Птичья Песня

– Я не хочу творог, – заявила я, как только Лора начала готовить завтрак. Я твердо решила противостоять попыткам изменить мой рацион на более здоровый. – Ну и ладно, я в холодильнике оставлю, – ответила Лора, – завтра съешь, если получится. Не получится, не получится! Зато у меня прекрасно получается есть булочки и омлет. Но до этого было еще далеко. Сначала позавтракал Джей – Лора по моей просьбе приготовила больше, потому что вчера колдун не только расправился с ужином, но и опустошил половину холодильника. – Почему бы тебе, – осторожно начала я, – не готовить с самого утра ужин, а потом уже завтрак? Тогда ты сможешь сразу уходить домой и не тратить тут время. Лора бродила по комнате и как будто не слушала. То штору разгладит, то подвинет стул, чтобы он стоял ровнее. – И дяде будешь успевать помогать на рынке, – не отставала я. Мне хотелось, чтобы Лора продолжала готовить и убираться, но при этом проводила бы меньше времени в доме, донимая меня своей неуемной любознательностью. Девушка не ответила, снова подошла к стулу и решительно задвинула его под стол. – Знаешь, я сейчас сбегаю домой. Я кое-что забыла сделать. Ты не пойдешь сейчас в город? – Нет, пока новых поручений нет. – Ну все равно, давай я приду и приготовлю кофе! Только дождись меня! Удивительно – неужели то, что она вчера опрокинула турку, так задело ее самолюбие? Не понять мне этих перфекционистов. Я сделала вид, что не возражаю. Вообще-то после вчерашнего неудачного дня мне не хотелось даже выходить из комнаты, не то что проявлять какую-то активность, но все же приготовление кофе было тем немногим, что я умела делать хорошо. Лора поспешила домой, и мне пришлось самой готовить себе яичницу. Сегодня я особо тщательно отмыла льва, как будто утверждая за собой право хотя бы этот кусочек территории. Затем, повинуясь ранее неведомому мне чувству, я подмела садовые дорожки и веранду. Лора вернулась взбудораженная и, когда я поинтересовалась, в чем дело, сказала, что слегка повздорила с дядей, но ничего страшного – к вечеру он поймет, что она права, как всегда. Я посочувствовала усатому дяде, которому приходится жить под таким давлением, но вслух ничего не сказала. Колдун как раз заказал кофе. – А господин полицейский не приходил? На одного готовить? – Лора живо заняла место у плиты, как будто боялась, что я ее опережу. – Он вчера сказал, что дел по горло, может быть, через пару дней заглянет... И как вы тут без выходных живете! – Как же без выходных? Устал – бери выходной. Я только покачала головой. Как объяснишь этим людям про нормальный трудовой распорядок? – Ой! – воскликнула Лора. Я подумала было, что она опять что-то пролила. – Я, кажется, утром поднос унесла в кладовку, не принесешь? Вот уж не стоит так переживать из-за какого-то подноса. Я недовольно поднялась и пошла в коридор. Там меня настиг вызов колдуна – он опять был чем-то недоволен. Ничего необычного. Лора уже налила кофе в чашку, поставила на блюдечко и с нетерпением перетаптывалась с ноги на ногу. – Он меня позвал, – сообщила я, – так что я понесу. – Нет! Я хочу посмотреть! – девушка поспешно вырвала у меня из рук поднос. И на что она там собралась смотреть? На то, как я заберу книги на продажу? Если она и эту обязанность хочет у меня отобрать, то я не против! Я первая поднялась по лестнице и, коротко постучав и не дожидаясь ответа, зашла в библиотеку, придержав дверь для Лоры, которая сосредоточенно несла поднос. Джей даже не обратил внимания, что к нему ворвалась, по его меркам, целая толпа. Он сидел в кресле за столиком у камина и перелистывал книги. Пока Лора аккуратно освобождала место для чашки, он сунул мне в руку одну из приобретенных у Туана книг и спросил: – Посмотри. Что с ней не так? Я повертела в руках томик. Потертая обложка была испещрена непонятными буквами. Неужели колдун решил, что я каким-то чудом начала понимать эти каракули? Джей тем временем поднял к губам чашку, но не отпил, принюхиваясь. – Ты варила кофе? – спросил он меня. Я не успела ответить, как голос подала Лора. Оказывается, она все еще была в библиотеке, только отошла ближе к полкам. Так вот оно что, она хотела посмотреть на книги. – Я, господин. – Слишком крепкий. Принеси стакан воды. Я напряглась, потому что почувствовала, что он сказал не то, что думал. Так вот как он понимает, что я вру! Надо быть поаккуратнее... Лора пролепетала: «Да, господин» и вышла, а сам господин сходил в свой маленький кабинет, который соединялся дверью с библиотекой, и вернулся, что-то сжимая в ладони. – Ты была с ней на кухне? – Да, – с удивлением ответила я, отрываясь от книги. Я как раз нашла, что не понравилось колдуну – в середине были вырваны страницы, сразу штук десять, и еще несколько дальше, вразброс. Джей смотрел на меня, будто хотел одним взглядом вывернуть наизнанку. Того и гляди, схватит за руку, как вчерашний колдун из белого дома. Я нахмурилась и поставила у него перед носом зеркало, высокое, от пола до потолка. Нечего меня взглядом сверлить, полюбуйся лучше на себя. Колдун моргнул и перевел взгляд на стопку книг на столе. Мне полегчало. Может быть, в этом мире и правда действует тетушкина магия? Тогда неплохо бы прицепить к одежде булавку от сглаза и завести амулет на удачу – этого добра тут должно быть предостаточно. Вернулась Лора со стаканом воды. Она шла медленно, словно опасалась, что пол разрушится под ее ногами. Джей забрал стакан у нее из рук и отвернулся, чтобы поставить на столик. Он ловко, словно фокусник, загородил стакан рукой, и мне показалось, что в воде расползлось мутными щупальцами синее пятно и тут же потеряло цвет. Все это заняло меньше секунды, и я не могла быть уверена, что это не игра света и тени. Колдун поставил стакан и взял чашку с кофе. Воздух в комнате как будто загустел, до того очевидным стало напряжение. Лора стояла, сжав кулаки и в упор глядя на Джея. Тот, не отрывая от нее взгляда, протянул мне чашку и сказал: – Пей. Я отложила книгу, взяла у него из рук чашку. В запахе