Птичья Песня

Нет, мама и папа, нет специальной тюрьмы для маленьких девочек. Их сажают во взрослые тюрьмы. Первый раз очнувшись в темноте, я решила было, что это все тот же подвал в доме черной свиньи и у меня ничего не вышло. Но подо мной был не холодный земляной пол, а деревянная лежанка, покрытая колючим покрывалом, знакомо пахнущим псиной. Было очень тихо. Я попыталась сесть, но пятно клятвы стрельнуло через руку прямо в висок, и я снова отключилась. Я просыпалась еще несколько раз, но сил пошевелиться не было, и я проваливалась в темноту. Только к середине дня я достаточно оправилась, чтобы дойти до двери, где стояла глиняная кружка с водой и миска с остывшей кашей и погруженным в нее куском хлеба. Через маленькое зарешеченное окошко под потолком было видно небо, затянутое тяжелыми тучами. От любого движения напоминал о себе ушиб на животе и разодранная кошачьими когтями нога, не говоря уже о пульсирующей боли в виске. Джинсы были порваны, на них засохла кровь. Эта боль приносила извращенное удовлетворение. Отличное получилось кино – злодей оказался там, где ему и положено быть, справедливость восторжествовала. Я старательно гнала как мысли о последних днях, так и предположения о моем будущем. На этот раз Робин не пришел освободить меня из тюрьмы, и я его понимала – теперь я знала о себе больше, чем раньше. Впрочем, прошли уже сутки, а ко мне в камеру не приходил вообще никто. Изредка я слышала шаги и речь в коридоре за тяжелой дубовой дверью и замирала в тревожном ожидании, но шаги затихали в отдалении, и я снова погружалась в болезненное созерцание настоящего момента, без прошлого и будущего, иногда отвлекаясь на рассматривание нового набора цифр, появившегося на правой руке. Следующим утром меня разбудил резкий стук в дверь. Открылось окошко на уровне груди, и недовольный бас потребовал отдать посуду. Когда я сунула охраннику миску с засохшей серой субстанцией, он вздохнул и тихо пробасил: – Что же вы, госпожа пять-девять-одиннадцать, или как вас там теперь, портите мне всю конспирацию! Положено сдавать пустую посуду, иначе новую порцию не получите. Охранник наклонился к окошку. Из-под фуражки, натянутой на самый нос, торчали знакомые усы-стрелки. – А где Робин? – несмело спросила я, вытряхивая кашу в отхожую яму. – Пока вы отдыхали, госпожа Екатерина, – язвительно ответил господин Роминор, – мы сыграли в партию с Советом и аккурат сегодня утром понесли сокрушительное поражение. Ваше с ан-Тарином дело признано магическим, поэтому вы находитесь в их юрисдикции. Совет распорядился никого к вам не пускать, даже начальника городской полиции, не то что какого-то патрульного. К счастью, Совет не пользуется среди работников тюрьмы особой популярностью, поэтому я смог проникнуть сюда в этом маскараде. Роминор забрал миску и плюхнул в нее новую порцию каши, украсив сверху ломтиком хлеба. – Впрочем, к делу. Время уходит. Ситуация такая: патрульный Кор получил анонимное сообщение о подпольном собрании в доме Черной свиньи. Специальный отряд его величества захватил здание. В подвале была обнаружена девушка. Сначала ее приняли за заложницу, но вчера вечером один арестованный начал давать показания, из которых следует, что девушка была в сговоре с руководителем собрания, который, к слову, смог уйти с частью сообщников. Вдалеке послышались шаги, Роминор заговорил быстрее: – Мы с патрульным Кором настоятельно рекомендуем вам проявить ту же степень открытости и сотрудничать с представителями Совета так же, как вы делали это при первой нашей встрече. Вам все ясно? Роминор приподнял фуражку и просверлил меня черными глазами из-под темных бровей. Я кивнула, и начальник полиции сунул мне в руки миску и захлопнул окошко. – Эй, дежурный, быстрее давай! – окликнул Роминора звонкий голос, и тот пробасил что-то в ответ. Мой медитативный настрой как ветром сдуло. Мозг, изголодавшийся по информации, принялся перетряхивать стеклышки в калейдоскопе, а я, прихрамывая, мерила камеру шагами. Значит, Сет не успел осуществить свой план и с Джеем все в порядке! Другое дело, что из-за меня ему снова придется столкнуться с Советом. Я села на кровать и схватилась руками за голову. Сколько же от меня вреда! Голосов в голове больше не было. Я приняла эстафету от язвительного голоса из глубин подсознания и сама отвешивала себе едкие комментарии. К вечеру напряжение достигло пика и лопнуло, как натянутая струна. Накатила такая безысходность, что я не могла и не хотела больше шевелиться. Закутавшись в псиное покрывало, я смотрела в одну точку, позволив обжигающей кислоте разливаться в грудной клетке. Утром в дверь постучал дежурный, обругал меня за то, что каша не съедена, и не принял миску, сказав, что вернется через полчаса, и это будет моим последним шансом получить сегодня еду. Я не чувствовала голод, но впихнула в себя склизкую субстанцию с комочками картошки. Через полчаса дверь распахнулась. – Екатерина! – выкрикнул высокий охранник, как будто я была в камере не одна. – На выход! Я вскочила и на неслушающихся ногах вышла из камеры. Надев на мои запястья наручники, охранник долго вел меня по коридорам, пока мы не пришли к общей камере. Лохматая старуха Эйк замахала мне рукой, как старой знакомой, и подвинулась, освобождая место у стены. По всей видимости, завтрак сначала развозили по одиночным камерам, поэтому вскоре жизнерадостный человек в сером, под цвет каши, фартуке, подкатил огромную кастрюлю к отверстию в решетке. Я не хотела вставать, но Эйк потащила меня в очередь, заставила взять порцию варева и просяще заглядывала мне в лицо. Намек понят, бабуля. Я отдала ей миску, а она протянула мне оба куска хлеба, которые я положила рядом с собой на пол и снова завернулась в покрывало, надеясь, что хотя бы перестанут дрожать