***
«...Я стоял и вдыхал столь родной запах знакомых улиц, после чего спешным шагом спустился с корабля, чтобы как можно скорее попасть домой, принять ванну и отдохнуть. События последних лет тяжелым грузом сдавливали мои плечи, и всё, что я мог сделать – это принять их такими, какие они есть, но я понимал, что всегда буду помнить о цене, что пришлось заплатить ради продвижения к цели. Решив не затягивать с визитом к королю, на следующий день я отправился в Версальский дворец. Шагая по одному из коридоров, я неожиданно встретил королеву. Вначале мне показалось, что это была не самая приятная встреча, ибо мне претило видеть, что место королевы занимал избалованный ребёнок, которого совершенно не заботили ни благосостояние страны, ни проблемы народа. Можно сказать, я в некоторой степени был поражён, когда узнал, что из себя представляет это дитя, и мне оставалось только надеяться, что своими наставлениями я смогу помочь ей прозреть и увидеть наконец, кем она является и какой ей дóлжно быть. Однако, казалось, что все мои усилия так и прошли даром. Тяжело вздохнув, я пошёл вслед за ней, держась на почтительном расстоянии. Внезапно она пошатнулась и спешно сделала небольшой шаг в сторону, одной рукой облокотившись о выступ колонны, другую прижав ко лбу. Меня охватило беспокойство, и я поспешил вперёд, чтобы узнать, не требуется ли помощь. Но каково же было моё удивление, когда вместо обычных жалоб и недовольства, эта женщина с достоинством, присущим истинной высокородной особе, ответила, что мне не стоит переживать за неё. И несмотря на то, что её лицо всё ещё выглядело бледным, а руки, сложенные на талии, слегка дрожали, её взгляд искрился решительностью, а губы расцвели в прекрасной улыбке, словно ничего и не произошло. На миг я забыл, как дышать, стремясь осознать видение, что возникло передо мной. Я был восхищен тем, что увидел. Нет. Я был восхищен теми изменениями, что произошли в ней. Но тут же я одернул себя - это могла быть всего лишь случайность, или ещё один способ поддеть меня, как она это делала обычно, поэтому я быстро привёл мысли в порядок и решил не обращать на это внимания. «В конце концов, люди не меняются», – подумав об этом, я решил больше не тратить своё время и откланялся, однако в тот же миг меня окликнули: – Лафайет! – Да, Ваше Величество? – я не успел развернуться и кинул на королеву вопросительный взгляд. – Спасибо… что вернулись живым и здоровым, – не знаю, как, но, смотря на её нежную улыбку и взгляд, полный искренней радости, я чувствовал подлинность её добрых намерений по отношению ко мне, но не мог объяснить, чем они вызваны. Всё это вогнало меня в ступор, ведь каждый из нас не питал теплых чувств в отношении друг друга, и мы оба это знали. «Возможно, она всё-таки изменилась, и я не прав?» – мне хотелось в это верить, и, ощущая зарождающиеся искры уважения, обволакивающие моё сердце, я от всей души поблагодарил её, после чего продолжил свой путь.***
Сегодня во дворце должна была состояться ещё одна встреча, где предстояло обсудить некоторые вопросы, связанные с бюджетом. По ряду причин, всё пришло к тому, что простой народ стал не в состоянии себя прокормить. Мер, направленных на поддержание ситуации, оказалось не достаточно, и если в скором времени не найти решение, люди начнут голодать. Я всю ночь провёл за бумагами, вникая в текущее положение дел, однако, мои мысли всё ещё были сумбурны. Для того, чтобы упорядочить их перед собранием и подготовить речь, я решил прогуляться по дворцовым садам. Было раннее утро, когда сумерки всё ещё покрывали горизонт, а заря лишь начинала заниматься. Прохлада отрезвляла, проясняя разум. Я уверен, многие из дворян ещё спали, в особенности, это касалось благородных дам, что просыпались чуть ли не к обеду, оправдывая свой поздний подъем тем, что это было необходимо ради сохранения их красоты. Что за глупости? На мой взгляд то, что им нужно было сделать – прекратить сидеть ночами напролёт за азартными играми и выпивкой! Как же осточертело