2
Какое счастье, что этот урок кончился. Зенфикс был прав: сдавать тетрадь сегодня ему не пришлось. Он был также рад, что проклятому Эду тоже не пришлось заниматься этим. Иначе у парня возникли бы проблемы, решить которые было бы не просто, ведь учительница заявила о сдаче тетрадей за минуты две до звонка. Впрочем, зачем забивать голову лишними мыслями и размышлениями о том, что могло бы случиться, если это уже миновало. Сейчас Зенфикса больше интересовали другие вопросы: что на той записке? Куда пропала Мида? Почему её нет? Что с ней вообще случилось? Кто эти существа? Найти ответы всегда непросто, их поиск требует усилий, а тут нужно уже что-то большее, чем простое усилие. Его охватило странное ощущение. Непонятное, слегка тревожное. Напрягающее, в конце концов. И даже если сейчас ничего не происходит и всё представляется спокойным, Зенфиксу всё равно казалось, что вот-вот что-то произойдёт. Неприятное, страшное и внезапное. Само сердце ему кричало про это. Мозг же, в свою очередь, отвергал это, не слушал, всячески игнорировал, но понимал, о чём говорит сердце. Это и вызывало такое непонятное ощущение, бурлящее внутри Зенфикса, как проснувшийся вулкан. Интерес не угасал, Зенфикс выжидал момент, когда Эд пропадёт из поля зрения. Все вставали со своих мест и шли прочь из кабинета, параллельно обсуждая, что же сегодня им дадут в столовой. Ведь прошло уже два урока. Они тянулись, как вечность. Только два урока. И вот момент настал. Зенфикс, медленно поднимаясь, просунул руку во внутренний карман своего пиджака. Он пару раз нащупывал бумажку внутри, убеждаясь, что она всё ещё материальная, и она всё ещё существует на самом деле. И что это не бредни самого Зенфикса. Убедившись, поняв и приняв это как факт, парень вытащил сию очень своеобразную «любовную записку». Текст был явно написан от руки. Коряво, наспех. Вся бумажка была испачкана чёрными чернилами. Настолько, что даже на руки Зенфикса попало. Его глаза быстро прочитали содержимое. Там было написано:«Не беспокойтесь. Мы следим. Мы напугали Вас. Просим прощения»
***
Эрмак включил новое видео, загруженное на флешке и помещённое в отдельную папку. Когда видеоплеер открылся, он сперва остановил его, отодвинувшись подальше, скрестив руки. — На это видео я наткнулся случайно. Оно было загружено на ютуб и носило интригующее название «Ужасы сна». Думаю, уже по одному названию понятно, о чём оно? — спросил он, посмотрел на Серджа. Тот кивнул. — Насчёт тех, кто это видео снимал… ничего не ясно, если коротко. Всё снято на дешёвый телефон, лица с трудом опознать можно. С помощью всеми любимыми нейросетей удалось повысить качество, и теперь хоть немного видно, что это за люди, только вот полезной информации от этого немного. Найти авторов невозможно, и я сомневаюсь, что они ещё живы, если говорить откровенно и принимать то, с чем мы тут столкнулись. Ладно, давай просто покажу тебе это. Сердж опять молча кивнул, начав внимательно смотреть видео. При этом продолжая настойчиво отрицать у себя в голове, что это всё происходит в действительности. Это же ненормально. В начале видеоролика было запечатлено несколько подростков. Если не вглядываться, то им было по шестнадцать лет, не больше. Судя по качеству, это видео уже было улучшено. След работы нейросетей был слегка заметен по лицам этих самых подростков. Они немного дёргались. Кадров в секунду было катастрофически мало. Но если с качеством картинки ещё можно было что-то поделать и смириться, то со звуком такое уже не провернёшь. Если в предыдущем материале слова ещё можно было разобрать, то здесь попытки не имели смысла. Можно было расслышать только маленькие отрывки, такие как сон, ужас, монстр, тень, глаза. Всё остальное смешивалось в неразбериху. В центре располагалось кресло. Туда сел один из подростков. Остальные расставили свечки вокруг него. Следующее, что они сделали, это положили телефон в руки сидящего в кресле подростка и стали говорить ему что-то на ухо. Было хорошо видно, как у него быстро менялось выражение