руки. Но дрожь рождалась где-то глубоко внутри и не собиралась отступать. Я смирилась, закрыла глаза и провалилась в заросшую мхом дремоту. Зазвенели ключи, хлопнула решетчатая дверь, и охранник втолкнул в камеру девочку лет одиннадцати. Я аккуратно потянулась, распрямляя затекшую спину и шею. Тело отозвалось болью, а в груди начало плескаться кислотное озеро, но меня хотя бы больше не трясло. Девочка растерянно стояла посреди камеры, вцепившись кулачками в подол скромного коричневого платья. Никто не обратил на нее внимания, как будто наличие ребенка в тюрьме было делом привычным. Девочка начала всхлипывать, и я, вспомнив, как я попала сюда в первый раз, движением руки пригласила ее сесть рядом. Девочка села на пол напротив меня, и я протянула ей кусок хлеба. У нее были удивительные волосы – тонкие белые пряди обрамляли узкое лицо и струились водопадом до самой талии. Я снова закрыла глаза, но девочка не дала мне погрузиться в кислотное озеро. – Я из дома сбежала, – тихо сказала девочка, сжимая хлеб обеими руками, – они не хотели отдавать меня учиться в школу, вот я и пошла туда сама. А в школе сказали, что из меня не выйдет толку, и вызвали полицейских, чтобы те отправили меня домой. Но я им не говорю, откуда я! А ты тут почему? У нее были очень светлые глаза, голубые, водянистые, напомнившие мне глаза господина О-Ули. Что тут думать, наверняка она из Забережья. В отличие от бледного господина, взгляд у девочки был острый, проникающий до костей. Черные точки зрачков выглядели, как направленные прямо в душу стволы пистолетов. – Я сделала что-то очень глупое, – после небольшой паузы ответила я. Девочка пожала плечами: – Все делают глупости, но в тюрьму за это не сажают. – Это была... очень нехорошая глупость. Девочка отщипнула кусочек от хлеба и катала его в пальцах, пока не получился круглый комочек, который она бросила на пол. – Так ты, значит, плохой человек? Я нахмурилась. Вот и помогай противным маленьким девчонкам! И что она прицепилась? – Просто очень глупый, – слишком резко ответила я. Мне совсем не хотелось возвращаться к мыслям о том, почему я здесь. Губы девочки задрожали, а брови сложились домиком. – Я тоже глупая! – воскликнула она, выронила хлеб и закрыла лицо руками. На нас стали оборачиваться другие заключенные, а старуха Эйк заворчала. – Ну тихо, тихо! – прошептала я. – Ты совсем не глупая! – Я тебе сейчас все расскажу, – заговорчески прошептала девочка. Она потерла глаза, оторвала руки от лица, но ее щеки были сухими. – Это мой учитель виноват. Это из-за него я сбежала. Я уставилась на девочку. – Он был такой мерзкий, все время заставлял меня делать то, что я не хочу. Понимаешь? Может, у тебя тоже такой был? Девочка подняла хлеб, скатала еще один кусочек в шарик и снова бросила на пол. Колобок-колобок, я тебя съем. – Нет, – через силу улыбнулась я, стараясь не подать виду, что я что-то заподозрила, – все мои учителя были хорошими. – У тебя много их было, что ли? – удивилась девочка. – Да, в школе, – кивнула я и осторожно поставила перед собой защитное зеркало. Кажется, девочка не заметила появившийся между нами дымчатый контур. Он был бледный, не такой, как раньше, как будто что-то мешало магии. Пришлось напрячься, чтобы удерживать его и одновременно создавать следующие. – Хотя если подумать... – протянула я, вырисовывая контур второго зеркала на полу перед девочкой, – был один. Девочка оставила хлеб в покое и наклонилась вперед. – Учитель физики, – медленно продолжала я, чтобы выиграть время, – он был такой старый и сухой, что я боялась, что он вот-вот рассыплется на миллион песчинок. Он был очень сварливым, но отлично преподавал оптику. Последнее зеркало под наклоном, сбоку от нее, так, чтобы в него попадало отражение из зеркала на полу. И... Готово! Я уставилась вбок, а потом с трудом оторвала взгляд от представшего передо мной отражения. Девочка проследила за моим взглядом, но ничего не заметила. Со стороны могло показаться, что я посмотрела на охранника, который играл с ключами и что-то напевал себе под нос. – Это непреложные законы вещественных объектов, – сухо произнесла девочка. – А мой учитель – колдун. У тебя такой был? Я бросила последний взгляд в зеркало, в котором отражалась высокая немолодая женщина. Язык не поворачивался назвать ее старухой. Наверное, лет пятьдесят назад она была восхитительно хороша собой, но даже сейчас сеть тонких морщин не могла скрыть былую красоту. Ее узкое лицо обрамляли струящиеся тонкие волосы белого цвета, который ничуть не был похож на седину. Единственной отталкивающей чертой ее внешности были ледяные, почти бесцветные глаза с черными перчинками зрачков. Я стерла зеркала и неохотно кивнула. У меня не было сомнений, что это допрос. – И что, тоже хороший? Я вновь кивнула. – Ну конечно, – скептически произнесла девочка и тут же, опомнившись, сменила интонацию: – Все колдуны-учителя злые! Я пожала плечами и уставилась в пол. Может, она и права, но если подумать, Джей не был злым. Раздражительным – да. Но дальше попыток просверлить меня взглядом он не заходил. Давал простые задания и позволял гулять по городу, любоваться рекой и распивать кофе с булочками за его счет. В сущности, самым худшим, что он сделал, был комариный будильник. Не считая, конечно, того случая с тюрьмой. Но и я тогда переступила черту. К тому же, я подозревала, что это было отчасти вызвано тем, что ему нужно было остаться на ночь одному в доме, чтобы совершить ритуал, связанный с камнем. А вот потом дракон стал расти... По моей спине пробежала дрожь. Птичка-истеричка не нашла ничего лучше, чем взять все в свои руки. А ну-ка, прекрати, Екатерина! Я постаралась незаметно вытереть слезы, но колдунья заметила. – Ну вот! Так что, скажешь, ты тут не из-за него? – Я тут из-за