда глубже — причины, которые сплелись в созвездие на его предплечье.              Она не могла понять, из-за чего лёд в его глазах начал таять, совсем немного, но этого было достаточно.              — Полагаю, что вы предложили мне должность Драко Малфоя преждевременно, потому что сейчас нет открытой позиции, на которой я вам нужна.              Затем она повернулась и посмотрела на Верховного Чародея и Министра, на чьих лицах читалось замешательство.              — Не уверен, что вы верно услышали, мисс Грейнджер, но я только что понизил его в должности.              — Нет, вы этого не сделали, — она приподняла бровь, оглядев скептически настроенного волшебника. — Вы попытались, да, но я думаю, вы скоро поймёте, что оговорились.              Кормак выглядел заинтригованным. Краем глаза Гермиона заметила, как Гарри откинулся на спинку стула, готовый к представлению. Малфой наблюдал за ней, и Гермиона чувствовала, как спадает его гнев. Тем временем остальные присутствующие члены Визенгамота что-то бормотали на её заявление.              Гермиона встала и обратилась ко всем в зале.              — Добро пожаловать в нашу реальность, — с её первыми словами воцарилась гробовая тишина. — Угрозы. Насилие. Похищения. Убийства. Ничто из этого не ново для нас, наших семей и всех людей за пределами Министерства, живущих в условиях ежедневных угроз, — для людей, которые годами наблюдали за обострением ситуации, в то время как все вы трепетно создавали фальшивый мир. Мы все стараемся жить в мире, жить нормально, но такова наша реальность. И теперь она ваша. Пришло время перестать делать тот минимум, который гарантировал вам, что общественность не разглядит вашу некомпетентность. Пора приложить усилия и вложить все средства в борьбу.              Она привлекла всеобщее внимание.              — Мисс Грейнджер…              Гермиона не позволила Тиберию закончить.              — Я не могу закрыть глаза на один факт, Верховный Чародей. Теперь, когда Пожиратели Смерти влияют на вас лично, это внезапно стало проблемой. Теперь вы хотите немедленно принять меры. Теперь вы уделяете внимание команде, которую до этого держали вне поля своего зрения и финансирования. Теперь вы хотите несправедливо свалить вину на Драко Малфоя, тогда как должны винить себя, свою жадность, свою некомпетентность и то, как вы игнорировали все предупреждения. Предупреждения, которые были вокруг всё время вашего пребывания в должности, учитывая, что Кингсли был временным министром. Этого бы не произошло, если бы вы отнеслись к угрозе Пожирателей с должной серьёзностью, чего и требовала послевоенная обстановка.              Гермиона смотрела прямо в полные ярости глаза Верховного Чародея.              — Эти двое более чем способны выполнять обязанности и нести ответственность за ту работу, на которую они были приняты. К сожалению, они могут работать только с теми ресурсами, которые были им предоставлены, — Гермиона краем глаза заметила Малфоя, не сводящего с неё взгляд, который ей не удавалось прочитать. Но это выражение она долго не забудет. Его лицо было открытым, но таким же неразборчивым, как и его почерк. Она оглянулась. — Здесь заканчиваются их «неудачи», и начинаются ваши.              — Достаточно, мисс Грейнджер, — голос Тиберия эхом разнёсся в тишине зала. — Вы…              — Нет, думаю, ещё не достаточно. Вы можете перестать делать вид, что не послужили причиной их провала. В конце концов, война выгоднее, чем мир, — при виде возмущённого лица пожилого мужчины она стиснула челюсти. — Не притворяйтесь, что понижение Малфоя в должности и публичное заявление, которое он не сможет оспорить, — это не простая попытка обелить себя в глазах общественности.              Министр щёлкнул пальцами, привлекая внимание секретаря суда.              — Прекратите записывать.              — Ничего страшного. Мне не нужна запись, когда всё, что я сказала, — абсолютная правда, которую легко подтвердить. Напомню вам, что у меня также есть воспоминания, доказательства и друзья в СМИ, которые лично заинтересованы в том, чтобы восторжествовала справедливость.              — Ваша угроза…              — Это не угроза, это простой факт, который было бы интересно узнать каждому СМИ, — она переступила с ноги на ногу. — Понимаете, причина, по которой вы оговорились о понижении Драко Малфоя, заключается в том, что вы не хотите, чтобы я заняла его должность. На самом деле, вы даже не хотите, чтобы я вообще вернулась в Министерство в качестве сотрудника.              — Мисс…              — Ведь если я вернусь, то сделаю своей личной миссией восстановление власти и устранение коррупции, царящей в этом помещении. Я призову каждого из вас к ответственности за ваши действия или, скорее, бездействия. Коррупция. Незаконный допрос. Ваше поведение просто вопиюще, и я подобного не потерплю, — Гермиона смотрела на Верховного Чародея и Министра, они не пытались скрыть широко раскрытые от удивления глаза. — И я позабочусь о том, чтобы вы, Тиберий Маклагген, как и любой, кто поддерживает вас, никогда больше не получили власть в свои руки. Виноваты вы все. Вы все виноваты в последних тридцати годах поражений и страданий. Вы все виноваты в смертях ваших коллег из Визенгамота. Вы все должны ответить перед людьми. И, что ещё более важно, вы все должны ответить перед собой.              По рядам снова прошёл шум, и Тиберий пришёл в ярость.              — На вашем месте, я был бы очень осторожен с тем, что вы говорите, мисс Грейнджер. Ваши слова граничат с изменой и могут караться…              — Я бы на это посмотрела.              — Мисс…              — Я верна Министерству, идеалам, на которых оно было построено, и тому, чем оно являлось до того, как пришли вы, оставив от прошлого одну лишь оболочку. Что же касается вас, Верховный Чародей… Я никогда не буду верна тирану. Вы — трус, который заботится только о том, чтобы спасти свою шкуру. Вы до паранойи сосредоточены на том, как бы не потерять власть, в то время как Пожиратели Смерти угрожают самому существованию Министерства, которое вы поклялись защищать, — Гермиона почувствовала, как в ней нарастают гнев и решимость. — Вы думаете, что вы король, но сильно ошибаетесь. Видите ли, вы всего лишь пешка, которая упадёт из-за первой же ошибки.              Шокированные члены Визенгамота смотрели на Гермиону, и она одарила взглядом каждого из присутствующих.              — Изменения уже здесь, и начинаются они сегодня, — Гермиона терпела достаточно долго, и теперь была готова выйти из тени, чтобы стать частью силы, которая приведет к изменениям. — В этой борьбе есть две стороны, и пора выбрать одну.              — Мисс Грейнджер, вы говорите, как предатель, как руководитель восстания, я…              — Я не участвую ни в каком движении.              И это была правда. До сегодняшнего дня.              Но это изменится, как только она выйдет из зала.              И загорелся огонь Возрождения.       