видеть их опухшие с похмелья лица, которые они обильно припудривали в надежде скрыть огромные синяки под глазами, отчего их лица приобретали ещё более ужасный вид. Тут в моём сознании всплыло лицо королевы. На удивление, по прошествии стольких лет, она ничуть не изменилась, нет, стоит сказать, она стала ещё прекраснее… Я вспомнил тот нежный взгляд и теплую улыбку, которыми она одарила меня совсем недавно, и моё сердце неожиданно пропустило удар. «Боже, Гилберт, о чём ты думаешь! Тебе не пристало засматриваться на замужнюю даму... к тому же, не ясно, насколько далеко зашли те изменения, произошедшие в ней. Женская природа изменчива, и Её Величеству ничего не стоит вернуться к своим прошлым привычкам, если это взбредёт ей в голову, ты же это прекрасно знаешь!» – я пытался бороться с тем неспокойным возбуждением, что взбудоражило моё сердце, но так и не смог победить. В следующий миг, невольно бросив взгляд в сторону крыла на втором этаже, где располагались покои королевы, я увидел ангела - ангела, сошедшего с небес. Закрыв глаза, она подставляла своё лицо утренней прохладе. Её распущенные волосы развевались на лёгком ветру, а ресницы трепетали, пока на её нежных губах играла самая очаровательная улыбка, которую мне доводилось видеть. Весь её вид говорил о свободе, которой она наслаждалась в этот самый момент. Но что-то на задворках сознания меня смущало, и пока я думал над этим, она открыла глаза и посмотрела вниз. Удивление. Шок. Смущение. Стыд. «Но за что ей было стыдно?» – и в тот момент до меня дошло. Я нервно сглотнул. Не желая этого, мои глаза зачаровано улавливали каждое прикосновение ветра к её телу, нежно очерчивающего столь соблазнительные изгибы. – М-маркиз де Лафайет? Я… я прошу прощения! – в глубоком смущении она стремглав кинулась обратно в спальню, а до меня ветром, просквозившим от захлопнувшихся дверей, донёсся лёгкий аромат цветов. Не знаю, сколько я так простоял, но увиденное шокировало меня настолько, что я не мог двинуться с места. Глаза рисовали её образ, стоящей возле перил: смущенный взгляд, покрытые румянцем щёки и манящие к себе приоткрытые губы, которые так и хотелось накрыть поцелуем - меня тянуло к ней, словно магнитом, настолько прекрасно было это видение. «Гилберт. Гилберт! Остановись! Остановись, пока ещё не поздно!» – мой разум пытался подавить поднимающиеся из глубин такие знакомые чувства, но сердце больше не слушало меня, выстукивая ритм новой мелодии всё быстрее и быстрее.***
Уже который час в кабинете короля мы спорили, как лучше поступить. Медлить было нельзя, выход нужно было найти сегодня, иначе бездействие грозило выплеском народного недовольства, что опасно. Все это понимали, однако мы никак не могли прийти к общему решению - и так происходило каждый раз. Всё осложнялось тем, что с Блэйсделлом всегда было трудно вести дела. Он был весьма скользким типом, готовым пойти на всё ради достижения цели, и всегда в приоритете держал только интересы королевской семьи. И хотя я не мог не проникнуться к нему уважением за его кропотливую работу на благо Франции и истинную верность королю, порой его методы решения вопросов были неприемлемы. У меня снова пересохло во рту, поэтому я воспользовался моментом, когда Ферзен вступил в полемику вместо меня, и отошёл к столику у дверей, где слуги предусмотрительно оставили пару графинов с водой и некоторые закуски. Жадно осушив стакан, я хотел было вернуться к разговору, однако в следующий момент я услышал лёгкий стук, и двери тихонько приоткрылись. Я в растерянности замер, не зная, как реагировать. Передо мной стояла та, кого я совсем не ожидал увидеть здесь в такой час. Увидев меня, королева резко смутилась, и мне ли не знать, почему… Хорошо, что мы были в небольшом отдалении от других, и то, что произошло в этот момент между нами, так и осталось незамеченным. Но боже, что за восхитительное выражение лица у неё было сейчас! Очарованный её видом, я смотрел на неё, не в силах оторвать взгляд, и ощущал, как нежность