себя! – резко ответила я и уткнулась лицом в колени. Хватит с меня этого идиотского спектакля. Хотят что-то узнать – пускай приходят и спрашивают. Колдунья тоже потеряла терпение. Наверное, она подала какой-то знак, и охранник позвал: – Эй, мелкая! За тобой пришли! – До свидания, – раздался голос девочки. Я подняла голову. Она с прямой спиной прошествовала к выходу, а ее белоснежные волосы покачивались в такт шагам, напоминая струи водопада. Ожидание было невыносимым. Теперь я была уверена, что за мной скоро придут, и с каждой минутой становилось все страшнее. В голове крутились разнообразные сценарии, все как один не предполагавшие счастливого конца. Страх обнял меня, сделал руки тяжелыми и безвольными, заставил сердце в сжатой грудной клетке биться быстро и неровно. Я пыталась считать вдохи и выдохи, но от этого становилось только хуже, дыхание окончательно сбивалось, шум в ушах перекрывал разговоры заключенных и храп старухи Эйк. Почему нельзя просто перемотать время... Была середина дня, когда охранник зазвенел ключами и выкрикнул мое имя. Я вскочила так резко, что кровь ударила в голову. На мгновение я потеряла равновесие, но меня подхватила проснувшаяся Эйк и что-то утешительно забормотала. – Пошевеливайся! – рявкнул охранник. Эйк резко отодвинулась, а я на ватных ногах поплелась к выходу. То, чего я ждала долгие часы, не принесло облегчения. Охранник бесцеремонно схватил меня за локоть, запер дверь в камеру и, не потрудившись даже надеть наручники, потащил по коридору. Мы прошли совсем немного, и коридор расширился. Свет падал из длинных зарешеченных окошек под потолком. Внезапно охранник остановился и, толкнув меня вперед, отошел. Звук его шагов за моей спиной становился все глуше, пока не затих в отдалении. Впереди в коридоре стоял человек. Я знала, кто это, но не могла заставить себя поднять глаза. Сердце стучало уже где-то в горле, как будто намеревалось выпрыгнуть. Те несколько секунд, что Джей не шевелился, я молилась всем богам этого мира, чтобы время остановилось, как в камере молилась о том, чтобы оно шло быстрее. Как бы я хотела сейчас вернуться и продлить ожидание! На час, на день, на вечность. Я не смела посмотреть ему в лицо, мой взгляд смог подняться лишь на уровень его грудной клетки. По тому, как она вздымалась и опускалась, по его сжатым кулакам я поняла, что он в ярости. Он в несколько шагов преодолел пространство, разделявшее нас. Страх наконец-то вышел из берегов и накрыл меня с головой. Сет сказал, что Джей больше себя не контролирует! Ведь он может просто убить меня! Я попятилась, оступилась и шлепнулась на пол. Подтянув к себе колени, я закрыла голову руками. Меня снова била дрожь, а по щекам текли слезы. Только пускай это будет быстро, пронеслось в голове. Я даже не подумала о том, что вряд ли кому-то придет в голову совершать убийство в здании, кишащем полицейскими. Я слышала, как Джей пытается успокоить дыхание. Потом он сел рядом на корточки, схватил меня за плечи и тряхнул. Я громко, почти со стоном, выдохнула и дернулась в сторону. Он удержал меня. – Рина! Я сжалась, и он снова потряс меня за плечи. – Рина! Да возьми себя в руки! Мне стало почти до истерики смешно – я и так держала себя в руках, в прямом смысле этого слова. Я досчитала до пяти, с трудом отняла руки от головы и посмотрела колдуну в лицо. Его губы были сжаты, а в глубине зрачков сверкала нечеловеческая алая ярость. Левый глаз так и был залит кровью, а правый был расчерчен красной сеткой сосудов. Под глазами залегли глубокие тени, лицо осунулось, а кожа вновь напоминала пергамент, как в тот день, когда я впервые увидела колдуна. Он сжимал зубы, из последних сил сдерживая то, что хотело вырваться наружу. – Слушай меня. Я слушала. Слезы прекратились, но по спине и плечам прокатывалась дрожь. Не отпуская мои плечи, он заговорил тихо, яростно: – У нас мало времени, я не успею все тебе объяснить. Я тебя обманул. Я использовал тебя. Я открыла было рот, но он не дал мне ничего сказать. – Просто слушай. В тот день мы принесли друг другу двойную клятву. Я взял тебя в ученики, чтобы избавиться от Тина. – Я уже знаю, – прошептала я. – Теперь нас будет судить Совет, тебя – как ученика, предавшего учителя, а меня – как учителя, допустившего это. Если ты скажешь им, что ты ничего не знала, что я обманул тебя, то тебя отпустят, а меня в лучшем случае засунут обратно в зеркало, но скорее всего казнят. Я понимаю, тебе сейчас кажется это лучшим вариантом, но... Я собралась запротестовать, но он сжал мои плечи и заговорил быстрее. ‒...но поверь мне, они просто так тебя не отпустят. Сначала поджарят тебе мозги, сотрут воспоминания, как умеют, а они не умеют. Совет не допустит, чтобы ты вернулась домой, помня о том, что здесь видела. Он сжал мои плечи еще сильнее и с жаром зашептал: – Пожалуйста, я прошу тебя, умоляю, сделай сейчас, как я скажу, в последний раз, и я отпущу тебя домой. Клянусь, я провожу тебя до самой двери твоего дома. Прошу тебя! Стеклышки в калейдоскопе звякали и переворачивались. Я ничего не понимала. Только что казалось, что Джей убьет меня, а сейчас он просит о помощи? Я ждала чего угодно, но только не этого. Это я должна просить, умолять, чтобы он вернул меня домой и скорее забыл о моем существовании! Джей разжал свою настойчивую хватку и спросил: – Ты мне поможешь? Я кивнула. – Мы сейчас выйдем к Совету. Не смотри на них. Стой рядом со мной и не отходи ни на шаг, вообще не шевелись. Они будут задавать вопросы. Не отвечай. Молчи, что бы ни происходило, и делай, что я скажу. Наш единственный шанс – убедить их в том, все произошедшее было случайностью, убедить их твоей верности мне. Он вздохнул, пригладил дрожащей рукой волосы. Он совсем не был во мне уверен, и я его понимала. Странно ждать от предателя