лица. Вначале это была радость или любопытство. Но теперь это было уже похоже на панику, волнение. Прошло около трёх минут. Свечки зажглись, а свет в комнате потух. Парень в кресле замер. А вместе с ним замер и весь окружающий его мир. — Теперь смотри, — сказал Эрмак. Дальше действительно начали происходить непонятные вещи. Сперва потухло несколько свечек. Это было вполне ожидаемо, но очень непонятно. В комнате дул ветер. Окон не было. По оставшимся свечкам и их огню было видно, что этот ветер постоянно меня направление. Телефон под рукой загорелся. — Он сам включился? — тихо спросил недоумевающий Сердж. — Ты прав, абсолютно. Голова парня немного двигалась. А в конце он открыл глаза. Но продолжал неподвижно лежать. Свечки окончательно потухли. И он очнулся, сразу же упав на пол и начав кричать: — Ужас! Ужас! Ужас! Выпустите! Выпустите! — он бил рукой по полу. Запись оборвалась. На чёрном фоне появилась надпись:«Ванная»
Изображение возобновилось. В ванне, наполненной водой, лежал мужчина. На его голове был надет платок, закрывающий пол лица. Рот был приоткрыт, было даже слышно, что он храпел. Свет в ванной был включён. Эрмак перемотал на тридцать минут вперёд. Свет в ванной погас. Слабо, с большими помехами, но Сердж услышал, что был слышен звон посуды. Платок, лежавший на лице мужчины, слетел вниз. Глаза мужчины были открыты. Они глядели в потолок. Всё быстро закончилось, когда свет в ванной загорелся вновь. Мужчина проснулся. А видео оборвалось. — Ты не подумай, — Эрмак опять остановил видео, — я не хочу тебя напугать этим. Но ты же видишь, что тут происходит? — Так это же может быть неправда, — естественная реакция человека на это. — Отрицать не буду. Я тебе это показал для того, чтобы ты понял, что мы будем в скором времени делать. — Чего?! Это же абсурд какой-то. Как это связано? — Понимаю, понимаю. Тебе трудно понять это, и ты упорно отрицаешь. Глянь на это, — Эрмак дёрнул мышью, и Сердж увидел, что это был ещё не конец видео. — Дальше ты убедишься, что это всё же имеет отношение к нашему делу. Он возобновил запись. На чёрном фоне появилась надпись:«День 14-15»
После помех Сердж увидел, что перед объективом сидел тот же мужчина, который до этого лежал в ванне. Вид у него был уставший. Мешки под глазами, грустное выражение лица, покрасневшие глаза. Он начал говорить: — Уже четырнадцатый день? Быстро. Это всё затянулось. А ведь… начиналось всё безобидно, — время от времени он запинался. — Честно? Я не помню, когда всё это началось. Я познакомился с ними случайно. Даже места не вспомню. На вид взрослые, адекватные, весёлые. Я с ними даже выпил пару раз. Вечеринки устраивали… общались, делились историями. Обычная дружба. Среди них я больше всех общался с… имя не могу вспомнить, правда. Он чем-то отличался от них всех. Был встревоженным и бросал на меня волнительные взгляды. Это меня насторожило моментально. Заметил я это только не сразу. Попытался спросить его об этом, но что в итоге? Он меня послал. Грубо и резко. Потом я начал замечать, что эти ребята становятся какими-то… странными? Разговоры стали уходить в очень странные степи. Они меня спросили, верю ли я в Бога. Я верю. И знаете, им это не понравилось. Я клянусь, они начали пугать меня. Их большие глаза, их зрачки. С каждым днём мне становилось всё страшнее и страшнее видеться с ними. Они предложили мне… узнать правду, увидеть другой мир, как они сказали — Новый Мир. Что я, увидев его, никогда не смогу жить как прежде. Они были пьяными, я — тоже. Мне показалось это забавным. Забавным… твою мать, забавным! — мужчина засмеялся. — Забавным… И… так началось это. Они рассказали мне что-то. Не помню. Правда. Через пару ночей я встретился с ними. Я познакомился с ними случайно. Они показались мне забавными. На вид тощие, худые. Я общался с ними пару раз. Они говорили со мной. Засыпая каждый раз, я встречался с ними. Среди них был один… непонятный. Он очень косо на меня смотрел. Он чем-то отличался от них всех. Это меня насторожило моментально. Я заметил