теплой рекой разливается по венам. Жгучий румянец покрывал её щеки, а смущённый взгляд из-под ресниц придавал её образу чувство ранимой незащищённости, пробуждая в моём сердце жгучее желание притянуть её к себе и сжать в крепких объятиях! Затаив дыхание, я с интересом наблюдал, как она, становясь всё смелее, неспешно поднимала взгляд своих прекрасных глаз, в омутах которых начинал тлеть еле заметный огонёк. Она словно изучала меня, подмечая что-то для себя, совершенно не замечая, насколько ярко разгорался огонь в её глазах. Внезапно, это перестало быть интересным. Я поймал себя на мысли, что забыл, как дышать, и теперь жадно ловил еле заметные изменения в выражении её лица, каждое из которых отдавалось покалыванием во всём теле, отчего я крепче сжал кулаки, боясь потерять над собой контроль. Её глаза покрылись лёгкой дымкой, словно она окунулась куда-то глубоко в свои мысли, а я не мог совладать с собой, взглядом лаская её волосы, щёки, губы, шею, плечи… и совершенно не представлял, как остановиться. Но остановиться было нужно. Я собрал всю свою волю в кулак и с большим трудом вернул на лицо привычное выражение с той лишь разницей, что я не мог хотя бы искренне не улыбнуться, пускай и одними глазами. – Рад вас видеть, Ваше Величество! - поприветствовал я её, после чего провёл к столу, за которым министры продолжали отстаивать каждый свою точку зрения. Но всё стихло, когда все увидели Её.***
Королева на этом собрании поразила всех. Даже Блейсделл, этот неуступчивый человек, не нашёл, что ответить на её пламенную речь. И как можно было возразить, ведь всё, о чём она говорила - истинная правда! Тотчас я был поражён её воле, смелости и твёрдости духа. Не помню, когда в последний раз я испытывал неподдельный трепет от чьих-либо слов, но её эрудированность и ум восхитили меня до глубины души! Я хотел бы извиниться перед ней за то, что был груб с ней в прошлом. Когда я уехал из Франции, она была ещё молодой леди, только что приехавшей из чужой страны. Но время летело, и из избалованного ребёнка она превратилась в почитаемую королеву Франции. Признаюсь, вдали от дома о ней ходило множество толков и пересудов, однако настоящая она так сильно отличалась от образа, который рисовали слухи. Мне стало стыдно, что я пошёл у них на поводу и не исходил из собственных суждений. Я решил, что с этого момента сделаю всё возможное, чтобы заслужить её прощение. Я стоял у окна и тщательно вникал в вопросы, что она освещала. Когда Его Величество поручил мне заняться расследованием, я прекрасно осознавал, что, даже без приказа, я бы всё равно его провёл. Я не хотел видеть, как она страдает от ложных обвинений, поэтому дал себе слово приложить все усилия, чтобы люди, пытающиеся воспользоваться этой ситуацией, никогда не смогли навредить ей. Однако я отвлёкся на свои мысли, и не заметил, как её глаза почти незаметно тронула грусть. В беспокойстве я вернул своё внимание к разговору и понял, что король не спешил отвечать ей. Он как всегда погрузился в свои мысли, не решаясь озвучить что-либо, и я с некоторым разочарованием осознал, что даже в тот момент, когда перед всеми королева столь храбро защищала не только народ Франции, но и королевскую семью, он не мог найти в себе силы встать на её защиту, снедаемый сомнениями и трусостью. Твёрдо я шагнул вперёд. – Я соглашусь! – раз этого не делал король, то это сделаю я. Всеми силами я пытался подбодрить королеву, и на миг она даже легонько улыбнулась краешками губ, с благодарностью посмотрев мне в глаза. Но эта улыбка была мимолётна, и следующими легкомысленными словами он заставил её спешно покинуть кабинет.***