помощи. Просить спасти от смерти, хотя я сама открыла убийце дверь в его дом. Мне нужно было хотя бы несколько минут, чтобы прийти в себя, но Джей уже поднялся и сказал: – За мной. Мы остановились у решетчатой двери. Охранник отпер замок и пропустил нас дальше. Через несколько метров коридор упирался в деревянную дверь, украшенную коваными цветами, в которые были вплетены головы волка, медведя, зайца и рыбы. Джей повернулся ко мне и тихо произнес: – Молчи, смотри вниз и выполняй любой мой приказ, что бы я ни сказал. Просто сыграй эту роль. Он вытер рукавом мои щеки и оглядел с ног до головы, как будто проводил техосмотр. – И последнее. Когда Сет отрезал мою связь с Джеем, тот сразу же заблокировал ее со своей стороны. Сейчас колдун разрушил обе этих стены, и на смену пульсирующей боли в виске пришел поток ярости, от которого я успела отвыкнуть. Все, что колдун чувствовал, чувствовала и я, и наоборот. Это было частью связи ученика с учителем. Теперь все встало на свои места. Я не ожидала увидеть за дверью сад. Кусты синих, фиолетовых, розовых и белых гортензий росли вдоль дорожки, выложенной плоскими серыми камнями. Капли росы блестели на раскинувшихся полосатых листьях хост, а их сиреневые цветы тянулись к безоблачному небу. Здесь была другая погода, и я догадалась, что мы не в городе. В ветвях огромного дерева гинкго чирикала птица. Бабочки и прочие насекомые перелетали с цветка на цветок. Где-то рядом журчала вода. На бесконечные несколько секунд я забыла, зачем мы сюда пришли, потерявшись в запахах, звуках и цвете. – Сосредоточься, – сказал колдун. Я удержала готовое сорваться с губ «прости». Это прозвучало бы как насмешка. Я должна была просить прощения за другое и по-другому, не на полпути на суд, просто бросив это слово, приобретшее величину и тяжесть булыжника, ему в спину. Над поляной, покрытой сочной зеленой травой, нависала скала. Бабочки, впрочем, сюда не залетали, и даже птичьи голоса звучали тише. Через равные промежутки стояли блестящие на солнце колонны разных пород камня, образуя круг, в центре которого была выставлена дюжина кресел, занятых членами Совета. Пара мест на первый взгляд пустовала, но позже я разглядела сияющие серебристые силуэты. Перед самым кругом колонн к нам подошел охранник. – Пользоваться магией в круге запрещено. Создавать заклинания запрещено. Он провел передо мной рукой, как металлоискателем, и задержался у плеча. – Что там? – спросил охранник. Я не шевельнулась. – Покажи, – приказал Джей. Я спустила рукав и показала птичку на колоске. Охранник сощурился, поглядел на татуировку под разными углами, но ничего не сказал. Затем он провел своим невидимым металлоискателем перед колдуном и хмыкнул. – Примитивная защита-невидимка. То есть, должна быть невидимкой, однако посмотри-ка, – он приблизился и проговорил Джею на ухо: – Что, работа твоего дружка-недоделка? Недомаг, недовоин, недолекарь, а теперь еще и патрульный-неудачник. Решил вернуться к недомагии? Ну-ну... Это я оставлю, ради смеха. Джей смотрел сквозь него. Охранник ухмыльнулся, сделал приглашающий жест и отступил. Джей прошел на середину поляны, остановился в нескольких шагах от полукруга кресел и жестом указал мне встать слева от него. Он заложил руки за спину и устремил взгляд вперед. Прежде чем я вспомнила, что мне полагается смотреть вниз, я встретилась взглядом с той, что сидела в центре. Узкое лицо с тонкими чертами, водянистые глаза, бледная кожа и белоснежный водопад волос. При нашей последней встрече она была лет на шестьдесят моложе. Колдунья улыбнулась мне одними губами и слегка кивнула головой, а я поспешно уставилась вниз, на изумрудную траву. Мое сердце заколотилось сильнее, чем тогда, когда я сидела в цепких объятьях страха в тюремной камере. – Совет рассматривает дело колдуна ан-Тарина и его ученицы, – провозгласила беловолосая женщина. – Глава Совета, а также председатель этого суда, за кем остается последнее слово, я – Актаис Белая ведьма. Состав Совета известен. Запись протокола поручена колдуну Тависту. По ее левую руку колдун выравнивал стопку бумаги на столике перед своим креслом. – Тех, кто здесь нематериально, прошу усилить присутствие. Итак, господин колдун, – в ее голосе отчетливо звучала насмешка, – мы давно с вами не виделись. – И надеялись не увидеться еще столько же, – не выдержал секретарь. – Ну-ну, господин Тавист, умерьте свой пыл, – благожелательно обратилась к нему колдунья, – есть вероятность, что мы видим его в последний раз. Факты, увы, не в пользу нашего молодого коллеги, как, впрочем, и всегда. Джей молчал. Но по вновь открывшемуся каналу связи до меня доносился рев бушевавшей в нем бури. Лишь я одна из всех присутствующих знала, чего ему стоило просто стоять здесь, перед ними. – Я позволю себе занять немного времени, чтобы рассказать предысторию этого молодого человека, так как не все из присутствующих тринадцать лет назад входили в состав Совета, и сведения, которыми они обладают, могут быть искажены в силу того, что были получены не из прямого источника. Итак, господин Джей из поселка Тарин закончил обучение у колдуна Джаспера Тина, известного своей любовью к учительской деятельности. Справа послышался смешок и бурчание, и даже я понимала, что Белая ведьма и тут не упустила момент попрактиковаться в сарказме. – После обучения господин новоявленный колдун, отличавшийся тягой к знаниям, похвальной и редкой среди учеников колдуна Тина, решил восполнить пробелы образования, коих было немало, не поиском наставничества у более надежных членов магического сообщества, а при помощи сомнительных авантюр, а также практикой запрещенной магии. Справа заворчали теперь уже несколько голосов. – Не буду вдаваться в подробности, желающие могут ознакомиться с ними в архиве. Совет