это сразу. Потом… я стал замечать, что они становятся какими-то… враждебными? Их открытые пасти, горящие глаза. Я просыпался, вздрагивая. Вы понимаете? Я просыпался, вздрагивая. На вид они тощие и худые. Страшные, правда, жуткие. Я не вспомню, как они начали говорить со мной. Они спросили меня, верю ли я в них. Я сказал, что верю. И знаете что? Им это не понравилось. Я клянусь, они пугали меня своим видом. Их светящиеся глаза, их зрачки. С каждой ночью это перерастало в безумие. Вы думаете, что я лгу? Они сказали мне, чтобы вы попробовали сами. Вы поймёте, каково это. Вашу ж мать, вы поймёте это! Посмотрите на мои глаза! Видите? Они красные. Мне больно смотреть на них, в буквальном смысле. Я слышу страшный гул, когда вижу их открытые пасти. Их очень много, они везде, они смотрят и спрашивают, верю ли я в них… в него! Он… они, вы. Я никогда не смогу жить прежней жизнью. Они были правы. Я видел огонь. Холодный, ненатуральный огонь. Яркий… леденящий. Я боюсь спать. Если я усну, то они непременно убьют, они сожгут меня. Сожгут в этом огне, я в нём замёрзну. Запись закончилась, оборвавшись на последнем слове. — И как ты думаешь, что с ним случилось? — спросил Эрмак, когда видео закончилось. Теперь уже точно закончилось. — Что же? Эрмак опять ткнул в архив. Там была фотография мужчины. — Он умер на следующий день. Всё так же, как и с другими жертвами. Всё так же, как и с Роном, понимаешь? Это всё одни и те же случаи. Я не удивлюсь, если и парень перед смертью встречался с подобным. Меня напрягает только то, что этот мужчина отзывался о нём во множественном числе. Это наводит меня на некоторые плохие мысли. — Что будем делать-то? Он щёлкнул пальцем. Так, будто хотел этим ему что-то сказать. Эрмак даже немного помолчал, выждав секунд семь, после чего сказал: — Нам нужно проделать то же самое! То же, что и те подростки. Меня не отпускает мысль о том, что мужчина каким-то образом связан с Альфредом и группировкой «Палсар». Ты же помнишь, что там большую часть народа составляют подростки? Не находишь связи? Для Серджа это прозвучало, как набор очень непонятных для мозга мыслей. Иначе говоря: мысли, связанные между собой белыми нитками. Но в этом что-то было, и Сердж это чуял. Неохотно разум и здравый смысл настойчиво отражали эту чуйку, и всё же — в этом что-то было, как ни крути эту картину с чёрными пятнами на белом полотне. При любом ракурсе складывалась картина. И это пугало. — И как? — спросил Сердж уже после своих раздумий. — Как мы это сделаем? — Точного ответа дать не могу, извини. Но у меня есть один знакомый, который… Эрмак не успел договорить. Его речь прервал звук открытия двери. Всё внимание Серджа мгновенно перебралось туда. Кто знает, может он в какой-то степени даже рад такому визиту. В офис влетел сотрудник полиций. Весь напуганный. Он даже не успел обратить внимание на сидящего Эрмака, как сразу же сказал: — Сердж! У нас труп! Возможно, это… самоубийство. Все без исключения были в шоке.***
Крик прошёлся эхом по всей школе. Разрывающий глотку крик. За ним ещё один. Их стало уже несколько. Визг обошёл волной всех, сея и наращивая панику на всех, кто его слышал. А слышали его многие. Огромная толпа школьников, которая двигалась в сторону столовой, чтобы поесть, остановилась. Все смотрели на непонятное человеку зрелище. Женщина перемещалась из стороны в сторону. Она билась об стены, с одной на другую. В руках она держала топор. Никто из присутствующих не осмеливался окликнуть её. На место прибежали учителя, которые отзывали школьников подальше от безумной женщины. Уже вскоре она скрылась в темноте своей ковыляющей походкой. Она ушла в глубь коридора. Никому не было понятно, как она вообще здесь оказалась, что она тут забыла, почему её пропустили, и самый главный вопрос — почему у неё топор. На этот вопрос был дан ответ. Женщина стала бить им по запечатанной двери. Очень вяло, слабо. Как зомби. Всем стало ещё интереснее от того, почему она это делала. Её руки тряслись. После четырёх ударов об дверь