***
Яркое голубоватое свечение пробилось сквозь сомкнутые веки, выдергивая из сна, Лив поморщился, потер глаза, и сначала не поверил им, увидев у своего письменного стола огромную пугающую фигуру. Фигура смотрела на него круглыми бликующими глазами несколько секунд, потом схватила коробку со всеми разработками, дневниками, носителями информации, и ринулась бежать. Лив никогда не был спортсменом, но молодость и небольшой вес давали свои преимущества. Он мчался, как в долбанном фильме, перепрыгивая с крыши на крышу, и чуть не ослеп, увидев огромный круглый портал, от которого и исходило то самое свечение. Фигура исчезла в нём вместе с делом всей его жизни, и Лив рванулся из последних сил прямиком в неизвестность, игнорируя угрожающий треск, вой и лязг, исходящие от портала. Вспышка, и он сидит на каком-то пыльном чердаке с ломящей болью по всему телу, кровоподтеками на лице и руках, а вокруг — совершенно неизвестный мир. «Может, это и есть жизнь после смерти?» — подумалось тогда ему, но совсем скоро он выяснил, что это и есть жизнь. Просто жизнь. Еще до смерти. Просто мир совершенно другой, более современный и пугающий. Он жил в самой старой части города, которая наиболее походила на привычную для него среду, питался практически из помоек, пока сердобольная хозяйка одного из мотелей не наняла его из жалости разнорабочим, дав взамен чердачную комнатку, одежду, забытую постояльцами, еду с общего стола, и подкидывала изредка немного денег со сдачи на проезд или личные нужды. Несколько месяцев скитаний в незнакомой среде плохо сказались на его физическом и психическом здоровье, и большую часть свободного времени он сидел на своем чердаке, пытаясь осмыслить происходящее. Лив был умным парнем, и смекнуть что к чему ему удалось довольно быстро. Поболтав невзначай с Дэб — хозяйкой, для которой он придумал целую историю про грустное голодное детство, нападение на него в подворотне неизвестных и частичную амнезию, он вызнал некоторые интересные факты про Новый Город, местные порядки и про «странных киборгов», которые «совершенно не похожи на нормальных». Ещё какое-то время Лив потратил на поиски пропавшего дневника и его похитителя, и БИНГО, один из киборгов привёл его к тому самому заброшенному букинистическому магазину, и теперь, имея на руках дневник и механизмы, Лив обязательно вернется в свой мир, надо просто добыть последний механизм, и он сможет заново отстроить портал.***
Капитан Бадонски смотрел на шестой труп с нескрываемой грустью в глазах. Пусть и киборг, пусть и порабощенный хитрым механизмом, но с совершенно человеческим лицом, и такие же человеческие серые глаза смотрели с этого лица невидящим взглядом в серое от смога небо. Профессор Руд опустил ему тяжелую пятерню на плечо. — Понимаю, мой друг, — пробасил он, — на них грустно смотреть. они почти люди. — Они и есть люди, — Бадонски было вздрогнул от неожиданной поддержки профессора, но его слова заставили полицейского нахмуриться и немного разозлиться, — Они и есть люди, уважаемый профессор. И у этого бедолаги тоже была семья, любимые, друзья. Я преклоняюсь перед вашим талантом, профессор Руд, вы знаете это лучше кого-либо, но ваши изобретения… О, бог, если ты есть, они бесчеловечны и аморальны. Профессор Руд безразлично пнул ботинок, выглядывающий из-под латексной накидки, защищающей экспертов от кислоты, и от этого пинка рука киборга вывалилась наружу. Бадонски дёрнулся, и кинулся было поправлять руку, но профессор схватил его за запястье. — Что есть человеческие жизни перед лицом науки, капитан? — произнес он, отбрасывая руку полицейского, — Всего лишь единицы в отчетности, которые сложатся в историю. Эти жертвы необходимы и полностью оправданы, а вот ваша жертва, капитан если вы и дальше будете забывать о технике безопасности, будет совершенно бессмысленна. Вас никто не вспомнит за вашу жалость к железякам. Это был шестой, и мы не поймали его на горячем. Подкинем еще одного ради удачного дела? — Но их всего было шестеро, сэр! — щеки Бадонски возмущенно вспыхнули. Профессор пожал плечами. — Механизмы еще есть, отыщите контейнер. Я достаточно знаю этого мальца, чтобы с уверенностью сказать, что он придет за седьмым. Давайте, Бадонски, придите в себя! Не жалейте биомусор! Профессор развернулся, и вальяжно, почти лениво, начал удаляться. — Я в себе, — процедил Бадонски сквозь зубы, и я вас ни капли не жалею.