принял решение во имя безопасности вверенного нам мира заключить господина Джея в зал из семи зеркал, четыре из которых были помещены в один из миров с угасшей магией на сорок лет. Совет решил, что этого срока будет достаточно, чтобы безрассудство, свойственное юности, выветрилось и осело пылью под ногами господина колдуна. Джей отчетливо скрипнул зубами, а у меня заныли скулы. – Совет осознавал риск использования запретной зеркальной магии, но соотношение опасности и пользы не оставило нам выбора. Так как магия эта не практикуется, все было сделано по древним манускриптам. Мы не рискнули убрать ни слова, поэтому у господина колдуна остался небольшой шанс на досрочное освобождение, коим он, судя по всему, и воспользовался. К сожалению, мы никак не могли повлиять на это, по причине того, что три контрольных зеркала в нашем мире были утрачены, как и три зеркала в мире с угасшей магией. Секретарь, усердно скрипевший пером, с досадой бросил его на стопку бумаги: – Да если бы мы знали! Каков был шанс! А теперь еще и это разгребать! Раздался бас справа: – Если бы вы, Тавист, смотрели дальше своих бумажек, не голосовали бы тогда за запретную магию! Я быстро стрельнула глазами в ту сторону – раскрасневшийся толстяк, похожий на Санта Клауса, утирал пот со лба. – Господа, не отвлекаемся, – с улыбкой прервала разгоравшуюся ссору Белая ведьма. – Забудем дела давно минувших лет, нас ждет дело сегодняшнее. Итак, господин колдун умудрился использовать лазейку в древних заклинаниях... Она сделала паузу, как будто выжидая, не расскажет ли Джей, как ему удалось провернуть этот изумительный трюк. А я в этот момент снова стрельнула глазами, теперь уже в нее. Белая ведьма смотрела на колдуна и вряд ли заметила. Я же пыталась определить – она и правда не знает, как Джей выбрался из зеркала, или знает, и просто хочет любым способом вывести его из себя? Судя по волнам, накатывавшим на меня справа, много для этого не нужно было. По благодушному выражению лица Белой ведьмы, кроткой улыбке и холодным глазам я поняла, что она все прекрасно знала. – Кроме того, господин колдун прихватил из мира с угасшей магией ученика, точнее, ученицу. Понимаю, возмутительно, – ответила она на ворчание среди членов Совета. – Мы высказываем сомнение относительно того, что это было добровольное решение госпожи... м-м-м... Е... Е-кате-рины. Простите, госпожа, слишком непривычное имя. Тут наступил мой черед скрипнуть зубами – она вполне была способна произнести мое имя без запинки, а это ее «госпожа» в сторону чужеземки и предательницы никак не соответствовало своему истинному значению и было только еще одним способом показать ее власть. – По возвращении, – продолжала Актаис, – господин колдун окончательно разорвал связывавшие его со старым учителем узы, которые не были правильно разорваны вследствие стремительности приведения прошлого приговора в исполнение. Поведение господина колдуна дальше не вызывало подозрений, а вот его ученица за краткое пребывание в нашем мире успела попасть в тюрьму по обвинению в краже, а затем и завести знакомство с опасными личностями, которые по забавному стечению обстоятельств также были когда-то учениками колдуна Тина, а теперь разыскивались полицией. Интересно то, что господин колдун не придал значения этим событиям, не так ли, господин ан-Тарин? Ее голос тек плавно, как река. Она как будто рассказывала сказку о каком-то колдуне и его бестолковой ученице, и я даже не сразу смогла осознать, что героем этой истории являюсь я. Из-за ее напускного благожелательного тона смысл сказанного затуманивался и ускользал, и только сейчас я начала понимать, к чему она ведет. По сути, преступник тут один – я, но она хочет повернуть все так, чтобы выставить виноватым Джея. Не сказать, чтобы он был невинной овечкой, но ведь она просто хочет избавиться от него! Подавив подступивший к горлу комок, и я сосредоточилась на отрезвляющих волнах ярости. – Дальнейшее известно. Дело упомянутых личностей признано немагическим и рассмотрено Советом не будет. Новый взрыв ненависти справа от меня. – Итак, – в голос Актаис прокрались стальные нотки, – госпожа Е... катерина обвиняется в нарушении клятвы души и участии в преступном сговоре против своего учителя. Обычно такое карается смертью. Снова выжидательная пауза. Даже если бы я хотела что-то сказать, я бы не смогла. Страх снова обнял меня за плечи, онемели пальцы на руках, а пульсирующий шум в ушах отодвинул звуки окружающего мира на второй план. Актаис снисходительно добавила: – Но мы готовы сделать скидку на ваше происхождение и ограничиться изгнанием. Я вдруг сообразила, что это значит. Для меня нет разницы – осудят они Джея с моей помощью или нет, мой приговор будет таким же, как и моя награда – изгнание домой с подправленной памятью. Пока я обнаруживала для себя эту перспективу, справа подал голос светящийся силуэт. – Госпожа Белая ведьма, – мягко произнес он, – не спешите выносить приговоры. Вина не доказана. Раздались поддерживающие голоса. Актаис немного помолчала, как будто предоставляя говорившему шанс осознать всю глупость произнесенной им фразы. – Господин колдун Джей ан-Тарин, – снова насмешка, – обвиняется в халатности и пренебрежении долгом учителя. К сожалению, ввиду прошлой истории, я бы предпочла полный приговор... – Госпожа, я протестую! – громче произнес силуэт, так и не осознавший свою глупость. Уже больше голосов поддержали его. Белая ведьма отступила. – Простите меня, господа, я поддалась эмоциям. Нам всем это свойственно. Думаю, в этот момент она смиренно улыбнулась. – Если у Совета нет замечаний по делу, я предлагаю приступить к следующей части. Каждый член Совета будет задавать вопросы обвиняемому и обвиняемой. Прошу следить за течением беседы, чтобы не