топор упал к её ногам, издав громкий звук удара об пол. Сама же она упала на колени. Женщина начала истошно мычать. Так, словно её рот был плотно зашит нитками. Все уже подумали, что этим всё закончилось. Шум не смолкал, всем было интересно. Страх сменился любопытством. И это любопытство приглушил звон кинжала. — Отойдите! — кричали учителя. Перед тем, как опять начать бить дверь, сумасшедшая ещё немного помычала. Теперь удары наносились уже чуть более резво. Наверное, ей было просто тяжело держать в руках топор. Правда толку от этого не было никакого. Из раза в раз она просто создавала очередной звон, который уходил от неё в виде эха. Последний удар был самым сильным. Её рука начала трястись. Мычание усилилось. Было слышно, что из неё хочет вырваться крик. Но, что-то ему мешает. Будто её рот был плотно зашит нитками. Она опять замахнулась, чтобы в очередной раз бессмысленно лупануть по запечатанной, непробиваемой стене. Всем, во всяком случае, так показалось. Этого не случилось. Вместо этого нож впился в её ладонь. Он пронзил руку насквозь. Блестящий кончик слегка выглядывал с тыльной стороны ладони. Наконечник покрылся алой кровью, которая с хлюпающим звуком стекала на пол. Уже вскоре там образовалась лужа. Рука, держащая проклятый кинжал, начала только сильнее вздрагивать. Эта дрожь усиливалась, но быстро ослабевала. Женщина, не долго дожидаясь, принялась ковырять кинжалом ладонь. Кровь хлынула с новой силой. Любопытство детей вновь сменилось паникой, а учителя стали разгонять их, дабы сильнее не травмировать их психику. Это мало чем помогало, приток интересующихся был велик. Судя по всему, женщина совсем не ощущала боли. У неё, наверное, было очень шоковое состояние. Всё это выражалось её невыразительным мычанием. Она поднялась с колен на ноги, а затем лёгким движением провела рукой вверх по продырявленной ладони. Она разделила её напополам в районе среднего пальца. Ладонь в буквальном смысле разорвалась на две части. Она пошла на свет, идя к толпе учеников. Когда все увидели её разорванную руку, то заорали. Теперь всем стало действительно страшно. Новая волна криков нахлынула на школу. Большая часть побежала на лестницу. Там началась настоящая бойня. А женщина медленно перемещалась, качаясь и ковыляя с вялыми частями того, что осталось от её кисти. Две половинки шатались, с них текло огромное количество крови. Этот кровавый след тянулся за ней. Она перевернула кинжал в руке. Теперь его кончик смотрел в потолок, а не в пол, как это было изначально. Только женщина успела выйти на свет, как эта рука направилась в её рот. Лезвие кинжала устремилось глубоко в её рот, и, кажется, он застрял у неё в горле. Её это не остановило. Остриё медленно направилось из правого конца её рта в левый, разрывая рот. С большим усилием кинжал вышел из её глотки. Он задел её челюсть и выбил несколько зубов оттуда. Они остались у неё во рту, шатаясь как деревья после сильного ветра. Она заорала: — ЛЖЕЦ! ПОГАННЫЙ ЛЖЕЦ! ТЫ ОБМАНУЛ… НАС! Прикрикивая это, женщина опять свалилась на колени. Её рука поднялась и стала указывать на стену. — ТЫ ОБМАНЫВАЛ НАС! ТЫ НЕ БЫЛ ИМ! НИ ОДНИМ ИЗ НИХ! Я УВИЖУ ТЕБЯ! Теперь она била себя остриём по глазам. Глазам, которые так же, как и её рот, были закрыты. Реки тёмной крови текли по её лицу. Те, кто это всё ещё видел, больше никогда не забудут этот ужас. Лицо женщины было отвратительным, измученным, высушенным. Она выглядела старой. Так, если бы из неё высосали годы жизни и крови заодно. Вместо век у неё были глубокие дырки. Непонятно, как она всё ещё была жива. — Лжец… лжец… ты лжец… Она начала затухать прямо на глазах. Во всех смыслах. Её лицо скукожилось ещё сильнее. Эмоции быстро сменяли друг друга: страх, ненависть, отчаяние, радость, паника. Эта каша из мимики закончилось подёргиванием скул. Рука ослабла. Кинжал выпал. Она свалилась на пол. Женщина умерла. Долгой, мучительной и странной смертью.***