чувствовалась горькая нотка. Я сделала глоток. Позже, сидя под старой ивой у моста на берегу реки, я прокручивала последовавшие события снова и снова. Лора словно дикий зверь бросается на Джея. Она кричит «Ты уничтожил мою семью!» и сбивает колдуна с ног. Они падают в узкое пространство между креслом и столиком. Мне тяжело дышать, шею как будто сдавливает, а сердце сбивается с ритма. Джей кричит «Робин!». Руки Лоры на его шее. Он хватает ее за запястья. В глазах пляшут искры. Я оседаю на пол. Из ниоткуда появляется Робин и, мгновенно сориентировавшись, оттаскивает Лору от колдуна. Она кричит и вырывается. Джей бросается ко мне и вливает мне в рот жидкость из стакана. Я захлебываюсь и кашляю, но он не останавливается до последней капли. Я сажусь и откашливаюсь. Джей отворачивается к Робину, который удерживает изворачивающуюся и кричащую Лору. Она больше не похожа на фею: волосы разметались, лицо покраснело, а глаза сияют первобытной яростью. Джей положил ладони на виски девушке, и она, тут же замолчав, словно тряпичная кукла рухнула в кресло. Робин продолжал держать ее за плечи, а Джей встал перед креслом на колени, не отпуская голову Лоры. На миг мне показалось, что мы снова в комнате в отеле, и перед колдуном сидит Алина. – Не надо, – прошептала я, всхлипнула и расплакалась. – Замолчи, – оборвал меня Джей. Я зажала рот рукой, но рыдания было уже не остановить. – Вон отсюда! – крикнул колдун, обернувшись на меня. В болотной глубине его глаз сверкнуло яростное пламя первобытного огня, подхваченное от Лоры. Колдун тут же отвернулся, а я с трудом поднялась на ноги и, спотыкаясь, вышла из библиотеки. На лестничном пролете я прижалась спиной к стене и, продолжая рыдать, сползла на пол. Ноги не держали. Я не смогла бы даже спуститься по лестнице, не говоря уже о том, чтобы покинуть этот дом и бежать куда глаза глядят. Я ждала, что с минуты на минуту из меня начнут вытекать силы, но этого так и не случилось. Колдун стал сильнее за прошедшие недели. Не знаю, сколько времени прошло, но плакать я больше не могла, только вздрагивала при каждом вдохе. Наконец, дверь библиотеки открылась, оттуда вышел Робин со спящей Лорой на руках, и дверь за ним закрылась. Он спустился по лестнице, зашел в мою комнату и положил девушку на постель. – Рина, – позвал он. Я прошла вслед за ним на кухню. Он налил мне воды, но я не прикоснулась к стакану. – Он стер ей память, да? Робин опустился на стул, кивнул и сам сделал глоток воды. – Но это незаконно, ты сам говорил. Мужчина не ответил. – Ты же полицейский! – дрожащим голосом сказала я. Робин тяжело посмотрел на меня. – Я служу городу. По-твоему, лучше было бы отправить ее в тюрьму? Он достал из кармана маленькую серебряную шкатулку. Стенки были покрыты остатками серого с черными крапинками порошка. – Это было у Лоры в кармане. Пустынник колючий. Три щепотки на стакан жидкости – и человека клонит в сон, а затем незаметно отказывает сердце. – Поверь мне, это было заметно, – сухо произнесла я и вышла из кухни. Заглянув в комнату, я увидела, что Лора улыбается во сне. Я вышла в сад, но и находиться рядом с домом не хотелось. Облака разбежались, выглянуло солнце, и стало заметно теплее. Я шла к реке, засунув руки в карманы и ссутулившись. На улице кипела жизнь. Разговаривали, встретившись на ступенях пекарни, две пожилые женщины в широких длинных юбках, с воплями гонялись друг за другом мальчишки, выскакивая на дорогу. – Ты дракон! – Нет, ты, нет, ты! Велосипедист резко затормозил, начал ругаться и грозить кулаком, мальчишки с хохотом разбежались. Я опустила голову, чтобы челка упала на лицо. Птицы чирикали, порхали бабочки над белыми маргаритками, покрывавшими берег реки. По синей глади, отражавшей небо, скользили утки, ныряли за рыбой черные поганки, неспешно плыли несколько белых лебедей. У основания моста, склонив голову и касаясь воды, стояла старая плакучая ива. Я спряталась в гуще тонких веток, покрытых узкими миндалевидными листочками. Внутри меня разлилась кислота и выжгла все чувства и мысли. Все что я могла – это прокручивать в голове те несколько секунд. Солнце проникало через листву и играло тенями на моем лице. Прошло не меньше часа, прежде чем мою голову, раскалывавшуюся от боли, начали заполнять мысли. Я сорвала веточку и воткнула в землю. Вот Лора. Она видит меня несколько раз на рынке, но уже знает, где я живу. Она начинает работать у колдуна после того, как я споткнулась, а она помогла мне дойти до дома. Она готовит для колдуна отдельно. Она запрещает мне пить кофе. Она подсыпает колдуну яд. Вопрос: зачем? Ответ: Он уничтожил ее семью. И она не останавливает меня, когда я пью из его чашки... Я воткнула вторую ветку в землю, предварительно оборвав с нее все листики. Вот колдун. Он тащит меня в свой мир, заставляет работать, а сам читает сказки. Он предлагает Лоре работу, чтобы не есть горелый омлет. Он знает, что в кофе яд, дает мне выпить его, но тут же дает противоядие. Он стирает Лоре память, но при этом не тратит мою энергию. Вопрос: зачем я ему нужна? Ответ: нет ответа. Третьей ветке я оставила листок на голове. Робин. Колдун, полицейский. Глава тайной полиции. Хорошо готовит. Обо всех заботится. Улыбается. Свидетель моей клятвы. Полицейский, который помогает творить запрещенную магию. Вопрос: зачем? Ответ: потому что он служит городу. Не людям. Четвертая ветка никак не хотела отламываться, а потом встала рядом с остальными, опустив голову. Вот птица-неудачница Екатерина. Сначала позволила обмануть себя сай в отеле. Потом позволила обмануть себя колдуну. Позволила обмануть себя Лоре. Ведь она просто использовала тебя, глупая ты курица. Как и сай, как и колдун. Как и тетушка. Что же ты молчишь, тетушка, и не скажешь мне, что настоящим леди не пристало сидеть на земле, на берегу реки в колдовском мире, и играть с веточками. Я пнула ветки, обхватила ноги руками и положила голову на колени. Если бы Алина не потащила меня в эту поездку! И зачем я ей понадобилась, она прекрасно проводила время