Мера человека / Measure Of A Man

      1 июня 2011 года       Если бы существовала шкала хаоса и порядка, то Гермиона находилась бы где-то посередине. Хаос выглядел как кабинет Гарри, в то время как дом Андромеды олицетворял порядок.       Причём почти тревожный.       Гермиона не доверяла никому, слишком зацикленному на чистоте, но Андромеда стала исключением. Ирония, которую она усердно игнорировала. С таким же усердием Гермиона всегда старалась избегать посещений дома этой женщины — вне зависимости от повода.       Задача была не из лёгких. Андромеда выбирала самые неподходящие моменты, чтобы попросить Гермиону зайти. Они стали близки только из-за Тедди и Гарри, но её приступ изменил их отношения. Завязалась необычная дружба — они встречались после неудачных сеансов терапии, чтобы вместе переждать мрачные настроения обеих. И хотя такие дни теперь случались нечасто, Андромеда постоянно присутствовала в жизни Гермионы, приглашая её в свой удивительно стерильный дом, чтобы пообщаться.       Однако во избежание сюрпризов Гермиона создала свою собственную систему: она всегда первой приглашала Андромеду. Не слишком часто, иначе Андромеда догадалась бы, но и не слишком редко, иначе новая запись в магическом ежедневнике застала бы её врасплох. Чтобы сохранить этот хрупкий баланс, Гермиона рассчитывала интервалы между встречами так, чтобы они случались примерно раз в двенадцать недель.       К сожалению, из-за чрезмерной занятости она не заметила, как с последней их встречи прошло слишком много времени, и, когда после очередного непродуктивного дня с Нарциссой, занимавшейся подготовкой к вечеринке, пришло приглашение, Гермиона была сбита с толку.       Само собой, ещё слишком рано.       Однако, задумавшись, Гермиона поняла, что не видела Андромеду с Пасхи. Это означало, что время уже пришло. Когда Грейнджер попыталась стратегически перенести встречу, чтобы назначить её в другом месте, событие не сдвинулось и не исчезло.       Раздражающая заметка была такой же упрямой, как и Андромеда.       Именно так Гермиона оказалась сидящей за столом и наблюдающей за тем, как Андромеда заваривает чай на кухне — настолько чистой, что глаза слепило. Она бы предложила свою помощь, но у них было достаточно споров, чтобы Гермиона поняла: ей в этом доме отведена только одна роль — быть гостьей.       Это означало, что она должна сидеть и ничего не делать.       Андромеда поставила перед Гермионой чашку с дымящимся чаем, а затем присоединилась к ней. Чай был фруктовым, сладким и лёгким — она никогда не позволяла ему завариваться слишком долго. Для Гермионы он был немного пресным, но именно такой и предпочитала Андромеда.       — Ты останешься на ужин? Я могу приготовить баклажаны «Пармиджано» из тех овощей, что ты принесла из оранжереи.       Гермиона внутренне содрогалась от одной только мысли о том, что ей придётся находиться в подобном порядке, однако перспектива ужина её заинтересовала. Андромеда готовила гораздо лучше, чем она.       — Вполне возможно, что ты уговоришь меня остаться.       Улыбка Андромеды была искренней, но слишком быстрой. Гермиона заметила её и задумалась, не было ли приглашение простой проверкой. Несмотря на то, что дом оставался в порядке в отсутствие хаоса Тедди, в нём было тихо, но тишина не всегда означала покой.       — Я начну готовить, как только допьём чай. Как ты?       — Слегка устала, если честно, — призналась Гермиона. — А ты?       Явное сходство с её сестрой не осталось незамеченным. На самом деле, несмотря на то, что внешне Андромеда — за исключением разве что цвета волос — походила на Беллатрису, теперь, познакомившись с Нарциссой поближе, Гермиона могла заметить и их сходство. Ничего явного, просто едва уловимые выражения, которые она замечала у Нарциссы, — сдержанные, но очевидные.       — У меня тоже бывают такие дни. И я всегда рада компании, — Андромеда потягивала чай с элегантностью и спокойствием, присущими её воспитанию. — Ты спишь и питаешься как следует?       Что ж… на этот вопрос было трудно ответить. Режим питания Гермионы пришёл в норму благодаря приготовлению еды для Нарциссы, а вот режим сна ещё не восстановился после нескольких недель раннего подъёма из-за утренних приступов. Даже в выходные дни она просыпалась до рассвета и засыпала после полуночи, а ночью постоянно ворочалась. Бессонница ещё не вернулась, но признаки были налицо.       Гермиона прочистила горло.       — В основном, — Андромеда прищурилась, и это заставило девушку незаметно спрятать скривившееся лицо за чашкой, а затем вздохнуть. Ей следовало бы помнить, что честность всегда была лучшим вариантом. — Я хорошо ем, но сплю… — Андромеда терпеливо положила руки на стол. — Знаю, — Гермиона покачала головой. — Я просто была очень занята.       — Не забывай о своём прогрессе.       — Не буду.       На несколько мгновений между ними воцарилось молчание.       — Это работа не даёт тебе покоя, или ты с кем-то встречаешься? — в глазах Андромеды мелькнула надежда. Когда Гермиона закатила глаза, женщина не выглядела удивлённой. — Постарайся не делать такой оскорблённый вид.       — Дело не в этом, — Гермиона сделала глоток и поставила чашку на белое блюдце. — Недавно я поругалась с мамой и Роном по поводу возобновления наших отношений, и это меня изрядно вымотало.       — Ах, — Андромеда слегка сморщилась, но эта эмоция исчезла прежде, чем девушка успела моргнуть. — Я представляю, что всё прошло… нормально.       — Великолепно, — Гермиона закатила глаза. — Никто из них со мной не разговаривает, но я не буду извиняться за то, что постояла за себя. Им придётся смириться с этим. Рон, думаю, переживёт. А мама… — с ней всё было совсем иначе, поэтому она и не могла спокойно спать по ночам, очищая свой разум от затянувшегося чувства вины.       — Твоя мама либо поймёт, что ты сама знаешь, как для тебя лучше, и одумается, либо нет, — Андромеда села поудобнее, её взгляд был прикован к Гермионе. — Знаю, что тебе хочется восстановить отношения с родителями, но ты годами зацикливалась на этой ране и перевязывала её так туго, что она так и не смогла зажить. А будешь продолжать расковыривать и бередить её, она никогда не заживёт. Позволь ей дышать.       Но что, если она не заживёт? Что тогда?              После разговора с отцом этот маленький страх стал разрастаться, прокладывая себе дорогу в мозг. У Гермионы было более чем достаточно ран. Все они были заштопаны до такой степени, что трудно было вспомнить, что когда-то их не существовало. Так зачем ещё одна? Она могла терпеть боль. Будет терпеть, до тех пор пока не перестанет её чувствовать. А потом… Голова Гермионы запульсировала, а во рту пересохло, несмотря на только что выпитый чай.              — Ты слишком много беспокоишься о том, что не можешь контролировать, при этом зная, что никакого контроля у тебя и нет, — заявление Андромеды нарушило недолгое молчание. — Это бесконечный круг, который подпитывает сам себя. Как змея, пожирающая собственный хвост.              — Говорят, что Уроборос — символ цикличности вселенной: созидание из разрушения, жизнь из смерти. Метафора постоянной борьбы человека внутри себя, его слабостей и пороков.              — Я вижу только змею, которая задохнётся, если не остановится, — Андромеда пожала плечами.              Гермиона глубоко вздохнула.              — Я ещё не поняла, как преодолеть это.              — Пусть кто-нибудь поможет, — она бросила на неё взгляд, напоминающий взгляд Нарциссы во время их первой и последней беседы в оранжерее. — Ты очень хорошо умеешь отдавать, а принимать — нет, — и эти слова она слышала не в первый раз, но оставалась такой, какой была всегда: терпеливой и внимательной. — Это не тот урок, который можно выучить на словах. Только на собственном опыте, когда у тебя не останется другого выбора, — наступила пауза, во время которой Андромеда сделала глоток, на её лице появилось выражение искреннего одобрения. — Что это за смесь? Мне очень нравится.              Только тогда Гермиона поняла, что принесла травы, приготовленные специально для Нарциссы.              Она почти сменила тему — Андромеда всегда знала, когда ей лгали, — но тут же вспомнила то утро в саду, каждый раз, когда Нарцисса случайно называла её или Сакс именем сестры.              Чтобы уйти от предыдущей неловкой темы, Гермиона была готова сменить её на ту, что не касалась бы её самой. Кроме того, упускать прекрасную возможность для изучения было бы преступлением.              — Эту смесь я приготовила специально для своего пациента.              Андромеду окружало напряжение, как звуковые волны — камертон. Это было всё, чего и добивалась Гермиона, лишь избавиться от мыслей о матери и сфокусироваться на крошечном островке осознанности.              Гарри уже говорил с ней.              Это было не слишком вероятно, учитывая его характер. У него не было никаких обязательств перед ней, но он имел достаточно здравого смысла, чтобы не лезть в чужие дела. Например, в болезнь Нарциссы. Гермиона даже не думала обсуждать это с Андромедой; она даже мысленно решила, что эту тему следует избегать. Однако теперь, когда женщина невольно влезла в этот разговор, ей предстояло быть невероятно осторожной.              Так много факторов спелись разом, и ориентироваться в каждом из них было всё равно, что прогуливаться по натянутому канату без подготовки, страховочной сетки или шеста для баланса. Она сделала шаг на чистом инстинкте, надеясь легко вступить в дискуссию, но Андромеда была почти такой же прямолинейной, как племянник, которого никогда не видела.              — Я знаю, что моя сестра — твоя пациентка. Знаю уже несколько недель.              — Я не скрывала этого, — Гермиона постучала ногтем по дереву. — Что тебе сказал Гарри?              — С чего ты взяла, что это был Гарри? Это мог быть Тео.              Гермиона одарила её взглядом, который прекрасно передавал, насколько бессмысленным было подобное заявление. Она виделась с Тео ровно один раз, и это было в самом начале безответной влюбленности Гермионы. Тогда она пригласила его на десятый день рождения Тедди и была потрясена, когда он на самом деле явился с подарком в руках. Встреча запомнилась тем, что Андромеда взглянула на мужчину, разглядывающего её саму в ответ, и произнесла одно слово, которое подытожило мнение Гермионы о нём как о романтической перспективе.              Нет.              Андромеда бесстрастно рассматривала свои ногти, словно её ошибка не имела никакого значения.              — Или Дафна.              Они вдвоём были друзьями, связанными жизненным выбором, который оторвал их от семей, но Гермиона знала Дафну. Они с Асторией не отдалились друг от друга, потому что последняя отказалась разлучать сестру с сыном, но после болезни и смерти Астории она никогда бы ничего не раскрыла, тщательно не подумав и не проконсультировавшись с Гермионой за пирогом.              — Итак, когда Гарри рассказал тебе?              Андромеда пристально посмотрела на неё, но потом со вздохом сдалась.              — Когда ты взяла её в пациенты. Больше он мне ничего не сказал, хотя наверняка знает больше.              — Я мало что могу сказать из-за соглашения о неразглашении.              — Интересно, — ведьма слегка прищурила глаза, прежде чем выдохнуть. Похоже, её озадачили предпринятые сестрой дополнительные меры для защиты своей личной жизни.              Гермиона сделала второй осторожный шаг.              — Ты спросишь, могу ли я рассказать, почему она моя пациентка?              — Я уже спросила Гарри, но по его ответу было ясно, что он боится сказать что-то не то.              — О? А что он сказал?              — «Я боюсь сказать что-то не то».              Они обе рассмеялись, потому что это было типично для Гарри, но, когда наступила тишина, Гермиона подалась вперёд. Третий шаг.              — Насколько я знаю, вы отдалились друг от друга.              — Так и есть, но это слово не может охватить всей чудовищности того, что меня выжгли с семейного гобелена Блэков. Как будто меня не существует, как будто у неё нет сестры, — Андромеда опустила глаза. — Как будто я для неё никто. Всё потому, что я осмелилась отличаться, пока она хотела быть такой же, — она заправила прядь волос за ухо. — И всё же… — Андромеда замолчала, казалось, погрузившись в свои мысли, пока допивала чай.              — И всё же…              — Это сложно, — Андромеда, как и Гермиона, знала, что семья — это всегда сложно. — Она может ненавидеть меня, но я не желаю ей зла. Не знаю, почему она твоя пациентка, но надеюсь, что это не серьёзно.              Гермиона сделала всё возможное, чтобы скрыть свою первую реакцию.              — С чего бы ей тебя ненавидеть? Насколько я помню, она пригласила тебя на чай в дом на Площади Гриммо. Но ты не пришла.              — Я была уже одета и собиралась идти, — Андромеда отвела взгляд. — Подошла к камину и даже взяла порошок, но я просто не могла сказать слова, чтобы отправиться туда. Я всё время думала о нашей последней ссоре и просто…              Не смогла.              Гермиона понимала её. После выписки из больницы Святого Мунго именно так и закончились её первые попытки познакомиться с родителями. Излишние размышления стали результатом того, что она оставила части своего прошлого сломанными и неисправленными, как море сомнений, в котором она продолжала тонуть и тонула даже сейчас. Андромеда ничем не отличалась.              — Что тогда произошло? Если ты не против…              — Она умоляла меня не уходить, — Андромеда крутила чашку с чаем. — Умоляла остаться и выйти замуж за того, кого выбрал отец.              — Кто это был?              — Люциус.              Гермиона замерла, пытаясь переварить свой шок, чтобы он не отразился на её лице.              — О.              В нехарактерном для неё порыве, Андромеда раскрыла свои настоящие эмоции, когда несколько раз провела руками по волосам. Поднявшись, она оглядела кухню в поисках чего-нибудь, что можно было бы убрать, чтобы занять себя. Но ничего не было.       — Я была влюблена в Теда и… — Андромеда запнулась, повернувшись спиной к Гермионе, которая наблюдала за происходящим с нескрываемым любопытством. — Белла уже была замужем, поэтому Нарциссе пришлось занять моё место, чтобы избежать публичного позора и больших денежных и магических штрафов, которые могли бы возникнуть в результате нарушения брачного контракта Малфоев. Моя семья была богата, но Малфои были ещё богаче и безжалостнее. Я знала, что делаю со всеми ними, когда уходила, но…              Выражение её лица сказало Гермионе, что, несмотря на боль от потери всей семьи — не один раз, а дважды — она сделала бы это снова.              — Я не знаю, кто Нарцисса сейчас, но, когда мы были молоды, она была полной противоположностью Беллы. Такая же сияющая, как её волосы, она была красивой, неприступной, но не слабой или послушной, как многие ожидали. Она никогда не была из тех, кто легко прощает, — Андромеда обхватила себя руками за плечи и посмотрела через плечо на Гермиону. — Её приглашение на чай было похоже на ловушку.              — Почему ты так думаешь?              — Война закончилась уже более десяти лет назад, и до этого она ни разу не удосужилась выйти на связь.              — А ты? — в конце концов, общение — это улица с двусторонним движением. — Вышла на связь, я имею в виду?              — Я видела её один раз, — Андромеда, казалось, с трудом подбирала слова. — Она выходила из магазина портного в ноябре прошлого года, как раз в то время, когда умерла сестра Дафны. Но когда я назвала её имя, она выглядела так, словно понятия не имела, кто я такая, — в её голосе отчётливо была слышна боль. — Думаю, тогда я поняла, что Нарцисса ушла навсегда…              Гермиона вспомнила рассказ Пэнси о том, как Нарцисса оставила Скорпиуса одного, и пожалела, что так и не расспросила подробнее. Эта история была напоминанием о том, что знания приносят плоды.              И иногда эти плоды были болью.

***

      3 июня 2011 года              Атмосфера в кабинете была напряжённой, но не враждебной.              Гарри и Малфой уже пережили те времена, когда любое слово и действие лишь обостряло их вражду, но и дружны они точно не были. В лучшем случае обменивались колкостями, в худшем — грубостями, но активно не ссорились. Гермиона решила, что это был их способ сохранить сложившееся положение вещей, активно игнорируя своё отношение друг к другу. Они развивались. Росли. Было и приятно, и одновременно странно наблюдать, как они работают вместе, несмотря на то, что оба были на взводе и раздражены.              Но оставались и более насущные вопросы. Приятно, что они оба наконец признали это.              Со своего места во главе стола Гермиона внимательно следила за двумя мужчинами, не сводя с них глаз, как радиомаяк. Она наблюдала, ждала, но ничего не говорила. Несмотря на то, что она была здесь в роли посредника, было ясно, что в её словах нет никакой необходимости.              Малфой покрутил перстень на пальце, прежде чем прервать речь Гарри простым поднятием руки.              — Это не сработает.              Гарри скрестил руки.              — Только потому, что ты этого не хочешь.              — Нет, это просто не сработает.              В сотый раз за этот час Гарри провёл рукой по волосам.              — Что же ты предлагаешь, Малфой? — его тон не был грубым, всего лишь деловым. Утомлённым. Они оба уже устали, но Гарри демонстрировал свою усталость, как и большинство эмоций. Интонацию, с которой он говорил, легко можно было истолковать как разочарование, и Малфой, скорее всего, так и сделал, но Гермиона лучше знала лучшего друга. Что касается Малфоя, то признаки его усталости были более незаметными: лёгкая гримаса и суетливость.              — Отмени рейд, — Малфой постучал пальцами по столу, — но оставь шпиона, чтобы он разведал другие возможности.              Играть безопасно.              Ни один из них не хотел этого. Они слишком далеко зашли и слишком много тренировались, чтобы отказаться от единственного шанса.              Гарри потёр лицо.              — У нас больше не будет подобной возможности.              — Может и нет, но стратегия не принесёт нам ничего хорошего, если Пожирателей Смерти будет больше, чем предполагалось. Наши два к одному могут легко превратиться в пять к одному.              Он явно был не в восторге.              — Мы всегда можем присоединиться к ним. Учитывай и это.              — Это будет стратегический кошмар, — Гермиона не могла не вмешаться. — Вы оба узнаваемы и, следовательно, отвлекаете внимание, причём далеко не в лучшую сторону. Кроме того, если что-то пойдёт не так, они будут мстить вам обоим напрямую, потому что будут знать, как на вас напасть.              На их семьи.              Малфой выглядел мрачно, а Гарри скривился, но ни один из них не стал спорить. Однако это не помешало Гарри высказать своё мнение.              — Мне не нравится сидеть в стороне.              — Как всегда герой, — Малфой закатил глаза, рассеянно поправляя манжету на правой руке. — П…              — Этот план, — оборвала его Гермиона, чем заслужила хмурый взгляд. В ответ она чуть не сверкнула беззлобной ухмылкой. Той самой, открывающей слишком много зубов, которая так пугала Гарри. Однако, чтобы сэкономить время, пришлось проявить сдержанность, — требует прямой атаки. С подтверждённым тайным ходом и специалистом по чарам, который снимет защиту крови. Элемент неожиданности компенсирует недостаток численности, — Гермиона жестом указала на чертёж. — План никогда не предусматривал, что вы оба будете сражаться. На самом деле, разумнее, чтобы вас вообще не видели, — особенно Малфоя, но она решила опустить это. — Вы готовили авроров и оперативную группу в течение нескольких недель. Пусть они выполнят задание. Пусть покончат с этим. Не вмешивайтесь. Без лишних переменных.              Гарри не выглядел довольным этим, но вздохнул, потому что знал — она права.              Малфой же, напротив, выглядел самодовольным.              — Есть что сказать, Малфой?              Серые глаза обратились к её, выражение его лица смягчилось.              — Сейчас нет.              Его слова сопровождались лёгким смешком, но, взглянув на часы, Гермиона отмахнулась от него и отступила от стола, взяв со стула на вытянутой руке свою бисерную сумку.              — Тогда замечательно. Я должна пойти приготовить обед, — говоря об обеде, она полезла в свою бездонную сумку и вытащила пакет Гарри, протягивая его ему. — Сэндвич с ростбифом, чипсы и фрукты, — затем подошла к Малфою и протянула ему такой же пакет, который он принял с любопытным выражением лица. Гарри наклонил голову, как растерянный щенок, а Малфой уставился на пакет в своей руке. — Это обед.              — Я понял.              Гермиона смотрела на мужчину, который молча наблюдал за ней, изогнув бровь.              — Я подумала, что раз уж я принесла Гарри обед, то…              — В этом нет необходимости, — Малфой посмотрел поверх её головы и, нахмурившись, перевёл взгляд на Гарри, а затем вернул его обратно и понизил голос так, чтобы его не услышал никто, кроме неё. — Я позавтракал.              Она это и так знала. Гермиона приготовила еду для него, как делала это в течение последней недели или около того, но он отказывался от контейнеров. Это утро стало лишь вторым, когда Малфой взял еду с собой. Заставить его принять что-либо было гораздо сложнее, чем приготовить саму еду.              Гермиона тоже понизила голос.              — Ты уже ел?              — Нет, но…              — Тогда оставь себе. У меня осталась лишняя порция.              Она ушла, не обращая внимания на пару зеленых глаз, которые следили за ней. В конце концов, она опаздывала.              Для Гермионы пунктуальность была так же важна, как подготовка и усердная работа. Опоздание говорило об отсутствии внимания и уважения к чужому времени, а она не потерпит ничего подобного.              Ни от кого.       Нарцисса, напротив, опоздала на обед.              Её присутствие было в лучшем случае посредственным с тех пор, как к ней заявилась команда по планированию званого вечера, который она устраивала в честь завершения сезона. Мероприятие должно было состояться в следующие выходные, но уже в понедельник после их первого урока садоводства началась череда дел, связанных с планированием. У Нарциссы почти не оставалось времени ни на что, кроме садоводства по утрам, проверки уроков Скорпиуса и ежедневных обследований Гермионы.              Но не все были так расстроены отсутствием Нарциссы.              Малфоя, похоже, это не волновало, учитывая то, как он закатывал глаза всякий раз, когда Гермиона упоминала его мать по имени во время их утренних разговоров. Очевидно, такое поведение было в порядке вещей, когда Нарцисса занималась планированием праздников. До тех пор, пока его мать не переставала донимать его просьбами о свидании, Малфою было всё равно, куда она пойдёт. Кэтрин, похоже, разделяла его мнение, хотя никогда не выражала его прямо. По крайней мере, не Гермионе.              Гермиона только сейчас заметила, что она не выглядит уставшей.              И как же она узнала?              Просто Кэтрин — а вместе с ней и Скорпиус — каждый день составляли ей компанию за обедом.              Это началось в понедельник после ухода Малфоя, когда Нарцисса не явилась в столовую.              Она приготовила обед, и было бы обидно тратить его впустую, поэтому Гермиона забрела в библиотеку, чтобы пригласить остальных. Учитель отказался, но Кэтрин, взглянув на оживившегося Скорпиуса, согласилась. Обед прошёл настолько приятно, что теперь всякий раз, когда Нарцисса не приходила, они ели все вместе.              Как только она закончила готовить, ровно в четверть первого пришёл Скорпиус.              Он почти всегда приходил первым, вероятно, потому что его учитель обычно был занят подготовкой к послеобеденным урокам, а Кэтрин согласовывала вечерние планы Скорпиуса с Зиппи.              