Зенфикс о данном ужасном происшествии толком ничего не знал. Его размышления работали совсем в ином русле. Узнал об этом он только тогда, когда всех начали выгонять на улицу, крича, что сейчас происходит какая-то эвакуация. — Школа горит? — спросил Зенфикс вслух. — Нет, вроде, — покачал головой Дэнни. — Я с тобой был всё это время, что ты меня спрашиваешь? — Жалко, если не горит. В диалог втиснулся Кассини, листавший в это время ленту социальных сетей в телефоне. — В беседе пишут, что там женщина с топором. Они слышали крик взрослой женщины. Истерический, очень бешенный крик, который скорее походил на ор дикого животного, нежели на крик женщины. Он мог напугать многих. Их в том числе. — Теперь понятно, почему нас выводят, — сказал Дэнни, сделав некие выводы. — Почему? — опять спросил Зенфикс. Дэнни и Кассини посмотрели на него, говоря всем взглядом, что Зенфикс ляпнул глупость. — Что? — В нашей школе женщина с топором, а ты спрашиваешь, почему нас выводят? — Почему тогда нет никакой… паники, я не знаю? Обычно, когда что-то такое происходит, то все паникуют, разве нет? Они оба ударили себя по лицу. — Зенфикс… — Что? Они вышли на улицу, уже было много народу. Огромная толпа школьников шумела, как ненормальная. Слова разобрать было невероятно трудно, но можно было едва расслышать обсуждение прошедшего кошмара. Из этих слов Зенфикс мало что понял лично для себя, ему это не было сильно интересно. Всё, что он понял, так это то, что там что-то было. Больше ничего нового для себя выяснить ему не удалось. Народ продолжал выходить из здания. Многих встречали классные руководители и много раз пересчитывали количество учеников в классе. Зенфикс, Дэнни и Кассини сами смогли найти своих одноклассников. Эльмины рядом не было. Данная ситуация очень сильно напомнила Зенфиксу учебную эвакуацию школы якобы во время пожара. Только сейчас происходит не совсем понятно что, а все стояли как попало, а не в красивую линейку. — Говорят, что она разрубила себе руку! — сказал Кассини, повернувшись к Зенфиксу. — Представляешь? Руку себе разрубила! Зенфикс смутился: — Зачем? Ненормальная какая-то… топором, что ли, разрубила? — Непонятно, но говорят, что у неё разрезанная рука, мол, на две части. — Почему она в школу-то пришла? Зачем? — Я не знаю. Сумасшедшая? — Сумасшедшая, — слегка кивнул парень. Кассини скрылся за спинами одноклассников. Краем уха Зенфикс слышал, что он с кем-то продолжил мусолить эту тему дальше. Не с одним человеком, с группой. Конечно, многим это очень интересно. Но не Зенфиксу. Он думал совсем о другом. Громкие события всегда слабо интересовали его, не говоря уже про подобные случаи. Да, конечно, внутри себя он, может, и хочет поподробнее узнать, что же там случилось. Эти все желания разбивались о его каменное, по прочности бетонное лицо. Никакого интереса, никакой тревожности — ничего не выражалось и не было видно. Зенфикс, сам того не понимая, погашал это чувство внутри себя, придавливая его тем, что ему якобы неинтересно. Не успел он толком отвлечься, как теперь к нему подошёл Дэнни, спросив: — Как думаешь, нас отпустят домой? Зенфикс поглядел на него, и недолго думая спросил в ответ: — Почему нас должны отпустить? — Как почему? — негодовал Дэнни. — Вдруг эта сумасшедшая бомбу заложила. Кто знает, что у неё на уме? — Да вряд ли, — он пожал плечами. — Если отпустят, то ладно. — Надеюсь, надеюсь! Очень надеюсь, кстати… — Дэнни отошёл подальше от толпы. — Расскажешь? Парень с синими волосами неловко покосил взгляд, уставившись на траву, а также асфальт. Он даже немного покраснел. — Давай говори, помидорчик. Он не хотел, ему было не по себе. — Ну? Всё же подобие слов медленно начало образовываться на его устах: — Ты… уверен… что хочешь… знать? — Конечно, блин, когда ты так странно себя ведёшь, — он шмыгнул носом. Зенфикс выдохнул. — Дэнни… я не знаю как, но… каким-то образом я могу выходить из своего… тела, и… когда это… — Чего?! И без того тихий голос Зенфикса приглушал вой сирен. Должно быть, это приехала полиция. Ещё бы они не приехали. Так это выглядело для Дэнни. Для Зенфикса это выглядело так, словно