без моего вялого участия... Вдруг в голове заговорил голос, но не тетушкин, а незнакомый, холодный, резкий. По крайней мере, Алина тебя не обманывала. Это ты на протяжении нескольких лет вполне успешно использовала ее. Я помотала головой, прогоняя ненужную мысль, провела руками по лицу. Нечего саму себя расстраивать, другие справляются с этим куда лучше. К берегу прибежали мальчишки с собакой, они хохотали, кричали, бросали палку в реку, а собака, заливаясь счастливым лаем, прыгала за ней, поднимая фонтан брызг. Стало трудно сосредоточиться на своих несчастьях, я покинула убежище и поплелась вдоль берега. Перед внутренним взором так и крутились ивовые палочки. Лора. Что случилось с ее семьей и когда? Тринадцать лет назад она была совсем маленькой девочкой. Робин, закрывающий глаза на преступления. Возможно, он прав. Я не могла представить Лору за решеткой, не ту, с перекошенным от злости лицом, а золотоволосую фею. Колдун, которого я не хочу называть по имени. Зачем он дал мне выпить отравленный кофе? Выпил бы сам, раз у него было противоядие, а лучше бы вылил. Стоп, Екатерина. Я остановилась. Я и не заметила, как почти дошла до Рыбного моста. Тропинка шла вдоль берега между зарослей камыша и неухоженных кустов, среди которых местами были расставлены покосившиеся лавочки. За ними берег резко поднимался вверх, к дороге, а дальше выстроились рядами невысокие дома. Я стряхнула с лавочки грязь и села, задумавшись. Получается, он решил меня на несколько минут обезвредить. Противоядие у него было готово. Ведь если бы он сразу схватил Лору, я могла ему помешать. Например, броситься на улицу за помощью, тогда бы ему никакой Робин не помог избежать последствий. Не уверена, что я бы от ужаса не встала столбом посреди библиотеки, но и колдун не мог быть уверен, что я не стану действовать. Вдруг бы мы вдвоем с ним справились?.. Снова пришлось помотать головой, и виски пронзила боль. Вот так, тетушка, твой неудавшийся проект по превращению воробья в леди сидит на старой лавке в камышах и гадает, удалось бы убийство или нет. Я пошла дальше и вскоре вышла на разбитую дорогу, упирающуюся в Рыбный мост. Здесь было грязно после дождя, в глубоких колеях еще не высохли лужи. Пахло болотом и лошадиным навозом. Меня замутило. Мимо, буксуя в грязи, проехала повозка, и я едва успела увернуться от брызг. Возница хохотнул и щелкнул в воздухе кнутом, чтобы лошадь прибавила шаг. Мост был исполосован грязными следами колес. Справа черные тучи размывали столбами дождя далекие горы на горизонте. Слева красовался в лучах солнца замок, зеленели деревья на склонах холма, блеск крыш и шпилей старого города слепил глаза. В небольшой гавани у моста толпились лодки, рынок был полон людей. Назло всему, я пошла туда, откуда порыв ветра принес почти невыносимый запах рыбы. Это было неудачное решение. Пускай на рынке было не так грязно, как я себе вообразила, но уровень шума был в сотню раз выше, чем в других уголках города. Орали продавцы. Перекрикивая друг друга, торговались покупатели. Чайки галдели и бегали под ногами, ссорились за кусок украденной у зазевавшегося торговца жареной рыбы, от запаха которой слезились глаза. Из-под полосатого навеса валил пар. Повар зачерпывал бумажным кульком из огромной сковороды позолоченных кипящим маслом рыбешек, его помощница разливала пенное пиво. За высокими столиками собрались рыбаки, у них под ногами требовательно орал плешивый кот. Кто-то кинул ему обглоданный рыбий скелетик. Прижав рукав к носу, я нырнула между палатками и оказалась в узком пространстве между стен домов. Перепрыгивая через мусор, я протиснулась на улицу. Здесь все пропиталось рыбным запахом. Я взяла левее, чтобы выйти к Элле, но однообразные улочки никак не заканчивались. Мною овладело такое отчаяние, которого я раньше не знала. Оказавшись посреди очередной серой, непримечательной улицы, я прислонилась к стене и закрыла глаза. Головная боль ритмично ударяет в виски, кровь шумит в ушах, грудную клетку сдавило. Мне не выбраться отсюда. Как глупо было рассказывать себе сказки о возвращении домой. Нет больше никакого дома. Я шумно вдохнула воздух – вот она, реальность. Не там, в воспоминаниях о доме, не в выдуманных историях по ту сторону экрана, а здесь, во влажном рыбном воздухе, первых каплях дождя и неровных камнях мостовой. Кто-то толкнул меня по ноге, и я открыла глаза. Об мои джинсы терлась черная кошка разбойничьего вида. Она почти беззвучно мяукнула и медленно пошла по улице, оглядываясь и словно приглашая меня следовать за ней. Хорошо, магический мир, я буду играть по твоим правилам. Как ни странно, кошка не привела меня к избушке на курьих ножках или пряничному домику, а оставила на берегу Эллы. Я и глазом моргнуть не успела, как она скрылась за углом, но не стала преследовать ее дальше. Неподалеку была лавка Руты, но мне казалось, что стоит мне увидеть продавца книг и его жену, как я расплачусь и расскажу им все. И кто знает, что со мной сделает колдун, прежде чем его схватит Совет. На знакомых улицах было спокойнее, и отчаяние больше не распирало грудь, собравшись комком в районе солнечного сплетения. Я вышла к Дому всех богов, молча обошла брата Аида, бросившегося было навстречу с листовками, и направилась к Старому рынку, который как раз открылся. Он и правда выглядел иначе, чем остальные рынки. Даже навесы над столами выглядели богаче – тяжелая ткань густых оттенков оранжевого, бордового, изумрудного, пурпурного цветов была украшена кисточками на концах. Я вдохнула запах специй, непривычный и острый. С краю примостились столики со знакомыми фруктами и овощами, в основном же на прилавках лежали экзотические фрукты, корешки, смеси трав. Стойка с разноцветными порошками и жидкостями в маленьких скляночках заставила мою кожу покрыться мурашками. Ветер пригнал тучи с гор, и они накрыли город темным покрывалом, окутали душным воздухом. Редкие, но крупные капли дождя ударялись о ткань навесов. На меня навалилась смертельная усталость. В кармане