повторяться. Совет согласно загудел. – Я предлагаю начать с Е... хм, простите, госпожа, но для общего удобства я позволю себе сократить ваше имя до Катерины. Надеюсь, вы не против. Итак, начнем с госпожи Катерины. Вот так, двух зайцев одним выстрелом. Точнее, двух птиц. Я никогда не считала себя особо умной, но сегодня мой мозг брал новую высоту за высотой. Первое – в мире, где привычны короткие имена, а длинное нужно заслужить, эта женщина сократила мое. Всего одна буква, но для остальных членов Совета это было знаком. И второе – начать с меня, с напуганной девчонки, которая не знает, как ее учитель ответил бы на те же вопросы, и от страха может ляпнуть что-то такое, что не просто утопит его, но и предварительно привяжет камень к его ногам. После этого вопросы к нему не будут иметь никакого значения. – Господа, начнем, – торжественно произнесла Белая Ведьма. Я кожей почувствовала устремившиеся на меня взгляды. Прокашлялся кто-то с левого края. – Позволю себе быть первым, – раздался высокий голос. Я больше не смела поднимать глаза от травы даже на долю секунды – сейчас любая мелочь играла против меня. Против нас. – Член Совета Гастон ан-Рист, – судя по голосу, он был молод, а по имени – не из города и не из знатной семьи. – Я хотел бы сперва прояснить волнующий, я думаю, всех нас вопрос. Вас насильно забрали из родного мира? Повисла тишина. В отдалении стрекотали цикады. Наверное, Советник Гастон упорным трудом добился места в Совете и дорожил своим положением. Он смутился и вновь прокашлялся. – Быть может, формулировка... что-то не то с формулировкой. Вы добровольно ушли за... м-м-м... за вашим нынешним учителем? Я молчала, но мысленно ответила на этот вопрос «Да». Конечно да, и не то, что ушла, я побежала сломя голову с этим чертовым амулетом, болтающимся на моей шее. Прав молодой человек, с формулировкой было что-то не то. – Господа, мне кажется, у нас проблема, – возвестил собравшихся член Совета Гастон ан-Рист. Слово взял другой мужчина. Он не представился. – Давайте подойдем с другой стороны. Госпожа Катерина, вам известно, какие обязательства накладывает на вас клятва ученика? Здесь с формулировкой дела обстояли гораздо лучше. Однозначно нет. Но я ничего не ответила. Среди Совета поднялся недовольный гул. – Девочка! – обратился ко мне женский голос, но это был не голос Белой ведьмы. – Ты вообще понимаешь, кто мы? Ты понимаешь, что это суд, на котором решается судьба твоя и этого несчастного, твоего учителя! Я сглотнула и промолчала – ведь это было ложью. Все уже было решено. Обстановка накалялась. Кто-то нетерпеливо барабанил пальцами по подлокотнику, кто-то перешептывался. Белая ведьма не вмешивалась, как и Джей. Он просто стоял рядом и совсем ушел в себя, не реагируя на внешние раздражители, все силы бросив на то, чтобы не выпустить комок ярости, пульсировавший у него внутри. – Может, нам спросить госпожу Катерину, собирается ли она вообще отвечать на наши вопросы? – язвительно пробасил Санта. – А может, она перестала понимать наш язык? – в тон ему издевательски пропел чей-то голос справа. На этом моменте достопочтимое собрание внезапно превратилось в балаган. Каждый выкрикивал с места вопросы, оскорбления, колкие комментарии. Они кричали, что я, возможно, слишком тупа, чтобы реагировать на свое имя, оно ведь слишком длинное даже для членов Совета. Пять слогов, да где это видано! Они вопрошали, умею ли я считать хотя бы до трех, как курица. Доставалось и Джею, но он словно не слышал. Выбрал ли господин колдун в мире с угасшей магией самую умную представительницу населения или просто подобрал ученицу себе под стать? А вы, госпожа Е-ка-те-ри-на, овладели хотя бы магией застегивания пуговиц за те несколько месяцев, что провели в учениках? Я как будто оказалась среди стаи обезьян, кидавших в меня всем, что попадалось под руку. В тот момент, когда я уже перестала различать отдельные фразы в общем шуме, в меня ударило первое заклинание. Члены Совета хохотали, свистели, всячески пытались переплюнуть друг друга в остроумии и поначалу не заметили этого. В меня полетело еще несколько заклинаний. Мелких, похожих на колючки чертополоха. Я не шевельнулась. Я знала, что это она: Белая ведьма позволила членам Совета потерять приличный облик, чтобы под шумок проверить, умею ли я пользоваться магией. Как же глупо было полагать, что в камере она ничего не заметила! Увидеть не увидела, но точно что-то почувствовала, и теперь пыталась выяснить, что. Я уже поняла к тому времени, что мои, такие смешные в нашем мире, попытки мысленно поставить перед неприятным человеком зеркало здесь были связаны той самой запретной зеркальной магией. Я не использовала настоящие зеркала, но образы зеркал по свойствам были близки к настоящим. Если я сейчас попытаюсь защититься единственным известным мне способом, это погубит и меня, и Джея. Тогда никакое «изгнание» мне не светит, а его обвинят в том, что он передал мне запретные знания. Вот и сказке про учителя и его курицу-ученицу конец. Между тем атака усилилась. В меня летели заклятия крупнее, они жалили, обжигали, кусали... Вцепившись в края футболки, я сжималась от каждого попадания и прерывисто дышала. Совет гудел и свистел. Я не умела видеть магию, как видели ее другие, но сейчас даже я чувствовала по направлению и разному характеру ударов, что стая, заметив летящие в меня заклятия, присоединилась к травле. Это было бы так просто, зеркало напротив, пара зеркал по бокам, ведь я уже достаточно натренировалась, – и их заклятия полетят в них же самих. А еще можно сделать коридор отражений, и эти заряженные злобой шарики будут отпрыгивать, пока не истощится их заряд... Я бы вот-вот сдалась и начала говорить им все, что они хотели услышать. Рядом со мной стоял, застывший словно