Он вошёл в комнату, как то подобало его воспитанию, но Гермиона заметила, что ему не терпится занять стул рядом с ней раньше других.              Тот же стул, на котором он сидел каждый день.              За исключением того случая, когда Кэтрин пришла на обед раньше него и заняла это место. Гермиона до сих пор не могла понять, как она не обратила внимания на огонь, буквально пылающий в голубых глазах ребёнка. Скорпиус не был одарён умением быть осмотрительным. Его обет молчания сделал общение с ним трудным, но когда он действительно проявлял свои чувства, они были громкими.              Это было довольно забавно.              — Привет.              Скорпиус помахал рукой и сел за стул рядом с ней, на свой стул, выглядя очень серьёзным, пока не взглянул на неё. День за днём Гермиона постигала смысл каждого его выражения. Не только основные эмоции, которые он показывал, — их было достаточно легко истолковать, — но и более сложные. Например, гордость и стыд. В его чертах прослеживался намёк на первое, что заставило Гермиону спрятать улыбку в кулак.              Сняв пиджак, он повесил его на спинку стула.              — Ты помыл руки? — спросила Гермиона, заранее зная ответ.              Скорпиус кивнул, похлопав себя по карманам, и она точно знала, что он проверяет: записки от отца.              Она не должна была думать, как их сблизить, но думала. Часто.              Каждое утро, независимо от того, насколько задерживался Малфой, Гермиона наблюдала, как Скорпиус выглядывал из-за угла, чтобы посмотреть, как уходит его отец. Он ничего не предпринимал, просто махал рукой в пустоту. И каждый день ей хотелось привлечь внимание Малфоя к его присутствию, но должна была быть причина, по которой он прятался за углом всякий раз, когда ловил её взгляд.              Идеи не давали ей покоя в свободные минуты во время садоводства или чтения. Как бы она ни анализировала свои мысли, Гермиона не знала, что ей делать со всем этим. Но необходимость понять причину того, почему Скорпиус избегает отца, а Малфой держится от сына на расстоянии кипела в её жилах, как адреналин.              Скрип стула отвлёк Гермиону. Она обратила внимание на маленького мальчика, который занял место рядом с ней, с любопытством разглядывая свою еду в ожидании прихода няни, чтобы они могли приступить к обеду. Скорпиус сидел с прямой спиной, и для ребёнка в его лице было что-то чересчур невозмутимое. Гермиона знала, что он сделает дальше. Скоро он заправит салфетку в воротник, чтобы не испачкать рубашку, и будет ждать.              Но сегодня всё было по-другому.              Сегодня был день, когда Скорпиус удивил её, отступив от своего вышеупомянутого распорядка.              Быстро взглянув на часы, Гермиона повернулась, чтобы спросить его, как прошёл день, и увидела, что Скорпиус протягивает ей свою салфетку.              Его глаза были широко раскрыты и полны надежды. Ему не нужна была её помощь, он просто хотел её.              Изумлённая Гермиона так долго не могла ответить, что свет в его глазах померк и угас, а на смену ему пришло разочарование. Гермиона пришла в себя, мягко покачала головой, протягивая руку и принимая салфетку. Она повернула его стул к себе с помощью беспалочковой магии, которая явно восхитила его, и обратила внимание на то, как очаровательно болтаются его ноги.              — Тебе нужно поднять голову.              Скорпиус неуверенно попытался выполнить указание, одновременно наблюдая за ней, но не смог сделать ни того, ни другого.              В конце концов, он поднял подбородок выше.              Слово «доверие» пронеслось у неё в голове, пока она быстро заправляла салфетку в воротник и разглаживала её поверх рубашки.              — Готово.              Гермиона развернула его стул обратно к столу, но пристальный взгляд мальчика не отрывался от неё. Он моргнул и слегка приоткрыл рот. Неужели она что-то упустила? У Скорпиуса была привычка подсказывать ей, когда она не понимала всех деталей того, что он пытался донести. Наклоняясь к ней, глазами он подталкивал её к пониманию, пока… ах, она поняла.              Он пытался поблагодарить её.              — Не за что, — сказала она ему.              Затем он ещё больше отклонился от своего обычного поведения и улыбнулся.              Улыбка была не такой, как у Ала — широкой, яркой и безудержной, демонстрирующей каждый его маленький зубик. Нет, улыбка Скорпиуса была мягкой и сдержанной, но такой искренней, что согрела сердце Гермионы по стольким причинам, что она сбилась со счёта. Прежде всего потому, что он впервые улыбнулся в её присутствии, и для Гермионы стать свидетелем этого — большая честь. Она была благодарна ему за доверие.              И что ещё более странно, Гермиона испытывала почти непреодолимое желание увидеть его улыбку снова. И как можно чаще.              Каждый день, если такое будет возможно.              Вишенкой на торте всего пережитого стало то, что Гермиона узнала, увидев его улыбку, что у Скорпиуса самые очаровательные ямочки. Она не могла не улыбнуться в ответ, не могла сдержать умиления и не выплеснуть эмоции. Было ли это возможно, когда это было сутью её чувств? Когда сердце так неожиданно переполнилось от его простого действия?              Скорпиус достал её салфетку и с выжидающим взглядом, который она ясно поняла, протянул ей. Гермиона заправила салфетку в рубашку.              Теперь они соответствовали друг другу.              Маленький мальчик был так доволен, что даже усмехнулся. Получилось кривовато, заразительно и бесценно.              Однако потом он прикрыл ухмылку руками.              — Ты не обязан скрывать свои чувства, — мягко убрав его ладони от лица, Гермиона обнажила его улыбку, хотя по мере того, как он слушал её, она слабела, придавая лицу всё большую серьёзность. — Это нормально — улыбаться, если ты счастлив, — её улыбка тоже померкла, когда в горле образовался небольшой ком. И тут Гермиона поняла, что не отпустила его руки — не хотела, — но постаралась проглотить нахлынувшие чувства, заставшие её врасплох…              И отпустила.              Они оба услышали приближающиеся шаги Кэтрин.              Улыбка тут же исчезла, и она тихо оплакивала её потерю. К тому моменту, когда няня вошла в кухню, Скорпиус вернулся к своему привычному поведению: не улыбался и не хмурился, просто был пустым и спокойным.              И это было неплохо.              Теперь она знала, что ещё не всё было потеряно.              — Прошу прощения, что так долго, Зиппи уходит в следующий дом и хотел, чтобы я убедилась, что он справился с занавесками Нарциссы, — Кэтрин села на место напротив своего подопечного. — В другой раз я постараюсь не оставлять его надолго.              Скорпиус неловко опустил глаза, а Гермиона вздрогнула от её замечания, но ответила лёгко и чётко.              — Он — чудесная компания, — голубые глаза медленно встретились с её глазами, и она искренне и по-доброму улыбнулась.              Гермиона подвинула свой стул ближе и приступила к обеду. Сегодня у взрослых были сэндвичи с курицей и салатом, а у Скорпиуса — тосты с сыром, порезанные квадратиками. Она дополнительно приготовила для него небольшую порцию фруктового салата с мёдом. Положив на стол сегодняшнее растение, она наблюдала за тем, как он внимательно изучает её, жуя фрукты.              — Это шалфей, — сказала ему Гермиона, когда он провёл пальцем по листу. — Приятный на ощупь?              Скорпиус кивнул, затем понюхал его, не обращая внимания на запах.              — Я использую его для приготовления блюд и в зельях. В понедельник я покажу тебе, как он выглядит в сушёном виде.              Его лицо озарилось любопытством, что заставило Кэтрин улыбнуться. Честно говоря, Гермиона почти забыла о присутствии женщины. Впрочем, неважно. Скорпиус выглядел весьма довольным открывшейся возможностью, и это главное.              Проблема возникла во время самого обеда, когда Скорпиус перешёл к сырным тостам.              — Следи за своими манерами, — Кэтрин даже не взглянула на него.              Скорпиус застыл, рассматривая столовые приборы и беря в руки вилку и тупой нож. Это зрелище было откровенно смешным для Гермионы, незаметно положившей руку на спинку его стула, чем привлекла внимание Скорпиуса. Моргнув широко раскрытыми глазами, наполненными детской невинностью, Скорпиус ждал указаний.       Её всегда поражало, насколько он послушен. Мальчику было всего пять лет, но в нём уже прочно закрепилось умение слушать, не задавая вопросов. Это было неплохо — она никогда не поощряла ничего, что могло бы подвергнуть его опасности. Но, с другой стороны, как же творчество? Как быть с самовыражением? Что насчёт того, что он был ребёнком?              Ведь всё это было важно, а учитывая, что Скорпиус не говорил, любая попытка самовыражения была жизненно необходима.              Однако все взрослые в его жизни, казалось, желали подавить это в нём — кроме отца, единственным способом защиты которого было нежелание находиться рядом. Честно говоря, Гермиона не могла понять Малфоя так, чтобы определить, было ли его отсутствие благом или вредом, но какое это имело значение? Правила и указания должны были сделать Скорпиуса твёрдым и хрупким. Уже появились заметные изменения и признаки того, что маленький мальчик, который улыбался ей, каждое утро держался за её свитер и выглядел почти таким же заинтересованным в растениях, как и в письмах отца, уже вступил на путь, который сделает его равнодушным.              Это было душераздирающее чувство, которое подкрадывалось к ней незаметно и напоминало о себе при каждом его незначительном поступке. Это просто… просто…              Злило её.              Почувствовав, как начинает раздражаться, защищая Скорпиуса, Гермиона сделала несколько очищающих вдохов. Разумеется, это не помешало ей высказать свои мысли, но смягчило тон. Как именно он должен был есть уже нарезанный сырный тост, если ему не разрешалось брать его руками?              Подумав немного, она жестом указала на сэндвич в руках Кэтрин.              — Разве ты не ешь руками?              Няня покраснела.              — Ем.              Получив от Гермионы поддержку, Скорпиус отложил столовые приборы и, взяв тост, неловко откусил от него. Мгновенно его глаза загорелись от вкуса масла, поджаренного хлеба и сыра.              — Вкусно?              Он с энтузиазмом кивнул, отчего глаза Кэтрин расширились от удивления. Мальчик, должно быть, почувствовал её взгляд, потому что он тут же закрыл глаза и продолжил есть.              Гермиона нахмурилась.              Скорпиус долго смотрел на свою няню, пока она не заметила его взгляд.              — Он стоит в дверце.              Маленький мальчик склонил голову в поклоне, затем встал со стула и подошёл к холодильнику.              Гермиона нахмурилась. Она мысленно отметила, что он, должно быть, не любит молоко.              — Не знала, что он интересуется растениями. Как ты это выяснила?              Инстинктивно она хотела ответить, что просто обратила внимание, но подумала, что сказанное может быть слишком резким.              — По счастливой случайности.              — Возможно, я смогу использовать их в качестве мотивации для него во время уроков.              Прежде чем она успела высказать своё мнение по этому поводу, Скорпиус вернулся и вручил Гермионе упаковку сока. Она усмехнулась.              — Спасибо. А где твой?              В ответ он вернулся к холодильнику.              — Ты ему нравишься, — няня кивнула в его сторону. — Я работаю с ним уже шесть месяцев и никогда не видела, чтобы он так хорошо относился к кому-то, — Кэтрин выглядела озадаченной, хотя и улыбалась самой себе. — Он послушный, но иногда бунтует. Обычно мне приходится уговаривать его… ну, на всё. В итоге он соглашается, но часто приходится долго на него смотреть.              — Я бы, наверное, тоже взбунтовалась, если бы в его возрасте у меня был такой жёсткий распорядок.              — Этого хочет его бабушка, — в тоне Кэтрин было что-то завуалированное, говорящее, что Гермиона не единственная, кто не согласен со строгостью Нарциссы. — Его отец обращался ко мне раз или два с просьбой добавить кое-какие занятия в его расписание, но миссис Малфой сказала, что он ещё слишком мал. Я уступила ей. Малфои живут традициями, и детьми занимается матриарх.              Выждав приличное количество секунд, она спросила:              — Какие занятия хотел добавить его отец?              — Квиддич.              — У него был инструктор на примете?              — Нет, но это было необычно… — Кэтрин покачала головой, довольная этой мыслью. — Он сказал, что будет учить Скорпиуса сам.              Что ж, в этом не было ничего необычного.              Ведь отец и должен этим заниматься.              Остаток обеда прошёл быстро. Скорпиус съел начинку сырных тостов, оставив корочку на тарелке. Кэтрин болтала на протяжении всего обеда, пока Гермиона слушала и задавала нужное количество вопросов, чтобы поддержать разговор: не проявляя излишнего интереса, но при этом стараясь не показаться невежливой. Ведьма рассказала о своих родителях, которые жили в Бостоне, об учебе в Ильверморни и о том, что привело её в Англию.              — В Америке не так много семей волшебников, которые ищут нянь для репетиторства, — она взглянула на Скорпиуса, который достал из кармана письмо от отца и разглядывал его так, словно находился на грани невероятного открытия. Кэтрин продолжала, как будто он не мог её услышать. Гермиона знала, что он слушал, хотя, возможно, и не всё понимал. — Мне сказали, что есть одна вакансия. Я только переехала в Лондон и понятия не имела, что это за семья, поэтому, подозреваю, меня и взяли на работу.              Гермиона заинтересовалась.              — Кто тебя нанял?              — Миссис Малфой, но неохотно, посчитав, что я недостаточно зрелая, чтобы обучить его обычаям, этикету и языкам, несмотря на мой опыт, — Кэтрин не выглядела довольной. — Я говорю на четырёх языках. Лучшая среди выпускников своего года. Я знаю всё об этикете, европейских обычаях чистокровных, и к тому же я приехала с рекомендациями. Моя прошлая семья отпустила меня только потому, что их младший ребёнок пошёл в школу.              — О, — кивнув, начала Гермиона. — Так как же ты получила работу, если Нарцисса не посчитала тебя достаточно зрелой?              — Я была единственной, чьё прошлое одобрил мистер Малфой. А его поиски были тщательными. Мне пришлось предоставить очень много документов.              Ну, Малфой был довольно щепетилен в вопросах безопасности.              — Впрочем, я понимаю почему. Меня проинструктировали насчёт… всех деталей, когда нанимали на работу, — Кэтрин посмотрела на своего подопечного с нежностью, которую почти никогда не показывала. В основном, потому что она была слишком занята выражением своего разочарования. — В то время я думала, что тщательный анализ биографии просто смешон, но теперь в этом есть смысл.       Гермиона старалась не казаться такой заинтересованной, какой была на самом деле.              — О, какой же?              Ведьма уже собиралась ответить, когда взглянула на часы.              — Прошу меня простить, я на минутку. Мне нужно проверить, вернулся ли мистер Грейвс с обеда, — Кэтрин ушла прежде, чем Гермиона успела что-либо ответить.              Она повернулась к Скорпиусу, изучавшему записку отца с полной сосредоточенностью — это было одновременно и восхитительно, и впечатляюще. Наблюдать за тем, как его лицо сменяет целый спектр разных эмоций, а рот беззвучно произносит буквы, было завораживающе. Пальцами он выводил буквы на клочке пергамента. Гермиона разобрала две из них:              В — Ы              Привлечь его внимание не составило труда.              — Знаешь, — осторожно начала она, подбирая каждое слово, — я думаю, твой отец сам хотел бы передать тебе это, — Скорпиус напрягся и опустил взгляд. Гермиона повернулась на стуле, поставив колени напротив его. Затем она наклонила голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Всё хорошо.              Её осенила мысль. Теория. Это не могло быть правдой, учитывая, что он, видимо, спал в кабинете Малфоя. Но, возможно, есть разница между присутствием желаемого и тем, чтобы его заполучить.              — Ты боишься?              Скорпиус несколько раз моргнул, словно пытаясь разобраться в собственных чувствах. Озадаченность заставила его выглядеть старше. Это напомнило ей Альбуса, рассказывающего о своих трудностях в школе. Он пожал плечами, но это, скорее, выглядело так, будто он неловко прижал ухо к плечу. Его щёки покраснели. Возможно, дело было не в этом.              — Ты нервничаешь, когда хочешь поздороваться? — маленький мальчик, казалось, смутился от этого слова, поэтому Гермиона попробовала подойти с другой стороны. — Ты хочешь увидеть своего отца? — он кивнул без колебаний, но на его лице появилось выражение разочарования, которое она знала слишком хорошо. — Ты… чувствуешь, что не можешь? Поэтому прячешься, пока он не уйдёт?              Он замер, глядя на записку в своей руке.              Судя по его еле заметным движениям и тому, как он ёрзал на своём месте, кивнуть было так же трудно, как и произнести слова согласия вслух.              — Это нормально — нервничать, — Гермиона положила руку ему на плечо. — А ещё нормально просить о помощи любым способом, который позволит тебе чувствовать себя лучше.              Скорпиус снова уставился на неё, затем его взгляд переместился, когда она протянула ему руку.              Он принял её немного быстрее, чем обычно.              — Я скажу тебе то же самое, что и Альбусу, — он выглядел смущённым, и она поняла, что ещё не упомянула ему об Але. — Альбус — мой крестник, но иногда я зову его Ал. Ему пять лет, как и тебе. И он очень хочет познакомиться с тобой, — Гермиона улыбнулась. — Да, с тобой.              Маленький мальчик по-прежнему выглядел озадаченным.              — Он такой же, как ты. Иногда он пугается и нервничает из-за больших вещей, но хочешь знать, что я ему говорю? — Скорпиус кивнул, сменив хватку на её руке, но не отпуская её. — Я говорю ему то, что однажды прочитала в одной книге. Ты храбрее, чем веришь, сильнее, чем кажешься, и умнее, чем думаешь.              Сжав её руку крепче, он уткнулся взглядом в письмо отца.              Это было не нужно, ведь она не отпустит его ладонь, пока он не будет готов.              — Я могу прочитать её для тебя.              Скорпиус прижал записку к груди. Как будто защищая. Словно думал, что она собирается забрать её.              — Это твоя записка, Скорпиус. И твой выбор, — Гермиона говорила серьёзно. — Я не буду отнимать её у тебя. Я просто хотела прочитать тебе, чтобы ты знал, что там написано.              После ещё одной минуты раздумий он, немного колеблясь, протянул ей пергамент. С благодарностью приняв его, Гермиона подвинула свой стул ближе, чтобы они могли посмотреть на записку вместе. Девушка открыла рот, чтобы прочитать, но в горле мгновенно пересохло, когда она расшифровала надпись. Это было…              Личное.              Сокровенное.              Искреннее.              Гермиона не могла прочитать это вслух. И не стала бы. Но Скорпиус смотрел на неё горящими от нетерпения голубыми глазами, и, о Боже, она решилась.              — Здесь говорится… — Гермиона прочистила горло от очередного комка и прочитала написанные отцом слова привязанности. — Ты — лучший выбор, который я когда-либо делал.

***

      Было довольно поздно, когда Нарцисса вернулась домой. Гермионе было бы комфортнее работать в собственном кабинете, но она не хотела упускать возможность поговорить с пациенткой.              Нарцисса, в длинной цветочной мантии, плавно вошла на кухню в сопровождении личных помощников — каждый из них нёс по несколько сумок. Она давала им инструкции о том, где можно расположить вещи, что им нужно будет сделать, и спросила, помнит ли кто-нибудь образцы ткани для скатертей. Гермиона терпеливо ждала, пока её заметят, читая и составляя заметки для предстоящих встреч со специалистами — накопилось много вопросов.              Это продолжалось несколько минут, пока, наконец, Гермиона демонстративно не откашлялась.              Нарцисса едва не оступилась от неожиданности, но смогла справиться с этим благодаря врождённой грации, придав своему лицу немного надменности, но приготовясь защищаться, и подошла.              — Мисс Грейнджер.              Гермиона продолжала писать, сохранив абсолютно невозмутимое выражение лица; такое же пустое, как стены в их гостиной.              — Миссис Малфой.              — Приношу свои извинения за то, что сегодня пропустила обед. У меня было несколько встреч, и…              — Неделю, — Гермиона перевернула следующую страницу, в комнате вновь раздался звук царапающего пергамент пера.              — Прошу прощения?              — Вы пропустили всю последнюю неделю. Не только обеды, но и занятия садом, на что вы лично согласились, — наконец, Гермиона подняла проницательный взгляд на ведьму напротив. Нарцисса чинно села на двухместный диван, скрестив ноги и положив руки на колени. Она выглядела так аристократично, что Гермиона слегка выпрямилась, но так как с апреля она узнала Нарциссу немного лучше, теперь понимала, что означала подобная поза. Это была сцена, которую она изображала каждый раз, когда намеревалась стоять на своём и оправдывать все свои действия. — Я взяла на себя обязанность посвящать вам своё время.              — И у вас отлично получается — я чувствую себя хорошо, как никогда.              — Не в этом суть. Такое состояние неизбежно повлечёт ухудшение. Я не могу выполнять свою работу без вашего участия. Ещё пара недель, чтобы стабилизировать…              — Мисс Грейнджер, этот вечер…              — Неужели он важнее, чем ваша жизнь?              — Вы драматизируете, мисс Грейнджер. В следующую пятницу состоится мероприятие, и после этого я возобновлю лечение. Буду вести себя наилучшим образом.              До тех пор, пока не наступит очередное празднование конца сезона или что-то подобное, что она ценила больше собственного здоровья. Гермиона почувствовала, как испаряется её терпение, и, вовремя заметив присутствие лишних ушей, за доли секунды наложила заклятие Оглохни. Нарцисса вопросительно подняла бровь.              — Это не то, о чём мы договаривались.              — Мисс Грейнджер, мы не сошлись во мнениях по некоторым аспектам вашего плана…              — О? Например? Потому что я пожертвовала кучей времени, ещё не прошло и двух месяцев, а вы уже нарушаете правила. Вы не воспринимаете это всерьёз, Нарцисса. Довольно иронично, учитывая, сколько денег вы потратили в попытке выиграть время.              — Уверяю вас, я очень серьёзно к этому отношусь.              — Вы уверены? Потому что сейчас самое важное — быть начеку и следовать моему плану, пока мы узнаём о вашей болезни, но вы же полностью сосредоточены на вечеринке.              Нарцисса дёрнулась от унизительного тона её голоса.              — Это не просто вечеринка, мисс Грейнджер. Это большая честь, что меня выбрали на это мероприятие, и вы этого не поймёте.              — Этот аргумент уже устарел. Дело не в том, что я понимаю, а что нет, а в вашем здоровье. Это мероприятие…              — Поправка: это невероятно важное мероприятие, — она скрестила ноги и стала больше походить на бизнес-леди, чем на светскую ведьму. — Это мероприятие поможет мне достичь целей, к которым я шла куда дольше. На нём будут присутствовать важные волшебные семьи со всей Европы. Что ещё более важно, на кону успеха стоит моя репутация. Осмелюсь предположить, что смогу найти жену для сына, или, по крайней мере, проверить, подходят ли они на эту роль, чтобы назначить дату свадьбы. Я бы хотела, чтобы он выбирал сам…              Гермиона фыркнула — совершенно невежливо, громко и неожиданно, — что не укрылось от Нарциссы. Раньше, всякий раз, когда она рассказывала о своём намерении женить Малфоя во второй раз, Гермиона не отвечала, стараясь не показывать, как сильно она осуждала подобное. Она просто говорила себе, что это не её дело, и всё.              