Знаковые отношения

      Говорят, соулмейт — это отражение желаний твоей души. Не согласна! Вот смотрю на Намджуна и не верю, неужели же?..              О том, что мы пара, вся школа узнала в тот же день, когда в мой класс перевёлся мальчик самой непривычной для нашего городка наружности. Коротко подстриженные на висках и длинные от затылка до чёлки волосы, обесцвеченные на концах; высокий и жилистый, подвижный, но какой-то медлящий в движениях; легко и часто улыбающийся, раскатисто смеющийся, ещё и с ямочками на щеках. Одетый непривычно модно — даже школьная форма на нём смотрелась новее и строже, хотя он единственный, кто носил только форму, не добавляя ни футболки под рубашку, ни кофты вместо пиджака, ни… — неважно. Столичный налёт на нём замечался сразу. «Сеульчанин» — так позвали его мальчишки, когда не смогли вспомнить имя. И так и стали звать, уважительно протягивая гласные.       Он отличался сотней нюансов от прочих учеников, включая меня, вызывая повышенное внимание и волны домыслов. И я бы тоже хотела так — смотреть издалека и судачить. Но он оказался моим соулмейтом. И мы стали первой парой в средней школе, нашедшей друг друга.       У других ещё не появились знаки, что им тоже где-то припасена половинка, а мой рисунок — дёрнул руку болью, когда Намджун проходил мимо моей парты. И он тоже — почувствовал, остановился, повернулся ко мне…       — Я Намджун. А ты?       Кожа на руке горела, полыхала. Дико хотелось её потереть, скарябать, засунуть в колотый лёд или под струю воды. Я не могла поверить, что это оно, то самое, про что мы, подростки, пока только начинали друг другу рассказывать, стоя на пороге взросления.       А он понял и принял всё сразу. Спокойно стоял и ждал моего ответа, хотел услышать, как меня зовут. И он протянул руку, демонстрируя покрасневший рисунок на тыльной стороне ладони, между указательным и большим пальцем. На случай, если я сомневалась.       Класс потрясённо притих. Даже учитель не посмел вмешаться в явное нарушение дисциплины. Потому что только что одна ученица нашла своего соулмейта.       Не заметить это было невозможно.       Мне было четырнадцать.              Своё имя я тогда не сказала. Отчаянно смущаясь, я спрятала руки под стол в складки юбки, а лицо склонила, радуясь, что волосы оставила утром распущенными и они закрыли от меня класс. Уставилась взглядом в раскрытую тетрадь, в мелкие значки уравнений, решённых дома, чувствуя, что жар от метки пробрался по спине и шее до лица. «Невозможно, — повторяла в своей голове, — слишком рано».       Он сел на свободное место через парту от меня, сзади. И садился туда до окончания учебного года.       — Ису, — позвал он меня на перемене, наверное, запомнив надпись на бейджике. Но я сбежала.              Мы не начали общаться, как от нас ожидали. И не стали друзьями. Не гуляли вместе, пользуясь внезапной возможностью списать всё на связь душ, в то время как одноклассницы только набирались смелости, чтобы подарить шоколадки понравившимся мальчикам. Действительно, раз мы теперь до конца своих дней будем вместе, значит нам уже всё можно? Я так не считала.       Намджун всегда был в центре внимания. Всё в нём к этому располагало. И чем солнечнее он улыбался, выслушивая очередную догадку о его жизни до нашего городка или уже здесь, тем дальше мне хотелось убежать. И спрятаться. Чтобы не только рядом не стоять, но и чтобы про меня вообще забыли.       Но мы были первой парой соулмейтов в средней школе. Собственно, и единственной. Подозреваю, что многих разочаровали, потому что парой не стали.              В старшей школе нас определили в один класс и посадили вместе. Радовало, что, сидя за первой партой, я не видела любопытных взглядов оборачивающихся учеников. А учителя одобряли нашу с Намджуном сдержанность и не доставали излишним вниманием.       Намджуна учителя особенно любили. Такого умного ученика ещё поискать. Они явно считали подарком судьбы его перевод в нашу школу, игнорируя причину, по которой семье Намджуна пришлось отказаться от жизни в столице.       А ещё учителя ожидали, что и я начну проявлять чудеса сообразительности и обучаемости. Немного жаль, что этого не произошло. Я осталась на том же месте в школьном рейтинге — где-то в первой трети учеников. И может, стоило воспользоваться ненавязчиво предлагаемой помощью и позаниматься дополнительно… Но я не хотела заниматься с Намджуном.       