оставалась мелочь, и в чайной палатке я ткнула наугад в один из пузатых чайников, покрытых яркими геометрическими узорами. Я наблюдала, как на дно чашки оседают случайно попавшие через сеточку лепестки. Чай янтарного цвета пах мятой и чем-то похожим на манго. Кисло-сладкие нотки переплетались с травянистым вкусом, оставляя фруктовое послевкусие. Когда я добралась до дома, капли падали чаще, но все еще не были полноценным дождем. Над холмами сверкали зарницы, пытаясь разогнать рано упавшие на город сумерки. Я задержалась у калитки и положила руку на лапу льву. Колдун был в библиотеке. Я отмахнулась от его чувств – мне хватало своих, почти бегом добралась до входа и прошмыгнула в свою комнату. Не раздеваясь, я легла на кровать, сохранившую навязчивый аромат роз. Пришлось скинуть покрывало на пол. Комната осветилась молнией, протрещал гром, и на город обрушился ливень. Я уже поняла, что утренний комариный писк – как будильник, настроен на одно время и будет зудеть, пока я не выйду из комнаты. Может быть, просто остаться лежать вот так, не двигаясь, не думая, не вспоминая? План был хороший, но мое тело, измученное вчерашним хождением по лабиринтам улиц, требовало заботы. К тому моменту, как я вышла из душа, комариный писк заполнил собой все пространство внутри моей черепной коробки, и ему вторил бурчанием пустой желудок. В холодильнике не было ничего, кроме творога, который принесла Лора, и пары яиц. Творог даже показался вкусным. Я злилась на себя за то, что вчерашних решительных настроений как не бывало. Наверху, в библиотеке, пульсировал комок раздражения и злости, и я опасалась дать ему лишний повод, чтобы все это не обрушилось на меня. Я налила в сковородку масло, разбила яйца прямо о бортик и отстраненно отметила, что получилось не уронить ни одной скорлупки в яичницу и не пролить ничего на стол. Впрочем, яичница от этого лучше не стала. Она все не хотела готовиться, и я повозила лопаткой в сковородке. Получилось месиво, которое я соскребла на тарелку. Приятного аппетита, господин колдун. Взяв из шкатулки деньги и прихватив корзинку, я поспешила покинуть дом, чтобы не встретиться с колдуном. Я не хотела его видеть. Я долго не могла заставить себя подойти к палатке с соломенными фигурками, хотя уже давно купила все, что нужно, кинула голубям у фонтана крошек, третий раз прошла мимо стола с зеленью и под вопросительным взглядом торговки была вынуждена купить укроп. Наконец, я решилась. Не кружить же здесь до закрытия рынка. Усатый дядя сматывал кого-то из соломы, насвистывая простенькую мелодию. Бусинки на концах усов покачивались в такт. Я нерешительно потопталась у прилавка и спросила: – А где Лора? – и тут же, опередив тетушкин голос в голове, добавила: – Здравствуйте. Усач сначала прищурился, как будто не узнавая, а потом протянул: – А-а-а, подружка! Что, не сказала тебе Лора? Я помотала головой. Усач подозвал меня, и я, протиснувшись через узкий проход между прилавками, села рядом с ним на место, где обычно сидела Лора. После каждого предложения он делал короткую паузу и начинал следующее с короткого полувздоха, словно наматывая новый слой на рассказ. – Вчера прибегает радостная, говорит, дядюшка, я решилась! Я удивился, ведь мы утром повздорили из-за ее планов. Спрашиваю осторожно, на что, говорю, решилась? А она – извини, дядюшка, бросаю тебя, поеду к отцу жить, он давно зовет. А маму, говорит, и тебя буду навещать иногда. А у отца ее, брата моей жены, домик у моря, жена молодая и сынишка растет. Лора раньше им мешать не хотела, разрывалась между тремя домами. Матери она вроде и не в тягость, но у нее трое малышей, да еще и двое мужниных, нет свободной секунды, чтобы время уделить старшей дочери. А у меня Лили и Тимо подрастают, Лили давно просится мне помогать, вот и пришел, значит, ее черед... Я Лоре говорю, как же твоя работа, милая? А она смотрит на меня, смеется: какая еще работа, дядюшка! У меня от сердца отлегло – значит, ушла она от колдуна. Ушла? Мужчина строго посмотрел на меня, чтобы я подтвердила его догадку. Я неопределенно качнула головой и соображала, что бы соврать. Возможность взять паузу мне предоставил грустный долговязый мужчина, который уже некоторое время вертел в руках то одну, то другую соломенную фигурку. – Мастер, почем мышка? – прервал он наш разговор. – Две монеты, – ответил усач. Мужчина присвистнул. – Ты тут посиди весь день и помотай, тогда посвистишь! – Не кипятись, мастер! А если двух возьму, скидку сделаешь? – От десятка скидка. – Грабеж! – обреченно возмущался грустный мужчина, выбирая монеты в кошельке. Он еще долго придирчиво вертел в руках каждую мышь, как будто проводил конкурс красоты. Усач терпеливо ждал, потом положил победительниц по коробочкам, а я помогла перевязать их красными лентами. Грустный мужчина выдохнул удивительный звук – одновременно и скорбный вздох, и «спасибо» – и удалился. Дядя Лоры вернулся к наматыванию соломы на каркас и продолжил, забыв, что я оставила его вопрос без ответа: – А я и рад, ох уж как я рад! Сначала подумал – вдруг натворила чего, так быстро убегает... А теперь смотрю, раз ты ходишь тут как обычно, покупки делаешь, значит, все в порядке. Все в порядке? – вновь строго спросил он, оторвавшись от шарика соломы. Я пожала плечами, протянула ему ленточку с нанизанным на нее цветком и тут же принялась копаться в коробочке с бусинами. – Я ей сразу сказал – брось ты эту затею! А Лора же у нас такая – придумала чего, не отговоришь. Как с этими поездками через всю страну! И мать, и отец, да и я тоже, все мы уговаривали ее задержаться хоть где, а она все "нет" и "нет", носится, места себе не найдет. А тут в очередной раз приехала, а я на свою голову ей и ляпни, что колдун вернулся. Видела бы ты ее! Побледнела, губы сжала, – усач покачал головой, бусинки в усах вторили ему, – сходила к дому, вернулась и повторяет – отомщу, отомщу. Я замерла. Мир поплыл перед глазами, а соломенные шарики бросились в пляс. Значит, она с самого начала?.. Подружка, значит?.. Я сосредоточилась на дыхании, и окружающий мир вернулся в стационарное положение. Думать буду потом, сейчас надо слушать. Усач продолжал, не заметив, что я была на грани обморока. – ...