После её ухода на миг воцарилось молчание. Никто не осмеливался говорить, и Его Величество, наконец взяв слово, подвёл итоги, раздал некоторые поручения и завершил собрание. Покидая стены дворца, мои мысли были заняты королевой, чьи чувства король столь небрежно задел. Я не мог в полной мере осознать ту боль, что ей, возможно, пришлось испытать, но понимал, насколько это должно быть горько, когда муж не может или не хочет поддержать свою жену. А ведь всё должно быть наоборот! Это мы должны защищать своих жён, а не они нас… С этими мыслями я прошёл через сад и углубился в парк. Через какое-то время, петляя по дорожкам, я вышел к старому заброшенному фонтану, по размерам больше напоминавшему небольшой пруд. Вода в нём несколько застоялась, обновляемая лишь проливными дождями и снегом, и за долгое время тут даже выросли кувшинки. Эта часть садово-парковых территорий не использовалась уже много лет, так как финансы дворца не позволяли охватить всю их площадь, и потому как это место находилось в некотором отдалении от главной территории, обыкновенно здесь не было и души – по крайней мере, за всё время я так ни разу никого и не встретил. Именно поэтому я любил бродить здесь, среди заросших кустов и теней высоких деревьев, предаваясь одиночеству и размышлениям. Подойдя вплотную к краю фонтана, я поднял голову и вгляделся в скульптуру, украшавшую когда-то прекрасное сооружение. Разнообразные трещины и травяной налёт придавали его виду некоторую таинственность, и даже сейчас он был великолепен, сохранив своё величие. Я наслаждался тишиной, как вдруг услышал тихие всхлипы по ту сторону фонтана. Пройдя по мостку к его центру и обогнув статую, я увидел королеву, что сидела на земле, облокотившись руками о мраморные бортики, и тихонько плакала. Грусть охватила моё сердце, и я мог только тихо стоять рядом, не смея нарушить её уединение. Постепенно темнело и воздух становился прохладнее. По прошествии некоторого времени, она прекратила плакать, и всё погрузилось в тишину - настолько оглушающую, что было слышно её глубокое дыхание. Я заметил, что её пальцы покраснели, а сама королева начала тихонько дрожать от холода. Как мужчина, я не мог не позаботиться об этом, поэтому снял камзол и тихонько укрыл её плечи. – Ваше Величество, вы простынете, если будете сидеть на мраморном полу, – я старался, чтобы мой голос звучал как можно мягче и нежнее. Не ожидавшая этого королева вздрогнула, но так и не подняла голову. Возможно, её испугало моё присутствие, и я поспешил её успокоить. – Прошу, простите, что поставил вас в такое неловкое положение, я не хотел вас смутить… я всего лишь прогуливался по парку и уже подумывал уйти, как услышал, что кто-то плачет, а увидев вас, не смог оставить одну, – аккуратно подбирая слова, я пытался оправдать своё присутствие, но она молчала. – Я клянусь вам своей честью, что всё, что произошло сегодня, останется строго между нами, моя королева, – со всей серьезностью я поклонился ей и продолжил. – Я глубоко уважаю вас, так же, как уважаю короля… возможно, я могу догадаться, о чём вы думаете, и хотел бы сказать, что лично я готов отдать все свои силы, чтобы помочь вам и поддержать вас, – я больше не знал, что сказать, и в отчаянии смотрел на её подрагивающие плечи. – Знайте, если вам нужна от меня какая-либо конкретная помощь, только попросите, и я с удовольствием это сделаю! – Неужели всё? – почти сдавшись, я вдруг увидел, как она резко повернулась и недоверчиво посмотрела на меня. – Что бы вы не пожелали, Ваше Величество… – я не мог предать ту искру надежды, что зажглась в её глазах, и поспешил заверить в правдивости клятвы, что дал. Того, что произойдёт потом, я ожидать не мог.***
Она стояла передо мной, ранимая и беззащитная, и я не мог её оттолкнуть. Только не тогда, когда она доверила мне своё сердце, плача у меня на груди. Даже если это выходило за рамки приличия. У меня никогда не хватило бы смелости причинить ей ещё больше боли. Поэтому я просто крепко обнимал её, стараясь всеми силами подарить ей чувство умиротворённости - как человек, который понимал её боль, как человек, готовый её поддержать… Мгновения казалось вечностью, и я, забывшись, рукой притянул её голову к себе, невольно прислонившись к ней щекой и вдыхая аромат мягких волос. От них исходил лёгкий цветочный запах, которого мне не доводилось встречать прежде. На задворках сознания