статуя, единственный человек, который мог меня защитить, но хотел ли он? И сумел бы, не дав при этом разорваться ярости, плескавшейся в нем? Я была одна, беззащитная, слабая. Тот способ, каким я могла бы защитить себя, немедленно убил бы нас обоих. Я закрыла глаза, стиснула зубы и глотала слезы. И тогда в меня ударилось что-то большое, тяжелое, как брошенный изо всех сил баскетбольный мяч, и лопнуло, облив холодом. Я вскрикнула, открыла глаза и схватилась за грудь, пытаясь поймать воздух. Джей вдруг очнулся, и я испугалась, что это было последней каплей для того комка бешеной злости, который пульсировал рядом со мной. Отодвинув меня назад, колдун встал на пути атакующих. Он провел рукой в воздухе, и все, что летело в нас, упало, столкнувшись с невидимой преградой. В повисшей тишине раздался довольный голос Актаис Белой ведьмы. – Вам прекрасно известно, господин колдун, что использование магии в кругу Совета запрещено. – Запрещено всем, – процедил Джей сквозь зубы, впервые с начала суда подав голос. Он так и держал левую руку сзади, предостерегая меня, чтобы я стояла у него за спиной и не шевелилась. Я вздрагивала от любого дуновения ветра, словно мое тело ожидало новых ударов. – Защищаться разрешено законом, – продолжил он. – А разве на вас кто-то нападал? – деланно удивилась глава Совета. – Достопочтенный Совет напал на мою ученицу, которая не может себя защитить от атаки двенадцати взбесившихся колдунов, – прорычал Джей. – Я попрошу, десяти, – пристыжено вскричал один из светящихся силуэтов. – Мы с коллегой не могли участвовать в этом безобразии, как и остановить его, ведь мы присутствуем здесь бестелесно. Второй силуэт пошел мелкой рябью, то ли от волнения, то ли от стыда, а может выражал таким образом согласие. Я вспомнила, что мне запрещено смотреть на них, и снова опустила глаза. Трава больше не искрилась изумрудом, а посерела и пошла пятнами. Я украдкой приподняла руку – на коже тоже остались пятна неровной формы. – Девяти, – стыдливо пробасил Санта. Собрание зашумело, все пытались выяснить, кто принимал участие в закидывании меня заклинаниями, а кто пытался образумить коллег. По всему выходило, что на меня вообще никто не нападал. Колдун Тавист усердно скрипел пером, уткнувшись носом в свои бумаги. Его рука беспорядочно металась над листом, и казалось, что от невозможности описать это зрелище, он корпел над рисунком. – Полно, полно, – утихомиривающе произнесла Белая ведьма. – Попрошу всех остыть, забыть этот несущественный инцидент и вернуться к делу. Обвиняемые, займите свои места. Джей снова встал справа от меня. Он был спокойнее, чем я ожидала. Быть может, этот обезьяний цирк была нам на руку? По крайней мере, мне показалось, что Совет больше не был однородной массой, воспринимавшей Джея только лишь как преступника, случайно нашедшего лазейку в древней магии и теперь преспокойно расхаживающего среди мирных граждан, подвергая их опасности. Сначала Белая ведьма обратилась ко мне. – Девочка, мы все просим вас, откройте глаза! Откройте глаза и посмотрите на человека, который стоит рядом с вами, чистым, незамутненным взглядом. Он мог запугать вас, я верю в это, мы все верим. Но мы защитим вас, Совету хватит сил отправить вас домой, а его отправить туда, где он не достанет вас. Просто расскажите нам все, расскажите правду! Очевидно, эта речь была заготовлена на случай, если я все-таки попробую защититься магией или если Джей не вмешается. Поэтому сейчас слова Белой ведьмы прозвучали совсем не убедительно, ведь защищать меня надо было как раз от нее. А ведь для нее и нет других вариантов, вдруг осенило меня. Колдунья не видит в Джее ни человечности, ни способности брать ответственность за других. Для нее он остается все тем же мальчишкой, который в слепой жажде знаний изучал запретную магию, не скрываясь, пользовался ею и тем самым раздражал Совет. Быть может, она не могла увидеть в нем того, чего не было в ней самой. Быть может, это и было нашим шансом. Я молчала. Актаис прошептала «Бесполезно!» и обратилась к Джею: – Хорошо же, господин колдун. Потрудитесь объяснить нам, что мешает вашей ученице отвечать на вопросы Совета. Я чувствовала, что Джей немного расслабился. Почему? Похоже, наконец-то действие пошло по его сценарию. – Госпожа Екатерина будет говорить, когда я ей прикажу, – резко ответил он. – Что же, шевелится она тоже исключительно по вашему приказу? – поинтересовался самый молодой член Совета. – Именно так, советник Гастон. Кто-то хмыкнул, а молодой человек продолжил: – Тогда как вы объясните, господин ан-Тарин, то, что случилось несколько дней назад? – Я могу объяснить это только тем, уважаемый Совет, что пока я был занят изучением всего, что произошло за время моего отсутствия, к моей ученице втерся в доверие Сет под предлогом того, что мы оба были учениками у Тина. Неудивительно, что Екатерина решила, что нашла в его лице друга. Врет, но не обманывает. Очень ловко, одобрила я с высоты своего опыта. Гораздо лучше, чем Белая ведьма. Как же нам повезло, что актриса из нее была никудышная! Ведь любая лишняя фраза, сказанная мною Актаис в обличии маленькой девочки, могла разрушить планы колдуна. – Как вы знаете, – продолжал Джей, – полиция обнаружила мою ученицу в подвале. Когда она поняла истинные намерения Сета и его подельников, ее заперли. – Однако господин... не важно, скажем, один из свидетелей утверждает, – вмешался кто-то из Совета, – что Сет заключил с вашей ученицей договор. – Свидетель может утверждать, что угодно. Я в свою очередь заявляю, достопочтимый Совет, что ситуация произошла вследствие наивности и глупости моей ученицы. Это не было попыткой предать меня, нарушив клятву. Я уверен в ее абсолютной верности. Я дважды покраснела, если такое вообще возможно. Сначала после