Дэнни пришёл в ярость или недоумение от его слов. Парень не видел в лице Дэнни интереса или понимания. Зенфикс вообще не умел читать эмоции по лицу, как это мог бы сделать его отец или тот же Кассини, к примеру. Как итог, Зенфикс лишь сильнее сжался внутри и снаружи. Он зажмурился, лишь бы не видеть то, как на него смотрит Дэнни. — Чего говоришь?! Эти слова сильнее давили на него. Он же не понимает, что Дэнни его просто не слышит. «Пожалуйста не смейся. Только не смейся. Зачем я ему это сказал? Что я ляпнул вообще? Из тела выхожу?! Чего? Да, я из тела каким-то образом выхожу, но следовало начинать с другого, не с этого же! Он сейчас думает, что я… что я…» Он схватился за голову и был готов прокричать слова вроде: «Я так не могу!» Нужно было держаться, иначе все опять будут думать, что Зенфикс — ненормальный псих. И, на самом деле, лучше не думать о таком. Непонятно только, как сейчас он сможет взять себя в руки. Он в панике, он погружён в себя, он волнуется. Ему тяжело. «Всё слишком быстро куда-то мчится. Я ничего не понимаю…»***
Полиция подъехала к школе уже спустя минут пять после вызова. Оперативно. Всего было три машины. Сердж был назначенным ответственным. Всю дорогу он наблюдал за очень задумчивым лицом Эрмака. Несколько раз он повторил слово «самоубийство». Так, будто он его ни разу в жизни не слышал, и так, словно в этом слове есть что-то очень загадочное. Спросить его напрямую о том, что он крутит у себя в голове, Сердж не решался. По правде, он его начинал немного бояться. Было даже немного страшно представлять, что этот псих может надумать. К моменту, когда они остановились, Сердж был всё-таки встревожен. Тем, что это было непонятное самоубийство, и тем, что об этом может думать Эрмак. Он же точно размышляет сейчас не просто так. Кроме этого, самая главная причина его волнения лежала на поверхности. Он подъехал к школе своего сына. К школе, где случилось нечто странное. И сейчас, должно быть, его сын напуган. Сердж просто не мог выбросить это из головы. Да, ничего плохого с Зенфиксом точно не должно было случиться. В этом Сердж был полностью уверен. Но, кто знает, что вообще случилось в той школе. По словам безумца Эрмака, тут всё нечисто, абсолютно всё. И мужчина уже не сомневался, что с этим происшествием что-то точно не так. И никто не может быть уверен в том, что такое не случится вновь. Ведь они теперь имеют дело с чем-то совершенно необъяснимым. С существом, которое может убивать, иссушать, мучать людей во сне. С тварью, которая сейчас может обитать в лесу и которая наверняка и устроила весь этот цирк. И с незнакомцем, который зачем-то дал Серджу кинжал. Они быстро выпрыгнули из машины и практически синхронно закрыли двери. Ветер приветливо встретил их, говоря что-то вроде: «Удачи, придурки, вас ждёт очень интересный сюрприз». Может, он сказал бы это помягче, но Сердж представлял это только так, никак не иначе. Когда он поправлял свою полицейскую форму, попутно с этим пересекаясь с Эрмаком серьёзными взглядами, он слышал бурные обсуждения школьников, стоящих в сторонке. Они стояли, смотря на двери школы. «Наверное… сейчас там Зенфикс…» «Наверное, сейчас там мой отец», — подумал Сердж о том, что сейчас может думать Зенфикс. У них не было времени на размышления. Нужно было действовать. По старой привычке Сердж хлопнул по карманам, чтобы проверить ключи и телефон. Понятно, что там ничего не было. И эта привычка заставила его на секунду смутиться. «Ах, да», — он быстро пришёл в себя, вспомнив, что он всё-таки на работе. Они пошли быстрым и длинным шагом. Обычно Оливия всегда ругается, что Сердж быстро ходит и она за ним никак не может успеть. Им всегда было смешно от этого. Это было тогда, когда они ещё прогуливались вместе. — Когда я успел загореть? — втихую ворчал Эрмак, почёсывая свою шею. — Ума не приложу что-то… — Сгорел, говоришь? — спросил Сердж, услышав и повернувшись к нему. — Да! Представля… Эрмаку даже пришлось остановиться, чтобы переварить то, с каким взглядом на него посмотрел