мелькала мысль, что происходящее здесь совершенно неправильно и ситуация до безобразия абсурдна, но эта мысль сразу потухла. Ведь я обнимал не королеву, а она… просила о помощи совсем не маркиза. Время прошло незаметно. Сумерки почти опустились на землю, и необходимо было возвращаться обратно, чтобы не потерять дорогу. – Ваше Величество, – я тихонько позвал королеву, – становится поздно… Помедлив немного, она подняла на меня своё лицо, которое, несмотря на пролитые слёзы, всё так же выглядело прекрасно, и легонько кивнула, тихо улыбнувшись. Весь путь до дворца мы прошли, не проронив и слова, и лишь перед дверью в свои покои она обернулась, чтобы посмотреть на меня. – Маркиз де Лафайет, могу я попросить вас быть моим другом? – прерывая затянувшееся молчание, она настороженно замерла, нежно оглаживая рукой воротник камзола, что до сих пор висел у неё на плечах. Я не смог отказать.***
Домой я возвращался опустошённым и несколько разбитым. Поднявшись в спальню, мне даже не хватило сил попросить слугу приготовить ванну, и я завалился на кровать прямо в одежде, распахнув жилет, развязав галстук, что неприятно сдавливал шею, и лениво расстегнув пару пуговиц на рубашке. Лёжа на спине, уставившись в потолок, я вспоминал сегодняшний день, который оказался слишком изматывающим. Государственные дела всегда требовали неимоверной отдачи, ведь политика не была лёгким делом. А с тем, что многие из привилегированного сословия будут явно против проведения реформы, проблем прибавлялось ещё больше. Я прикрыл глаза. Думать о работе совсем не хотелось. И я так устал, что решил сделать себе поблажку и просто отдохнуть. Мыслей не осталось, и я лежал в тишине, неспешно отдаваясь во власть Морфея после бессонной ночи и сумбурного дня. Я почти уснул, как вдруг уловил сладкий аромат, тонким ручейком распространившийся по комнате. «Откуда?» – я в удивлении открыл глаза. Повернув голову на бок, я наткнулся взглядом на камзол, который ранее небрежно кинул рядом. Протянув руку, я поднёс его к лицу, чувствуя, как в нос ударил нежный запах полевых цветов – такой знакомый запах! «Её запах…» – голову снова заполнили мысли о королеве, а в воображении всплыл момент вечерней встречи, когда я крепко держал её в своих объятиях и так не хотел отпускать… Моё сердце дрогнуло. Я не хотел этого признавать, но каждый раз, когда видел эту девушку, я всё меньше думал о ней, как о королеве. Эти чувства так стремительно захватывали моё сердце, что это даже пугало. Наша первая за долгое время встреча несколько дней назад оставила неизгладимое впечатление о Её Величестве. Погружённый в работу, я то и дело ловил себя на мысли, что с нетерпением ждал, когда увижу её ещё раз. Мне было интересно, какие ещё сюрпризы она сможет мне преподнести? Но я не ожидал, что всё зайдёт настолько далеко… Её добродетель, сила и храбрость буквально вскружили мне голову! И я знал, что испытывать такие чувства к королеве - грех, знал, что должен отказаться от этих чувств, пока не стало слишком поздно, но как бы я ни хотел стереть их из своего сердца - я не мог… У меня просто не было сил, видя, как она нуждается во мне, пусть и только как в друге. Сердце неприятно защемило. «Боже, Гилберт! Как ты можешь думать о таком? Грех - быть таким жадным», – я понимал, что должен отказаться от неё - оттолкнуть, чтобы между нами не зарождалась эта привязанность, но… Она была слишком подавлена, упав в мои объятия, и слишком верила в меня, а я… я не мог ей отказать. В глубине души я желал этой близости, не в силах ей противиться. Мне было стыдно перед ней за то, что она стояла там и плакала у меня на груди, в то время как моя забота о ней перебивалась трепетом от её прикосновений. В большом смущении я вспоминал, как она доверчиво прижималась ко мне всем телом, не желая отпускать, совершенно не замечая, насколько меня взбудоражило прикосновение её груди, скрытой лишь плотной тканью красивого платья. В попытках избавиться от этого влечения, я всё сильнее сжимал хрупкие плечи и тихонько