На самом деле, она почти совсем не задумывалась об этом.              Но, когда начинала…              В головоломке Малфоя было так много кусочков (особенно связанных со Скорпиусом), но, учитывая их довольно регулярное общение… что ж, комментарий Нарциссы пробудил самодовольную часть мозга Гермионы, которая хотела что-то сказать. Это ощущение, желание защитить его, ползло по её горлу, как колония муравьёв.              Однако, как и когда дело касалось насекомых, она его смахнула.              Или запаниковала, несколько раз хлопнув по наваждению и тряся одежду в попытке убедиться, что муравьёв на коже больше не осталось.              Неважно.              — Моя задача не в том, чтобы заботиться об этих вечеринках или датах свадьбы вашего сына, — Гермиона выдохнула и снова сосредоточилась. — Моя работа — сохранить ваш разум как можно дольше и предоставить лучший паллиативный уход и всё, что с ним связано.              — Детали нашего договора мне знакомы.              — Я проработала бесчисленное количество часов с тех пор, как начала изучать вашу болезнь и то, чего ожидать, чтобы подготовить вас, себя и вашу семью. И именно они стали причиной, по которой вы обратились ко мне в первую очередь. Но вы пренебрегли своими обязанностями во всех смыслах этого слова.              — Поэтому я наняла Кэтрин и мистера Грейвса для занятий со Скорпиусом, чтобы у меня было время на лечение.              — Вы не слышите меня. Я потратила время, которое могла бы использовать, помогая другим, кто в этом нуждается, тем, кто готов пойти на жертвы, неугодные вам. Я пошла на компромисс в вопросе физической активности. Я впустила вас в свой дом и сад — чего я никогда раньше не делала. Я даже позволила вам проводить мероприятия, хотя отлично знаю, как стресс может усугубить ваше состояние, о котором мы всё еще мало знаем. Я выполняю свои обязанности, делая всё возможное и выходя за рамки, регулярно советуясь с целителем, которого вы отвергли, но вы не выполняете свои обязанности как мой пациент.              Лицо Нарциссы было напряжённым, она сжимала челюсть, сдерживая себя.              — Достаточно, мисс Грейнджер. Я прекрасно вас поняла, — она скрестила руки на груди. — Вы бы предпочли, чтобы я отступила от общественной жизни.              — Этого я ещё не говорила.              Нарцисса ощетинилась.              — Но скоро скажете.              — По мере того, как вам становится хуже, да, но мы пока на ранней стадии, и я стараюсь идти вам навстречу. Я понимаю, что у вас другие приоритеты и цели, которых хочется достичь, прежде чем придется отступить, но я также ожидаю, что вы будете следовать нашему плану. Я многое могу вытерпеть, но просто презираю, когда другие не уважают моё время, которого всегда мало. Вы не цените его так, как цените собственное, и это уже становится моей проблемой.              Нарцисса поднесла руку к ожерелью.              — У меня и в мыслях не было.              — Но так и происходит, — Гермиона собрала свои вещи и левой рукой взяла со стола сумку. Она встала, готовясь уйти и снять наложенное заклятие, но следующие слова Нарциссы её остановили.              — Мне нужно поговорить с вами ещё кое о чем.              Волосы Гермионы встали дыбом, как это часто бывало, когда разговор принимал неожиданный поворот.              — О чём же?              — О ваших разговорах с моим сыном.              Гермиона замерла, невольно подняв плечи — она была не в силах избавиться от защитной реакции.              — Что вы хотите сказать?              Нарцисса встала, стряхивая невидимую пыль со своей мантии.              — Осмелюсь предположить, что вы — причина, по которой он упомянул психотерапию для Скорпиуса. На самом деле с ним всё…              Гермиона усмехнулась, скрестив руки, и лицо Нарциссы помрачнело.              — Могу назвать вам множество причин, по которым это утверждение фактически неверно, но всё, что я скажу — ребёнок определённо не в порядке, если он зовёт свою умершую мать во сне…              На её лице промелькнуло удивление, но стоическое хладнокровие взяло верх.              Всё в порядке. Гермиона получила всю необходимую информацию.              Нарцисса не знала.              Малфой никогда не говорил об этом своей матери.              — Фините Инкантатем. Хороших выходных, Нарцисса, — она прикусила щёку изнутри, чтобы не сказать что-нибудь ещё. Рано. Не сегодня.       

***

      5 июня 2011 года              Пэнси выглядела прекрасно в пурпурном платье, открывающем плечи. Юбка была украшена пайетками и бусинами, а сам низ отделан кружевом. Она была готова к вечеринке.              В воскресенье.              К тому же, ей требовалась помощь, что не сулило ничего хорошего дневным планам Гермионы — она планировала доставить, как обычно, аконитовое и успокаивающее зелье, зелье «сна без сновидений» и другие различные противоядия и мази.              — В чём дело?              — Я уже опаздываю на ужин с Драко в честь дня его рождения. Я нашла того, кто приготовит торт, но кто-то из сотрудников заразился обсыпным лишаём, и они не смогут. Знаю, что ты хорошо готовишь, и, поскольку у меня теперь нет торта…              — Ты хочешь, чтобы я… приготовила Малфою праздничный торт?              — Да, — Пэнси моргнула, как будто ответ был очевиден. — Ты единственная, кого я знаю, кто может испечь что-то съедобное.              — Джинни умеет печь.              — Сначала я пошла к ней, но застала в гостиной двух рассерженных детей, которых заставили обниматься, чтобы примирить. Можешь сама догадаться, о ком я говорю, — скорее всего, о Лили и Джеймсе. — Поэтому я незаметно ушла.              Они обе нахмурились, и Гермиона засмеялась. Джинни считала, что объятия — лучший способ разрешения конфликта. Несмотря на почти четырёхлетнюю разницу в возрасте, старший и младший из детей Поттеров всё время ругались. Ал, в свою очередь, обычно не встревал. Он был скромным мальчиком и этим не интересовался.              — Ну что, сделаешь?              Гермиона, почесав затылок, даже не пыталась скрыть беспокойство по поводу этой просьбы.              — Я не знаю, какой торт понравится Малфою, — за исключением его истинного предпочтения к чаю, она мало что знала о его пристрастиях.              Но Пэнси могла похвастаться настойчивостью, когда нужно было добиться своего.              — Праздничный торт, Грейнджер. Драко любит всё лимонное и делает вид, что вырос из своей любви к сладкому, но это неправда, — совет Пэнси закончился на этом, когда она обратила внимание на часы и поморщилась. — Мне нужно успеть забрать подарок для него, оторвать его от работы над переводами и встретиться со всеми через час.              — Скорпиус присоединится?              Нервное выражение лица Пэнси ясно говорило о том, что они вернутся к этой теме позже, когда у них обоих будет время и вино. Хорошо, Гермиона была готова.              — Только взрослые. Вчера Нарцисса пыталась сделать что-то для его праздника, но сдалась. Обычно Драко присутствует на наших вечеринках по случаю дня рождения, но свой проводит в одиночестве. В своем стиле.              Это звучало одиноко — как голодные люди чувствовали ещё больший голод, когда видели, как другие едят. Гермиона обняла себя при мысли о словах, которые он написал на клочке пергамента для своего сына.              Она постаралась отвлечься.              — Как тебе удалось уговорить Малфоя на вечеринку в честь дня рождения?              — Я угрожала, — Пэнси пожала плечами. — Сработало.              Ну, как вариант.              — Значит, сделаешь? — в глазах Пэнси было столько надежды — и это было странным, учитывая, что злобный взгляд на её лице появлялся чаще, чем улыбка.              — Ладно.              Пэнси взвизгнула от радости.              — Но будешь мне должна.              — Я уже занимаюсь твоей ванной!              — Я плачу тебе.              — Детали, — ещё раз взглянув на часы и громко выругавшись, Пэнси тихо аппарировала.              Гермиона вздохнула и направилась к своему кабинету, где хранились кулинарные книги.              Любовь к сладкому. Лимоны. Торт. Что ещё она знала?              Он провёл годы во Франции, и она заметила, что он склонен к…              Вскоре Гермиона закрыла кулинарную книгу, которую пролистывала, определившись с выбором. Несколько лет назад она купила книгу по французской выпечке.              Для начала совсем неплохо.              Вымыв руки, Гермиона надела фартук, собрала волосы в пучок и принялась за работу.              Первой остановкой была оранжерея.              Пэнси просила праздничный торт, но Гермионе пришла немного другая идея. Собрав пару свежих лимонов со своего небольшого деревца, она вернулась в дом. Взяла ещё несколько лимонов из холодильника и отварила половину в воде для свежего цитрусового сока.              Следуя инструкциям, Гермиона готовила бисквит для лимонного тарта.              Мука. Сахарная пудра. Соль. Масло. Яйцо. Экстракт ванили.              Вскоре она переворачивала тесто на своей слегка посыпанной мукой столешнице, пока не добилась шаровидной формы. Завернув его в пищевую пленку, она поставила тесто в холодильник и приступила к следующему этапу.              Следующие тридцать минут Гермиона занималась лимонным кремом. Инструкции в книге заставили её подумать, что это несложно, но на самом деле пришлось копаться во всех своих книгах о французских десертах в поисках советов, как смягчить что-то слишком терпкое. Ответ нашёлся с помощью небольшого эксперимента, и Гермиона разобралась с проблемой как раз вовремя, чтобы закончить приготовление крема. Он оказался намного лучше, чем всё, что она когда-либо делала раньше.              Гермиона выложила его на остывшую основу и после приготовила малиновый шантильи — спелая малина, сахар, ванильный экстракт и сливки — и небольшую партию лимонного печенья, которым Малфой, она надеялась, поделится со Скорпиусом.              Стоило попробовать.              Гермиона убрала крем в отдельный контейнер, добавила немного свежей мяты для украшения, а затем посыпала лимонный тарт сахарной пудрой. Для неё было слишком рано, но прошло уже три часа с тех пор, как ушла Пэнси, и теперь она точно официально опаздывала.              Они наверняка пойдут к Пэнси сразу после ужина, но это не помешало ей дождаться, пока печенье не будет готово. Гермиона использовала единственные бытовые чары, которые знала, чтобы быстро охладить его до идеальной температуры и упаковать с остальными десертами. Торопясь, она даже не сняла фартук, прежде чем войти в камин и перенестись в квартиру Пэнси.              Которая была пуста.              Облегчение.              Пэнси уже подготовила круглый стол на пятерых с подходящей посудой и столовыми приборами. Гермиона поставила лимонный тарт в центр стола на подставку, нашла красивое блюдо для малинового шантильи и на каждую тарелку опустила веточку мяты. Она вздохнула с облегчением, заправила выбившуюся прядь за ухо и приготовила записку с указаниями по сервировке.              Гермиона собиралась вернуться домой, когда в комнату вошла Пэнси.              За ней последовал Малфой, который выглядел таким же удивленным, как и Гермиона из-за их внезапного появления. Он был под руку с Дафной, которая придерживала большой живот и слегла морщилась.              — Считай, что это последний раз, пока я не… — Дафна заметила Гермиону и поприветствовала её широкой улыбкой. — Смотри, Драко! Здесь Гермиона.              — Вижу.              Больше никто ничего не сказал, и Гермиона обнаружила, что наблюдает за странной сценой, разворачивающейся перед ней. Дафна позволила Малфою помочь ей сесть за стол. Выражение его лица ничего не выдавало — движения были скованными, а лицо искажено — но Гермиона отметила, насколько осторожен он был с Дафной и как крепко её придерживал, чтобы помочь сохранить равновесие.              