она, говорит, согласилась мне помочь. Я удивился, ты же тихая такая, исполнительная. Бегаешь тут, стараешься, хоть и ничего не понимала поначалу, а теперь смотри-ка. А Лора говорит, не нравится ей, тебе, то есть, у колдуна. Ну, это мне понятно, какому нормальному человеку у колдуна понравится, а тем более, человеку издалека. А тем более у такого колдуна, от которого только и жди неожиданности или неприятности. Однако же работа есть работа, раз согласилась, то и выполняй, что обещала. Так? Я медленно кивнула под взглядом его прозрачно-голубых, как бусины, глаз. – Так, – довольно кивнул дядя. – А я и думаю, ты же Лору нашу, значит, отговорила. Я-то не смог, да что я, старый, кто меня послушает, а вы ровесницы. Вот я всю неделю боялся, не знал, что делать. Получилось бы у нее, так поймали бы – и в тюрьму, а куда ей, красавице такой, в клетке сидеть! Ей бы замуж, детишек, да цветочную лавку открыть, как у ее матери была. А не получилось бы – так еще хуже, кто же его знает, господина колдуна? Он и по молодости был вспыльчивый, а после многих лет в зеркале даже представить страшно. Уже месяц тут, а из дома носу не кажет, а? Я все нанизывала одну бусину на ленточку и никак не могла попасть в дырку. Не дождавшись ответа, усач продолжил: – А нам, сама понимаешь, местным, посмотреть на него охота. В саду его видели, но так-то не встанешь там, не разглядишь! А тогда... сколько же? Тринадцать лет назад, вот был франт, вот красавец! Девицы как увидят его – так дыханье сразу сбивается, щеки розовеют, голоса сразу томные становятся. Я оставила в покое бусину и воззрилась на дядю. – А он вечером выйдет из дома, то по набережной прогуляться в хорошую погоду, то в театр, а то и на королевский бал. И каждые две недели у него новая спутница, а бывало и чаще. Ну, если не пропадет в других мирах на месяц-другой... И без разбору, богатые дамы, девушки попроще, постарше и помоложе. И все как одна, кто с ним, э-э-э, ох, прости старика, ну, близко пообщался, расцветали, словно бутон по весне. Да мало того, денег у него – немерено, редкие вещицы доставал, говорили, с древней магией играл, но Совет ничего доказать не мог. Так, дядя, постой, лихорадочно соображала я, это ты сейчас про колдуна Джея, сына мельника из деревни? Про вот того пыльного, сутулого, злого? Который разговаривает через силу, а то и просто машет рукой? Который не вылезает из черно-коричневой одежды? Это вот он – покоритель и разбиватель женских сердец? – А ему что – он как улыбнется, так любая за ним хоть на край света пойдет. Вот мать Лоры и попалась. Я выронила бусину. – Что, не рассказала тебе наша девочка? – удивился дядя. Я полезла доставать бусину под табурет, но на этот раз усач решил дождаться ответа. – Она сказала, что колдун уничтожил ее семью, – молодец, Екатерина, даже не соврала. – Ох уж эта Лора, вечно все преувеличит и в трагедию превратит, – засмеялся дядя. У меня сжалось сердце. – У ее родителей сразу пошел разлад. Встретились, а через неделю уж свадьбу им подавай! А как Лора родилась, чувства поутихли, стало ясно, что они друг друга на дух не переносят. Но для Лоры делали вид, что все хорошо. Она же ангелочек, куколка, как ее расстроишь, скажи? Отец ее тогда владел полем, цветы выращивал, красивые – загляденье. Да с такой магией все обустроил, что и в дождь, и в снег, и в мороз – всегда цветов было море. А мать в лавке торговала, букеты у нее какие были! Даже, бывало, королева на праздники заказывала, а от желающих украсить дом отбою не было. А у Лоры все было, и игрушки, и комната вся в цветах, и даже лошадку ей купили и часть поля под это дело отвели. Дядя покачал головой, улыбаясь воспоминанием. Я завороженно смотрела, как он наматывает слой на слой, в то время как у меня в голове слой за слоем отваливалась краска с холста, и разрушалась картина, которую я себе нарисовала. Мужчина уже успел соорудить три шарика, украшенных бусинками, и приступил к четвертому. – Мама Лоры тосковала, день за днем, все ей было не мило. И где-то она господина колдуна повстречала. Что там было – знать не знаю, но сначала она по вечерам к реке бегала, на свидания, куда еще? Муж молчал, что ему, они давно уже только для дочери притворялись. А мы, я да женушка моя, думали, что вот неделя прошла, вторая пройдет – и кончатся ее вечерние свидания. И тут вдруг новость – Лиза, ну мать Лоры, у нас, видишь, как будто и традиция, девочкам давать имена на букву «л», вот и дочка моя Лили. Так вот, Лиза собрала вещи и к колдуну ушла жить. А муж плечами пожал, расстроился только, что ему теперь часть времени букеты крутить да в лавке торчать. Неделя прошла, другая, дамы в городе ходят заплаканные, от румянца и следа не осталось. Как увидят парочку в городе, молнии мечут. Уж не вспомню, сколько прошло, может, месяца два. Долго! Лиза только приходила Лору навестить каждый день, в лавке поработать. Сначала Лора плакала страшно, а потом в один день замолчала, словно онемела. Есть перестала. Лиза металась между дочкой и любовником, а мы-то ничего сделать не могли. Такому не поможешь, тут сердце само должно решить. А однажды смотрю, сидит утром Лиза на скамейке у цветочной лавки, улыбается, перебирает ветки хлопка, колосья золотой пшеницы, розу то добавит, то уберет, вплетает синюю ленту. А вид такой мечтательный, как будто витает где-то. Я ей говорю, ты что же это, насовсем вернулась? А она смотрит на меня, смеется, говорит, что и не уходила никуда. Только сон мне такой приснился чудесный, что я свободна от всего этого. Развела руками, цветы отбросила, а лентой волосы подвязала. Волосы у нее глубокого каштанового цвета с красным отливом, как кора молодого деревца. Я, говорит, полна любви и новых надежд. Так прямо и сказала, как сейчас помню. А для дочки, говорит, будет все самое лучшее и настоящее, а не спектакль. Нельзя