Не сомневайтесь в том, что небольшая группа мыслящих и самоотверженных людей может изменить мир. Поскольку, несомненно, только они это всегда и делали.

Маргарет Мид

      

***

      

Превью к шестнадцатой главе

      — Это кактус, — Гермиона села, скрестив ноги. — Он колючий и может тебя поранить, так что не трогай его, хорошо? — она чувствовала, что ей необходимо было его предупредить, несмотря на чары, которые наложила на растение утром.              Скорпиус медленно и осторожно кивнул. Затем повернул голову, чтобы оценить кактус ровным взглядом.              Он не понимал, почему тот не стоял прямо.              — Не все они выглядят такими поникшими, но, когда я его увидела, ему было грустно.              Скорпиус посмотрел на неё, затем снова на кактус, и на лице ребёнка просияло осознание пятилетнего ребенка.              Маленькие пальчики пробежались по краю горшка, лицо нахмурилось от искреннего беспокойства, как будто он пытался утешить растение единственным знакомым ему способом. Держась за него. Так же, как он держался за неё. Знакомые эмоции захлестнули с головой: эта мягкость, присущая только Скорпиусу, и сострадание, которое он проявлял в незаметных действиях. Его доброту она так хотела сохранить, позаботиться о ней… точно так же, хотела бы позаботиться о кактусе.              В этом они были похожи.              Они молча страдали, когда она нашла их, оба умирали от отсутствия внимания и поддержки, оба поодиночке…              Но этому больше не бывать.