Но почему она так удивилась?              Дафна беременна.              А он не варвар.              Если не учитывать его поведение в Хогвартсе, в нём укоренились надлежащие манеры и этикет — так же, как и стиль речи. Однако всё же было что-то примечательное в том, что даже после того, как она села и откинулась на спинку, Малфой дождался, пока она полностью усядется, прежде чем снова взглянуть на Гермиону. Он сжал губы в тонкую линию, как будто ждал, что она что-то скажет.              Но на этот раз ей было нечего сказать.              Гермиона кивнула в сторону камина.              — Я просто собиралась…              Уйти.              — Остаться, конечно… — сказала Пэнси с ухмылкой, опустив взгляд на записку. Серые глаза скользнули от Гермионы к Пэнси, и Малфой поднял одну бровь в немом вопросе. Ведьма, что естественно для неё, это проигнорировала. — Ты ведь не против, верно, Драко?              — Я здесь только для того, чтобы доставить лимонный тарт, — Гермиона отступила на шаг. — Я…              — Я не против, — он сказал это негромко и быстро, но слова прорезали полную тишину комнаты.              Гермиона закрыла рот с характерным звуком и задержала дыхание.              — О, но мне не хочется вмешиваться, — не имело значения, что она знала их всех и так или иначе была дружна с каждым, ведь они всё ещё были друзьями Малфоя. А сегодня у него день рождения. Который он никогда не праздновал. Её не должно быть здесь. — Я собиралась домой, чтобы…              — Да ладно тебе, — Дафна выглядела очень удивленной.              — Перестань быть… ну, собой, — Пэнси легко продолжила реплику Дафны.              Прежде чем она смогла ещё раз отстоять свою точку зрения, Пэнси проводила её к месту рядом с Малфоем; он вежливо выдвинул для неё стул со своей привычной холодностью. Гермиона хотела возразить, что в этом нет необходимости, но от его сурового выражения лица все слова застряли в горле. Она села. А затем вздрогнула, когда Малфой придвинул её ближе к столу и вернулся на своё место слева. Пэнси села справа от неё.              В комнате появился Тео, кивнув Гермионе в знак приветствия, будто он ожидал её присутствия.              — Грейнджер.              Она слегка ему помахала. Это было… странно, но ведь это был Тео.              — Ты принесла свечи? — спросила Пэнси Дафну.              — Я думала, ты принесешь.              — Нет, ты сказала…              Когда они закончили спорить и перебивать друг друга, словно цыплята Гермионы, Пэнси раздражённо поднялась и принялась обыскивать ящики кухни в поисках свечей. Тео, по-доброму закатив глаза, занял последнее свободное место рядом с Дафной, которая, казалось, ёрзала на стуле чаще, чем обычно. Она уже несколько раз пыталась сменить позу в поисках удобного положения. Он спросил, всё ли в порядке, и она кивнула.              — Это продолжается уже неделю, не переживайте.              — Я могу что-нибудь сделать?              — Если бы ты уговорил моего ребенка перестать отдавливать мне органы, было бы отлично.              — Э-э, — Гермиона изредка становилась свидетелем моментов, когда Тео терял дар речи, всего несколько раз, и это был один из них. Ему нечего было сказать или добавить, и он неловко отвернулся. Дафна посмеивалась над ним, но он не слышал. Или не обратил внимания. Тео переключил внимание на своё окружение, словно король только что завоёванной территории. Стоило только принять присутствие Гермионы, всё тут же стало так, как и должно быть.              Кроме Малфоя.       Она знала, как распознавать тонкости в поведении Тео, тщательно изучив его за годы совместной работы, поэтому, наблюдая общение двух мужчин, не чувствовала себя такой растерянной.              По крайней мере, половина из этого уравнения имела смысл. В некотором роде.              Гермиона внутренне поморщилась. У Тео всё ещё оставались свои причуды и загадки — всё то, что приводило её в замешательство; но она никогда не тратила силы на то, чтобы его понять.              Другая половина уравнения? Что ж… он имел в себе столько же смысла, сколько и инструкции по приготовлению зелья Феликс Фелицис.              Чтобы разгадать Малфоя, одной только воли и способностей не хватило бы. Только аккуратность и, возможно, путешествие в прошлое подсказали бы, как он стал тем человеком, которым был сейчас… кем бы он ни был.              Гермиона — которую, откровенно говоря, распирало от любопытства ещё до его записки сыну или разговора в оранжерее, — всё ещё пыталась понять, стоит ли затрачивать необходимую энергию ради получения ответов.              Почему она вообще хотела взобраться на стены его крепости?              Малфой был странным и сложным, противоречивым в своих словах и действиях. Он не был похож на мальчика, которого она когда-то знала: задиру и фанатика. И всё же, несмотря на его закрытость и сложности характера, во взрослой версии Драко Малфоя было что-то гораздо более искреннее, чем простое позёрство.              Но почему ей было так любопытно?              Что она надеялась получить, изучая его?              Что она искала?              И какова была вероятность её успеха?              Не очень высокой.              Глаза Тео внезапно загорелись, как будто он заметил нечто, достойное внимания.              — Твой любимый, верно, Драко? — он указал на лимонный тарт.              Вопросы в голове Гермионы рассеялись, как пепел по ветру. Рассеяны и забыты. Растворились, но всё ещё ощущались рядом, едва заметные. Что?              Выражение лица Малфоя было настолько пустым, что бледная кожа и чёрный костюмом делали его почти безжизненным. Дафна улыбнулась, подтвердив догадку.              — О, точно, это твой любимый! Гермиона, как ты узнала?              — Я не знала, — Гермиона неловко коснулась пучка на макушке, глядя куда угодно, только не на волшебника, сидящего рядом с ней.              — А, что ж… — Дафна снова поёрзала на стуле. — Здорово, что ты угадала.              К счастью, прежде чем атмосфера стала ещё более неловкой, со свечами вернулась Пэнси. Она вставила одну в центр лимонного тарта и почти начала петь, но Малфой прервал её одним лишь взглядом, настолько острым, что мог бы порезать ей кожу. Однако Пэнси избавила его от подобной участи и позволила задуть одинокую свечу. Своим раздраженным вздохом.       Как хозяйка, Пэнси разрезала лимонный тарт на кусочки и выложила их на каждую тарелку. Конечно, с помощью магии.              Через несколько секунд после того, как Дафна и Тео притронулись к десерту, вспыхнул камин. Блейз пришёл один, потому что Падме пришлось работать. Он был не из тех, кто мог просто промолчать, став свидетелем чего-то необычного. Его тёмные глаза осматривали комнату с неподдельным интересом.              — Ах, — Блейз ухмыльнулся. — Лев в змеином гнезде.              Это было настолько тошнотворно шаблонное заявление, что заставило всех отреагировать по-разному: Дафна пригрозила бросить свой кусок ему в лицо, но тут же передумала, Пэнси выругалась, Тео приподнял бровь, а Малфой… ну, он прикрыл смешок кулаком. Гермиона по-доброму закатила глаза, чувствуя, что могла себе это позволить — Блейз значительно разрядил обстановку.              У него был непревзойдённый навык вливаться в любую группу и смягчать напряжение.              — Ты опоздал, чёрт возьми, — Пэнси драматично закатила глаза.              — У меня был важный разговор с организатором свадьбы, чтобы подтвердить список гостей, — он поморщился. — Ничего не мог поделать. Когда он совсем затянулся, Падма сказала мне идти. Это лимонный тарт?              — Грейнджер приготовила, — Пэнси призвала из кухни дополнительную тарелку и отрезала ему кусок.              Он сделал паузу.              — Я доверяю твоей готовке, — и это говорило о многом, учитывая, что он едва ли доверял блюдам Падмы.              — Итак, где мне сесть?              От этого Гермиона почувствовала себя лишней ещё сильнее.              Стол был накрыт на пятерых, и его нельзя было увеличить из-за нехватки места. Ей нужно было уйти. Чтобы Пэнси смогла поставить стул для Блейза, Гермионе пришлось подвинуться ближе к Малфою, бормоча извинения. Она не касалась его, но было слишком тесно, и это приносило дискомфорт.              Всё вокруг.              — Осторожнее с рукой, Драко, — Пэнси мягко его упрекнула, когда увидела, как он слегка отодвинул свой стул от Гермионы.              — Всё в порядке, — его голос был низким, а ответ резким и слишком быстрым.              — Что случилось с твоей рукой? — полюбопытствовала Гермиона.              Прежде чем Малфой смог ответить — или скорее не ответить — Дафна и Пэнси синхронно вздохнули. Дафна с раздражением ответила за всех.              — В пятницу на тренировке он получил травму и отказывается обращаться к целителю…              — Не говоря уже о том, что он продолжает заниматься переводами. Мне пришлось буквально вытаскивать его из кабинета, чтобы успеть на ужин.              — Ты серьёзно? — Дафна наклонилась вперёд, насколько могла, учитывая круглый живот и стол перед ней. Однако эти препятствия не помешали ей строго взглянуть на волшебника, который сейчас исподлобья смотрел на Пэнси. — Драко!              — Ради Мерлина, у него день рождения, — Блейз пришёл на помощь. — Прекратите ворчать.              — Хорошо, тогда продолжим завтра, — Пэнси явно собой гордилась. — Дафна?              — Безусловно.              Малфой схватился за переносицу.              — Ад внезапно стал заманчивее.              Все засмеялись, и Гермиона взглянула на него как раз вовремя, чтобы увидеть, как он провел правой рукой по волосам. Она протянула ладонь, чтобы взять бокал, но ничего не обнаружила. Хм.              Все продолжили есть и болтать, но Гермионе снова стало не по себе.              В отличие от всех сидящих за столом, Малфой даже не взял вилку в руки. Блейз устроился между Дафной и Пэнси, похвалил лимонный тарт, и на этом всё кончилось.              Вскоре атмосфера начала меняться. Дафна принялась за второй кусок, в то время как Тео слушал их разговор, изредка добавляя что-то по-необходимости, как обычно и делал. Он съел тарт лишь наполовину, и в этом тоже был смысл — он был не любителем сладкого.              Малфой всё ещё не пробовал, и, хотя всем, казалось, понравилось, Гермиона хотела знать, что он думает. Просто из-за того, что это его день рождения. Понравилось ли ему. Наконец — видимо, когда он подумал, что никто не обращает внимания, — Малфой наколол кусок на вилку и изучил его, как если бы он был кулинарным критиком.              — Никогда не узнаешь, пока не попробуешь, — Гермиона ни за что бы не догадалась, что он услышал её, если бы не заметила, как напряглись его плечи; если бы он не посмотрел ей в глаза.              — Почему ты думаешь, что я не попробую?              — Выглядит так, будто ты сомневаешься.              — Я не сомневаюсь, а просто не голоден, — Малфой положил вилку на тарелку. — Я понятия не имел, что они планируют собраться на десерт, — казалось, ничто его не радовало. Удивленный взгляд, его в целом угрюмое настроение, язвительные ответы Тео…              О, теперь всё обрело смысл.              Малфой не любил сюрпризы.              И как человек, который также не любил оказываться в подобных ситуациях, она его понимала.              — Ты тоже не попробовала, — он указал на её ещё нетронутый кусок.              — Я даже не планировала сегодня готовить, — Гермиона замолчала, дёрнув плечом. — Видимо, нас обоих ждал сюрприз.              Уголок его рта дернулся, но Малфой больше ничего не сказал, а после взял вилку с нетронутым кусочком тарта. В конечном итоге она не ожидала, что он попробует, но он её удивил. Если Гермиона правильно прочитала его выражение лица, которое он тут же скрыл, судя по всему, ему понравилось. Затем он съел второй кусок. И третий.              