Потому он один ездил на олимпиады, участвовал в викторинах, выступал на конференциях — защищал честь школы. Я во время его отсутствия на занятиях пыталась представить, что встреча с соулмейтом мне только предстояла — когда-нибудь, в далёком будущем. Но радовалась, когда узнавала, что он опять оказался на высоте.              На летних каникулах Намджуна увезли в Японию родители. Я вздохнула с облегчением, хотя он ни разу ничем мне не помешал лично. И если он чувствовал что-то ко мне из-за нашей связи, никак этого не показал.       А что чувствовала я, пока мимо проплывали летние дни, наполненные жарой и дождями? Вынуждена признать, что скучала над учебниками, за которые меня усадили родители в надежде на лучшее будущее. И смотрела на календарь, с печалью отсчитывая пропадающие зря дни. Но во всём этом виноват не Намджун.       Тем летом я много читала. Не хотела отвечать на вопросы подруг о соулмейтстве, каково это на самом деле, и не могла с прежним восторгом слушать наивные догадки. Что за связь между мной и Намджуном, я толком не знала, но и их мечты казались неправильными. Всё было призрачным, на уровне неуловимых ощущений.       А ещё их разговоры заставляли лишний раз прислушиваться к себе, не влюбилась ли я? И признаваться, что нет, не влюбилась.              Возвращение в школу вернуло меня к Намджуну. К его надёжному плечу. Молчаливому одобрению.       Жаркий август уговаривал расстегнуть верхние пуговки на рубашке, намекал на освежающее мороженное в ближайшем магазинчике. Но я держалась, совершенно без повода решила проявить силу воли и остаться собранной и сосредоточенной.       Потому я пятый раз за неделю прошла мимо магазина, проигнорировав рекламный плакат про сладкий колотый лёд — даже головы не повернула. И за углом меня догнал Намджун.       — Ису. — Он просто позвал по имени, а я уже поняла, кто это и зачем.       — Да? — аккуратный разворот, чтобы впервые оказаться лицом к лицу со своим соулмейтом. Наедине.       — Возьми, пожалуйста. — Он протянул маленькую изящную брошь в виде цветка сакуры на тонкой ветке. — Хотел отдать её тебе раньше, когда вернулся из Японии. Не решился побеспокоить.       Крохотный цветочек с почти прозрачными лепесточками как живой лежал на ладони Намджуна. Восхитительно красиво и трогательно.       Пальцы, до этого просто придерживающие лямки рюкзака, сжались. А я не смела поднять глаза, чтобы увидеть его лицо. И наверняка — его тёплую, чуть усталую улыбку. Мне хотелось дотронуться до броши, убедиться, что она настоящая и не улетит с порывом ветра. Хотелось провести по граням пяти розоватых лепестков, уколоться о веточку. И мне пришлось бы коснуться его ладони, чтобы забрать дар себе…       Я не решалась.       Смотрела на цветок, слушала дыхание Намджуна, чувствовала, как исчезало всё прочее, что не было мной или им.       — Намджун… — я и сама еле услышала имя. — Я не могу. — Его ладонь дрогнула. — Приколешь? Сам.       Я заглянула в его глаза, не надеясь, что нашей связи достаточно, чтобы быть понятой. А он не улыбался.       — Ису-я…       Я сглотнула, с трудом удержав себя на месте, когда он шагнул ближе, чтобы выполнить просьбу. И отвернула лицо, когда он решился приколоть брошь под верхней пуговицей. Там, где сходились края воротника и где её будет хорошо видно. Там, куда я утром забыла повязать галстук-бант.       Намджун чуть помедлил, прежде чем отступил.       — Мороженное будешь?       Я кивнула.       Мне было шестнадцать.              Дома я залезла в интернет. Хотела проверить, что правильно помнила значение цветка сакуры.       «Метафора жизни», — первое, что прочла.       «Начало новой жизни, возрождение, начало начал», — тоже красивое значение. Улыбка сама появилась на моём лице, расцветая, как дивный подаренный цветок. Нежно и тепло.       «Символ урожая», — даже если связать с плодородием и прочим… Нет, про это мне ещё рано думать и подозревать Намджуна.       И нет, меня не смущало, что я думала про Намджуна как всякая шестнадцатилетняя девушка. Как и то, что в очередной раз признала: всё ещё не люблю.              