так, говорит. Про колдуна больше и не вспоминала. А его не далее, чем через полгода после этого Совет судил. Потом Лиза быстро с мужем разошлась, Лору забрала с собой к родителям на равнину, а отец тут дела устроил, лавку продал, поле мне с женой оставил, а сам к морю уехал. Давно мечтал рыбу ловить, сети плести. Говорил, цветы видеть сил больше нет, а уж запах этот! Ишь ты, рыба ему милее, представь? Я наматывала ленточку на палец и разматывала, наматывала и разматывала. – Лору он брал летом на море, и новая жена хорошо ее приняла, но девочке нашей все не было покоя. А теперь, вот уж я рад так рад, сначала забеспокоился, не случилось ли чего, ан нет, ты говоришь, все хорошо. А вот это, – усач протянул мне последний шарик на ленточке, – это тебе. Да бери, бери, он не колдовской, самый обыкновенный! В благодарность тебе, что нашу Лору отговорила от глупостей. Я взяла шарик и выдавила улыбку, хотя губы дрожали, а брови сложились в траурный домик. Дядя Лоры решил, что я сейчас заплачу от благодарности. Я прошептала, что мне пора бежать. – Конечно-конечно! – рассеянно улыбнулся усач, взял новый каркас и тут же забыл про меня. Как будто не мне рассказывал всю эту историю, а просто вспоминал вслух. Я не пошла домой. У реки было спокойнее. Я расположилась там же, где и вчера, под ивой у моста. Хоть солнце припекало, земля была мокрой после вчерашней грозы, и мне пришлось подстелить ветровку. Взяв из корзинки булочку и отщипнув кусочек сыра, я так и держала их в руках. Меня мутило. Пахло свежей травой и влажной глиной. У самого края воды плавали утки, которых гонял агрессивный лебедь. Я запустила в него веточкой. Утки не оценили мою заботу и, разбежавшись по воде, перелетели к другому берегу. Лебедь остался и кружил по отвоеванной территории, не зная, чем теперь себя занять. Я отломила еще ветку ивы и оборвала листья, кроме нескольких наверху, оставила две веточки по краям, как руки, а потом отломила верхушку. Вот так, и никаких лишних воспоминаний. Стоит только надоесть колдуну, как он залезет тебе в голову, покопается там и вырежет все лишнее, а ты проснешься счастливой и побежишь менять свою жизнь к лучшему. Только ты ли проснешься? Каждое, даже самое скучное воспоминание принадлежит человеку. Каждая секунда важна. Что же говорить о месяце, о двух? Сегодня мне не удалось поиграть с веточками и побродить по берегу. Комариный писк вернулся, а я, хоть и решила игнорировать его до последнего, долго выносить нарастающий шум не смогла. Оба колдуна были на кухне. Робин ходил туда-сюда и что-то тихо монотонно говорил, Джей сидел за столом, сгорбившись и обхватив голову руками. Я зашла и, не глядя на них, стала раскладывать покупки по полкам. На плите стояла грязная сковородка, а рядом – тарелка. Мне стоило огромного труда притворяться, что я одна на кухне. Я прошествовала к раковине, делая вид, что на меня не обращены две пары глаз. – Рина, сядь, – голос Джея звучал так, как будто он предпочел бы ничего не говорить. – Робин приготовил речь. Я махнула запиской, выключая воду, медленно вытерла руки, отодвинула стул от стола и села. Джей смотрел вниз, сжав губы. Робин сел напротив меня. – Послушай, ничего страшного не произошло. Так всем лучше. Представь себе, что Лора оказалась бы в тюрьме, а через несколько лет вышла бы, озлобленная, без целей в жизни, кроме одной – совершить то, что не удалось. Я сам виноват, был так занят делами, что и не подумал проверить, кто она. У нас не было выбора. В голову вдруг ударила кровь, и я сразу, без предисловий, начала кричать: – Не было выбора? Не было?! – я давилась слезами. – Всегда есть выбор! С Лизой тоже не было выбора?! Джей резко выпрямился, черты его лица как будто одеревенели. Он ударил ладонью по столу и встал. Я вжалась в стул, поняв, что ляпнула лишнее. Он подошел, склонился надо мной, обдав облаком пыльного запаха, и тихо, с яростью произнес: – Если ты думаешь, что вернешься домой с полным набором воспоминаний, то очень ошибаешься. Он вышел из кухни, поднялся по лестнице и хлопнул дверью библиотеки. Я смотрела в воздух перед собой. – Она сама его попросила. Я перевела взгляд на Робина. – Лиза. Она попросила Джея стереть ей воспоминания, – повторил Робин и сложил перед собой руки, как школьник за партой. – Почему? – спросила я, но, кажется, уже сама догадалась. – Потому что не могла выбрать. Без дочери не могла, а муж бы не отдал ее. И без... без Джея тоже не могла. – И он, что же, согласился? Как? Робин нашел на столе какую-то крошку и сбросил на пол, потом грустно улыбнулся и ответил: – Вырастешь – поймешь. Мы помолчали. Наконец, Робин сказал, что ему нужно идти. – Работы много, нехорошие дела творятся. – Подожди, Робин, – меня волновал еще один вопрос, – ведь он дал мне выпить отравленный кофе! У него и тут не было выбора? Робин тяжело вздохнул. – Хотел удостовериться, что ты не знала. – Я... Я ни при чем, – я запнулась, – я бы не стала... – Знаю, – вновь вздохнул Робин. Он ушел. Мысли никак не унимались, скакали с одного на другое, на доли секунды формируясь в обрывки фраз и разлетаясь вновь. Я бы не стала? Если сначала Джей был просто помехой на пути к дому, то теперь я взглянула на него другими глазами. Раньше это было похоже на мутный предрассветный сон, который вот-вот разгонят первые лучи солнца, на игру, где он кидал в меня мячик, а я отклонялась и пряталась. Я была погружена в свои мысли, вспоминала дом и представляла, как вернусь обратно. Теперь меня рывком вытащили наружу, и окружающий мир оказался колючим, многогранным и очень реальным. Джей перестал быть персонажем фильма, который волшебным образом вмешался в мою жизнь и так же должен был ее покинуть. Он был настоящим и опасным. У него было прошлое, не эфемерное, не придуманное, как у героев в кино, а реальное, повлиявшее на жизни других людей. Если раньше я раздражалась от его голоса, старалась избегать колдуна в доме и подольше бродить по городу, выполняя поручения, игнорировала его вопросы и не задавала свои, то теперь