гладил её по голове, вдыхая аромат её волос и пытаясь успокоиться. Но было сложно потушить уже разгоревшееся пламя. Испытывая жгучее чувство вины я застонал и вновь перевернулся на спину, невольно прикрыв рот рукой, переживая, как бы меня не услышали слуги. В глазах отражалось желание, лёгкой дымкой оттеняемое смятением. Я всеми силами пытался угомонить разбушевавшиеся чувства и справиться с нахлынувшим возбуждением, которое внезапно ощутил чуть ниже пояса, но не мог развидеть картину сегодняшнего утра, а жар волнительных прикосновений лавой растекался по всему телу. В нетерпении я резко встал с постели и быстрым шагом прошёл в ванную комнату, по пути избавившись от жилета и стянув с себя рубашку. В углу я заметил большой кувшин с холодной водой, стоявший там на случай, если бы воду в ванной пришлось разбавлять. Я поднял его двумя руками и вылил себе на голову. Внезапный холод заставил прийти в себя, и, почувствовав облегчение, я грузно облокотился о стену. Тяжело дыша, я пытался осознать всё, что только что произошло, но не мог найти возможность хоть как-то оправдаться. – Гилберт дю Мотье! Маркиз де Лафайет, – сложив руку в кулак я с силой ударил по стене, грозно обратившись к самому себе, – что же ты творишь!?***
Дни сменяли друг друга, а я всё не мог её забыть. В перерывах между работой, чуть задумавшись, её голос начинал звенеть в моих ушах, а нежная улыбка ласкала мой взор. Я осознавал, что с каждым днём мне всё труднее уйти от этих мыслей, а желание увидеть её становилось всё больше. Поводом стал предстоящий банкет, который проводили в честь возвращения героев с войны. Если бы это было раньше, то я бы не приехал, так как не любил посещать такие вечера, находя их невероятно скучными. Но это был шанс увидеть королеву, и поэтому я не мог не прийти. Множество приглашённых гостей приветствовали меня, а от взглядов дам, в том числе и замужних, становилось не по себе. Но это перестало иметь значение в тот миг, когда я увидел Её. Королева стояла на возвышении, рядом с королём, словно фарфоровая кукла, и не было никого прекраснее. Она была одета в очаровательное алое платье, чарующе подчёркивающее её юность и утончённую красоту. Я завороженно наблюдал, как она улыбалась гостям, как чинно и плавно скользила между танцующими парами, и не мог отвести взгляд. Собираясь подойти, я уже было хотел последовать за ней, но остановился, увидев, как меня опередил Ферзен. Прекрасно понимая, что он не стал бы слушать, скажи я хоть тысячу раз о том, что ему не стоит приближаться к королеве, я мог лишь неодобрительно покачать головой, с досадой принимая то, что был бессилен, если Её Величество сама желала быть с ним. Жгучая ревность охватила моё сердце, и, не желая давать волю столь низменным чувствам, я уже хотел было отвернуться и уйти, когда в неверии замер. Я подумал, мои глаза меня обманывают, но, казалось, королева всеми силами пыталась избежать общества графа. И чем больше пылкой страсти проскальзывало в его речи и манерах, тем отчаянней её взволнованный взгляд блуждал по залу. Словно она искала что-то. Или кого-то? Я не мог ей не помочь, и подошёл, пригласив на танец. Замерев и взволнованно ожидая её ответа, я гадал, стоило ли вообще вмешиваться, и было ли её волнение и правда вызвано желанием скорее закончить их разговор. Однако я не мог оставаться в стороне, ведь, даже если я ошибался, бездействие для меня было бы во много раз хуже! Взволнованный моим присутствием, Ферзен вмиг ощетинился и подобрался, пытаясь дать понять, насколько он был недоволен моим вмешательством, а меня разозлило то, что он игнорировал желания королевы и столь дерзко отвечал за неё. Но тут моя злость внезапно улетучилась, а её место заняло привычное уже за эти дни чувство удивления, когда Её Величество мягко отказала тому, кто ранее столь сильно волновал её сердце, и столь трепетно ответила на моё предложение согласием. Я ликующе улыбнулся, осознав, что всё сделал правильно, и моя рука невольно сжалась, несильно охватывая её