Странно, но неловкости не было, когда я утром села за парту к Намджуну, почти задев его рюкзаком и точно коснувшись локтём. Краем глаза заметила его опущенные ресницы, ямочки на щеках, закушенные губы. Я тоже закусила губы, подумав, что подаренный цветок сейчас со мной. И следом мелькнула мысль, что он мог об этом узнать. Из-за нашей связи.       На обеденной перемене мы столкнулись в пустом коридоре позади библиотеки. Я шла оттуда, а он навстречу. Может, это лучи солнца так падали через окно, но его глаза блестели, когда он остановился рядом со мной, тоже замедлившей шаг до нерешительных шажков.       «Покажешь?»       Мне почудилось, что он подумал именно так. Но брошь я приколола не там, куда легко залезть и показать, зато мне было её легко потрогать. Я не хотела доставать цветок сакуры в школе. Ему тут не место. Это слишком личная вещь.       После уроков я снова сбежала. Окружила себя подругами и шла вместе с ними. Только дома свободно выдохнула, признаваясь себе, что именно сбежала. И что не могла внятно объяснить, чего боялась. Того, что пойдёт провожать?       Я так и продолжала носить тайно брошь, задевать его локтём (всё чаще и чаще), покидать школу в окружении подруг. С Намджуном мы не разговаривали, но никто не считал это странным. Подруги были уверены, что мы мыслями умели обмениваться. А учителя предпочитали дисциплину.              Мы снова встретились наедине, когда над дорожками уже кружились в медленном танце жёлтые и красные листья.       — Ису.       Я замерла на месте. Он догнал меня и встал рядом.       — Помочь?       Сумка в моих руках была действительно тяжёлой, список продуктов у мамы получился длинный. Но и он не с пустыми руками шёл.       — А ты?       — С тренировки. Занимаюсь немного баскетболом. Или, вернее, мешаю заниматься остальным, — он засмеялся. Снова легко, непринуждённо и заразительно.       И я улыбнулась. Мне нравился его смех. Нет, мне нравилось, что он улыбался и смеялся… вот так, искренне радуясь жизни.       — Мешаешь? Тогда почему?.. — Кажется, я смотрела на него просто так, просто чтобы смотреть.       Он пожал плечами:       — Нравится баскетбол. Так поменяемся?       Я протянула сумку, он повесил мне на плечо свою. Она оказалась какой-то согревающей, удобной и родной. Будто меня обняли. И она была легче моей, хотя это и не важно.       — Я не самый ловкий человек, если ты заметила.       Я замечала, что вещи легко ломались и выходили из строя рядом с Намджуном. Но никогда не считала его причиной тому. Сама я с вещами ладила, обожала, когда удавалось починить что-либо и «вернуть в строй». У меня даже карандаши стачивались, а не крошились. Ах, да. Мне Намджун казался очень ловким. Его обращение с уравнениями, формулами, словами… Чистое восхищение, без примеси зависти.       Мы очень медленно шли к моему дому. Наверное, потому, что городок совсем небольшой.       — Ису-я, — он сделал паузу, чтобы поменять сумки обратно. И умудрился не коснуться, снимая свою с моего плеча. Хотя его рука была так близко к моей щеке, что… Нет, показалось. Не могла его рука быть настолько горячей, чтобы я почувствовала тепло… — До завтра.       А вот его улыбка мне не показалась. И она предназначалась именно мне, особенная.       — До завтра, — признала я факт нашей обязательной встречи.              С настоящими холодами в мою жизнь пришли горячие руки Намджуна. И его шарф.       Честно, я не специально забыла свой дома, чтобы получить романтическую помощь. Я вообще не любила выглядеть беспомощной.       Что горлу как-то зябко и неуютно, я сообразила только пробежав половину пути до школы. Опаздывала! Потому что проспала! Потому что накануне засиделась за недававшимся мне английским. Потому что днём ходила с подругами в только что открывшийся торговый центр, там была интересная развлекательная программа, я даже увидела Ким Тэхёна — айдола, чей голос меня завораживал. А в итоге пришлось собираться в спешке и добираться бегом.       Намджун встретил меня как раз у того магазинчика, где подарил брошку.       — Ису! — остановил он моё стремительное передвижение. — Времени достаточно.       Я встала, понимая, что именно это мне хотелось услышать и узнать: я успевала.       — Ты замёрзла, — его низкий голос ласково коснулся моих ушей. Потому что он как раз наматывал на меня свой шарф, почти обнимая. — Простынем.       — А ты?       — А я всегда тёплый. Вот. — Он ладонями обхватил моё лицо, моментально согревая. И через очень долгое мгновение произнёс: — Пойдём.              Мне не удалось вернуть ему шарф. Да и не хотелось, честно говоря. Шикарный был шарф, потому что его: пушистый, жёлтый, огромный, пахнущий лавандой. Ещё один подарок. И я подумала, что стоило бы тоже подарить Намджуну что-нибудь. Оставалось придумать, что.       В этом шарфе я ждала снега и своего дня рождения. Снег выпал чуть раньше.              Белое утро моего персонального дня, когда я смогла с полным правом заявить, что мне ровно семнадцать — не условно, потому что новый год в стране начался, а реально, потому что столько лет билось моё сердце, — началось с Намджуна. Вернее, с его подарка, который я накануне положила на подоконник, загадывая желание влюбиться наконец. Жёлтый шарф свернувшимся котом лежал и звал к себе — потрогать, погладить. Я подошла, не смогла устоять. И за стеклом увидела снег, выпавший, пока я спала.       — Спасибо, Намджун.       Сам Намджун встретил меня возле того самого магазина.       — Привет. Я узнал, что это сегодня, — он протягивал мне маленькую коробочку с бантиком. А мне стало радостно и стыдно одновременно. Ведь я догадалась разузнать про его день рождения только в этом году, и только когда мой замаячил на горизонте. И узнала, что пропустила его, опоздала ровно на три месяца.       — Спасибо.       — Пойдём?       — Намджун. Спасибо!       — Пожалуйста! Идём?       — Намджун…       — Ису. Я не всегда понимаю, что ты имеешь в виду. Кажется, в пакет соулмейтства это не входит, — он виновато улыбнулся.       Я тоже не понимала, как собрать мысли в кучу и связно выразить эмоции, захлестнувшие меня. А думала, что стала старше и мудрее. А теперь во мне бродил коктейль из реакции на подарок, сбывшегося чуда, загаданного желания и веры в счастливое будущее. И всё это было связано с ним, моим соулмейтом. Как-то.       Я протянула руку, чтобы коснуться его запястья. И обожглась. Примерно так же, как в тот день, когда моя метка ожила, давая понять, что судьба подошла совсем близко. Этот жар привычно побежал до локтя, к плечу, по шее и щекам, спустился воронкой вдоль позвоночника, заставив втянуть живот, ослабил ноги. Но я не отдёргивала пальцы, провела ими дальше, заключая запястье в кольцо, ощущая под ними его голую кожу, выступающие сухожилия, бьющийся пульс. Он чуть лишь шевельнул кистью и переплёл наши пальцы. Помедлил и сжал. Поставил точку в молчаливом диалоге. И выпустил руку только перед воротами школы. Чтобы я успела остыть.       — С днём рождения, Ису.              Рождественские каникулы Намджун провёл в Японии, как все прочие каникулы. Но в этот раз мы переписывались в Какао.       В самый последний день, прежде чем отпущенные учителями ученики разбежались по домам, выкидывая из головы все школьные заботы, Намджун остановил меня, вернул в опустевший класс.       — Ису. Давай наконец официально обменяемся номерами?       Я молча протянула свой телефон, показывая его контакт в моей записной книжке. Чтобы он проверил. А он показал мне, как записал мой. У нас у обоих стояли просто имена, но мне это показалось таким милым. И правильным.       Мой телефон пискнул, уведомив, что пришло сообщение от Намджуна.       «Я опять уеду в Японию на все каникулы. Ответишь мне?»       «Сообщишь, как добрался?» — пальцы набрали ответ быстрее, чем я сообразила, что делала.       Его улыбка и ямочки на щеках были мне наградой.              Намджун задержался в Японии вместе с семьёй. У его родителей были какие-то проблемы, одного его не пустили домой, в маленький городок. Он писал мне про свою семью, и я переживала вместе с ним. За самого Намджуна не волновалась, у него всё было хорошо. Я это чувствовала.       Мы увиделись первого марта. В первый день нового учебного года.       Как и в день нашей встречи он зашёл в класс вместе с учителем. Как и тогда, он поразил всех своей улыбкой. И прошёл на своё место — ко мне. Честно, никто уже и не представлял, что мы могли бы сидеть с другими учениками или вообще учиться в разных классах, на нашу связь это бы не повлияло совершенно. Но все привыкли, что первая парта у окна принадлежала нам с Намджуном. Все эти годы.       