я просто боялась. До этого он представлялся мне злой силой, которую можно остановить, ведь Совет поймал его и посадил в зеркало. Теперь же я осознала, что у него был Робин, этот добрый приветливый человек, наделенный достаточной властью, чтобы покрывать новые преступления своего друга. Робин. Заботливый, сочувствующий, всегда приходящий на помощь. «Я служу городу», – сказал он, и я не понимала. Лучшей помощью городу было бы отправить его друга обратно в зеркальную ссылку. Я не считала, что Лора права, однако в моем представлении она была чуть более права, чем оба колдуна. Тем не менее я все равно не могла злиться на Робина. Было в нем что-то, заставлявшее доверять ему. Может, и правда следы той мальчишеской магии, а может его искреннее желание помочь. По утрам я оттирала мох с каменной львиной шкуры. Мне не хотелось больше жаловаться львам на жизнь. Они тоже были частью этого нового опасного мира, который не хотел выпускать меня из своих цепких лап. Джей молча съедал все плоды моих кулинарных подвигов. Он стал есть гораздо больше, и мне приходилось каждый день на рынке забивать корзинку под завязку. Я набирала побольше хлеба и сыра, который исчезал в тот же день, и готовила утром и завтрак, и обед, чтобы разделаться с готовкой до следующего дня. На столике в коридоре меня всегда ждала стопка книг и листок с заданиями, и я была бы рада уйти в город и бродить там до темноты, которая наступала все позже. Но я не могла позволить себе этого. Я боялась злить колдуна, который стал еще более угрюмым и раздражительным. Я списала это на то, что он готовится к встрече со своим учителем – она должна была состояться на днях. Не мог же Джей до сих пор злиться из-за истории с Лорой! Даже я уже почти перестала о ней думать. Я не понимала, зачем ему встречаться со старым колдуном, если даже мысль об этом настолько выводит его из себя. Робин попытался объяснить, что их связь учитель-ученик не была правильно разорвана, потому что когда Джея судили, Тин сбежал из города, испугавшись, что ему тоже достанется от Совета. Формально Джей все еще был связан с ним, хотя ни какой передачи силы и чувстве местонахождения быть уже не может. Робину повезло, если так можно сказать о начале войны – тогда король особым приказом освободил всех желавших идти воевать молодых людей от ученичества, и их учителю, колдуну Тину, не оставалось другого выбора, как отпустить Робина и оставшихся своих учеников, которые были рады убежать куда угодно от старого брюзжащего обманщика. Робин рассказал, что это в древности, задолго до разрушения мира, когда магия была другой, опасной, не нынешней бытовой игрой с записками, а серьезным делом жизни, колдун не отпускал ученика, пока не был уверен в его готовности служить магии и только магии. Были и те, кто сохранял ученичество до самой старости, ведь, по сути, когда ученик взрослеет, занимается собственными исследованиями и изучает другие миры, ученичество становится партнерскими отношениями, где оба колдуна могут многому научиться друг у друга. Жаль, говорил Робин, но сейчас все проще – тот же Тин набирал по двадцать, тридцать мальчишек, таких, от которых отказались другие учителя. Не самых сообразительных, взбалмошных, без особого таланта, со слабым чувством магии, или таких, как Джей и Робин – слишком взрослых. Зачастую родители и сами были рады избавиться от сына: формально ребенок пристроен в ученики, а не болтается на улицах в сомнительной компании. Были и колдуньи, которые брали на воспитание только девочек по такому же принципу. Взаимовыгодное сотрудничество: дети под присмотром, а колдун, даже слабый, получает достаточно энергии, чтобы творить заклинания. Кроме того, существуют усиливающие амулеты, когда и ученик, и учитель изначально не обладают большими способностями в магии. Я вспомнила о шкатулке с сокровищами в гостинице у сай. – Это немного другое,– откликнулся Робин, занятый переписыванием закорючек со стены дома в блокнот. Я случайно встретила его на улице, когда шла от Туана, который передал мне новое письмо, касавшееся все той же книги из первого списка. Я направлялась в торговый район, чтобы пополнить истощившиеся запасы записок. Робин занимался скучными полицейско-инспекторскими делами, поэтому мое общество было ему в радость, хоть я и вновь принялась надоедать ему расспросами об амулетах. – Такой, который сай тебе отдала. Они не накапливают энергию, а помогают учителю и ученику лучше чувствовать друг друга и пользоваться силой. У слабых колдунов иногда даже отсутствует чувство местонахождения друг друга. Твой амулет забирал силу для перемещений у колдуна. Скорее всего, амулет у него украли, и он долго лежал без дела. А те, что ты говоришь, в шкатулке – это не амулеты, это накопители энергии. Они одноразовые. – Понятно, как батарейки, – сказала я. Пришлось объяснять Робину, что это такое. Получалось непонятно, я придумывала все новые и новые примеры, только больше запутывая и колдуна, и саму себя. На самом деле я оттягивала момент возвращения домой. Сегодня должна была состояться встреча Джея с Тином. Я спросила Робина, не хочет ли он повидать своего старого учителя. – Только если чтобы посадить его за решетку, – с нехарактерной для него злостью процедил Робин. Я оставила надежду уговорить его заглянуть сегодня в гости, попрощалась и, быстро заскочив в лавку с записками, поспешила домой. Не хватало еще навлечь на себя гнев колдуна. Утром он снизошел до того, чтобы зайти на кухню, когда я тыкала лопаткой омлет. Кулинарный эксперимент в этот раз вспух крупными пузырями, которые ворчали, лопались и старались забрызгать меня маслом. При появлении Джея я отложила лопатку, чтобы он не заметил, как у меня затряслись руки. Он приказал быть дома около семи часов вечера, за пару часов до темноты. Я пришла гораздо раньше. Джей наверху мерил шагами свой маленький кабинет. Его нервозность передалась и мне, и я сначала помыла стол на кухне, потом отдраила полы, лестницу, но выше подниматься не стала. Когда закончились