маленькую ладошку. Мы танцевали, неспешно продвигаясь по залу, и вели тихую беседу. Минуты, проведённые с ней на этом балу, можно назвать самыми счастливыми за всё то время, что я на них бывал. Её озорная улыбка, ласковый взгляд и шутливый тон, с которым она по-доброму дразнила меня - всё в ней было прекрасно, и я не мог не погрузиться в это потрясающее чувство умиротворения, что согревало душу. Окрылённый этими эмоциями, я предложил ей звать меня по имени. Признаюсь, я испытал бы истинное блаженство, зови она меня так. Моё сердце трепетало от предвкушения, а разум охватили столь светлые чувства, что я даже забыл о том, что это могло причинить ей неудобства. Но она не удивилась и не отказалась, а, улыбаясь, предложила звать её Марией. Мария… «Мария?» – я неожиданно замер. – «Что ты себе напридумывал, Гилберт! Я ведь не посмею звать её так…» – наконец осознав, какую вольность допустил, смутившись от собственных мыслей, я растерянно посмотрел на неё, не в силах совладать с собой. Но в тот же момент до меня дошло, что она меня дразнит, и я с облегчением вздохнул, журя её за это баловство. Впрочем, я не мог не рассмеяться, видя, как Её Величество всеми силами старалась показать мне, что всё совсем не так - и её поведение в тот момент так сильно напоминало шаловливого ребёнка! Делая следующий шаг, я заметил, как она споткнулась, и мне ничего не оставалось, как спешно поймать её и притянуть к себе. – Ваше Величество! – я с укором посмотрел на неё, пытаясь унять свои переживания, но, кажется, она меня неправильно поняла и, в волнении отдавив мне ногу, поспешила извиниться. Я улыбнулся. Что ж, раз такое дело, стоило ли мне ответить тем же? ... В тот же миг я пожалел об этом. Боже, её очаровательное насупившееся личико было столь прекрасно, что я больше не мог себя сдерживать и рассмеялся во весь голос. Ну надо же! Я и не помню, когда в последний раз на душе было столь радостно! И лишь вдоволь насладившись внезапной отрадой, я понял, что мы привлекли к себе слишком много внимания, но, как бы то ни было, следующие действия королевы заставили меня ошеломлённо застыть. Я не мог до конца поверить в то, что происходило, но кто бы мог подумать, что она будет столь открыто флиртовать со мной? Это внезапное поведение сбило меня с толку, и в который уже раз за сегодня я не мог и шелохнуться, не смея верить в то, что вижу. Мой взгляд потемнел, жадно ловя каждое движение её соблазнительных губ, а тело немедленно отозвалось на чувственные прикосновения. Она дразнила меня, на этот раз небрежно, вызывающе… но это больше не казалось мне смешным. Пары мгновений хватило, чтобы разбудить недавний жар, который мне с таким трудом удалось подавить, и я невольно отвёл взгляд в сторону, не желая, чтобы она видела меня таким. В борьбе со своими чувствами я не заметил, как прижал её сильнее, и через какое-то время пришёл к мысли, что больше никогда не стану её провоцировать! Еле удерживая под контролем ту бурю эмоций, готовую вырваться наружу, я повернулся к ней, чтобы извиниться, и больше не смог проронить и слова. Тот пожар, что горел в груди, мог запросто сжечь нас в своём неистовом пламени. А я не хотел сгорать, не имел на это права… как и не желал причинять ей боль. С трудом дождавшись окончания мелодии, я простился с королевой и поспешил покинуть зал. Даже ночная прохлада не могла мне помочь, и я с ужасом осознал, что, задержись там ещё хоть на миг, и она… она бы никогда не смогла меня простить!***
Через день мы поехали в Париж.***