Мы по обыкновению молча отсидели уроки. А после занятий мне понадобилось попасть в библиотеку. Очередной порыв углубить знания по истории настиг меня совершенно внезапно, заставив отказаться от прогулки с классом — собирались отметить начало учебного года.       Библиотека оказалась закрытой. Я немного постояла возле дверей в пустом коридоре. Не хотела верить, что редкая попытка прыгнуть выше головы в учёбе вот так провалилась.       Намджун пришёл раньше, чем я разочарованно-обрадованно отвернулась от закрытой библиотеки.       Он возник за моей спиной, встав так близко, что если я развернусь, то уткнусь в его грудь. И я развернулась. Почти.       — Я скучал. — Эти слова поймали меня, заставили остановиться полуобернувшись, сбили с мысли, вскружили голову.       Я покачнулась. Он удержал.       — Я тоже.       И его руки сомкнулись вокруг меня, притягивая вплотную, прижимая к натренированному баскетболом телу.       — Ису-я.       Я не уверена, произнёс он или только подумал моё имя. Я закрыла глаза, расслабилась, прислонилась головой к плечу.       — Ису-я. — Его руки успокаивающе погладили по спине, поправили волосы. — Я очень скучал. Наверное, потому, что мы переписывались, я скучал больше, чем обычно.       «Я тоже сильно скучала».       — Не знаю, как описать точнее, что я чувствовал, пока не мог тебя видеть.       «Я тоже. Я понимаю…» — и я действительно поймала себя на том, что понимала, какая буря чувств сейчас кружилась в его душе. Потому что он — мой… соулмейт.       «Намджун…» — беспомощно скользнуло его имя в моих мыслях.       Он шевельнулся, моментально откликаясь на просьбу, доразвернул меня, обхватил лицо горячими руками, заглянул вопросительно в глаза.       «Почему?..» — я мало что понимала, а чувств намешалось столько разных и новых, что моего ума не хватало, чтобы разобраться.       — Потому что ты мне нравишься, Ису.       «Почему?..»       — С самого первого мгновения. И я рад, что увидел тебя раньше, чем ты отвлеклась от тетрадей на новенького в тот день. И раньше, чем вспыхнули метки.       «Но почему?..»       — Я рад, что нашёл тебя в четырнадцать лет. И мог быть рядом, не подходя и не теряя из виду. Постепенно узнавать. Не торопиться.       «Намджун…»       — Я не против, Ису. Не потому, что нам всё равно быть вместе и можно подождать. А потому что это ты. А это — я.       «Я… Я разрешаю…»       Я зажмурилась, замерев от смеси страха, восторга, адреналина и предвкушения. Правда, руками я держалась за карманы пиджака Намджуна, удерживая и его, и себя.              Я напряжённо ждала и дождалась. Намджун меня поцеловал. И это было не как разряд тока, о котором шептались подружки. Не фейерверками под веками, как предполагали они. Не падением в пропасть, как писали на форумах в интернете.       Смущение. Оно таяло мороженым из того летнего дня под его горячими губами, оставляя мятный привкус.       Нерешительность. Кольнула кристальной снежинкой и исчезла, сметённая его дыханием.       Доверие. Именно оно, как изящная брошка, соединило два тела, заменив случайные касания на полноценное объятие — когда под ладонями чувствовалось, наконец, то, что только представлялось, — и узнавалось.       Нежность. Уютным шарфом, окутавшим так вовремя, укрывшим от взглядов и связавшим наши мысли, ласкающе-щекочуще погладила по коже, когда он провёл ладонями вниз, по шее до плеч.       Ликование. Радужными мыльными пузырями, лёгкими, лопающимися, бесконечными, оно окружало нас. Кружило голову. Сбивало дыхание. Ускоряло сердце.       Намджун касался. Бережно, открыто, щедро. Намджун делился. Мечтами, мыслями, чувствами. Намджун жил. И мне это нравилось.       Намджун не отстранился, даже когда поцелуй закончился. А мне было слишком хорошо рядом с ним, чтобы шевелиться. Мои сомнения отступили, развеялись. Я улыбалась, уткнувшись в его плечо, и знала, что он — тоже.       — А я тебе так ничего и не подарила… — отставшая от прочих разбежавшихся мыслей запоздавшая идея вырвалась на свободу.       Намджун погладил меня по спине, потёрся носом о волосы. Хмыкнул.       — Подожду. Не переживай.