доступные поверхности, я переложила все продукты в холодильнике, отметив, что там появилась бутылка вина. Затем я просто села и стала ждать, барабаня пальцами по столу. Что это ты, Екатерина? Не к тебе же гость. Подумаешь, какой-то злобный старикашка! Когда солнце поравнялось с крышами соседних домов, из коридора раздался голос Джея: – Не высовывайся, пока я тебя не позову. Принесешь бутылку вина, поняла? Я кивнула, хотя он не видел меня от лестницы. Плевать. Колдун ушел наверх. Видимо, встречать учителя с распростертыми объятьями или даже просто, без объятий, он не собирался. Буквально через несколько минут хлопнула входная дверь, послышались тяжелые шаги на лестнице, снова хлопнула, как будто демонстративно, дверь наверху. На веранде было хорошо, внутренний двор заполнился цветами, которые посадил Робин. Дорожки бежали через кустики эхинацеи и островки пестрых аккуратных ромашек, долговязых космей, ярких календул, мелких маргариток. В свете заходящего солнца порхали бабочки. Я сидела на ступеньке и старалась расслабиться, но даже идиллический вид никак не помогал затушить разъедающее меня беспокойство. Дверь на балкон на втором этаже была открыта, но не было слышно ни звука. После случая с Лорой, когда никто не услышал ее криков, я поняла, что и тут была магия. Впрочем, неудивительно, учитывая, что размеры помещения никак не соответствовали размерам дома. Похолодало. Я с сожалением ушла на кухню и наблюдала из окна, как солнце садится ниже, тени заполняют сад, а зефирные розовые облака тают в глубокой синеве неба. Из расползающихся чернилами сумерек меня резко вырвал зов колдуна и возникшая перед внутренним взором бутылка вина. Не прошло и получаса с тех пор, как пришел старик. – Прекрасно, – пробормотала я, стряхивая оцепенение и возвращаясь от бабочек и закатов к мрачной действительности. Я вытащила зеленую пузатую бутылку из холодильника и только на лестнице сообразила, что надо было ее протереть. Влажное стекло неприятно холодило ладони, и я подхватила бутылку под донышко. Перед дверью в библиотеку я постояла немного, вдыхая и выдыхая. Было слышно недовольное карканье старика. Слов я разобрать не могла, да и не хотела разбирать. Интонации были резкие, недовольные, обвиняющие. Джей молчал, но я чувствовала его скрытое веселье, как будто он внимательно следил за поставленным лишь только для него одного спектаклем. Хотя в действительности он сам был режиссером. Джей что-то задумал, а я не хотела принимать участие в осуществлении его планов, но разве у меня был выбор? Я открыла дверь и зашла, не постучав – пускай это будет мой маленький бунт. В сумрачный уличный свет врывались ярко-оранжевые всполохи огня из камина, создавая странный театр теней и делая лицо старика похожим на ожившую абстрактную картину. Выглядел он, как побитый жизнью бульдог – висящие щеки, небольшой курносый нос, зажатый складками морщин, густые брови, скрывающие глаза. Седые волосы были зализаны назад. Он был уже изрядно пьян, и как только успел? На столе стояла опустошенная бутылка. Фигура Джея утонула в тени, и только оранжевые отблески огня сверкали в его глазах. Я чувствовала, как напряжена его рука, в которой он держал бокал с темным вином. Старый учитель не заметил, как я зашла, он был занят тем, что кричал на Джея, срываясь на жалостливые нотки. – ...если бы не я! Где бы ты был, ты, со своим прихвостнем! Окончили бы свою скоропостижную карьеру, разгружая рыбу в порту! Там быстро разбиваются мечты таких деревенских простачков. И как вы мне отплатили! Я вас принял, распростер объятья двум юношам, дал вам шанс, когда другие отказали! Подростки! Я поверил, я... Он поднял бокал и допил вино, как воду, большими жадными глотками. Джей воспользовался паузой, чтобы перейти к следующему акту. – Рина, вино. До этого я не решалась подойти ближе, стояла, замерев на неровной пляшущей границе света и тени. Влага с бутылки стекала с моих ладоней и капала на пол. Я сделала шаг вперед, старик непонимающе посмотрел на меня, потом на Джея, снова на меня. – Ах вот как... – прошипел он, медленно вставая с кресла и нависая над своим учеником. – Да как ты посмел! Джей растянул губы в улыбке. – Я не ждал извинений, но это! – он махнул рукой с бокалом в мою сторону, и в воздухе сверкнули искрами несколько капель вина. Джей молча наблюдал, не скрывая улыбки, а в глазах его дергалось алое отражение пламени. – Древние игры из сгнивших манускриптов... Что ж, будь по-твоему, неблагодарный щенок! – старый колдун со злостью швырнул бокал на пол. Я вздрогнула и едва удержала влажную бутылку в руках, но не испугавшись звука бьющегося стекла, а от судороги, которая была всего лишь эхом боли, пронзившей ладонь Джея, то место, где было пятно его связи с учителем, перекрытое пятном его связи со мной. Но он не подал и вида, держа на лице улыбку, которой довел старика до белого каления. – Чтоб тебя пожрали твари космической бездны! – проорал он и бросился к выходу. Поравнявшись со мной, он остановился, ткнул меня пальцем в плечо и воскликнул: – А ты, ты пожалеешь! Жалею каждую секунду, дедуля, мрачно подумала я, глядя в сторону. Дедуля тем временем ловким движением выхватил у меня из рук бутылку, выскочил из библиотеки, прогрохотал по лестнице и покинул дом. Трещал камин, а ветер, ворвавшись через балкон, пошуршал страницами раскрытых страниц, разметал бумаги, взъерошил мои волосы и вырвался вслед за стариком по лестнице в распахнутую входную дверь. Фигура колдуна в кресле мелко тряслась, зажимая рот рукой. Резким движением Джей швырнул свой нетронутый бокал с вином на пол, вцепился в ручки кресла и захохотал. Я попятилась к выходу. Как бы я хотела последовать за ветром, подальше от этого дома! Я аккуратно закрыла библиотечную дверь и спустилась в свою комнату. Отчаяние, которое так и повисло комком в районе солнечного сплетения в тот день, когда Лора пыталась отравить Джея, начало распускаться, выпускать щупальца, обнимая меня, заставляя сжиматься в маленький беспомощный комочек.