Засветло встав с постели, я пытался взять под контроль расшалившиеся нервы, но не мог успокоиться. Я не мог представить, как мне теперь смотреть ей в глаза или хотя бы начать разговор, ведь был уверен, что тогда она заметила те чувства, что я так отчаянно пытался скрыть. Подъехав к Версальскому дворцу, я сгорал от беспокойства и неуверенности, боясь, что на её лицо может вернуться та холодность и отчуждённость, которые я уже видел однажды. Но один взгляд на королеву заставил позабыть обо всём. Увидев, как она без сил опустилась рядом со мной на сидение, даже не заметив моего присутствия, я понял, что она была сильно измотана, и, списав её состояние на заботу о государственных делах, я мог только безмолвно поддержать Её Величество, сидя рядом и охраняя её сон. Карета тронулась, и я подхватил спящую королеву за плечи, чтобы она ненароком не упала от внезапного резкого толчка. Она выглядела очень уставшей, но это никак не влияло на волшебную красоту её образа. Пускай он обрёл некоторые мужественные черты в связи с необычной причёской, однако пара ниспадающих на плечи небольших завитых локонов придавали её лицу изящную утончённость, сохраняя женскую привлекательность. Я не мог не восхититься смелостью этой удивительной женщины, которая так открыто смела бросать вызов всему, что её не устраивало – даже моде. Мы проехали уже довольно много, но Её Величество всё не просыпалась, а я не смел её будить, несмотря на то, что плечо уже начало затекать, и меня так и тянуло сменить позу. Стараясь отвлечься, я рассматривал пейзажи за окном, погружённый в мысли о том, как началось это утро. Внезапно она что-то пробормотала, но так тихо, что, силясь расслышать, я в беспокойстве склонил голову к ней. – Гил… -берт, – моё имя неожиданно сорвалось с её чувственных губ, а черты её лица посветлели, когда она улыбнулась сквозь сон. Я ей снился? В удивлении продолжая смотреть на неё, я не мог не задохнуться от охватившей меня нежности, что позволила отпустить все прошлые страхи. – Мария, – моя рука невольно потянулась к ней, пальцами легонько очертив её щеку. Не в силах совладать с собой, я старался навсегда запечатлеть этот момент в своём сердце. «Ведь никто не узнает, правда? Интересно, что она видела в своём сне?» – я смотрел на её приоткрытые чуть влажные губы в ожидании, что она скажет что-то ещё, не заметив, как приблизился слишком близко. Внезапно она приоткрыла глаза, а я осознал, в какой ситуации оказался. Смущённый, я хотел было разорвать дистанцию и дёрнулся назад, но наткнулся на её руки, непонятно, когда обвившие мою шею. Я был ошеломлён и не понимал, что происходит, наблюдая, как в её взгляде плещется страстное желание. Тут она с силой потянула меня назад и, щекоча дыханием мои губы, сладко прошептала: – Прошу, поцелуй меня ещё…***
Это было началом конца, но не в том смысле, о котором можно было подумать. Эта поездка в Париж оказалась судьбоносной, перевернувшей всю мою жизнь с ног на голову. Однако я был этому только рад. Мари привнесла в мою жизнь не только смех и радость, но и подарила мне новый смысл жизни - безрассудную любовь к ней. Она была словно не от мира сего! Её образ мышления, её искренность, доброта, любовь к детям… Тут я не мог не вспомнить, как она с искренней заботой отнеслась к той маленькой девочке, что всё никак не хотела ложиться спать. А её необычные сказки? Где только она их услышала! Всё в ней было прекрасно, но настолько же и таинственно. Она словно не боялась никого и ничего в этом мире! Будто знала обо всём наперёд - так это выглядело со стороны. И такие мысли, похоже, были не у меня одного. Неудивительно, что в один день она стала солнцем для всей Франции! Сколько бы раз мы не выбирались с ней на прогулки в город, стоило нам появиться, как её тут же окружали люди, восторженно приветствуя её и улыбаясь. Дети дарили ей свои поделки, а взрослые выражали слова благодарности. Мы часто прогуливались по Сене, и однажды она рассказала мне, как хотела бы очутиться рядом с морем и прогуляться по мокрому песку. Это была необычная мечта, и вряд ли бы в будущем представился хоть малейший шанс, но я не мог не поддержать ту, кого всем сердцем любил, и пообещал, что однажды мы обязательно так и сделаем. Время шло незаметно, миновал почти год, и я мог бы с уверенностью заявить, что он был самым мирным в истории! Но мир - лишь затишье перед бурей… Я осознал это в тот миг, когда держал её в своих руках. Это был миг, когда всегда белоснежные перчатки стремительно окрасились кровью.»