характеристики, данной мне Джеем. Не сказать, чтобы я стала с этим спорить, но предпочла бы менее категоричную формулировку. А потом меня залило краской от стыда. Я сосредоточилась на дыхании, чтобы не расплакаться и еще ниже опустила голову. – И что же, госпожа Катерина согласна с таким определением себя? – подал голос Санта. – Вы позволите ей ответить хотя бы на один этот вопрос? Джей обратился ко мне: – Екатерина, ответь на вопрос. Санта посчитал нужным повторить: – Госпожа Екатерина, вы и правда считаете, что ваш учитель прав, называя вас наивной и глупой? – он вернул букву в мое имя, и я посчитала это хорошим знаком. – Да, советник, – выдавила из себя я. – И вы не заключали с колдуном Сетом договор? Мне было сказано ответить только на один вопрос, поэтому я промолчала. – Это решительно невозможно! – взорвался Санта. – Если вы ей прикажете часть ответа продекламировать стихами, стоя на голове, а часть показать пантомимой, она и это беспрекословно исполнит?! – Да, – коротко ответил Джей. Собрание снова оживилось, перешептываясь. Белая Ведьма уже длительное время молчала, просто наблюдая. – Что ж, – наконец подала голос она, – то, что мы видим, господин колдун, довольно убедительно. Но в связи с серьезностью случая я считаю, что необходимо провести ритуал доказательства верности. Несколько членов Совета одновременно охнули, и тут же поднялся гул. Я почувствовала, как Джей напрягся. Это было то, чего он не ожидал. – Тишина! – повысила голос Актаис. – Господин ан-Тарин, прошу вас начинать. Наверное, если бы я знала, что это за ритуал, то в нормальном состоянии не согласилась бы на это. Не представляю, чтобы Джей, или Робин, или даже сестры Тео и Тун совершили бы этот ритуал, ведь если нет настоящего, глубокого уважения между учителем и учеником, то нужно быть прожженным лжецом с железным самоконтролем, чтобы пройти его. Или тонуть в чувстве вины, как я. – Исполняю волю Совета, – со злостью произнес колдун сквозь зубы, и только я уловила нотку обреченности в его голосе. Очевидно, Джей причислял меня к первой категории, однако в моем самоконтроле был вовсе не уверен. Со стороны могло показаться, что два человека играют сценку из театральной драмы, настолько все выглядело неестественно. Но внутри этой сцены все было опутано древней магией, которая вцепилась в нас серебряными нитями и вела. Джей повернулся ко мне и теперь уже тихо сказал: – Встань лицом ко мне. Я не знаю, в какой угол сознания он запихнул рокочущий комок ярости, но сейчас его взгляд был спокойным и холодным, почти как в тот день, когда я, сама того не зная, приносила ему клятву ученика. Члены Совета встали вокруг нас, образовав широкий круг. С их помощью что-то происходило, могучее, древнее, затрагивающее и землю, на которой мы стояли, и окружавший нас воздух. Я увидела свечение, обволокшее колонны и объединившее их. Не для красоты здесь были собраны разные породы камня. Сложный узор расползался по поверхности, а потом протянул нити и охватил меня светящейся сетью запутанных заклинаний. Меня, и только меня. Я почувствовала, как нити проникают в мою голову... а может, и в душу. Я дернулась в попытке вырваться, но было поздно. Из глубин они вытащили саму мою сущность, отряхнули от пыли, счистили шелуху, ощипали перья и выставили, обнаженную, в это магическое пространство. Все, что в глубине души я считала правильным и неправильным, было возведено в абсолют. Мир поделился на черное и белое, а я была центром его. Краски вокруг поблекли, и мир и вправду стал черно-белым, пульсирующим серебряной магией. В этом новом мире я была абсолютной белизной. Древняя магия возвела меня в статус творца и судьи. У меня больше не было имени, и разве нужно оно огромному, бесконечному эго? Ты нравишься мне, говорила я, простирала руку и даровала белизну. Ты мне не нравишься – тебя поглотит чернота космоса. Моего космоса. Джей поднял руку и легко шлепнул меня по щеке. Я посмотрела на него с удивлением. В глубинах памяти шевельнулось воспоминание о каком-то суде. Мелкое, ничтожное, смешное. Этот мир вращается вокруг меня, и нет в нем интересов, кроме моих. Нет суда, кроме моего. Я рассмеялась. Так и быть – будет вам суд! Я бросила на колдуна покрывало черноты. Оно объяло его, но тут и там стали вспыхивать искры, разрывая космическую материю. Я всмотрелась и увидела, что чернота не поглощает его, а лишь покрывает оболочкой. Это я осудила его и вынесла приговор, я окутала его этой чернотой. Если его чернота не является им, то может и моя белизна – только обман, иллюзия, в которую я сама себя облачила?.. Я одна стою в центре своего черно-белого мира, и мир этот существует лишь в моих глазах. Я посмотрела на свои руки, сияющие, охваченные древней магией. Белоснежные, с темным пятном клятвы на правой руке. Белизна начала растворяться, и руки оказались по локоть черными. В мире, где я была центром, я была и судьей. И я осудила себя. Ритуал не предполагал слов, но мой учитель почти беззвучно прошептал: «На колени». Мир больше не вращался вокруг меня. Мир застыл. Я опустилась перед ним на прожженную заклинаниями траву. Он протянул ко мне руку. Рука с нашим общим знаком. Его кожа все еще пахла зеркальной пылью. Сухой, бездушной пылью остановившегося времени. Пылью дорог между мирами. Я вдыхаю запах пыли. Запах безвременья. Запах угасшей магии. Из центра своего мира, из наивысшей точки эго, я рухнула в водоворот мельчайших частиц бесконечного количества миров и смешалась с этой пылью. Я – пыль. Я прикоснулась губами к его руке, и в тот же миг древняя магия исчезла, нити, покрывавшие меня, испарились. Ритуал был завершен. Прежде, чем потерять сознание и позволить уже привычному мху заключить меня в свои уютные объятия, я услышала голос Белой ведьмы: – Я видела достаточно.