Гермиона рассеянно смотрела на его рот, наблюдала за тем, как он жевал, как двигалось его горло, когда он глотал. Когда Малфой снова взглянул на неё, одна его бровь резко приподнялась от любопытного недоумения, и Гермиона подумала, что нет лучшего времени, чем сейчас, чтобы попробовать лимонный тарт.              И, что ж…              Ей хватило одного куска, чтобы понять наверняка.              — Кисло.              — Название подразумевает, что так и должно быть, — Малфой с тихим звоном опустил вилку.              Гермиона, не сдержавшись, засмеялась.              — Ты прав.              Она попробовала ещё один кусок, не торопясь. Дегустируя. Как ни странно, она вспомнила, что это его любимый десерт. Интересно, почему? Текстура была неидеальной. Возможно, если бы у неё было больше времени и не было нужды использовать магию, вышло бы лучше. Но, если закрыть глаза на мелочи, вкус был неплохой: сладкий и насыщенный, с ноткой терпкости, недостаточно горький, чтобы морщиться, но ощутимый.              — Почему лимонный тарт? — это был наводящий вопрос, который она задала, будучи не совсем уверенной, что хочет услышать и как далеко он зайдёт в своём ответе.              — Почему кому-то что-то нравится, Грейнджер? Не всё имеет глубокий смысл или символическое значение. Иногда это вопрос предпочтений и вкуса.              Ответ Малфоя подтвердил предыдущую гипотезу Гермионы относительно его характера, а именно то, каким закрытым он был и насколько сознательно окутывал себя тайнами. И, несмотря на то, что она прекрасно это понимала, крошечная часть её задавалась вопросом, искренен ли он.              — Это странное предпочтение, — Гермиона попробовала ещё раз, но уже с малиновым шантильи. Сладость придавала баланс, что значительно улучшило вкус.              — Может, и так, но оно моё.              Его ответ не сопровождался резким тоном, к которому она привыкла. По-прежнему сухо, но, возможно, таким был сам Малфой. В некотором роде это касалось его гордости. Это просто, но его любовь к лимонному тарту была маленьким кусочком чего-то только его — чего-то, что ему не нужно было скрывать.              — Ещё я испекла лимонное печенье для Скорпиуса, — до этого момента она об этом ни разу не вспомнила.              В Малфое резко начало расти напряжение, и он закрылся.              — Сначала завтрак, потом обед, а теперь это? Зачем? — его вопрос сопровождался взглядом, который расплавил бы сталь, и явно был предназначен для устрашения.              Но не сработало.              — Захотела, — Гермиона ответила прямо, ответив ему тем же взглядом. — Не нужно относиться к проявлению доброты как к объявлению войны. Это всего лишь печенье, Малфой. Ты можешь их взять и попробовать угостить сына, или оставить, тогда я отдам их детям Гарри. Меня не волнует твое решение, — затем она вспомнила свой разговор с Пэнси и Дафной и намеки Кэтрин. — Можешь попробовать, если хочешь. Или я первая попробую, если тебе так будет комфортнее.              Напряжённое молчание Малфоя затянулось. Гермиона повернулась в попытке присоединиться к разговору остальных о заявках на портключ на международное перемещение для свадьбы Блейза и Падмы. Пэнси, видимо, своё уже направила в Министерство.              Напряжение продолжало нарастать и исходило от Малфоя волнами, которые обрушивались на неё из-за их близости, но прежде чем она смогла среагировать или собраться, шторм прошёл. Тёмные тучи над его головой рассеялись. Волны стали мягче — насколько могли, учитывая то, кем он был.              А потом случилось нечто неожиданное.              Малфой постучал пальцем по столу так, чтобы привлечь её внимание к его действию… и к тому, как из-под края пиджака едва виднелся цвет. Голосом, достаточно низким, чтобы услышала только она, он задал вопрос, который всё пустил под откос.              — Думаешь, ему понравится?              Гермиона резко обернулась. Было несколько причин, по которым она находила его вопрос странным, но небольшая часть её удивления была связана с тем, насколько серьёзно он прозвучал. Искренне. Как и в записке. Как будто он действительно хотел знать. Но причина её общего замешательства была проста:              Он не знал?              — Он… — Гермиона попыталась не запнуться, но потерпела неудачу. Она откашлялась. — Как правило, дети любят сладкое. Я не уверена, нравится ли ему лимонное печенье больше остального. Ты должен бы знать это лучше, чем я.              Дафна ахнула и резко посмотрела вниз.              — Кажется, у меня отошли воды.              Все замерли…              А потом празднование погрузилось в хаос.       

***

      Весь путь до больницы Св. Мунго был не таким уж и впечатляющим.              Пэнси отправилась за Дином, который заканчивал работу в Гринготтсе, где-то в хранилище глубоко под землей. На это потребуется время.              Тео отправился первым, чтобы заранее пройти регистрацию. Блейз остался, чтобы сообщить их общим друзьям новости.              Как целительнице, несмотря на то, что она не была доулой, Гермионе выпала роль сопровождать Дафну в больницу. Из всех у неё, вероятно, был самый большой опыт оказания помощи во время родов, поскольку она присутствовала на родах Джеймса после того, как Гарри потерял сознание. Однако Дафна удивила их всех, когда попросила Малфоя пойти с ними.              В качестве моральной поддержки.              Хотя эта идея казалась ему крайне некомфортной, он согласился, потому что был не настолько глуп, чтобы спорить с рожающей женщиной.              Хоть это и было в лучшем случае сомнительно, Гермионе не потребовалось много времени, чтобы понять — пока Пэнси не привела Дина, Малфой был хорошим вариантом. Он сохранял спокойствие по прибытии, поддерживал её за спину, пока они шли, чтобы ей было удобно, и терпел всякий раз, когда она сжимала его руку при схватках.              Три часа спустя в отдельном кабинете с целительницей Дафна всё ещё сжимала левую — больную — руку Малфоя слишком сильно, и Гермиона задумалась, сломает ли она ему кости.              Если ещё этого не сделала.              Гермиона несколько раз слышала, как его костяшки болезненно хрустнули.              — Где он? — Дафна с тревогой посмотрела на дверь.              — Скоро будет здесь, — Гермиона вытерла ей лоб. — Мы не можем сейчас об этом беспокоиться. Тебе нужно сосредоточиться.              — Шесть сантиметров, — объявила целительница, выглядывая из-под простыни. — Вы отлично справляетесь, миссис Томас. Через несколько часов вы…              — Вы сказали часов? — Дафна попыталась приподняться, Гермиона помогла ей, подтолкнув, а Малфой помог устроиться.              — Да, часов, — ведьма широко улыбнулась, но эта улыбка быстро испарилась с её лица, как только она увидела опасный взгляд напротив. — Мы можем подготовить зелья, что-нибудь, чтобы облегчить боль, но немного, чтобы вы могли тужиться самостоятельно.              Дафна согласилась, легонько кивнув, и Малфой вновь помог ей устроиться поудобнее перед следующими схватками. Он был терпелив — по крайней мере, с ней, ведь всё более раздражённые взгляды, которые он обращал на чересчур счастливую целительницу, выдавали его истинное настроение.              К тому же он дважды проверил зелья и даже понюхал каждое из них, прежде чем Дафна зарычала, вскочив, и выхватила флаконы из его рук, поглощая одно за другим.              — Сейчас не время для твоей паранойи.              Гермиона согласилась.              Молча.              Малфой потёр висок и резко выдохнул, словно восстанавливаясь. Гермиона поняла, что он делал это по множеству причин.              Он бросил взгляд на ручные часы — единственный видимый признак нетерпения.              Где же они?              На этот вопрос Гермиона хотела бы ответить, но не могла.              Не то чтобы это имело значение.              Минуту спустя зелья начали действовать, и боль ослабла, но потуги, казалось, стали самой большой проблемой Дафны. Хотя, видимо, это было в порядке вещей. На этот раз, несмотря на свой опыт, Гермиона почувствовала себя не в своей тарелке и не могла ничем помочь. Она просто продолжала свою работу, вытирая голову подруги прохладным полотенцем и вновь и вновь произнося слова поддержки. Всё это время она с некоторой долей ужаса наблюдала, как рука Малфоя из привычно бледной стала красной. Теперь она могла видеть вены.              Он явно не чувствовал пальцев.              И Малфой, похоже, этого не замечал.              Возможно, окклюменция.              Гарри говорил, что Малфой изучил её, но Гермиона никогда раньше не видела вблизи, чтобы кто-то применял подобное. После войны Джордж пытался, но это был небезопасный и нестабильный способ справиться с горем. Кроме того, у него не было способностей, чтобы стать хорошим окклюментом; его чувства после войны были слишком открытыми, не подавленными, хаотичными.              Терапия справлялась гораздо лучше.              Малфой же, вероятно, преуспел в этом. Он должен был разделить свои истинные эмоции, подавить их, похоронить так глубоко и покрыть поверхность своего разума случайными мыслями, чтобы отвлечь любого от того, что скрывалось внутри. Малфой был самым подавляемым человеком из всех, кого она знала, так что это было вполне возможно. Гермиона не была уверена, правильно ли он делал это раньше, но знала, что точно делает что-то сейчас — он ни разу не поморщился.              Более того, он придвинул свой стул ближе к Дафне. Сомкнул челюсть, когда снова начались схватки, и она сжала его руку, как спасательный круг, задержав дыхание.              Прежде чем целительница или Гермиона успели что-либо сказать по этому поводу, Малфой твёрдо, но мягко обратился к ней.              — Выдохни. Ещё не тужься.              Гермиона опешила. Как он узнал? Гермиона считала, что по традициям волшебников мужчины не присутствовали на родах. Гарри это не особо заботило, Дина тоже, но она всегда думала, что Малфой…              — Хорошо, хорошо, — Дафна смотрела прямо на него, медленно выдыхая, кивая вместе с ним и делясь безмолвными словами.              Что бы она ни говорила ему, Малфой сдержанно ответил.              — Знаю.              Тихие рыдания вырвались наружу, и Дафна закрыла глаза, позволив слезам скатиться по щекам.              Целительница вышла из кабинета, и Гермиона наблюдала сразу за несколькими вещами: эмоциональным общением и связью, свидетелем которой она никогда не была, нехарактерным спокойствием, которое он излучал, и просто… им. Она так долго смотрела на Малфоя, что почти забыла, что ей нужно делать. Только когда он поймал её взгляд и приподнял бровь, она отвернулась.              Лишь на мгновение.              Дверь открылась, и появление взволнованного Дина казалось спасением.              И, хотя Дафна безумно волновалась, всё остальное просто отступило на задний план, когда она увидела его. Дин тоже успокоился. Он был рад видеть, что с ней всё в порядке. Рад, что не опоздал. Гермиона отступила в сторону и позволила мужу Дафны занять место, которое она только что освободила.              — Извини, что опоздал, — он вспотел и немного испачкался, будто пробежал несколько километров, всё ещё в своей рабочей одежде — в Гринготтсе он служил ликвидатором заклятий. — Работал в проклятом хранилище, когда Пэнси… что ж, скорее всего, туда её больше не пустят из-за нарушения протокола безопасности.              В комнате раздались смех и фырканье.              А затем Дин наклонился вперёд, обнял жену за плечи, и она подняла свободную руку, чтобы обнять его в ответ. Малфой, теперь освобожденный от её хватки, присоединился к Гермионе у кровати, предоставив место новым почти-родителям. Дин прислонил лоб ко лбу своей жены. Когда он произнес её имя, словно молитву, Дафна закрыла глаза, впервые по-настоящему расслабившись.              — Я люблю тебя.              — Я тоже тебя люблю.              Зрелище было слишком интимным; личный, уязвимый момент между двумя людьми, которые так любили друг друга, что бросили вызов всему миру, просто чтобы быть вместе. Гермиона обнаружила, что потрясена этим моментом, когда прошлое, настоящее и будущее органично слились воедино. Свобода и жизнь.              — Мы будем родителями, — с трепетом прошептала Дафна, её глаза блестели от влаги. — Я в ужасе.              — Я тоже, — тихое признание Дина было громким в тишине.              Не зная, куда ещё смотреть, Гермиона взглянула на Малфоя, который разжимал и сжимал ладонь, опустив уголки губ. Чтобы привлечь его внимание, она коснулась его руки. Он взглянул на неё, и Гермиона указала на дверь. Он первым сделал шаг. Гермиона последовала за ним, наблюдая за его походкой, отмечая напряженность в плечах и то, как он постоянно напрягает руку.              Ему было больно. Скорее всего, невылеченная травма усугубилась.              Гермиона обратилась к супругам.              — Мы подождём с остальными.              Они оба кивнули, и Дафна открыла рот в немом «спасибо». Она улыбнулась в ответ.              Малфой был уже у двери, когда Дин обратился к нему.              — Драко, — они оба обернулись, но по разным причинам. Гермиона из-за того, как он произнес его имя — с благодарностью и некоторой долей уважения, а Малфой — скорее рефлекторно на собственное имя.              Мужчины обменялись взглядами. Без слов.              Пэнси, с выражением сильнейшего раздражения на лице, прервала безмолвный разговор, ворвавшись в палату. Она держала жёлтые воздушные шары и три пакета.              — Я опоздала?              — Нет! Возьми меня за другую руку!              Пэнси на удивление послушалась. Однако сначала она буквально бросила все вещи на стул и строго посмотрела на Дафну.              — Ты ведь будешь чертовски раздражающей, да?              — Конечно, буду, из меня сейчас целый арбуз…              Слова оборвались на новых схватках.              Гермиона, следуя за Малфоем, выскользнула из палаты как раз, когда вернулась целительница. От двери до конца коридора и первого поворота они ничего не говорили. В конце концов, она нарушила тишину, когда вспомнила общение Пэнси и Дафны, и тихо засмеялась.              — Они ведут себя, словно сестры.              — Говоришь так, будто тебя это удивляет, — Малфой резко взглянул в её сторону, пока они продолжали идти по другому коридору к лифту. — А если удивляет, значит, ты не обращала внимания, — он сделал паузу. — Удивительно для человека, который редко что-то не замечает.              — Следует признать, я много чего не замечаю. И куда больше не понимаю.              Тебя, например. Слова едва не сорвались с языка, но Гермиона сдержала их и заглушила, по крайней мере, попыталась.              Но мысль никуда не делась.              Когда они прошли мимо целителя, с которым она была знакома, но не знала по имени, Гермиона вежливо кивнула в знак приветствия. Малфой ничего не сказал, пока они не остались одни.              — Быть ​​выжженным с семейного древа — уничижительный опыт, но он приводит к смирению, — его голос раздался, словно гром, что соответствовало его грозному взгляду. — Быть ​​изгнанным отовсюду и лишиться всего, что знаешь, потому что хочешь чего-то, чего не должен; чего-то, что — ты знал всю свою жизнь — не получишь из-за своего долга перед семьей, своим наследием и родословной.              — Твое имя не выжигали. Откуда ты знаешь?              — Ты права. Вместо этого я делал всё, как мне говорили, — мрачные слова мрачного мужчины. — В этом тоже есть свое наказание.              Драко Малфой был моложе неё, но это выражение чувств имело такой вес, что он казался намного старше. Поломанным. Одиноким.              Его заявление останется с ней надолго. Будет следовать за ней из комнаты в комнату. Звучать в тишине. И от него не спрятаться.              И дело не только в этом.              Его слова были пропитаны историей и уже померкли со временем, как мёртвый язык. В переводе их можно было бы истолковать и применить к любой части его жизни: когда он сделал неправильный выбор в неправильное время, когда пошёл по неправильному пути. Казалось, он знал, что, что бы он ни делал, сколько бы Пожирателей Смерти ни привлекал к ответственности, его настоящее никогда не затмит его прошлое.              Он всегда вёл тяжелую битву, в которой у него не было шансов на победу.              Однако по какой-то причине он продолжал бороться.              Она понятия не имела, почему.              — Быть изгнанным из семьи… — протянул Малфой, прервав её мысли. — В своё время они обе это пережили. Не буду отрицать, что обе могли бы справиться с этим намного лучше, по крайней мере, когда дело касалось друг друга.              — Дафна могла бы лучше понять поступок Пэнси, поскольку она находилась под пятой семьи своего мужа, но и Пэнси могла бы стараться получше. Кроме того, Дафна могла бы оказать больше поддержки, когда Пэнси бросила прошлую жизнь.              — Ты делишь всё на чёрное и белое, Грейнджер, — отрезал он, но не грубо. — Но отчасти ты права. Откуда ты знаешь…              Гермиона остановилась перед лифтом.              — Они обе кое-что мне рассказывали, и Тео дополнил картину, — она мягко покачала головой. — Он как коллекционер заблудших чистокровных.              — Это точно, — в тоне Малфоя не было юмора, но что-то близкое к этому.              — Что насчёт тебя? — вопрос слетел с её губ прежде, чем она смогла подумать.              Он напрягся, повернулся к ней лицом и поднял брови.              — А что насчёт меня?              Всё в нём кричало, что она преступила черту, но она не отступила.              — Почему ты тоже часть его коллекции?              — У него свои причины, — ответ был настолько расплывчатым, что был одновременно и бесполезен, и полон смысла. Гермиона понятия не имела, как его растолковать. — Думаю, лучше спросить, что насчёт тебя, Грейнджер? Следуя твоей логике, ты не заблудшая и не чистокровная. Он считает тебя другом, но ты не отвечаешь его критериям.              — Не знала, что для дружбы есть критерии. Просто верность, совместимость и доверие. В твоем понимании дружба другая?              — А ты пытаешься быть моим другом, Грейнджер? — он снова напряг руку. Его лицо исказилось в болезненной гримасе, когда он разжал и сжал кулак. — Я не очередной твой проект.              — Нет, не проект, — она взглянула на его левую руку. По сравнению с правой она была значительно покрасневшей и опухшей. — Как твоя рука?              — Нормально.              Ложь.              Гермиона уже с более профессиональным взглядом вытащила палочку из кармана фартука, в котором до сих пор была. Малфой, который определенно заметил её намерение, прищурился и отступил, уперевшись в стену рядом с дверьми лифта. Гермиона шагнула за ним, потянувшись к манжете его рукава. Он одернул руку.              Она посмотрела ему в глаза.              — Я могу это вылечить.              — Я сказал, что всё в порядке. У меня высокий болевой порог.              — Я в курсе, но ты не должен страдать.              Гермионе было интересно, отражала ли мощь в его взгляде ту закрытость, которую он щитом всегда выставлял перед собой, или это было просто следствием его прошлого.              — Почему тебя это заботит?              — Я целитель. Это моя работа, и мне понадобится всего секунда, чтобы оценить проблему.              Малфой нахмурился, сохраняя привычное равнодушие и неподвижность.              — Если это так необходимо, — он протянул руку и отвернулся.              Его согласие потрясло её. Она этого не ожидала. Гермиона потёрла подушечки своих пальцев, чувствуя странную нервозность, а затем осторожно дотронулась до протянутой руки и перевернула её, как если бы имела дело с пугливым пациентом — откровенно говоря, так оно и было. Гермиона быстро исцелила его руку. После пары заклинаний краснота и раздражение прошли.              — Я проверю запястье.              Когда она начала расстегивать манжеты его рубашки, Малфой попытался отдёрнуть руку, но из-за того, что за спиной была стена, он только сильно ударился локтем и вздрогнул.              Деваться было некуда.              Почему он так нервничал, показывая свое запястье? Там точно не было метки, они исчезли со смертью Волдеморта. Кроме того, у него…              — Обычно, — мягко начала Гермиона, — люди с татуировками гордятся ими, выставляя напоказ, но не ты. Будто тебе стыдно.              Когда она полностью расстегнула манжеты рубашки, Малфой напрягся до такой степени, что был полностью неподвижен.              — Единственная татуировка, которой я стыжусь, — сейчас простой шрам.              Гермиона никогда и не думала делать себе татуировку, но они ей нравились. Они могли рассказать тысячи историй, показать мириады эмоций, приоткрыть чьи-то мечты, воспоминания, истории о страдании и радости, о счастье и боли — и всё это без единого слова.              Это был особый вид искусства, способный показать душу.              А что насчёт Малфоя? Какую часть своей души он запечатлел на коже?              Гермиона наконец отогнула рукав, не отрывая взгляд от крохотного раскрытия его тайны. Она ненавязчиво интересовала её с тех пор, как Гермиона впервые увидела цвет. Определенно, это был дракон. Причём сложный. Эффектный. Она видела заштрихованные чешуйки — часть его хвоста, переходившего в тело. Дракон обвивался вокруг руки, и рисунок шёл дальше; она не видела его полностью и это то, что он вряд ли охотно бы показал.              Гермиона подошла ближе, почти уперевшись ногами в его, и продолжила осмотр. И снова она с удивлением обнаружила, что его руки теплые. Кончики пальцев шероховатые от прошлых травм. Ожогов. Обычно она делала подобное и с другими пациентами. Гермиона переплела свои пальцы с его, вращая запястьем, сгибая его туда и обратно.              Просто чтобы проверить гибкость.              Силу.              Гермиона продолжала смотреть на детали его татуировки, но того, что было открыто взгляду, было недостаточно. Эта часть не дала ответов на вопросы. Всё же девушка была любопытной по натуре. Особенно сейчас, после его записки сыну.              Ей нужно было увидеть больше, ей нужны были ответы.              Затаив дыхание, потому что она просто знала, что Малфой остановит её, Гермиона сосредоточилась на цели. Она освободила его пальцы и снова закатала рукав — почти до середины его предплечья. Хотя её поступок был нелогичным, он не остановил её. Малфой оставался неподвижным, как статуя, таким тихим, что она едва слышала его дыхание.              Гермиона чувствовала взгляд Малфоя, ищущий и напряжённый. Обжигающий. Он нависал над ней, словно тень, и она знала, что лучше не встречаться с ним взглядом. Она знала: стоит ей поднять глаза — всё будет кончено. Заклинание рассеется.              Гермиона сосредоточилась на рисунке. Больше чешуек. Тело дракона продолжало подниматься вверх по руке, частично прикрывая шрамы на коже.              Однако Гермиона этого почти не замечала.              Её внимание привлекла пустота на теле дракона, которая сильно отличалась от всего рисунка. Та покрытая шрамами часть, которая когда-то была символом его стыда, теперь была покрыта тёмно-синим.              Это было похоже на ночное небо со звёздами, но порядок не был случайным.              Созвездие.              Скорпион.              Скорпиус.       

Носи своё сердце на своей коже.

Сильвия Плат

***

Превью к четырнадцатой главе

      — Он… — Гермиона прикусила щёку изнутри. Другой, казалось, не отражал сложности его характера. Странный тоже не подходил, но это единственные слова, пришедшие ей на ум в тот момент. Так Гермиона позволила им улетучиться, позволила незаконченному предложению повиснуть в воздухе и раствориться без должного завершения.              — Он не такой сложный, как ты думаешь.              — Ты только что сказал, что его нелегко понять.              — Он — очень многое, — Тео пожал плечами. — Не все детали его личности последовательны или гармоничны, но именно поэтому он тебе и интересен.              Гермиона застыла, чувствуя одновременно и жар, и холод.              — Мне он…              — Интересен.