Сердж. На нём горела растерянность. Смутившийся мужчина тоже остановился. — Что? — Эрмак был в недоумении, теперь ещё больше. — Что такого? Загорел, да, ну, а что? Нельзя? Я не понимаю твоего взгляда… — У тебя… — Сердж указал на его шею, — у тебя там пыль. Чёрная. — Чего? Теперь они оба стояли в полном недоумении. Чтобы долго не задерживаться на такой непонятной ноте, Эрмак просто стряхнул рукой то, что было не шее. — Я, может, и староват, но рано пока ещё, — сказал он шутливой интонацией. Видимо, чтобы разбавить обстановку. За дверьми школы было пусто. Очень необычно видеть пустующие коридоры во время перемены. Не без причины, правда. Подробностей о происшествии было совсем немного. Известно лишь то, что это случилось на третьем этаже. И то, что это, скорее всего, самоубийство женщины. — Третий этаж… — Эрмак всё продолжал гулять по своим мыслям. Что-то не давало ему покоя. — Самоубийство? Да, на третьем этаже. — Ты разговариваешь сам с собой? — спросил Сердж, когда они поднимались по лестнице. — Нет, я разговариваю с Марко. Сказать то, что Сердж был напуган — ничего не сказать. «Какой ещё, блин, Марко?!» — Ну, конечно сам с собой, дубина, много кто размышляет вслух, — он протёр лоб. — Уф, какой колхоз. Они поднялись на третий этаж. Там уже стояли директор и пара учителей, которые смотрели в глубь коридора. Когда Сердж только поднялся, а коридор находился за углом, он не видел то, что находилось в нём. Но уже по одним лицам учителей можно было понять, что там полный кошмар. — Боже упаси… — говорили они шепотом. Сердж вместе с Эрмаком за спиной подошёл к директору. Его левый глаз уже смог запечатлеть тело, лежавшее на полу, погружённое в лужу крови. — Зда… здравствуйте, вы же директор, как я понимаю? Он кивнул. — Меня зовут Сердж, я ответственный этого состава, — он показал своё удостоверение, — мне нужно будет опросить пару… свидетелей. Вы в курсе произошедшего? — Приятно познакомиться. Отчасти. Знаю только то, что эта женщина устроила тут настоящий цирк с представлением. — Можете уточнить? — Она била топором по двери, потом ножом или кинжалом, которым она после разрезала себе руку, рот и воткнула себе в глаза. Это, в принципе, всё, что тут случилось. Почему-то Серджа не покидало непонятное ощущение тревоги. В особенности очень непонятное выражение лица директора. Он был словно рад, что эта женщина умерла. Когда он говорил, мужчина видел, как он говорит это через внутреннюю улыбку. Только так это можно было бы описать. Напрягающая тревога. — Кинжал, говорите? — спросил Эрмак, ткнув Серджа в плечо. — Да, кинжал. Сердж посмотрел на Эрмака, тот в свою очередь глядел на него и всеми силами кричал глазами: «Ты понял, нет? Нет, ну ты понял?» Да, он, кажется, понял.***
— Зен, ты серьёзно это говоришь или это такой прикол? Если второе, то у тебя очень плохое чувство юмора. — Я знаю. И мне бы хотелось, чтобы это был «прикол», но чёрт, это не так! Зенфикс размахнул руками. Он был на эмоциях. Ему было тяжело рассказывать Дэнни всё то, что он видел, что ему пришлось пережить. Из-за этого наверняка Зенфикс многое упустил. Рассказ звучал несвязно, очень странно, непонятно. Это можно было легко судить по задумчивому и полному вопросов Дэнни, стоявшему и смотревшему на Зенфикса прищуренными глазами. — Нет, ну, я, конечно, тоже ерунду повидал. Но если бы я повидал такое… — он закатали глаза, — думаю, что был бы уже давно в психушке. — А я похож на нормального? — Зенфикс ткнул в себя пальцем. — Похож? — Ты на пути к ней. Но всё-таки я более-менее, с натяжкой, со скидкой на то, что ты половину наврал, что половина тебе приснилась, что где-то ты надумал и то, что ты, может, немного сошёл с ума, но я тебе верю! — Утешает… но, спасибо, что хоть поверил. С натяжкой, со скидкой и всё такое, но поверил. Не представляешь, насколько сильно мне приятно, что хоть кто-то может мне поверить. Особенно сейчас, когда происходит полная белиберда, боже, Дэнни, спасибо. — Что говоришь? Я не услышал. — Я говорю, что ты дебил, раз поверил мне.